Меруецкий блестящий огонек

В тот самый день, когда патеры Санта Мадре праздновали блестящую победу над представителем враждебного им ордена Летучей петли, который был приговорен Изабеллой Бурбонской к смерти, и ликовали по поводу этого приговора, вызванного не только ловкими словами монахини Патрочинио, но еще более частыми просьбами вдовствующей королевы, какие-то крестьяне доставили на улицу Фобурго тяжело раненного монаха Жозэ. Утром они случайно нашли его в дикой равнине, между пустыней святого Исидора и Меруецким лесом. По коричневой рясе и серебряному образу узнали, откуда этот окровавленный и бесчувственный человек.

Жозэ все еще находился в полном беспамятстве и казался мертвым, так что монахи должны были серьезно позаботиться, чтобы спасти и вылечить его.

Известно, что многие монастырские лекарства уже испытаны и отлично действуют на различные болезни. В Санта Мадре имелась трава, которую прикладывали к ране, чтоб она скоро заживала.

Жозэ положили на жесткое ложе, освежали голову и лоб холодной водой и через два дня с удовольствием заметили, что он, наконец, открыл глаза и ожил.

Конечно, он все еще бредил и вообще видно было, что он сильно пострадал, но послушник, ухаживавший за ним, объявил, что и это болезненное явление скоро пройдет.

Несмотря на бледность лица и худобу, Жозэ по природе был так хорошо и крепко сложен, что мог легко перенести потерю крови, но он все-таки погиб бы, если бы крестьяне не нашли его случайно на равнине и не подали помощь. Он так привык к милостям судьбы, что и это новое чудесное спасение нисколько не удивило его и, когда он опять пришел в себя, у него не вырвалось ни одного искреннего слова благодарности, хотя он часто молился с послушником, ухаживавшим за ним.

Во сне и наяву он говорил про Меруецкий лес, про одинокую хижину и про вампира, настаивая на том, что он их нашел. Сначала монахи принимали эти слова за продолжение бреда, так как при этом он часто весь дрожал и страшно закатывал глаза.

Но когда Жозэ сделался спокойнее, рана его начала залечиваться и воспоминания, казалось, прояснились, они стали охотнее прислушиваться к словам брата, известного своей хитростью, но Жозэ нарочно продолжал говорить бессвязно и оставлял про себя задуманный им план. Этот план приводил его иногда в такое бешенство, что он часто неистовствовал в своей келье до того, что один раз ночью призвали патеров, так как прислуживавший брат не знал, что с ним делать.

Антонио и Маттео вошли к бледному Жозэ. Он вскочил с постели и стал посередине кельи. Глаза его блестели и закатывались, щеки были бледны и впалы, губы, окаймленные рыжей бородой, бесцветны.

— Они должны быть в моей власти, все, — шептал он, страшно улыбаясь, — я не должен медлить, давно пора!

— О ком говоришь ты, благочестивый брат? — важно и спокойно спросил его старец Антонио.

— А — это вы, достойный отец! Дайте мне фамилиаров мной избранных! Я вам приведу вампира, Энрику, владетельницу Дельмонте, ее ребенка и одноглазую — они все вместе!

— Ты говоришь правду? — хитро спросил тучный Маттео.

— Благочестивый Маттео, это так же верно, как то, что вы исповедник вдовствующей королевы. Разве я говорю как сумасшедший?

— Где ты нашел этого вампира и Энрику?

— Это мой секрет. Я хочу сам разорить гнездо, и мне должно принадлежать то, что нравится! — лицо его горело, но потом он спохватился и продолжал, — то, что я ненавижу! Наконец, я хочу отомстить за свои страдания и потерю здоровья!

— Это тебе будет даровано, — отвечал старец Антонио, — если тебе в самом деле удастся воротить в Санта Мадре беглецов, если ты, как истинный и неутомимый слуга великого дела, отыщешь их местопребывание, мы тебе покажем наше особое благоволение! Ты отыскал общество Летучей петли — оно уничтожено! Ты уже нам раз привел вампира! Так слушай же: Энрику и ее ребенка, Марию Непардо и цыгана ты можешь сюда доставить живыми или мертвыми — делай с ними, что тебе заблагорассудится! Если ты привезешь даже и мертвых, то вступишь в священный дворец Санта Мадре.

Жозэ торжествовал — решение великого инквизитора было так благосклонно и настолько превышало самые дерзкие его ожидания, что душа его ликовала. Жители Меруецкого леса были даны ему в собственность — он мог безнаказанно и свободно с ними делать все, что вздумается, нужно только доставить их тела! И за это новое доказательство его рвения для великого дела ему надлежит вступить в священный дворец Санта Мадре и, следовательно, называться патером!

Такая ирония достаточно свидетельствует о развращенности отцов-иезуитов и ярко освещает цель и средства Санта Мадре, существующего на проклятие всей Испании. С отвращением содрогаешься при виде такого помрачения духа!

В наш век высшего развития, в век прогресса, покорившего пар для соединения частей света, в наш век железных дорог, в то время, когда электрическая искра делает ничтожным расстояние в сотни миль, когда посредством разных машин и открытий человеческое достоинство возвышается и развивается, в наш век было возможно, чтобы королева, которая должна была бы стоять во главе цивилизации и которая приняла от Бога высший и прекраснейший долг — вести свою страну и народ к свету и счастью, слепо и фанатически отдалась в руки этих людей тьмы!

Создатель предостерег ее, он видел и допустил Мерино поднять на нее руку.

Истории этой о прекрасной Изабелле Бурбонской, которой вверена была благословенная страна и великий народ, которая отвергла вернейших приверженцев и искренних друзей, суждено сделаться во всемирной истории ужасным предостережением и стыдом человечества.

Королева Испании не доверяла своим друзьям, она приговорила к смерти своих лучших министров и верила нашептываниям хитрой матери, неспособным и злонамеренным министрам и жадным иезуитам больше, чем гласу народа.

В Санта Мадре плели тайные сети и прятали в черном тумане золотой солнечный свет благоустроенной свободы. Жозэ ликовал, он чувствовал, что подходит к иезуитам, как волк к другим волкам, он нашел надлежащее место своей развращенной душе!

Он с наслаждением рисовал в своем воображении, как схватит жертву, теперь совершенно отданную ему в руки, он трепетал от восхищения и хотел с несколькими избранными фамилиарами в ту же ночь отправиться в Меруецкий лес и окружить пустынную долину, надеясь ее опять легко отыскать. Аццо должен был пасть первым, потом он надеялся, наконец, утолить свою страсть и жажду крови на Энрике и ее ребенке — только одни их тела принадлежали Санта Мадре!

Когда стемнело и пасмурное небо еще усилило темноту в столице Испании, сгорбленный человек, закутанный в черный полуплащ, выскользнул из ворот, глубоко выстроенных в стене монастыря улицы Фобурго. На нем была надета остроконечная испанская шляпа, и когда привратник быстро захлопнул за ним двери, он направился к площади Педро и повернул на улицу Толедо.

Всюду толпился народ — из кофеен и кабаков раздавались крики и разговоры, — заметно было возбуждение и озлобление. Отовсюду слышались слова:

— Да здравствует Летучая петля, да здравствует Олоцага!

Человек в остроконечной шляпе и полуплаще, в котором читатель уже, верно, узнал осторожного брата Франциско Серрано, маршала Испании, поспешно шел к Толедским воротам, придерживаясь поближе к домам. Он поменял рясу на прежнее платье, не только для того чтобы беспрепятственно действовать и в случае нужды сражаться, да и кроме того ему было известно, как толпы народа, боязливо и осторожно им избегаемые, неблагосклонно смотрели на монахов и патеров и даже, как несколько лет тому назад, слышались кое-где крики:

— Долой монахов, кровопийц, лицемеров! Однажды, когда ему надо было переходить мост, он встретился с небольшой толпой, которую нельзя было миновать. Он громко присоединился к их крикам и потом продолжал свой путь, презрительно улыбаясь. Наконец, он достиг загородного кабака, там его ожидали фамилиары. Полупьяные сыщики играли в карты и страшный шум вырывался вместе с отвратительными испарениями из окон кабака на большую дорогу. Жозэ увидал, что осторожные и хитрые служители инквизиции не привязали своих лошадей (между ними была одна и для него) перед кабаком, а поставили их в конюшню, находившуюся позади угрюмого, серого дома, рассчитывая беззаботно попивать свое кислое вино, отпущенное хозяином в долг.

Когда Жозэ показался в дверях кабака, наполненного дымом, раздался крик одобрения. Фамилиары высоко ценили брата Жозэ за то, что он помог им получить награду за поимку вампира и был всегда их щедрым покровителем.

Жозэ хотел поддержать свою хорошую славу у этих достопочтенных господ, и, по его приказанию, хозяин принес еще несколько бутылок малаги, но один только ярлык напоминал этот благородный напиток, самое же вино ничуть не было лучше дешевого вина, за которое заплатили фамилиары.

Около десяти часов Жозэ напомнил про отъезд.

Фамилиары поспешно допили остатки вина, чокнулись на прощанье кубками, которые осторожный хозяин, знавший с кем имеет дело, поставил вместо ломких стаканов, затем негодяи Санта Мадре крепко стукнули ими о стол и так честно и сердечно протянули руки покорившемуся обстоятельствам хозяину, как будто бы они были честные люди, степенно возвращающиеся домой.

Негодяй менее всего верит другому, и потому Жозэ сказал фамилиарам, что дело шло о важной поимке, но из осторожности воздержался назвать им имена и места действий, оставив это про себя. Двое из сыщиков привели лошадей, хороших испытанных скакунов, и через минуту Жозэ и его четыре провожатых сидели в седлах.

Было уже темно, но Жозэ так хорошо знал направление своего пути, что жители долины Меруецкого леса, как он думал, уже находились в его руках.

Он промчался мимо часовни святого Исидора, как какое-нибудь порождение ночи следовали за ним четыре фигуры, согнувшиеся над головами лошадей. Они пришпорили животных и полетели по пустынной степи, на которой кроме них не было видно ни одного человеческого существа.

Вся кровь кипела в Жозэ — с каждым мгновением он приближался к заветной цели! Он уже видел себя на пороге хижины, видел, как пьяные лазутчики хватают Аццо, дергают и мучат его, слышал отрадный для него звук — стоны терзаемого!

Потом его страстно взволнованной душе представились Энрика и ее дочь.

Около полуночи страшные всадники достигли горного хребта, тут они должны были сойти с лошадей и отыскать отдаленную одинокую хижину. Жозэ приказал фамилиарам привязать лошадей к дереву и потом осторожно и осмотрительно следовать за ним. Ночь была необыкновенно темная, а дорога в долину была очень крута и небезопасна.

По счастливому окончанию предприятия Жозэ обещал лазутчикам дорогую награду из Санта Мадре. Они не отставая следовали за Жозэ к лесу. Склон горы, покрытый деревьями и кустарником, лежал перед ними во тьме. То здесь, то там раздавался крик ночной птицы или рычание зверя, бежавшего при приближении людей.

Кругом царствовала зловещая тишина, нарушаемая только шагами крадущихся людей.

Жозэ осторожно шел впереди, он хорошо запомнил направление, по которому лежала хижина в долине, но ночь кладет на местность особый отпечаток, скрадывая все предметы. Спускаясь с возвышенности, Жозэ на минуту остановился, он должен был придерживаться левой стороны, чтобы ближе подойти к задней части одинокого домика и занять его фамилиарами.

— Следуйте за мной! — наконец, тихо проговорил он. — Я не ошибся, здесь с левой стороны мы подойдем к грядам, разведенным отшельниками.

Один из фамилиаров Санта Мадре под влиянием вина отпустил грубую шутку, и все его товарищи разразились громким хохотом.

У Жозэ был очень тонкий слух, и ему вдруг почудилось, что в кустах что-то зашелестело, он остановился — не выстрелить ли ему в том направлении, где шевелилось? Но тогда он разбудил бы жителей хижины, которых ему хотелось застать спящими. К тому же какой-нибудь зверь мог произвести этот шум. Один из фамилиаров неожиданно схватил Жозэ за руку.

— Смотри, — поспешно прошептал он, указывая на то место, где по мнению Жозэ должна была быть хижина, — ты не ошибся, там вдали блестит огонек.

Дрожа от нетерпения и ожидания, посмотрел он в ту сторону, их в самом деле манил бледный, мерцающий свет, проникавший должно быть, из какого-нибудь отверстия хижины. Сердце Жозэ дрожало от блаженства, он далее не мог ошибаться — желанные жертвы должны наконец попасть в его жадные руки, он и теперь простер их к манящему огоньку.

— Следуйте по моим стопам, — тихо сказал он.

Опять показалось ему, что что-то зашелестело в каких-нибудь двадцати шагах впереди и в нем укоренялось убеждение, что Аццо, оберегая женщин, подкараулил их. Какая-то фигура бежала вдали по направлению к мелькающему свету.

Жозэ погонял лазутчиков, ему хотелось поймать эту фигуру, и он стремглав бросился вперед. Фамилиары не отставали, они поспешно спустились с возвышенности к манящему огню и в своем нетерпении не заметили, что этот обманчивый свет, несмотря на их скорый бег, все еще не приближался, до тех пор пока двое из них, бежавшие впереди, не попали по грудь в болото, которое далеко простиралось за грядами хижины.

Жозэ тоже, последовав за блуждающим огнем, с отвратительным проклятием погрузился по колени в зеленую, сверкающую глубь, но тут же увидал в незначительном отдалении старательно возделанные гряды, за которыми должна была стоять хижина.

Он еще вовремя успел вытащить все более погружавшихся лазутчиков, которые с трудом выкарабкались на твердое место в лесу и в сильном гневе, с проклятиями последовали за спешившим вперед Жозэ. Лицо его выражало надежду и уверенность в успехе, он уже видел перед собой хижину, в которой было совершенно темно — доверчивые обитатели спали, не предчувствуя никакой опасности, его план должен был удаться!

Жозэ осторожно приблизился к двери — фамилиары тихо крались за ним, он хотел им прежде предоставить цыгана, чтобы они выместили на нем свою ярость. Казалось, что ненавистный спал.

Жозэ стукнул в дверь — она подалась, с торжествующим хохотом ворвался он в хижину и алчно оглядел ее.

Ужасное проклятие вырвалось из его уст, а руки дико сжались — хижина была пуста! Лазутчики Санта Мадре кричали от злобы, они обыскали все углы, все оставленные постели — все напрасно!

— Опоздали! — бормотал Жозэ, весь дрожа от бешенства. — Мох еще теплый — мы должны найти их следы, они не могут быть далеко отсюда.

Через несколько минут в хижине, служившей мирным убежищем для Энрики и ее дочери, затрещало красное пламя, заблестел огонь, пожирая доски и балки. Красный свет страшно освещал бледное лицо Жозэ, которого тешило это разрушение. Если уж он не нашел своих жертв, то его нечеловеческой душе было приятно, по крайней мере, истребить их жилище. Мох постелей выдал ему, что они не могли далеко уйти, и он с дьявольской страстью разослал по всем направлениям преследователей. Только горящая, пылающая масса обозначала то место, где некогда стояла хижина старого Мартинеца.

[1]

[2]

[3]

[4]

[5]

[6]

[7]

[8]

[9]

[10]

[11]

Дата добавления: 2015-08-05