Главы Ермака

Сергей Попов-Ладанов

Глава четвертая

1
Казаки с честью всех убитых
Товарищей похоронив,
Три дня, не зря врагов разбитых,
К Сибири плыли, путь открыв.
Сибирь был град реке прилежный,
К защите: скос крутобережный
От Иртыша шел стороны;
С других сторон были видны
Три вала в насыпь с рвом глубоким.
Дома с нежженых кирпичей
Иль с дерева столицы сей
Встречали видом одиноким
Казаков. Тихо было здесь,
Как будто вымер город весь…

2
Ермак подумал, что татары
В засаду сели, затаясь,
Известно–хитры на ковары,
Не оплошать бы водночась.
Имея воинскую сметку,
Он нескольких людей в разведку
Послал всё высмотреть вокруг,
Беды да б не случилась вдруг.
Казаки, возвратясь, сказали,
Окрест проверив каждый куст,
Что город совершенно пуст,
И жители его бежали,
Но точно не сказать, когда,
И им неведомо, куда.

3
Тогда нательный крест на вые
Ермак, целуя, обнажил
И, как в историю России,
В Сибирь торжественно вступил.
В том городе казачье братство
Нашло великое богатство
Неунесенного добра:
И золота, и серебра,
Мехов собольих драгоценных
И самоцветных всех камней,
Бухарских огненных парчей,
Восточных сабель незубренных.
Ермак велел добро сложить
И все по-братски разделить.

4
Но что ж казаки приуныли?
Татарским царством овладев,
Они три дня в Сибири жили,
Последние запасы съев.
Люта своими холодами,
Зима была не за горами,
Идти ж куда – не стало сил,
И голод смертью им грозил.
Но на четвертый день с дружиной
Пришел остяцкий князь Боар
С всем множеством запасов в дар
И с клятвой в верности единой,
Чтоб милосердный дал покров
Ермак остякам от врагов.

5
Сказал он: «Будь заступник нашей
Ты жизни, мы ж тебе друзья.
Я видел под горой Чувашьей,
Что победить тебя нельзя.
Об этом я донес народу.
Возьми ж подарки и свободу,
Да будет меч охранный твой
Над нашей бедной головой».
Ермак, быв ласков с князем смирным,
Изрек: «Никто не тронет вас,
Живи спокойно, в добрый час,
На прежнем месте. Знай, настырным
Врагам твоим на укорот
Ермак всегда свой меч найдет».

6
А за остяками с Тобола
И с Иртыша татары шли,
И главы мужеского пола
Детей и жен с собой вели.
Без государевой бумаги
Ермак тех глав привел к присяге,
Переписал для простоты
И отпустил в свои юрты.
Их легкой данью облагая,
Ермак, как подданных своих,
Берег от притеснений злых,
Доверие их обретая;
Казакам ж сразу дал понять –
Чтоб басурман не обижать.

7
Постом ль, молитвой ежедневной,
Желая Богу угождать,
Ермак для чистоты душевной
Стремился плоть свою смирять.
В его дружине самый смелый,
Но первый грешник закоснелый,
Иван Кольцо, и тот, как внял,
К себе заметно строже стал.
Ермак учил живым примером,
Сам будто заново родясь,
Он, целомудренно держась,
Своим внушал и иноверам,
Что, коли дал обет – держись:
Будь тверд, сражайся и молись.

8
Сей бывший атаман разбойный,
Себя героем оказав,
Имел и ум, вождя достойный,
Дав строгий воинский устав
Соподчиненности железной –
Для дела ратного полезной
И чтоб сподвижников своих
Сим ограждать от дел лихих.
Они ж земли на крае света
Завоевателями быв,
Смирив врагов и кровь пролив,
Не смели, мирных их, за это
Теснить и дальше продолжать
Как слабых сильные терзать.

9
В татарах видя не безликих
Людей, Ермак закон им дал,
И к новой власти в грубо-диких
Сердцах доверие вселял.
К казакам же (храня их в битвах,
Любя, о них пещась в молитвах),
Неумолимо грозен был,
И их безжалостно казнил
За дело студное к татарам,
И за порушенный обет
Для низкой похоти сует.
И летописец то недаром
И назидательно не зря
Поведал, прямо говоря.

10
В стране полунощной, в Сибири,
Не выпуская меч из рук,
Лишь мысля дело двинуть шире,
Ермак жил в вынужденном мире
Средь кратких дней и долгих вьюг.
Он ждал весны.Меж тем владенья
Расширились, не без стремленья
Вогульских в подданство князей –
Ясак Суклим и Ишбердей
Платить желали добровольно,
И мягкой рухлядью ясак
Им положил платить Ермак…
А Ишбердей казакам больно
Понравился, присягу дав,
И им вожатым добрым став,
11
В местах незнаемых… Похоже,
Делоправление внутри,
Хоть важное для жизни тоже,
Казакам, что ни говори,
Не нравилось. Ермак, скучая,
Зевал, наряды назначая
На сбор ясачный соболей,
На ловлю рыбы и зверей,
Что ко столу в местах бесхлебных
Была единственная снедь,
Чтоб с голоду не умереть
В сибирских холодах враждебных.
Весну же обещал апрель
Через шестнадцать лишь недель…

12
В Искер-Сибири на зимовке,
Привыкнув к мирной тишине,
Казаки, в разных ловлях ловки,
Порою удалялись вне.
Они доверчивыми стали.
Опасности ж не миновали…
Однажды как-то в декабре
(В день пятый было), при костре,
На озере (на Абалацком),
Артелью в двадцать человек,
Поставя шалаши на снег,
Они весь день в поту рыбацком
Трудились. К ночи ж на покой
Легли без стражи всей гурьбой.

13
А Маметкул был недалеко
(От язвы он здоров уж был),
И на казаков в оба ока,
Возрясь, как зверь, их сторожил.
Когда ж уснули те беспечно,
Напал татарин… И навечно
Всех уложил до одного,
Не упустивши никого.
Татарам мстя, при Абалаке
Настигнув, их Ермак рубил
До ночи. Утром схоронил
Казаков, сгинувших без драки,
На Саусканском он мысу,
При Ханском кладбище в лесу.

14
Весной пришел по водополью
Мурза татарский к Ермаку.
За весть Ермак его к застолью
Сажал и подливал медку.
Тот рассказал, что на Вагае,
Верст за сто, хищным волком в стае
Немногих воинов и мулл
Кочует дерзкий Маметкул.
Ермак смекнул, что скорость с тайной
Важнее множества тут сил
И шестьдесят лишь отрядил
Бойцов к возможности случайной
Взять Маметкула. Те в обход
Свершили быстрый переход.

15
Подкравшись к стану Маметкула,
Напали ночью и врасплох.
Татар беспечность обманула,
И сон последний был их плох.
Казаки многих умертвили,
Но Маметкула не убили,
А взяли в плен его живым,
И с торжеством перед своим
Они явили атаманом
Царевича – врага того,
Кто не прощая ничего,
Сам, действуя ночным обманом,
Зарезал русских. Посему,
Теперь откликнулось ему…

16
Стал жалок Маметкул в плененье,
Затосковал и захандрил,
Ермак был ласков в утешенье
И словно брат его хранил.
Как гостя, не по общим нормам,
Снабжал его он лучшим кормом.
Казакам ж строго приказал,
Чтобы никто не обижал
Царевича, который кровью
Был русской обагрен. Не месть
Ермак оказывал, а честь
Врагу с терпеньем и любовью,
Но сторожил он крепко, впрок,
К войне и миру свой залог…

17
Война пустая есть затея
Без суммы знаний о врагах.
Уже лазутчиков имея
В определенных им местах,
Ермак сложил, и вышла сумма:
Плен Маметкулов для Кучума
Удар был страшный, свыше сил,
Его он наповал сразил.
Ещё Сейдяк, сын Бекбулата,
Возросший мужество явить,
За смерть отца шел хану мстить
(Того Кучум убил когда-то).
И вот, с Бухарии самой
Шел сын с узбеками войной.

18
К сим бедствиям ещё Карача
Кучуму с войском изменил,
И в Лымских землях обознача
Свой стан, кочевье он открыл
Тары меж устья с устьем Космы
У озера. Седые космы
Клоками рвал Кучум, из глаз
Его слепых текли в тот час
Ручьями слезы. «Уж кого
Бог не помилует – друзья
Того оставят и князья,
И честь в бесчестье для него
Приходит!» - так рыдал Кучум,
Скорбя от безутешных дум.

19
Итак, был главный враг не тайна,
И с наступлением весны,
Ермак, все взвесив, не случайно,
Наметил путь и план войны.
В Сибири, для простой причины,
Оставив часть своей дружины,
Ермак, в салют дав с пушек гром,
Поплыл на север Иртышом.
Уже ближайшие улусы
Все признавали власть его,
Не помышляя ничего,
Как только мира. Здесь «урусы»
Являли ужас для татар, -
Им мир за подданство был дар.

20
Однако, мирные стоянки
Закончились у берегов,
Когда близ устья Аримдзянки
Казаки встретили врагов.
Те, не желая покоряться,
Сев в крепости, взъярились драться
За независимость свою.
Взяв крепость приступом в бою,
Ермак всех главарей упорства
Велел в острастку расстрелять,
А прочих – саблю целовать
За злобное их непокорство
Заставил, прежде омочив
В крови, - так присягал, смирив.

21
О том слух до татар наццинских,
Татар туртасских долетел,
И дальше, эхом, до карбинских –
Противиться никто не смел,
Ведь страх был больше, чем свирепость.
Но князь Демьян, имея крепость,
С крутобережья Иртыша
Грозил, сдаваться не спеша.
Демьян две тысячи остяков,
Вогуличей, собрав числом,
Все предложения со злом
Отверг, и звал на бой казаков.
Для смелой дерзости такой
Причиной был кумир златой.

22
Кумир тот славный звался Рача,
И вывезен с Руси он был
Еще с Крещенья, много знача
Для дикарей. Всяк воду пил
Из чаши, где кумир держался,
И как бы, духом укреплялся.
Но суеверие – пустяк,
Демьяна победил Ермак…
Взяв крепость, далее поплыли
Казаки, видят – вон стоят
Кудесники пред Рачей в ряд.
С надеждой жертвы разложили
И молят Рачу – идол нем.
Но залп – и все бежали с тем

23
Во тьму лесов волхвы со срамом.
Юрты лишь Рачевые там
Остались под Демьянским Ямом
В названье будущим местам…
Где далее, стеснен горами,
Бежит Иртыш, бугрясь валами,
В земле Цынгальской в краткий срок
Нарымский взяли городок
Казаки (выстрелом единым
Туземцев войско разогнав),
И жен с детьми лишь в нем застав.
Ермак столь ласков был к невинным,
Что не замедлили просить
Мужья с отцами дань платить.

24
Всё дальше плыли атаманы
По Иртышу. Дней летних жар
Сменяли холода, туманы,
Дожди ночные… Князь Самар,
Остяк знатейший, шел с войсками,
Соединясь с восьмью князьками,
Навстречу русским, чтоб не дать
Земли Югорский древней взять.
Самар, забыв про осторожность,
Хвалился: «Больше сил у нас!»
Он крепким сном в рассветный час
Со стражей спал. Учтя возможность,
Казаки нанесли удар.
От первой пули пал Самар,

25
Стрельбой внезапно пробужденный…
Все войско бросилось бежать,
А жители ясак законный
Спешили Ермаку собрать…
Плывя, Ермак Оби достигнул.
Где Обь течет, знать Бог подвигнул
Еще от новгородцев встарь.
Оби ж исток и устье «хмарь
Скрывала в мраке отдаленья»,
Со слов московских уж людей,
Кто лет за двадцать до, как к ней
Ходил, лишь для ознакомленья.
Теперь же водрузить Ермак
Шел межевой Российский знак.

26
На берегах Оби казацкий
Дух в битве оказав, Назым
Ермак взял город, князь остяцкий
На приступе пленен был им.
Но в том бою Никиту Пана,
Любимейшего атамана,
И многих лучших потерял
Ермак. Он сильно горевал,
Оплакивая их кончину.
Идти же дальше – не схотел,
Что смог за лето, то успел.
К тому ж увидел он картину,
От коей содрогнулся вдруг, -
Вид мрачной дикости вокруг.

27
Здесь смертный холод ждал кого-то
Сковать, как жертву, вечным льдом.
Пред взором Ермака болота
Промерзших тундр под зыбким мхом
Тянулись к северу, теплея
Едва ль за лето. Солнце, грея,
Не успевало растоплять
Земли, как уж зима опять,
Кладбища мамонтовы пряча
На девять месяцев в снегах,
Гасила жизнь в кромешных тьмах…
На Юрт Обской был князь Алача
Главой поставлен Ермаком,
А сам, каким пришел путем,

28
Таким же он назад, к Сибири,
Пошел, вернуться предпочтя,
Чем сгинуть в краесветном мире,
Побед своих не возвестя…
Подобен был живому чуду,
Честимый данниками всюду
С всем раболепством диких душ,
Грозы и доблести сей муж.
Казаки с воинской музыкой,
В кафтанах праздничных на брег
Сходили. Видом человек
В дружине, счетом невеликой,
Казался необычен всяк,
Но сверхестественен – Ермак.

29
Он так в тех землях утвердился,
Завоевав пределов ширь,
Что без помехи возвратился
В Искер, в спокойный град Сибирь.
Ермак увидел, что подмога
Нужна ему, людей немного
Осталось – триста, треть полка,
От восьмиста уж сорока.
Тогда, согласно летописцу,
Ермак дал Строгоновым знать,
Что Бог помог казакам взять
Кучума славную столицу,
Его царевича, людей –
С землей, с присягой, с данью всей…

30
Ещё вестил он Иоанна:
«Надежа – православный царь!
Услышь всю правду без обмана,
Как есть. Великий государь!
Твои опальные казаки
России для, герои аки,
На смерть шли с знаменьем креста,
Царя во имя и Христа.
Благоволит доколе миру
Стоять Всевышний, в веков тьмы
С Сибирским царством ты возьми
И наши головы, секиру
Воздав со плахой им иль честь –
Твоя в том с Божьей воля есть…»

31
С той грамотой в Москву собрался
Второй в дружине атаман –
Иван Кольцо, он не пугался,
Что был давно на дыбу зван.
Была сомнений лишь минута:
Преступников казнили люто,
Приговоренных на Москве.
«Мне смерть одна ведь, а не две», -
Шутил Иван в задорной речи, -
«В Москву, мля, разогнать тоску», -
Сподвижник первый Ермаку
В делах важнейших, как и в сече,
Добавил: «В этом честь моя.
Ко Грозному поеду я».

32
Ермак не спорил. Положиться
Он смело на Ивана мог.
Тому ж осталось снарядиться,
Ведь до Москвы был путь далек…
Задумаемся тут серьезно:
А почему Ермак так поздно
Давал о новом царстве знать
Царю и Строгоновым? Ждать
Чего желал он осторожно?
Чтоб властвовать там самому,
Не подчиняясь никому?
Иль, может… разве невозможно…
С богатством (ведь казна-то чья?),
Жить двинуть в теплые края?

33
Но мог ль так поступить он, живший
России преданный навек?
Конечно, нет! Разбойник бывший
Мужик был – слова человек.
Как воин русский до предела,
Терпя во все свои терпела,
Ермак хотел развить успех,
Посмешищем не быть чтоб всех.
О том была его лишь дума,
Чтоб начатое довершить –
Сибирь, сколь сил есть, покорить,
В степь дальнюю загнать Кучума,
А уж потом о всем писать
И вспоможений царских ждать.

34
Казаков воодушевляя,
Слабевших в силах, мог Ермак,
Еще врагов одолевая,
Закон и власть держать. Но знак
Он из враждебной дал стихии,
Предчувствуя, что без России
Ему Сибирь не удержать,
И он не мог не понимать,
Что скоро голод и болезни,
Суровый климат, месть татар
Развеют, будто легкий пар,
Все войско, и оно исчезнет.
А подвиг жертвенный побед
Зачем тогда?.. он ждал ответ.

Глава пятая

1
К зиме до Строгоновых вести
Дошли с письмом от Ермака.
Купцы тотчас собрались вместе
В Москву, от первого снежка.
Настал конец былым сомненьям,
Они с понятным нетерпеньем
Спешили радость разделить
С царем, кому клялись служить.
Весь род, усердьем знаменитых,
Был истинный виновник сей
Победы. Со дружиной всей
Ермак без граждан именитых,
Их начинаний, их забот -
Не совершил бы свой поход.

2
Ведя речь трудно и пространно
(Как бы росла Россия вширь),
Купцы молили Иоанна
За нею утвердить Сибирь.
«Великий царь! Твой ум рассудит,
Что нам, как частным людям, будет
Сибирь не в силах удержать.
Её громаду не обнять,
Не взять, как бездну многозвездья.
И да сподобит Бог на то
Тебя, наш царь, а мы – ничто…».
Царь не оставил без возмездья
Сих преданных и деловых,
С раденьем к службе слуг своих.

3
Он Строгоновых звал к застолью,
Там слал Семену кубок свой –
Сим жаловал на Волге Солью
Его он - Малой и Большой.
С вином по чаше – младшим слава:
Максиму и Никите право
В их городках давал опять
Беспошлинно царь торговать.
Писался тут же им в довольство
О том Указ. Вдруг из ворот,
Явленьем изумив народ,
От Ермака пришло посольство.
Сибирь как с неба на Москву
Упала, всколыхнув молву.

4
Московский люд пришел в движенье.
Догадки, споры, пересуд…
В Кремле унылом оживленье,
Давно не виданное тут.
«Сибирь дал Бог России!» - всюду,
От мала до велика, люду,
Подобна диву или чуду
Была услышанная весть.
В веселье – всем, казакам – в честь
Колокола звонили. Духом
Воспрянул, радуясь, народ.
Зеваки, свой разинув рот,
Росли толпой, дивясь то слухам,
То красноречью языков,
То виду пришлых удальцов.
5
Молва сто крат приумножала
И самый подвиг Ермака.
Фантазия границ не знала,
Порой от правды далека.
По ней – полмира так пленили,
Сокровища – несметны были
В чудес исполненной дали
Сибирской сказочной земли,
Саму известность чью заставить
Припомнить с подданством ее
Навряд могло ли мненье чьё.
Чтоб Ермака тем больше славить,
Народ, казалось, позабыл,
Что Едигер уж дань платил.

6
Вот, в Кремль вошли сибирски гости…
Величья блеском окружен,
На троне из слоновой кости
Там в Золотой палате - Он,
В державной шапке Мономаха,
Вонзая взгляд свой в жертвы страха,
Как скипетр молнии в ночи,
Одетый в золото парчи
С каменьями и образами, -
Сидел, властитель царств и стран,
Иван Четвертый, Грозным зван…
Царевич Федор, тих с мольбами,
Встал одесную – очи вниз,
А слева – Годунов Борис.

7
Вокруг престола рынды в белых,
Атласных, шитых серебром
Стоят кафтанах. В юно-смелых
Их взглядах, полных торжеством,
Поёт значенье ближней стражи.
Топорики узорны даже
Не шелохнутся на плечах.
Их ноги в красных сапожках.
Князей-бояр полна палата.
Дыханий шелест, шепот губ…
Но вот раздались звуки труб
И колокольного набата.
Два стольника казаков тут
Пред очи царские ведут.

8
Позади них несут подарки –
Роскошнейшие вороха,
В огнях свечей искристо-ярки
И дорогие все меха.
В вязанках черные лисицы
Главой к главе, бобры, куницы
И, драгоценнейший из всех,
Внесли горой соболий мех.
Всё с самоцветными камнями,
От коих глаз бы не отвел,
Уставили ковровый пол
Меж мягкой рухляди ларцами.
Когда ларцы открыли – ох! –
Раздался по палате вздох.

9
На копьях, гнущихся в нацепье
Извивов медных, в восемь рук,
В сверкающем великолепье,
Внесен был золота сундук.
И к завершению – картиной
Восточной утвари старинной
С невиданным оружьем в ряд –
Был восхищен дарами взгляд…
Шел во главе посольства видом
Матерый, с бородой в просед,
Под пятьдесят, быть может, лет,
Казак, которого обидам
Царь ведал счет, не знав в лицо.
Казак тот был – Иван Кольцо.

10
Иван подумал про Ивана:
«Силен ты, честно говоря», -
Царь – про лихого атамана,
Казак – про грозного царя.
Но что молчать, подобно теням? –
Казак степенно ко ступеням
Престола ближе подошел
И смело речь к царю повел:
«Великий государь! Казачий
Твой атаман Ермак вины,
(За что на смерть осуждены
Мы с ним), изгладить не иначе
Старался – милость заслужить,
И шлет тебе челом он бить –

11
Сибирским царством, чтоб с Казанским,
Как частью Золотой орды,
С другим же царством – Астраханским,
Ещё б Сибирским царством ты
Владел, стоять доколе миру
Даст Бог. А мы же под секиру
Здесь ложим головы свои:
Казни опальных, мы твои…»
Перекрестясь за сим, рядами
Все на колени опустясь,
Казаки, долу преклонясь
Повинно-буйными главами,
Недвижимы остались ждать:
Что царь изволит им сказать?

12
В трепещущих свечах молчанья
В палате стала тишина.
В царя вошли воспоминанья
В сиянье с бликами огня.
В минувшем ожила картина.
Царь вспомнил, шли как заедино
Его с Казанью поздравлять
Послы: дарить и честь отдать.
«Посол земли Самаракандской!»
- Глас вслед бухарского посла.-
Как речь цветисто ожила!
Дьяк думный с грамоты султанской,
Златописанной, важно чтёт,
Провозглашая перевод:

13
«Превеличайший из великих,
Превознесенный властелин!
Блистай на землях многоликих,
Как солнце на снегах вершин!
Сколь мощны Соломон и Дарий,
Но ты мощней их. Всякой твари,
Как плодовито древо в зной,
Даешь прохладу. Кто земной
Тебе ещё владыка равен?
Ты месяц среди звезд! Могуч
От крепких градов меч твой – ключ.
Как Александр победой славен –
Тобой путь к царствам отворён –
Ты царь царям и тронам трон!..»

14
Царь встрепенулся… «Встаньте ж, други!
Кто старое помянет, - вон
И глаз тому, - а за заслуги
Моя вам милость: да прощен
Всяк будет! Нет на вас опалы.
За ваши подвиги немалы
Велеть молебны по церквям
Служить и всем колоколам
Москвы звонить вам в честь и славу!
Я рад вестям издалека,
Что Бог походом Ермака
Нескудной милостью державу
Судил так нашу двинуть вширь.
Спасибо, други, за Сибирь!»

15
Казаки, встав, преобразились,
Особенно Иван Кольцо,
В ком чувства воедино слились,
Слезами омочив лицо.
Преступник, к смерти оглашенный,
Вдруг добрым витязем явленный,
Царю он грамоту подал
И благодарно лобызал
Принявшу руку, слыша милость, -
Не месть, не к извергу хулу, -
А батюшки-царя хвалу,
Кем зло всё бывшее простилось.
В сей миг Иван бы за царя
И жизнь отдал, душой горя!

16
Простив, - в обычай не инаков,
Чтоб отдарить – велось, как встарь,
Кольца и бывших с ним казаков,
Великим жалованьем царь
Пожаловал. Вперед – деньгами,
Сукном и камками-шелками.
Вождя ж, особо отлича,
Он шубу с царского плеча
Слал Ермаку и два доспеха –
Злаченых панциря, с ковшом
В узорах – яшмы с серебром.
И в грамоте, ему что слал,
Сибирским князем величал

17
Он Ермака. Распоряжаться
Велел ему Сибирью всей,
Чтоб в ней порядком утверждаться
И властью царскою над ней
Начальствовать, как и дотоле.
С Иваном Глуховым по воле
Царя без лишних было слов
Отряжено пятьсот стрельцов.
Семен же Дмитрич, князь Болховский,
Назначен воеводой был, -
Весной, придя, да б дальше плыл
По Чусовой он, флот купцовский
Приняв в готовности, как след, -
Сибирскому герою вслед.

18
Велел епископу отправить
Царь Вологодскому для треб,
Богослуженье чтобы править
И подавать духовный хлеб,
В Сибирь особ священных десять
С семействами, - да перевесят
В свет обращающи мольбы
Всю тьму языческой судьбы
Народов диких, - к просвещенью
Благою вестью указав
Им путь, внедрить законных прав
В них смысл, преодолев сомненье…
В пути возвратном дал наказ
Кольцу Ивану брать как раз

19
Охотников к переселенью
В Тобольский новый вольный край,
Толчок дав русскому движенью,
Чтобы открыто, не отай,
Селились в край иноплеменных,
В царевых льготах несомненных,
Внедрились мощно, будто кедр,
Навеки в толщу диких недр.
Охотники же находились,
Ведь Русь–громада велика,
И на призывы казака –
Пошли, с годами утвердились,
Там пережив и сам поход.
Приходит русский раз народ…

20
Но что ж Ермак? Не ждал он праздно
В Сибири из Москвы вестей,
И действуя разнообразно,
Шел дальше, встречь судьбы своей.
Ходил к вогуличам Тавдою
И выйдя к устью сей рекою,
Сошел у озера на брег.
Здесь Лабутан и Печенег
Себя лишь мнили господами.
Ермак сибирских сих князьков
Побил, и много костяков
Являли долго черепами
Свидетельство кровавых дел,
Покуда прах их не истлел.

21
Туземцы волостей Кошуцкой
И Табаринской, дав ясак,
Робели перед силой русской,
Но их зависимость никак
Не объяснялась доброй волей,
И всё смиренье с новой долей
Явилось следствием причин
Завоевательных. Один
Волхв уважаемый, гадая,
С благоговеньем Ермаку
Предрек не только в сем веку,
Но в веки славу, хоть взирая
Хитро в прищур, не всё сказал, -
О близкой смерти умолчал…

22
Ермак в обычаях и быте
Вогульских видя дикарей,
Порою думал, что открытей,
Бесхитростней не знал людей.
Как дети, вдруг поссорясь разом,
Они людей богатых разум
В закон призвав себя судить,
Шли к ним, чтоб тяжбы разрешить.
Ни государства, ни закона,
Как таковых, ещё не знав,
Они и не искали прав.
Природы девственное лоно
Им было храм, и гроб, и дом –
Во всем язычестве своём.

23
Был идол бог их, солнце красно,
Гора, дух зверя, иль река,
И пел шаман под бубен страстно
Им в роды родов и в века.
Он в исступленье воскурений
Искал ответы из видений
И в дикой пляске средь костров
Визжал в ночи смысл страшных слов,
И пена с губ его летела.
Мистический был ужас в тех,
Кто видел это, и во всех
Вогуличах душа мертвела
Всецело и по существу
Пред силой, явственной волхву.

24
Казаки с силою нечистой
Воочию столкнулись раз,
Когда из-за горы лесистой
На них напал дикообраз –
Детина трёхметроворостый,
Как чешуей покрыт коростой,
(Близ Табаринска–городка
То было). Хоть на казака
Сам черт не наведет испуга,
Но здесь не черт и не медведь,
А человек бежал к ним ведь.
При виде явного недруга
Зашевелились шапки всех.
А тот бежал и кашлял: «К-хех!»

25
Один шутник среди казаков
Успел сказать: «Да он простыл
И выпить хочет, слышишь, Яков,
Налей ему, чтоб уходил».
Но шутки в строну, - детина,
Заросший шерстью образина,
Когда к казакам подбежал,
Как нитки их арканы рвал,
По десять человек он разом
Косматой лапищей давил.
Один казак его свалил
Из пушки, не моргнув и глазом,
Хотя пишали не могли
Убить. Казаки подошли,

26
Чтоб разглядеть лесное чудо,
На них дерзнувшее напасть,
Дивясь, - явилось, мол, откуда
Такая редкая напасть.
«Ерема, кто это, вогулич?» -
«Да ты совсем струхнул, Микулич.
Вогулич–карла, ростом мал,
Ни двух аршин, ты ж сам видал.
А этот…» Все казаки дружно
Склонились, ярче сдвинув свет, -
«… а этот в две сажени…нет,
С вершком ишо. А сам наружно -
Как человек…» - «А может бес?!» -
«Иди, спроси, Микулич, в лес».-

27
«Ну нет. Спрошу-ка я шамана,
Когда до городка дойдём.
То он науськал великана,
И все мне скажет под огнем». –
«Не трожь шамана, сказ мой строгий.
Наш Бог живой, его же боги
Мертвы и деревянны есть.
Когда Христовой веры весть
Дойдёт сюда, тогда, быть может,
С добром нас в церкви помянут
Прадети тех, кто жили тут
И будут жить; и песню сложит
Про нас когда-нибудь народ,
И, сев за стол, её споет…

28
А этого вы прикопайте,
Беднягу, - все же человек,
Да к трапезе не опоздайте,
Еще кого не повстречайте.
С утра -плывём», - Ермак изрек.
Отставши хоронить казаки,
На трупе уязвлений знаки
От пуль до десяти сочли
И, к изумлению, нашли,
Что великанская грудина
В могучих ребрах уплотнясь,
Единым костяком срослась
И стала панцирь исполина,
Пищаль который не брала,
А только пушка возмогла…

29
Быть может, это баснословье
Иль чье-то выдумки сюжет,
Но ведь и наша жизнь – условье
Поверить в чудо сверх сует.
Есть в каждой жизни то событье
(Иль сон, иль случай), чьё небытье
Другим, невидевшим, верней,
Чем явь их видевшим ясней.
Но в летописных прибавленьях,
Которым верим не всегда,
Сказать по правде, не беда
Представить в преувеличеньях,
Что что-то было, быть могло,
Раз чрез века до нас дошло.

30
Достигнув уж болот Пелымских,
Ермак, в сраженьях пленных взяв,
От них из мест верхне-тавдымских
Хотел путей узнать. Узнав,
В Россию, в Пермь, путем чтоб новым
Ходить, но не таким суровым,
Как прежний труден и суров,
А чтоб опасность от врагов
Была бы меньше. Но дороги
Ермак, зайдя в леса и топь,
Не проложил, и их, как Обь
Он годом раньше, край убогий
Оставил гибельным снегам,
К зиме в Сибирь вернувшись сам.

31
Итак, в владениях обширных
Ермак стал власть, врагам назло,
И данников смиренно-мирных
Весьма умножил он число.
До Сосвы край земли Югорской,
Завоевав с казаков горсткой,
В страну Кондинскую включил,
Чьё имя титул уж вестил
Давно московских государей.
И вот Ермак здесь дань собрал.
Малоизвестный край тот стал
С всеизобильем всяких тварей
Сокровищницей всех даров
От рек великих и лесов.

Глава шестая

1
Казак, в сибирском деле главный,
России гордость с тех веков,
Герой-правитель, грозно славный,
Зимуя, ждал к весне послов.
В день первый марта возвратился
В Сибирь Иван Кольцо. Явился
С ним ратный в множестве народ
Под властью царских воевод.
Не описать всю радость встречи,
Когда казаки и стрельцы,
И те, и эти – молодцы,
Друг друга за могучи плечи
Обняли. Вон из кадей дно!
На стол медовое вино!

2
Сибирь преобразилась пиром,
Невиданным от старины.
Казалось, двинулось над миром,
Сияя, солнце встреч весны.
Семен Димитрич, князь Болховский,
Глава заслуженный стрельцовский,
Наполнил мёдом ковш царя,
Ниже почтенно говоря:
«Прими, Ермак, подарок царский
С вином, во отпущенье вин,
И князя всей Сибири чин.
Да будет Русским край татарский
Во веки. А за подвиг сей –
Честь-слава вам России всей!»

3
С пальбою грянуло веселье!
В дворце Кучума сгоряча
Стрельнули, и едуче зелье
Глаза застлало. Со плеча
Царя самого Иоанна,
Старанием Кольца Ивана,
Ермак был шубою покрыт:
«Хоть на царя нарядец шит,
А на тебе, Ерема, краше», -
Гордился Ермаком Иван,
И весел более, чем пьян,
Шумел: «Стрельцы! Всё наше – ваше!
Неси, Микулич, соболей, -
Сюда их! Но, допрежь, - налей!

4
Словцо скажу… Казаки-братцы!
Нам жёнка – сабля, мать – пищаль.
Что рухлядь нам, ведь мы не цацы!
Вот клад наш – атаман. Не жаль
И головы нам за такого,
Отца и друга дорогого.
Так выпьем ж, братцы, за него,
И да хранит нам Бог его!»
Казаки и стрельцы – все встали
И, не сводя с героя глаз,
Под общий одобренья глас
За атамана выпивали.
Затем растроганный Ермак
Взяв слово, дал к вниманью знак:

5
«Спаси Бог – всем. Но столько ль стоим,
Как те, кого уж нет средь нас?
Кто в битвах умирал героем,
Но от врагов не прятал глаз?
Душ зрелых, не в цветенье вешнем,
Пять сотен их не в мире здешнем –
Душа, ждут, всплачет ль по ним чья?
Не уберег, вина моя!…
Дай Бог нам в смерти покаянье,
И путь к нему, тернист и твёрд,
Чтоб стал смирен, кто в чём был горд,
И отошел через страданье,
Грех изболя, по мере сил,
Здесь в честь помянут, там в честь был…

6
Помянем», - встал Ермак, все встали,
И, не сдвигая звонких чаш,
Скорбя душою, поминали,
Почивших всех в обычай наш.
В путях ли, средь мечей ли звона, -
Всех поминали – с Волги, с Дона
Друзей, и шумный пир настрой
В застолье взял уже иной.
И без двоящихся уж мыслей
Вокруг тщеславной суеты -
Все стали по любви просты,
Хотя в объятиях не висли
И не вставали под клинки
В хмельных братаньях мужики.

7
Последний пир земной был мудрым ль?
Ведь ныне емо и пием,
А завтре – саван златокудрым ль,
Седым ль, не знаем, бо помрем.
Души нетленное богатство
Дал во Христе Господь нам братство:
Мирянам и святым отцам,
Казакам вольным и стрельцам
И всем в том братстве человекам.
Здесь верой истинной дыша,
В Небесном Царствии душа
Блаженств упьётся райским млеком.
Там Солнце правды и суда
В любви не меркнет никогда.

8
По вере брат, Христос то Солнце,
Он встреч грядет на небесах.
На свет во храмовом оконце,
Нас Церковь-мать зовёт в веках.
И души всех во ней стоящих,
Во путь спасения воззрящих
Там «Свят Господь!» – в веках поют,
А здесь незримо в храмах ждут.
Ты помолись, душа, Благому,
И помолись в Нем всем святым,
Как самым искренним своим,
В Отечестве небесном к Дому
На пир Господень ждущих нас,
Зовущих, не смыкая глаз…

9
К утру, разбредшись по Сибири,
Казаки и стрельцы ночлег
Искали – гавань чтоб пошире –
Чтобы прибить челны на брег:
Челны кружоно-расписные,
То бишь головушки хмельные.
Последним, всяк проверив пост,
Лег сам Ермак во весь свой рост
На лавке в меру плеч могучих.
Ещё знаменье сотворя,
Накрылся шубою царя,
И далеко в лесах дремучих,
Татары убоялись да б,
Раздался львиным рыком храп.

10
И снилась Волга атаману,
И он по ней свой правил чёлн,
И к миру, в бликах осиянну,
Его звала прохлада волн.
Там было счастье безмятежно:
Там дети целовали нежно,
И внуки на руках росли,
Там дом был, сад, нарез земли,
И пылких ласк жены любимой
Там были радости любви
В семье, во плоти и крови,
Отцовства дланями хранимой…
Сон краток был,Ермак уж встал,
Сел к свету и задумчив стал…

11
Без связи всех причин и следствий
(Он это объяснить не мог),
Предчувствие каких-то бедствий
Росло в нём с смутою тревог.
Они, как тучи за горами,
Вестили дальними громами
То в раз, а то в раскат – разы,
Предвестья роковой грозы.
Что сделал? – пир венчал победы.
Что дальше? – путь тяжел, непрост.
И будет пост в пятки и среды,
А где-то и Великий пост…
Давно уж смерти не боясь,
Чего робел сибирский князь?…

12
Цинга жестокая открылась,
Болезнь, которая в сыром,
Холодном климате явилась
Причиной многих бед потом.
В пустыне малонаселенной,
С пришельцев взяв ясак законный,
Обыкновенная цинга
Опасней стала им врага.
Сперва стрельцов она скосила,
От них заразой перешла
И на казаков. Смерть была
Простой и тихой: гасла сила.
И что ни день, число шло в рост
Могил. И русский рос погост.

13
Ещё запасов не достало.
Лишь на казаков положась,
С собой в Сибирь запасов мало
Привёз, спеша, Болховский князь.
Казаки, между тем, не знали,
И царских войск зимой не ждали,
Чем от охоты поджились,
Тем для себя лишь запаслись.
Запасы вышли. Тут морозы,
Нарочно будто б, страх ударь.
И лют стал март – что твой январь.
Метелей рев, злых вьюг угрозы
Вестили смертью смельчакам –
Охотникам и рыбакам.

14
Доставке хлеба в то же время
Они мешали. Из юртов
(Где хлебопашец сеял семя,
Имея скудно от трудов),
Подвозы хлеба задержались.
Без свежей пиши воспалялись,
Сукровясь, десны на зубах
И гнили язвами во ртах.
Болезнь усилилась. От хвори,
В числе других - Болховский князь
Скончался в Бозе, повинясь,
В оплошной спешке. Было горе.
Похоронили князя в честь.
(Об этом в летописи есть).

15
В сраженье смерть – куда как к стати,
В цинге и холоде – хана.
Без битв не стало трети рати,
Покуда не пришла весна.
Болезнь и холод миновали,
Подвозы пищу доставляли,
Весны повеяло тепло,
И время зимнее ушло.
Казалось, и в врагах смиренных
Царили тишь и благодать.
Но ведь татар не худо б знать,
В коварствах необыкновенных.
Пускаясь в дружбу, в подкуп, в лесть, -
Готовят западню и месть.

16
Один князек, мурза Карача,
Улус имевший на Таре,
В несгодь Кучуму обознача
Свой вызов в межтатарской пре,
Имел лазутчиков в Искере.
Он стал играть на русской вере
Во дружеюбные слова.
Речь льстивая была халва
С изюмом сладостным Востока.
Он слал подарки Ермаку
И уверенья «кунаку» –
«Мол, рать его не одинока,
Мол, с ним Карача на врага
И верный я царю слуга,

17
И в том не буду уж инаков…
Но только, князь Ермак, пришли
В улус ты мой своих казаков,
Чтоб от ногаев берегли…»
«Казаков, мол, приму я с честью», -
Карача сыпал хитрой лестью, -
«Во всем довольство положу,
Уж как могу, им удружу,
И их за службу награжу».
Намёк, как выползень змеиный,
Казал, что, сбросив кожу, гад
Уполз, но затаил свой яд
До времени, в укус единый
Собравшись аспидом в броске.
Хоть подозренье в Ермаке

18
Едва, казалось, шевельнулось,
Почуял, вроде бы, душой
Он темное, но … отвернулась
Судьба. С слепою простотой,
Послом ласкаемый коварно,
По легковерию, бездарно,
Всю осторожность потеряв,
Под сладость слов собой не став,
Ермак доверился Караче, -
Татарин хитрый убедил
И Ермака так обольстил,
Что тот с совета, не иначе,
Отряд дал: сорок два бойца,
Включая главного – Кольца.

19
Казаков горсть могла б отважных,
Хоть тысячи будь дикарей,
Всех разогнать без следствий важных
В два залпа, но они ж в «друзей»
Шатры шли, а друзья-то – мнимы.
И там, опаской не хранимы,
Казаки под ножи убийц,
Не разглядев их даже лиц,
Как агнцы (в битвах львы!) тут встали…
И первый воин Ермаков
Пал жертвой веры в мир врагов,
И воины его – все пали.
Кого Карача звал в союз,
Всем им, застигнутым средь уз,
Могилой стал Тарской улус.

20
«И бысть в Сибире, граде званом», -
Есть в летописи письмецо, -
«Слышно казакам-атаманам,
Что быша побиен Кольцо
Иван с дружиной. И рыдаху».
Ермак же, разорвав рубаху,
О друге плакал больше всех,
Скорбел и в том не знал утех.
Он сам себя считал виновным,
Отец как, в гибели детей,
Что не сберег их от смертей,
Доверясь лестям хитрословным,
Решившись наспех, на бегу,
Внять вероломному врагу.

21
В путях ль Господних был путь знавших
Неверной дружбы льстивый дар?
Мятеж был следствием, бунт наших
Всех данников в числе татар.
Народцам к радости окрестным
Карача происком бесчестным
Когда зарезал россиян,
Михайлов Яков, атаман,
Тогда ж остяками в разъезде
Убит был. И Карача-князь,
С остяками соединясь,
Вокруг Искера встал, и везде,
С обозами – не сосчитать,
В осаду обложную взять

22
Чтоб русских… Тут Ермак увидел –
В осаде – царство где его?
Он разве это не предвидел?
Где подданные? Никого…
Завоевания исчезли.
Татары ж на стены не лезли,
Не брали земляных укреп.
«Урус! На – мясо, кушай – хлеб»,-
С дали кричали, издеваясь:-
Мол, видит око, зуб неймет.
«Урусов» голод сам убьет,
Когда в виду их, объедаясь,
Татары будут есть лося,
«Урусов» на гости прося.

23
Задача не из многих данных, -
Как выжить? Больше ничего.
Саженей сто стен деревянных –
Вот всё владение его.
Ермак хоть вылазки мог делать,
Людей жалел: дескать, не дело-дь
Их, малочисленных губить,
Дескать, что пользы с пушек бить? –
Враг издаль встал… Подобно волкам
Татары ждали: сытость ль их,
Иль голод русских обложных,
По истечение недолгом
Покажут ясно, чья возьмёт? –
В Сибирь Карача так войдёт…

24
Хоть в голоде, дрались неробко,
Крепясь, казаки и стрельцы,
Но даже кончилась похлебка
С крапивы. Что же? Всё?.. Концы?..
Казаки в крайности на дело
Отчаянно, равно как смело,
Решились… С тьмою в новолунь
(Шел в ночь двенадцатый июнь),
С Мещеряком Матвеем взялись
Идти ребята в самый раз –
Российский тех веков спецназ.
Из города тайком пробрались,
Ползком, в цепочке, то в рядку,
Оставя город Ермаку

25
Блюсти. Прокрались сквозь обозы
И вышли к месту Саускан,
Сняв часовых… Не вняв угрозы,
Там мирно спал Карачин стан.
Карача с молодой женою
В шатре млел, бородой с слюною
Уткнувшись в жар ее персей.
Во сне себя Сибири всей
Уж видел славным он владыкой,
И благодарность брал, как дар,
Освобожденных им татар.
Тут в тройках рати невеликой
Казаки бросились на них
И стали резать, резать их.
26
Впотьмах, спросонок, слыша стоны
И крик, татары не поймут,
Что будучи все окружены,
Едва ли ноги унесут.
Погибло много заедино.
В числе убитых и два сына
Нашли Карачи самого.
«Эх, упустили, жаль, его.
Ушёл»… Заря приободрила
Татар, хлебнувших в тьме беды.
Из становищ в ряды орды
Влилась, спеша, подмогой сила,
Остановила беглецов,
И бой стал напряженно нов.

27
Татары жали. Но казаки,
Засев в Карачинский обоз,
Так били из пищалей в драке,
Что аж по коже шел мороз.
Всё было так и в ближнем бое,
Когда казак один – тех трое,
Орущих злобно, как коты.
Но были действия просты.
Приклад пищали, - и татарин
Лежит. Но что же с головой?
А нет её. Нож, - и другой
Глядит, как будто раскумарен,
Как воскурив гашиша, хан,
Глядит на гурий, обоян…
28
Глядит… Цел вроде. Что ж не ладно?
В лоб нож вонзён по рукоять…
От третьего стрелы отрадно
Уйдя, его схватив, стоять
Дает лишь миг. И что же? Шея,
Парализовано немея…
Тут третий умер от тоски,
Всхрустнув, распались позвонки…
В таких вот стычках добывался
В бою с татарами успех.
Война – не шутки и не смех,
Здесь каждый кровушкой венчался,
Но каждый был герой-казак,
И атаман их – Мещеряк.

29
Уж как Матвеюшка завелся –
И не моги остановить.
Татарин в полдень отборолся
И дёру дал – дай только жить.
Но Мещеряк по всей округе,
Воззвав: «Вперёд, казаки-други!» –
Татарам не дал долго жить,
И стал нещадно их давить.
Казаки тут кураж поймали,
Отвёл уж душу кто как мог.
Куда шайтан тех не сберег,
В крови неверных заплывали:
«Вот вам за Пана молодца,
А вот за Ваньку, за Кольца!»

30
Карача обомлел. Татары,
В казачьих лапах побывав,
Хвальбу и тары - растабары
Закончили, и тыл отдав,
Пустились в бег, сторон не зная,
Одну лишь мысль душой внимая –
Спастись! – и больше ничего:
Честь – честью, шкура - т – одного.
Наклал в штаны за ночь – вестимо! –
Дрожал Карача, смерть спознав.
Себя уж в славе не мечтав,
Бежал, бежал аж до Ишима…
Ещё судьба сквозь муки ран
Благоволила россиян…

31
Князьки, от силы прихотливы,
Вскричали: «Хватит! Что же вы?
Мы русским подданством счастливы!
Вот дань, да не было б крови».
Но тут Ермак, над всем взирая,
И ложь татарства в корне зная,
Велел в острастку им задать
Побоище, и сильно гнать.
В страх неприятелю, все дальше,
Для безопасности своей,
Числом хоть слабый уж людей,
Караче вслед, без ложной фальши,
Ермак направил свой удар,
Смиряя ужасом татар.

32
Искер стоял освобожденный!
Осады нет – Карача снял,
Бежав столь сильно огорченный,
А за спиной Ермак дышал.
Мечом уральских камнерезов,
Вверх Иртышом, как ферзь, разрезав
Леса, иль в мощи боевой,
Взлетая на брега ладьей,
Сметал коней татарских, пешек,
Мурз-офицеров – всех круша!
Разбил так князя Бегиша,
Град крепкий взяв его, орешек.
Доныне несколько полешек
Ещё останками лежат
В Вагайском устье, говорят.

33
Завоевал всё до Ишима,
Врагов карая, волей злых,
А с безоружными, вестимо,
Ермак был милостив и тих.
В Саргацкой волости какой-то
Старейшина жил, весь седой-то,
Как лунь, - наследственный судья
По все татарские края.
Его знал первый хан сибирский.
То есть ещё от тех времен
Он главный был судья… так он
И Еличай-князь, богатырский
Вняв дух, смирились в Ермаке,
Дав дань в Тебенде-городке.

Дата добавления: 2015-08-05