Глава шестая. Женщина в черном платье плакала.

Женщина в черном платье плакала.

Она стояла на коленях перед могилой, крепко сжимая рукой кромку гранитной плиты памятника. Ее хрупкое тело вздрагивало при каждом всхлипе. Седые волосы, еще недавно убранные в аккуратный узел на затылке, постепенно, прядь за прядью, выбивались из-под стягивавшей их ленты.

Чарли Сент-Клауд наблюдал за ней из-за самшитовой живой изгороди. Естественно, он узнал эту женщину, но из деликатности не стал подходить к ней: уж кто-кто, а Чарли всегда с пониманием и уважением относился к чужой боли и скорби. Чуть позже он непременно постарается утешить ее, предложит свою помощь, но это будет потом. А пока что он счел за лучшее держаться поодаль. Он убрал рабочие перчатки в задний карман брюк, закинул в рот подушечку жевательной резинки «Базука» и стал ждать.

Он сам вырыл эту могилу сегодня утром, сам перенес сюда гроб с катафалка, а потом опустил его в могилу и сам забросал землей. Больше в этот день похорон на Уотерсайдском кладбище назначено не было. Работа шла неспешно своим чередом. Один из подчиненных Чарли приводил в порядок живые изгороди, другой отмывал от грязи памятники водой из шланга, третий был отправлен собирать ветви, попадавшие с деревьев во время последней бури. Сентябрь вообще всегда был мертвым сезоном в похоронном бизнесе. Почему так получалось, Чарли точно не знал, но статистика была неумолима: самыми напряженными месяцами здесь, на кладбище, были декабрь и январь. Люди чаще умирали в холодное время года. Что было тому причиной – сами холода или последствия излишеств, которые люди позволяют себе в праздники, – Чарли не знал.

Тринадцать лет назад Чарли Сент-Клауд впервые оказался на кладбище Уотерсайд. Тринадцать лет назад парамедики оказались бессильны и не спасли его младшего брата. Тринадцать лет назад Сэм был похоронен в маленьком гробу неподалеку от Рощи Теней. С тех пор прошло тринадцать октябрей. Тринадцать чемпионатов США по бейсболу. Тринадцать лет Чарли держал данное Сэму обещание.

Он все еще был красивым молодым человеком с копной светлых рыжеватых волос. Особое очарование ему придавала та самая ямочка на одной щеке, появлявшаяся при каждой улыбке. Взгляд его карих глаз, словно растаявшая теплая карамель, обволакивал собеседника. С годами мать все чаще заявляла, что Чарли становится похож на отца, – сомнительный комплимент, особенно учитывая, что на единственной отцовской фотографии, оставшейся в их доме, Чарли имел удовольствие лицезреть весьма потертого и помятого жизнью человека верхом на мотоцикле и, естественно, с водруженными на лоб авиационными очками – «консервными банками».

За годы после той аварии Чарли еще вытянулся, и теперь его рост составлял шесть футов и три дюйма. У него были широкие плечи и крепкие сильные руки, хорошо натренированные постоянной переноской гробов и могильных плит. Раны, полученные в автокатастрофе, зажили, и о той кошмарной ночи в облике Чарли напоминала лишь легкая, едва заметная хромота. Врачи сказали, что на оставшиеся в его большой и малой берцовых костях штифты, винты и металлические пластины обязательно будут реагировать металлодетекторы в аэропортах. Возможности проверить правоту этого утверждения у Чарли до сих пор не появилось.

После аварии он окончил школу и даже проучился пару лет в Салемском государственном колледже. Он поступил на медицинский факультет и получил диплом начального уровня, что давало ему право работать фельдшером в бригаде «скорой помощи» или в спасательной службе. Впрочем, какие бы перспективы ни давало ему полученное образование, Чарли так и не покинул родной город. Он не мог уезжать далеко от Уотерсайдского кладбища. Даже любовь к хорошенькой молодой учительнице, жившей в Пибоди, не заставила его тронуться с места. Он был накрепко привязан невидимыми нитями к этому кладбищу и своему обещанию.

Уотерсайдское кладбище было его миром – вселенной, раскинувшейся на восьмидесяти акрах травы и гранита, окруженных по периметру кованой железной решеткой. Чарли жил в доме кладбищенского смотрителя, стоящем на опушке рощи. В его обязанности входило буквально все: и сам процесс похорон, и уход за территорией, и поддержание общего порядка. Работа была ответственная, но и Чарли всегда был ответственным молодым человеком – за исключением того единственного вечера, когда авария на мосту перевернула всю его дальнейшую судьбу.

Теперь, в двадцать восемь лет, Чарли мог сказать, что провел всю свою взрослую жизнь, присматривая за мертвыми и живыми на Уотерсайдском кладбище. Он многим пожертвовал ради того, чтобы исполнить данную Сэму клятву. Он отказался даже от главной мечты своей жизни – работать в офисе «Ред Сокс» на стадионе «Фенвей-Парк» или в представительстве клуба в штаб-квартире Национальной бейсбольной лиги на Парк-авеню в Нью-Йорке.

Сегодня, как и каждый день, Чарли видел, как кто-то страдает и плачет, и ему тоже становилось больно. Так было всегда. Молодые, старые, здоровые или больные – приходили, страдали здесь, скорбели, а потом уходили.

Колени пожилой женщины упирались в свеженасыпанный могильный холм. Чарли совсем недавно привел его в подобающий вид. Все было сделано в соответствии с муниципальными нормативами и положениями: тридцать шесть дюймов в ширину, девяносто шесть в длину, четыре фута в глубину. Сверху восемнадцать дюймов земли.

Женщина попыталась встать, но ноги у нее подкосились, и она снова опустилась на одно колено. Вот и настал момент предложить ей помощь. Чарли выплюнул жвачку и подошел к женщине. Он был одет в форменную бледно-голубую рубашку поло с логотипом кладбища, отутюженные брюки цвета хаки и рабочие сапоги.

– Миссис Фиппс? – позвал он.

Та вздрогнула, обернулась и посмотрела на него невидящим взглядом.

– Это же я, – сказал он.

Она покачала головой, явно не узнавая его и не понимая, что происходит.

– Это я, Чарли Сент-Клауд. Вы у нас английский учили.

Женщина вытерла глаза и кивнула:

– Конечно, я тебя помню. Вот только ты, видно, позабыл правильное употребление глаголов: это не я учила, а вы учили, а я преподавала.

– Ну извините, – сказал Чарли, обезоруживающе улыбаясь.

Рут Фиппс слегка покачалась вперед-назад, перенося свой вес с носка на каблук остроносых туфель и обратно, и даже сумела изобразить на лице что-то вроде слабой улыбки. Когда-то в школе все звали ее за глаза Рут-инквизиторша, и было за что: она наводила ужас на всех старшеклассников Марблхеда, средний балл в аттестатах которых становился значительно ниже после сдачи организованных ею зачетов и совершенно невыносимых выпускных экзаменов.

– Чарли Сент-Клауд, – повторила она. – Подожди-ка… Ты вроде бы получил пятерку на первом экзамене, потом эта авария… твой брат…

– Это уже давняя история, – сказал Чарли, засовывая руки в карманы. – Я просто подошел, чтобы высказать вам свои соболезнования. И кстати, должен отметить, что вы выбрали одно из лучших мест на всем кладбище.

Миссис Фиппс покачала головой:

– Все произошло так неожиданно, так внезапно. Я даже попрощаться не успела.

Она вытерла слезы, и вдруг ее лицо приобрело самое обычное, совершенно человечное выражение. Руки у нее были тонкие, как ивовые ветви, глаза – темные, как ивовая кора. Смерть действительно великий уравнитель.

– Я очень вам сочувствую, – сказал Чарли.

– И что же теперь со мной будет? Что я буду делать? – Она все еще дрожала. – И что будет с моим любимым Уолтером?

– Поверьте, – сказал Чарли, – все будет хорошо. Нужно только время, чтобы привыкнуть. Вы сами увидите, все наладится.

– Ты уверен, Чарли? – спросила она шепотом.

– Вне всяких сомнений.

– Ты всегда был таким умным, таким заметным мальчиком. Я все хотела узнать, как сложилась твоя жизнь.

– Я живу вон там – в доме у рощи, – сказал он. – Заходите, всегда буду рад вас видеть.

– Это славно, – ответила миссис Фиппс, заправляя выбившиеся пряди обратно в прическу.

Она одернула платье и осторожно и как-то неуверенно сделала несколько шагов по траве.

– Пожалуй, я пойду, – задумчиво пробормотала она. – Спасибо тебе за помощь, Чарли.

– Рад был оказаться полезным.

Миссис Фиппс медленно побрела к большим железным воротам, выходящим на дорогу в Вест-Шор.

Чарли сел за руль служебного мини-трактора и отправился в ежевечерний объезд своих владений. Он чертил привычные зигзаги по кладбищенским дорожкам, лихо, по-раллийному, с заносом проходя поворот за поворотом. Когда он только начинал здесь работать, осмотр территории занимал у него больше часа: нужно было обойти все кладбище и проследить, чтобы никто из скорбящих родственников не остался здесь, погруженный в печальные думы. Следовало также разбудить и направить к выходу задремавших любителей прогулок на свежем воздухе и, разумеется, выпроводить с территории прятавшихся за могильными памятниками подростков. С появлением моторизованной тележки для перевозки инвентаря дело пошло быстрее, а со временем, поколдовав втихаря над мотором и добавив ему немало лошадиных сил, а также модернизировав подвеску, Чарли стал управляться с ежевечерним объездом меньше чем за двадцать минут. Теперь этот небольшой грузовичок с надписью «Уотерсайд» по обоим бортам изрядно облегчал ему жизнь.

Объезд он всегда начинал с северного края – с самого гребня холма, от склепа с мраморными барельефами, изображавшими трубящих ангелов. Маршрут проходил через все кладбище до его южной границы. Каждый фунт гранита, каждый бутон бегонии – все здесь являлось, с точки зрения Чарли, неоспоримым доказательством того, что человеку свойственно неизбывное желание остаться после смерти в памяти у живых. Чарли пересек склон, названный Долиной Спокойствия, и притормозил на повороте, чтобы полюбоваться панорамой залива. Как раз в это время в бухту, как обычно, заходил экскурсионный катер, стилизованный под старинную шхуну. Следующую остановку Чарли привычно сделал у знакомой могилы, чтобы поздороваться с пожилым джентльменом в полосатом льняном костюме, державшим в руках красную пластмассовую лейку.

– Добрый вечер, мистер Гидри, – сказал Чарли.

– А, Чарльз, привет! – ответил Палмер Гидри.

Волосы у него были совершенно седые, а на лице тут и там торчала белесая щетина – результат не слишком аккуратного стариковского бритья. Он был одним из так называемых завсегдатаев кладбища – из тех в основном очень пожилых людей, которые приходили сюда каждый день, чтобы поклониться могиле близкого человека. Мистер Гидри ежедневно возлагал цветы к могиле супруги и вытирал пыль с надгробного камня. К стволу ближайшего дерева был прислонен старенький кассетный магнитофон, из динамиков которого звучала музыка Брамса.

– Вообще-то мы закрываемся, – напомнил Чарли. – Может, вас подбросить?

– Ну что ж, не откажусь. Очень любезно с твоей стороны.

Чарли выбрался из-за руля, едва заметно поморщился от привычной боли в колене и подошел к старику.

– Давайте я помогу вам собрать вещи.

Этот разговор повторялся здесь, на этом самом месте, почти каждый вечер. Чарли внимательно наблюдал за состоянием мистера Гидри. У того была первая стадия болезни Альцгеймера, что пока сказывалось лишь на способности запоминать недавние события. Старик не помнил, что было вчера или пару дней назад, зато с легкостью и в малейших деталях восстанавливал события далекого прошлого. Так, он напрочь забыл, что накануне приходил на могилу своей обожаемой Бетти, и вместе с тем как сейчас видел ее во время их первого танца на студенческом балу. Он понятия не имел, что Чарли подвозит его к воротам кладбища почти каждый вечер, зато совершенно отчетливо помнил изумленное выражение лица Бетти, когда у нее много лет назад случился инсульт.

Мистер Гидри аккуратно сложил пыльную тряпку и упаковал ее в рюкзачок. Потом выключил магнитофон и еще раз оглядел могилу.

– Нравятся мне эти розовые кусты, – сказал он, аккуратно прикасаясь к одному из пунцовых бутонов. – Знаешь, это были любимые цветы Бетти.

– Да, вы мне говорили, – ответил Чарли, укладывая в кузов рюкзак и магнитофон мистера Гидри.

– Слушай, а я ведь, наверно, не рассказывал тебе, как Бетти однажды решила засадить весь наш двор розами, причем одинаковыми – с розовыми цветами? Так вот представляешь, все кусты прижились и со временем выросли здоровенные, футов семь в высоту, – сказал старик, забираясь на сиденье и не выпуская из рук своей красной лейки.

– Как-то раз вы упоминали об этом.

– Спокойной ночи, Бетти, – сказал мистер Гидри. – Сладких снов тебе, любимая. Скоро увидимся.

По дороге вниз с холма мистер Гидри уже, наверно, в тысячный раз рассказал историю про так замечательно выросшие у них розовые кусты. Чарли любил этот ритуал. Ему нравилось, как старик подмигивает чуть ли не на каждом слове и как почти каждый вечер пускает слезу, когда трактор подъезжает к воротам, выходящим на Вест-Шор.

– Спасибо за рассказ, мистер Гидри, – сказал Чарли.

– Не зайдешь ко мне сегодня вечерком поужинать? Я приготовлю что-нибудь из любимых блюд Бетти. Например, запеку буженину по ее рецепту. Уверяю, такой буженины ты еще не пробовал.

– Большое спасибо, – ответил Чарли. – Я бы с удовольствием, но, к сожалению, у меня накопились кое-какие дела, которые никак нельзя откладывать.

– Ну смотри, – сказал мистер Гидри. – Ты и не представляешь, от чего отказываешься.

Чарли проследил взглядом, как мистер Гидри залезает в свой «бьюик» золотистого цвета и медленно выруливает с парковки на неширокую двухполосную дорогу. Потом он взглянул на часы. Было двенадцать минут седьмого. До заката оставалось ровно тринадцать минут. Тяжелые железные створки ворот закрылись с пронзительным скрипом. Петли давно пора было смазать, но в то же время в этом знакомом звуке присутствовало какое-то очарование и ощущение постоянства и неизменности хотя бы чего-то в бренной земной жизни.

Чарли повернул большой ключ, похожий на вынутую из скелета кость. Уотерсайдское кладбище было закрыто на ночь – до восьми утра. Он вернулся к трактору и взобрался на сиденье. Все шло как обычно: на кладбище ни души, над газонами повисла завеса водяной пыли из поливалок-разбрызгивателей.

Разлившееся вокруг спокойствие было почти осязаемо. Теперь этот рай на земле принадлежал лишь ему одному; четырнадцать часов до тех пор, пока окружающий мир не вернется. Для Чарли это были самые восхитительные моменты. Время для него одного. Время быть. Время думать. Но в первую очередь – время, чтобы делать самое важное дело – там, в глубине примыкающей к кладбищу рощи.

Дата добавления: 2015-08-13