|
Атаман
Казалось, эта весть повергла всех в ступор. Удивленные лица, округлившиеся глаза, бешено мечущиеся мысли. Радостный Ловец, задумчивый Бродяга, потупивший взгляд Егерь, Книжник, застывший с открытым ртом. Лишь Император остался спокоен, словно его Империи только что не был нанесен смертельный удар. Сестры даже не пошевелились. Горящие глаза Мятежника и торжествующая улыбка Атамана, казалось, произвели на них впечатление не большее, чем спокойная уверенность Механика. И тихий голос Императора расслышали не сразу:
– Да, ученикам достойно продолжать дела учителя. А исследователю достойно изучить вопрос досконально, прежде чем делать выводы.
– То есть ты считаешь монету подделкой? – Механик рассмеялся. – Ну конечно, так же проще всего, объявить все доказательства происками повстанцев, мятежников и просто бандитов, жаждущих лишить простых людей покоя, снова ввергнуть Венедию в пучину анархии.
– Ошибаешься. Я готов подтвердить, что она подлинная и что ты верно восстановил последние годы Экспериментатора перед тем, как он начал набирать учеников.
– Что? – переспросил Мятежник. Похоже, он ждал чего угодно, только не согласия.
– Я сказал, что не спорю с выводами Механика и, думаю, Книжника. Ведь только он из всех нас способен собрать разрозненные крохи сведений о прошлом и превратить их в связную картину. А о Вожде достоверной информации воистину крупицы. Об Императоре, том самом, первом, их осталось не в пример больше.
Он протянул руку, накрыл ею монету, а когда убрал ладонь, золотых кругляшей стало два. Два одинаковых профиля. Чеканка та же самая. Один мастер.
– И что это? – спросил Атаман.
– Переверни, – ответил Император.
На сей раз первым успел Бродяга – может, пока нищенствовал, наловчился хватать монеты влет. Золото смотрелось чужеродным предметом на его грязной, шершавой ладони. Пальцы с обломанными ногтями, казалось, сами удивлялись, переворачивая монету.
– «Сильный решает, слабый повинуется», – глухо произнес он.
– Это слова первого Императора, – сказал Книжник. – Он произнес их в самом начале, после победы над Лужским княжеством.
– Это шутка? – спросил Егерь.
– Это – история, – покачал головой Император. – Монеты были заказаны за два месяца до исчезновения Императора. С утречка, брат мой Механик, можешь прогуляться на свой знаменитый Монетный двор и копнуть чуть-чуть глубже. Только, желательно, ищи в архивах, а не на Монетном дворе. Если что-то и есть – только там.
– Нет там ничего, – возразил Книжник. – Неужели, ты думаешь, я не искал?
– Ну конечно же. Кто пойдет за Вождем, если он поднимает бунт против им же созданной Империи? Кто поверит ему? Я бы на его месте тоже скрыл все доказательства. Поверь, мои исследования оказались гораздо сложнее твоих. Лишь интуиция Ведьмы позволила найти не просто сведения об Императоре, но доказательства, что он – Экспериментатор. Есть у меня и монета Вождя. Мои алхимики исследовали их всеми доступными способами.
Император взял золотой с ладони Бродяги и бросил Механику:
– Возьми. Ты сведущ в алхимии. Убедись сам. Одно золото, одна чеканка, надпись подлинная и была вычеканена изначально, а не добавлена в более поздние времена.
– Так что это? – спросил Ловец.
– Это – империал времен первой Империи, так и не запущенный в оборот. Наш учитель тщательно замел все следы, но оставил еще кое-что. Людей, своих первых послушников. Их потомки помнили об Императоре. Стоило мне появиться, они встали рядом со мной. У некоторых сохранились эти монеты как знак хранителей воли Императора.
– Но зачем?! – воскликнул Мятежник. – Зачем ему разрушать собственное детище?
И в этот момент встала Ведьма. Нет, на самом деле они с Императором близнецами не были. Мы так называли их, чтобы подчеркнуть кровное родство, ведь все мы, выводок Экспериментатора, считали себя братьями и сестрами. Ведьма была на год старше Императора. Как я и говорил, у них одинаковые глаза, цвет волос да веснушки. Нос у сестры длиннее, красивый изгиб бровей, большой рот, а когда она улыбалась, я знал это, в уголках губ появлялись забавные ямочки. Ведьма казалась крупнее брата в кости, самую малость полновата. Но это лишь красило ее. Ей очень шло красно-синее платье. И сейчас, когда она встала, все взгляды буквально прикипели к ней.
– Все просто, – звучным, сильным голосом промолвила сестра. – Нашего учителя не зря прозвали Экспериментатором. Первая Империя была его большим экспериментом. Он сотворил ее, обезопасил от любых врагов. Он объединил все народы венедской крови, кем бы они себя ни считали, дал единый закон, урезонил самодуров-князей, создал могучую армию, готовую стереть в порошок любого врага – как вне пределов Империи, так и внутри нее. Но что-то учителю не понравилось в том, что он сотворил.
– Где же он ошибся? – Глаза Книжника загорелись. Конечно, история – его слабость, любимейшее из всех знаний.
– Увы, ни ты, ни я уже не сможем ответить на этот вопрос. Летописей для этого недостаточно. Ты же знаешь, как мы, схимники, воспринимаем этот мир. Не сможем почувствовать того, что чувствовал он. Идея сама по себе недурна. В чем-то подкачало исполнение.
– Идея недурна? – возмутился Мятежник. – Он отказался от идеи! Каждый вправе решать за себя! Не Император! Каждый сам за себя!
– Мечтатель ведь сказал, что в Вилецком княжестве остались послушники нашего учителя. Те, кто мог бы стать нашими братьями. И не только в нем. Во многих других тоже. Почему учитель не позвал их с собой?
– Может, Империя была им по сердцу больше, чем ему? – предположил Бродяга.
– А разве это важно? Вспомни свой первый этап. Позови тебя учитель – разве ты не последовал бы за ним, даже если бы считал неправым? Мы же тогда детьми были по сути, но уже осознавшими неизмеримое превосходство наших отцов.
– Пошел бы. – Бродяга потупился.
– А он не позвал. Он оставил для себя возможность быстро восстановить Империю с помощью послушников или их детей, внуков – не столь важно. Вспомните, как долго Империя сопротивлялась попытке своего создателя разрушить ее! Именно благодаря послушникам. Другое объяснение найти сложно. А значит, они были не так уж плохи. Не хуже нас. Но их оставили. Экспериментатор не хотел быть всеобщим надзирателем. А без этого ему сложно было тогда обойтись.
– А сейчас? – спросил я.
– Именно то, что ты, Искатель, и остальные так не любите в Империи, позволило нам дать право каждому решать самому – и при этом не расшатывать основ державы.
– Разве же это решения? – фыркнул Ловец. – Да вы же им мозги задурили. Да, задурили. А тех, кто оказался слишком сильным, превратили в своих сторонников. Конечно, обаянию схимника сложно сопротивляться.
– Не всех, – процедил сквозь зубы Мятежник.
– Не считая тех, кто ушел к тебе или бежал в Золотой Мост и к чубам. Не это важно. На самом деле в Империи никто ничего не решает, кроме вас троих. Не того из вас прозвали Механиком! Ох, не того! Вы же механизм создали, который теперь работает сам, мелет людей, словно зерно. Муку – в один мешок, а плевелы – в другой. Всяк сверчок знай свой шесток. Так, кажется, у вас, венедов, говорят? Вы даже схимников по мешкам разбросали. Кто подчинится – тот брат, вот тебе ученики, вот тебе нормальная жизнь. А кто нет – тому гонения и бегство из вашей славной Империи, чтобы не путались под ногами. А кто бежать не хочет – под нож, как беднягу Отшельника!
Мне вдруг вспомнился разговор с антом. Теперь многое стало на свои места. Конечно, когда Псеглавец затеял свой масштабный обман для венедов, чтобы отвести их взгляды от северных земель, он знал, что Империя придет к ним. Ведь он знал, кто такой Император, хорошо изучил своего брата, а потому начал готовить отпор заранее. Может, потому этот сумасшедший план удался.
– Мы никого не убивали! – воскликнула Ведьма. – И никого убивать не собираемся. Атаман, твой отец не предавал Империю. Он исполнял волю человека, которому присягнул. И этот человек исполнил свое обещание. Сын его верного соратника унаследовал атаманскую булаву. Разве поведение чубов в тех давних войнах не служит лучшим доказательством того, что Император и Вождь – один и тот же человек?
– Это похоже на истину, – согласился чуб. – Мой народ всегда верен данному слову. Тем более его правители. За лжецом никто не пойдет, ведь многое у нас держится на слове кошевого атамана, на доверии ему. Но что из того?
– Разве не хочешь ты продолжить дело отца?
– Ты ошиблась, сестра, я – не мой отец. Я схимник. Вижу и понимаю больше, чем он. Мне по вкусу наша сечевая вольница. Мне не надо вашей Империи, где даже овцы ходят строем по слову Императора.
– Да что там овцы, – поддержал его Мятежник. – Даже мысли в головах людей ходят тем же строем по тому же слову. А недовольных – либо перевербовать, либо паутину на лоб и в рудники в кандалах!
– Всем мил не будешь, – философски заметил Император. – Меньшинству приходится чем-то жертвовать ради спокойствия большинства.
– Да у вас все чем-то жертвуют! Только одни это понимают, а у других мозги так загажены, что отказываются что-либо уразуметь, даже если их тычешь носом в очевидное!
Поднялся шум. Братья уже не слушали друг друга, со всех сторон сыпались обвинения, оправдания, доводы и их опровержение. Книжник, до сих пор ухитрявшийся поддерживать порядок, сейчас сидел, придавленный открывшейся правдой. А остальные? Не знаю. Мы привыкли к тому, что он старший. Так было во время обучения, а после мы ни разу не собирались все вместе. И потому некому было навести порядок. Оставалось ждать, пока спорщики выдохнутся.
– Я не хочу войны! – крикнул Император. – Вы сами меня к ней толкаете. Для вас даже учитель больше не авторитет.
– Ты, братец, неплохо придумал, – возражал ему Механик. – Выбрал отрывочные факты – и истолковал их, как тебе удобнее. Если все так, отчего же Экспериментатор, избавившись от нас, не занялся восстановлением Империи?
– А я откуда знаю? Ты же даже поразмыслить над этим не хочешь! Уперся в свое мнение, других уже не слышишь.
– Отчего же? Последнее, что учитель сделал, – это развалил Империю, да так, что только осколки брызнули. Для меня это действие яснее прочих говорит об его воле.
– А может быть, он собрал нас, чтобы мы сделали это! То, что оказалось не по плечу одному, простая задачка для восьмерых. Все вместе мы обладаем полным набором талантов, чтобы улучшить его детище, достичь его мечты.
– Да, тебе по-прежнему только бы мечтать! Мне мало грез для того, чтобы привести свой народ под имперское ярмо! Тем более что свое истинное лицо вы уже показали. Железо, медь, даже свинец – цены на них все выше, а оружие вы скупаете по старой цене.
– Мы – не вы, вооружать тех, кто открыто называет нас врагами, не собираемся.
– Такого раньше не было! Мирные люди скоро голодать начнут. Ремесленники и так уже продают все себе в убыток. Если поднимут цены, у нас вообще никто ничего покупать не будет. На что простым людям брать хлеб? Неужели ты этого не понимаешь, дурья твоя башка!
– Казна Золотого Моста бездонна. Вот и тряхните мошной. Зерно вы у нас покупать отказываетесь, у чубов берете.
– Да вы на свое зерно цены не снизите!
– Присягните Империи. Сразу все подешевеет. Как может оставаться независимым государство, неспособное прокормить себя? Или поищите залежи металлов в своих горах.
– Сколько там тех гор? Их же еще древние почистили основательно! После них даже Бродяга не найдет чем поживиться!
– Ну вы же маленький, но очень гордый народ. Вот и посмотрим, наедитесь ли вы вашей гордостью, скуете ли из нее оружие. И как вы запоете, когда мои полки подступят к Золотому Мосту!
– А как запоешь ты, когда рати чубов сметут твои пограничные городки? – вступил в спор Атаман.
– Не боишься получить в спину удар от ордынских ханов? На вас многие зуб имеют, – напомнил Император.
– Пуль и пороха на всех хватит. Только дурак станет воевать с народом, в котором каждый взрослый мужчина – воин. И не забывай про нашего брата Мятежника. Он до сих пор в ярости. Тебе мало Бочага? Двинь свои войска на одного из нас – и получишь десятки таких «бочагов».
– Тогда я не знал, кто противостоит мне. Теперь знаю. Посмотрим, сумеет ли Мятежник укрыться от послушников Паучихи!
Я почувствовал на себе внимательный, ощупывающий взгляд. Повернулся и встретился глазами с Ведьмой. Она улыбнулась, робко и как-то виновато. Словно просила у меня прощения за что-то, о чем я пока не знал. Я видел, как угнетает ее все: этот спор, больше приличествующий не умудренным опытом схимникам, а горячим молодым князьям, бездействие Книжника, обычно мирившего братьев.
Что-то смущало меня. Я окинул быстрым взглядом ее всю. Простенькое платье – такие носят женщины из самых бедных семей. Ни вышивки, ни украшений. Серый дорожный плащ. И вдруг я понял, что смущало меня. Под плащом явственно проступали контуры оружия. Короткий меч.
Я перевел взгляд на Паучиху. Такой же плащ. И такой же меч. А еще, готов поспорить, мелкого оружия не меньше, чем у Ловца. Они знали, куда шли, они не исключали возможности стычки и потому принесли с собой клинки. Император наверняка об этом не знал. Наблюдательностью он никогда не отличался. Наш бывший Мечтатель мечтателем и остался. Верил, что идет к братьям с открытым сердцем, без камня за пазухой. А женщины, на словах вроде бы послушавшись, на деле поступили так, как сочли нужным. Не раз замечал такое за их племенем.
– Скажи мне, Искатель, – Бродяга перегнулся через стол, – а ты уверен, что схимники – это мудрость? Посмотри на своих братьев. Да они как дети малые, которые выясняют, чей батя сильнее.
Его слов другие не слышали. Бродяга придвинулся так близко, что его несвежее дыхание заставило меня поморщиться.
– Глупый спор, – согласился я.
– И после этого они удивляются моему образу жизни?
– Не понимаю тебя.
– А что тут понимать? Я ни к чему не привязан. Нет места, которое я мог бы назвать своим домом, нет любимых вещей, нет даже привычной пары сапог, которые жалко терять, потому что они притерлись по ноге. И тем более меня не заботит такая глупость, как прибыли златомостских купцов. Нет, ну ты послушай.
А послушать было что. Братья уже перешли к прямым угрозам.
– Когда хунну свяжут войной Атамана, ты останешься один, – чеканным тоном твердил Император. – А сами по себе твои купчишки ничего не стоят в войне. Имперские полки двинутся на приступ, а изнутри им помогут те, кто любит деньги больше, чем свой город. Твои торговцы сами откроют ворота!
– И как же ты подойдешь к стенам? – ехидным голосом поинтересовался Механик. – Может, вспомнишь, как ты добирался в Золотой Мост? В одном месте дорога идет по скальному карнизу, нависающему над морем.
– И что? Встретишь меня там? Имперские пехотинцы возьмут любое укрепление, которое ты в состоянии воздвигнуть!
– Укрепления? – Механик расхохотался. – У той части дороги с сегодняшнего дня несут боевую вахту десять фрегатов. Каждый имеет на своем борту по полсотни новейших пушек. Твоя армия на той скале как на ладони. Вас будут поливать ядрами и картечью, а вы даже не сможете ответить. А как только дозорные заметят имперские хоругви, по тревоге будет поднят весь торговый флот. Когда он подойдет, вас просто размажут по скале тонким слоем. Не советую идти во главе войска. Ядра никто из нас отбивать еще не научился.
– Но если мы как-нибудь пройдем…
– Как? Все горные тропы охраняют иверы. Горцы – народ дикий, но в родных местах им любой нипочем! Они знают скалы как свои пять пальцев. Большое войско там не пройдет. А маленькие отряды просто завалят камнями. Если кто и прокрадется – знай, сейчас в порту сходят с кораблей «Серебряные шпоры». Я велел отозвать их на родину в преддверии войны. А с ними – новые наемники из Заморья. С ними я смогу не только защищаться, но и атаковать твои границы.
– Пусть приходят. – Император гордо вскинул голову. – Наш народ един, все встанут на защиту Империи!
– Ты устарел, братец. Ваша доблесть не устоит против шквала свинца и огня. Не спорю, некоторые твои полки тоже вооружены огнестрельным оружием, только вам мы продаем худшее. Наши новые ружья с нарезными стволами бьют дальше и точнее. Наши пушки гораздо мощнее. Пороха с присадками из разрыв-травы в Империю мы не продаем. И радуйся, что в пределах твоей Империи нет места, куда мог бы пристать корабль. Иначе ты познакомился бы со златомостскими морскими пехотинцами. Они наводят ужас на все Заморье. Но коли ты явишься в город, узнаешь, почему это так.
– Ты свой город на карте видел? Его ногтем мизинца накрыть можно. И ты хочешь соперничать с Империей, которая объединила не только венедов, а и заведеев?
– Нет, я хочу соперничать лишь с тобой, худшим из нашего выводка! Среди твоих воевод не найдется полководца, равного Атаману. Золотой Мост – это новейшее оружие, это кузня, способная вооружить в краткий срок любую армию. Мятежник зажжет в сердцах твоих подданных пламя бунта. А ты мне про какие-то земли говоришь. Назовись ты хоть трижды Императором, останешься все тем же Мечтателем. А мечтами войны не выиграешь!
– Так почему же до сих пор вы так ничего мне не сделали?
– Потому что еще надеемся, что в тебе проснется разум. Каким бы ты ни был, ты – наш брат. Я не хочу войны. Это ты меня к ней толкаешь.
– Первые разумные слова, – вновь услышал я голос Ведьмы. – Жаль, что Книжник молчит. Обычно он выступал судьей в наших спорах. Но все мы давно не дети. Стоит поговорить, попытаться принять какое-то решение всем вместе, как в старые добрые времена.
– Золотые слова. – Бродяга встал и начал аплодировать. – Воистину иногда и женщины изрекают мудрые мысли. Даже красивые женщины. Неужели вы готовы одним своим словом бросить на смерть тысячи простых людей? Это хуже, чем если бы вы взяли клинки и пошли убивать их собственноручно.
– А вот тебе вообще лучше бы не вмешиваться, – тут же вскипел Император. – Это дело между мной и моими братьями.
Атаман высказался резче:
– Заткнись и сядь, жэбрак. Мы не знали, кто стоит за Империей, теперь знаем. Сами разберемся, сами все решим.
Ведьма попыталась смягчить его слова:
– Мы ведь не пытались покарать за убийства одного из твоих братьев. И решение Палача уважали, хоть формально вполне могли его убить. Вот и вы все трое теперь дайте нам самим решить, как поступать.
– Это – дело нашего выводка, – подвел итог Механик.
– Мы можем спорить и грызться между собой сколько угодно, – добавил Мятежник. – Но кто тронет одного из нас, будет иметь дело со всеми восемью.
– Это справедливо, да, справедливо и по обычаям, – сказал Ловец, но при этом нахмурился.
– Нет уж, спасибо. – На лице Бродяги появилась паскудная ухмылка. – Жратвой не кормят, водкой не поят, милостыни не выпросишь. Чего я с вами теряю время?
Он развернулся и направился к двери, но, прежде чем выйти, обернулся и сказал:
– Ваши дела оставляю вам. А вот в мои не лезьте, не надо. Вас, конечно, восемь, но Охотник любил говорить: чем больше учеников, тем хуже каждый из них. Я подожду, чем у вас все закончится, а уж потом поговорю с теми, кто останется в живых. Егерь, пойдем.
В голосе его прозвучали властные нотки. Егерь дернулся встать. Странно, оказывается, он привык подчиняться брату. И все же остался на месте.
– Хочу посмотреть, чем закончится это представление, – пожал он плечами вроде бы небрежно, однако в голосе звучали еле заметные извиняющиеся нотки.
– Посмотри, брат, заодно потом и мне расскажешь, – милостиво разрешил Бродяга и вдруг прогнусавил: – Подайте несчастному калеке, люди добрые, живу в голоде, сплю в холоде. Пару медяков на пропитание.
– Гэть, покыдьок! – рявкнул Атаман.
– Добрый ты, чуб, – хихикнул нищий. – Не удивлюсь, если доброта твоя заведет тебя в могилу и следующий труп окажется твоим. Это даже хорошо будет. Одним идиотом от схимы на свете меньше станет.
С этими словами он и вышел, не дожидаясь ответа нашего брата, который уже начинал терять контроль над собой. Ноздри Атамана раздувались, как у норовистого коня. Пальцы побелели на рукояти сабли.
– Успокойся, брат, – попросила его Ведьма. И мягкий тон сестры, как в старые времена, сыграл свою роль.
Атаман опустил оружие, присел на стул. Остальные спорщики тоже сели. Бродяга послужил чем-то вроде громоотвода. Да, мы все еще оставались одним выводком, несмотря на Империю, Бочажскую резню, цены на металлы и прочих черных кошек, что бегали табунами между нами. Император, до сих пор споривший с Механиком до хрипоты, готов был встать с ним плечом к плечу даже не за жизнь Атамана, а просто чтобы наказать сквернослова. По крайней мере, мне так казалось.
Казалось, еще есть шанс прийти к общему решению. Казалось… э-эх, казалось. А вот Егерь не пытался как-то возражать нам, заступиться за своего брата. Просто надел каменную маску безразличия. Егерь. В каком же княжестве он был егерем до схимы? Очень уж его повадки напомнили мне Барчука. Лазутчик? Тогда ради того, чтобы получить информацию, он мог проглотить и не такое оскорбление. Ловец же сидел подавленный. Кажется, он только начал осознавать, чего лишился, потеряв братьев. Кто он теперь? Что весит его слово в споре схимников? Акын и Палач, умирая, могли надеяться, что братья за них отомстят. Ловец остался один и понимал это прекрасно.
– Прости, – прошептал я одними губами, так, чтобы видел и слышал только он.
За что извинялся? За резкость Императора или за грубость Атамана? За прямолинейность Мятежника или сухую холодность Механика, от которой за версту несло скрипом шестеренок? Не знаю. Он конечно же понял это по-своему и благодарно кивнул.
– Одним из нас мешает Империя, – нарушил тишину голос Ведьмы. – Другие видят в ней будущее людей. Мой брат Мечтатель не зря создал условия для того, чтобы все схимники собрались в Золотом Мосту. Мятежник, мы не знали, что за Бочагом стоишь ты. Действительно не знали. Но разве тебя это удивляет? Всем известны твои таланты. Лично я больше удивлена, что в руки мне попало достаточно сведений, чтобы понять: в Бочаге зреет бунт.
– Так это – ты, – бессильно выдохнул Мятежник.
– Я. – Ведьма склонила голову. – Засылать лазутчиков, чтобы все проверить, было некогда. Да, мы бросили на твой город лучшие полки. На этом тоже настояла я. Их возглавили послушники, мои и Мечтателя. Не знаю, сможешь ли ты меня когда-нибудь простить. Лично я себя – нет. Но ты слишком хорошо всегда умел скрываться.
– Я понял, сестра. Ты права, я не знаю, прощу ли тебя, но смерти твоей или твоего близнеца больше не хочу.
– Если бы мы знали, действовали бы по-другому, – подтвердил Император. – Брат, Механик правду сказал, я не наделен особыми талантами. Неужели ты думаешь, что мне нужен был враг в лице лучшего повстанца в этом мире?
– Ладно, хватит, я уже остыл, – буркнул Мятежник, нервно побарабанив пальцами по столу. – Оставим прошлое прошлому.
– Разумные слова, – согласилась Ведьма.
– А передо мной никто не хочет извиниться? – поинтересовался Механик.
– За что? – удивился Император. – За кошельки твоих любимых торгашей? По донесениям моих лазутчиков, в Золотом Мосту не было голодных бунтов. Чубы заваливают вас продовольствием по низким ценам. Да, кто-то лишился части прибылей. И что? С каких пор схимники смотрят на золото? Даже те из твоих купцов, что шпионили на моей земле, не были схвачены и брошены в темницу. Хотя следовало бы.
– Экий ты у нас, братец, бессребреник. Вот только все золото, которого недосчитались мои люди, шло в твою казну, на вооружение твоих ратников.
– Хватит, Механик, – произнесла Ведьма. – Что было, то было. Вы с Мечтателем достаточно побряцали оружием, чтобы понять, какими жертвами обернется война. Давайте наконец поговорим, как в старые добрые времена, вместе решим, как поступить, и меньшинство присоединится к большинству.
– Хорошие слова, сестра, – ответил Атаман. – Нас, чубов, считают воинственным народом, но мы никогда не одобряли напрасного кровопролития. Только прости, я так до сих пор и не понял, что мы будем решать?
– В первую очередь – быть ли Империи. Что она – благо для людей или то, чем кажется Мятежнику, – гниющее болото? Если большинство выскажется в ее пользу, тогда мы с вами подумаем, как безболезненно объединить наши владения, так, чтобы заложить основу прочной державы, но и не оставить ни один из народов обиженным.
– А если нет? – спросил Мятежник. – Если большинство выскажется против?
– Тогда мы вместе подумаем, как разрушить ее и не создать на обломках того же хаоса, который возник при падении первой Империи.
– И Император на это пойдет? – удивился Механик.
– Пойду. – Ответ прозвучал твердо. – При условии, что мы найдем разумный способ. Я не для того очищал Венедию от всевозможных татей, лихоимцев и самодуров, чтобы они вернулись еще более голодными и злыми.
– Значит, договорились? – спросила Ведьма.
Смотрела она на троих противников Империи.
Мятежник молча кивнул.
Механик почесал кончик носа и произнес:
– Лучше так, чем кровопролитие.
– Згода, – сказал по-чубовски Атаман.
– Раз Книжник самоустранился, – продолжила сестра, получив согласие всех, – предлагаю выслушать Искателя. Он много путешествовал, видел Империю, знаком с жизнью Золотого Моста и Южной Окраины.
– Верно! – воскликнул Атаман. – Искатель мало говорит, но толково. Книжник, ты не против?
– Почему я должен возражать? – хмуро спросил тот.
– Ты всегда был старшим среди нас. И сегодня сперва начал в старом ключе, а потом скис как-то.
– А-а-а… – Наш огромный брат махнул рукой. – Я бы еще во время обучения руководство Искателю передал. Да не хотел он. Я давно стал книжным червем. В истории понимаю больше, чем в реальной жизни. А он мир повидал, здесь Ведьма права. Говори, Искатель.
Признаться, я немного растерялся. Ждал чего угодно – попыток привлечь меня на одну из сторон, просьбы не вмешиваться, мало отличающейся от приказа. Но вот такого? Да, видел я Империю, чубовские хутора видел и Золотой Мост посмотреть успел со всеми его «прелестями». Вот только так и не решил, что же будет для людей лучше. Не для меня. Как раз мне-то лично Империя давно поперек горла встала. А простые люди? Что сможем мы дать им вместо защиты имперских полков? Где найдется управа на князей и бояр, если им опять разрешат иметь собственные дружины? А с другой стороны, что станет с державой, в которой простые люди разучатся самостоятельно принимать решения, будут ждать указа сверху не только что им делать, а и что думать. Что произойдет, когда мы, схимники, удалимся со своими учениками? Где середина? Где тот мостик, которым можно соединить эти два берега?
Я не видел его. Кто-то скажет, что я струсил. Не стану спорить и оправдываться, может быть, так и есть. Кто-то скажет, что я виноват во всем, что произошло дальше. Смешно. Мне давался шанс изменить судьбу антского народа – я отказался. Потом мне на блюдечке поднесли венедов. И вновь не рискнул я решить за них всех, это сделал Император. А теперь в моих руках судьба всего мира, а я все еще колеблюсь. Не чувствую за собой права решать.
– Простите, – я покачал головой. – В Империи есть как хорошее, так и плохое. Я не знаю, чего больше. Считайте, что я воздержался от решения.
Говорил-то я для всех, а смотрел лишь на Ведьму. И видел, как надежда в ее взгляде сменилась разочарованием, а потом даже какой-то брезгливостью. И еще, на ее лице словно большими буквами было написано: «Я так и знала». И этот брезгливый взгляд был хуже пощечины. Ведьма. Сестра моя, вновь я тебя разочаровал. Снова ты ждала от меня большего, чем я способен был дать. Я смешался под ее взглядом, отвел глаза. Никогда, никогда мой дар убеждения не действовал на нее, на единственную в мире. Никогда я не мог отделаться от чувства вины под этим взглядом, и даже отвернувшись чувствовал его на себе, как огненную печать.
А вот Император, похоже, думал, что я его поддержу. Мой ответ буквально вверг его в панику. Он быстро заговорил:
– Если дело в том, что Император – я, так это не так важно. Мы выберем вместе того, кто возглавит Империю, того, кого поддержат все. Я не держусь за власть, братья!
– Бесполезно, – ответил Мятежник. – Ты же слышал? Единственный, кого поддержали бы мы и вы, только что отказался принимать решение.
– Тогда, может быть, изберете меня или Ловца? – подал голос Егерь. – Я знаю, между братьями часто соперничество. Кто-то со стороны – лучший выход в такой ситуации.
– Сиди уже, самодержец недоделанный, – устало произнес Механик. – Без тебя тошно. На себя посмотри, владыка хренов. Бродяга пальцами щелкнул – ты чуть следом не сорвался. Думаешь, никто этого не заметил? Мы же все тут схимники. Таким Императором, как ты, будут вертеть, как собака хвостом.
– Короче, братья, – вновь заговорил Мятежник. – Посмотрим правде в глаза. Сестры поддерживают Императора, а значит, и его Империю. Мы трое считаем, что она должна быть разрушена. Книжник, твое слово последнее. Как скажешь, так и сделаем.
– Да не знаю я, что сказать! – с мукой в голосе воскликнул Книжник. – Прав Искатель, и хорошее и плохое в Империи есть! А чего больше? Как это измерить? На каких весах взвесить? История рассудит.
– Да пока она рассудит, наши трупы в земле сгниют! – Мятежник тоже вскочил. – Историю пишут победители. И пусть лучше я останусь в ней борцом за свободу, чем бунтарем, которого в конце концов поймали и бросили в темницу! Твое слово! Да? Нет?
– Я воздержался от решения.
– Три на три, – глухо произнес Ловец. – Может, нас выслушаете?
– А что тебя слушать? – горько рассмеялась Ведьма. – В степи всегда был в тени Акына, пришел в Венедию – и там тебе простора нет. Не ты будешь говорить, а обида твоя, годами накопленная да взлелеянная.
– Будет война? – спросил Егерь, вставая.
– Надеюсь, у Императора хватит мудрости не довести до нее, – ответил Мятежник.
– И какова цена мира? – поинтересовался Император.
– Невелика. Твои войска оставляют Северную Окраину, пошлины для купцов, торгующих с Золотым Мостом, снижаются до прежнего уровня. И ты прекращаешь любые переговоры с хунну. Остальное можешь оставить себе.
– Я не собираюсь воевать с вами, но и исполнить требования не могу. Это – смерть для Империи.
– Мы тоже сделаем все, чтобы избежать войны, – твердо ответил Мятежник. – Но за нами стоят простые люди. Когда терпение оборвется, даже способностей схимников может не хватить, чтобы удержать их.
– Это все на твоей совести, Искатель, – буквально прошипела Ведьма.
– Не стоит перекладывать на меня вину за то, что вы неспособны договориться, – ответил я.
Сестры встали, распахнули плащи. Сверкнули рукояти мечей на их поясах. Атаман подобрался, как рысь перед броском. И вновь поднялся Книжник.
– Хватит вести себя, как малые дети, – громыхнул его голос. – Я буду следить за вами. И первый, кто посмеет поднять меч на брата, вынужден будет драться со мной. Так и знайте и ученикам своим передайте.
– Мы уходим, – приказал Император.
– Искатель, останься, пожалуйста, – попросил Мятежник. – Мы с тобой в прошлый раз так и не окончили разговор. Больно быстро ты ушел.
Император и сестры удалились. Они прошли к двери не оглядываясь, словно показывая, что не ждут от своих противников удара в спину. Егерь и Ловец выскользнули следом за ними. Мы остались вчетвером. И странно, теперь комната показалась мне слишком большой. Потрескивало масло в лампах. Его запах смешивался с ароматом сирени. Я знал, это духи Ведьмы оставили свой след. Атаман сидел, подперев рукой чубатую голову. Мятежник отстукивал какой-то рваный ритм на столешнице. Механик ходил по комнате из угла в угол. На миг остановился, задвинул деревянный засов на двери и вновь начал расхаживать.
– Помнишь, Мятежник, в наш прошлый разговор ты сказал «мы отыщем их» про тех, кто убил Отшельника? – спросил я.
– Возможно, – задумчиво ответил брат. – Да, может быть, сказал. А в чем дело?
– В тоне. Так не говорят про своих учеников. Я уже тогда понял, что ты с кем-то заключил союз. Жаль, сразу выбросил эту мысль из головы. Ясно ведь, у вас троих общий интерес.
– Брат… – Механик остановился и резко развернулся в мою сторону. – Мы хотим, чтобы этот интерес стал и твоим. Есть вещи, которые нельзя говорить при всех. Эта сучка Ведьма, ты ведь знаешь ее лучше прочих. Ты заметил, как она разорялась о мире и о том, что надо договориться, а сама все на тебя зыркала. Дура баба. Думала, ты поддержишь ее по старой памяти. Но я-то понял, ничего у нее не выйдет. Ты – не слепой. Они же все предложения делали с позиции силы. Разве не так?
– А вы? – задал я встречный вопрос. – Механик, ты правильно сказал, я не слепой, а в придачу не глухой. И силой вы с Императором похвалялись, перекрикивая друг друга.
– Да не в этом суть! – Мятежник встал, резко отодвинув свой стул от стола. – Брат, помнишь, еще до схимы, ты сражался под моим началом? Я всегда ценил твои советы, и все нам удавалось. Не встреть мы Экспериментатора, наше восстание победило бы. И ты бы стал моим первым советником. Но сейчас я прошусь под твое начало. Давай сыграем, как в старые добрые времена. Ты же помнишь о них?
– Помню. И ваши драки с Атаманом помню. Однако сейчас вы оба на одной стороне. Знаешь, о чем это говорит?
– О том, что мы правы, раз уж два таких непохожих схимника сумели объединиться, – ответил за него Механик.
– Нет, брат. Всего лишь о том, что некоторые вещи меняются. Я сказал о своем отношении к Империи. И при этом не лукавил. Зачем мне помогать разрушить ее вам, если я сам не уверен, добро она или лихо? Что я знаю точно – после ее падения воцарится хаос.
– Но ты ведь согласен с тем, что Император присвоил себе право людей на самостоятельные решения? – спросил Мятежник.
– Допустим.
– Разве не это право ты всегда считал высшей ценностью? Я помню тебя до схимы и помню во время. Это ведь ты говорил: у каждого человека по-настоящему есть лишь одно право – право решать.
– Да, я так говорил. И до сих пор так считаю. Но чем вы лучше Императора? Он решил за всех людей, что им нужна Империя, и создал ее так, как видел в своих мечтах. А теперь вы решили, что Империя – зло, снова сами, втроем за всех людей, и собираетесь ее разрушить. Но ведь большинство подданных боготворят Императора. Как с ними? Всех под нож?
– Им задурили головы.
– И ты, брат, начнешь передуривать? Им внушили, что законопослушность принесет им спокойствие, стабильность, достаток. Потом придешь ты, зажжешь их сердца, внушишь, что нужнее всего этого – свобода. А у них ты спросил, что им по сердцу? Получишь в итоге то же стадо, только в придачу еще и воинственное. А дальше?
– Что дальше?! – стукнул кулаком по столу Атаман. – Он войной нам грозил, ты же сам все слышал!
– Я слышал другое. Да не в этом дело. Вы же не знаете, что дать людям взамен. Император СТРОИТ! Понимаете? Возможно, косо и криво, но строит. Дырки потом можно будет залатать, покосившиеся балки переделать или заменить. Он нашел что-то, объединившее венедов после веков междоусобиц. А что за вами? Чубы? Золотой Мост? Ваши люди могут кричать что угодно и сколько угодно. Возможно, они уже действительно стали отдельными народами. Но все вы венедского корня. Те же венеды, только со своим колоритом.
– За нами еще анты. – Мятежник гордо вскинул голову.
– Союзники? – вот теперь я удивился.
– Они считают меня чем-то вроде своего князя. Я укрылся у них после Бочага. Лесные братья привели. Анты приняли нас хорошо. Даже хотели меч мне подарить. – Мятежник печально усмехнулся. – Да зачем мне их меч? Отказался, понятно.
– И дурак, – буркнул Атаман. – Чую, скоро каждому из нас хороший клинок понадобится.
– А потом как-то само получилось, что все они начали подчиняться мне.
– Обаяние схимников, – пожал плечами Механик.
Теперь я все понял. Псеглавцы все-таки нашли своего учителя. Наученные горьким опытом переговоров со мной, не стали прямо уговаривать Мятежника. Ситуация у брата была такая, что хорошие воины ему ой как нужны. Анты дали их, а взамен получили своего схимника. Конечно, и до этого я мог бы додуматься раньше. Знал же: где лесные братья – там и псеглавцы недалеко.
– Анты – это народ самостоятельный. Венеды когда-то отделились от него, а не наоборот, – сказал Атаман.
И это я знал. Венедами раньше называли союз антских племен, живших на той самой Северной Окраине, которую требовал себе Мятежник у Императора. Оттуда двинулись они на войну с древними, в результате которой через сотни лет и возникла Венедия, состоящая из множества княжеств.
– И что вы хотите? Переделать венедов по антскому образцу? – спросил я. – Так поздно уже. Они другие. Возможно, в глухих деревнях уклад еще похож на антский, но деревень таких с каждым днем все меньше. Вновь заменить закон обычаем?
– Да! А чем это плохо? Ты же хотел узнать, что будет вместо Империи, – ответил Мятежник.
– Для этого венеды слишком распущенны. Мы ушли другим путем, и ушли слишком далеко. Оставьте варваров в их лесах. Им там хорошо. Вот пусть и сидят. Мятежник, эта идея заранее обречена на провал. После войны с Империей твои анты насмотрятся другой жизни, где воля седых старцев, казалось бы, не ограничивает их свободы. И что ты получишь на севере, когда они вернутся? Молодых воинов, полных сил, закаленных в боях и желающих перемен. Тогда наш жизненный уклад придет к антам. Каждый воевода деревенского ополчения не захочет делиться своей долей добычи с общиной, и его поддержат те, кого он водил в бой. Возникнут удельные княжества. Поговори с Книжником. Он объяснит тебе, как война с древними убила прежний жизненный уклад венедов. Все повторится и в случае с антами.
– Но ведь не только на антах свет клином сошелся!
– А кто? Золотой Мост? Его образ жизни хорош для большого торгового города, может быть. А для полноценного княжества здесь слишком много свободы. Эта ваша придумка… как же это слово из древнего языка…
– Демократия, – подсказал Механик. – От слов…
– Я помню, от каких слов. Ее правильнее назвать деньгократией.
– Если на древнем, тогда точнее плутократия.
– Как ни называй, а все это хреновина собачья. Эти ваши выборы. Ну как можно выбирать, не зная, между чем и чем этот выбор?
– Как же не зная? Кандидаты начинают рассказывать горожанам о себе месяца за три…
– Да не о себе они рассказывают. Заливают в уши горожанам сказки о том, какие они чистые, благородные и думают только о народе. Заодно выльют на соперников по бочонку помоев. А побеждает в итоге тот, кто позволил себе купить больше крикунов. Я слышал, у вас даже есть профессиональные крикуны, которые только тем на хлеб себе и зарабатывают, что перед выборами рассказывают сказки про своих нанимателей да вываливают в грязи всех остальных кандидатов. И о чем будут думать такие люди, придя к власти? Только о том, как богатства свои приумножить. А простой люд главное держать в таких рамках, чтобы он с голоду ноги не протянул да мог работать. Больше ему и не надо. Вот и процветает мздоимство, вот и царят законы, которые выгодны только властной верхушке.
– Да, возможно, так было, – смутился Механик. – Но я навожу порядок по мере сил.
– А кто будет это делать, когда ты со своими учениками уйдешь из города на тридцать лет? Все вернется на круги своя. Нет, брат, такой судьбы я венедам не хочу. Уж лучше Император, который хоть и лишил их права решать, зато лицемеров не плодит, которые на словах за державу голову положить готовы, а на деле доят ее, как корову.
– Ну уж у чубов такого нет! – воскликнул Атаман. – У нас тоже атаманов на общей Раде избирают. Но у каждого чуба на поясе сабля, а за поясом – два пистоля. И ежели кто из старшин в общую казну лапу запустит и будет на том пойман, так его и судить не станут. Или на месте разорвут, или живьем в землю закопают. А за клевету да напраслину, возводимую на товарища, у нас калеными клещами языки вырывают. И прогоняют с Чубовской Окраины в Венедию.
– Что и говорить, у вас лихим людям не разгуляться, – кивнул я. – Вот только вам, чубам, всегда нужен враг. Ваше общество построено на войне. Без нее твои хлопцы либо превратятся в грабителей, либо станут простыми пахарями, потому как есть что-то надо, а нет врага – нет войны, нет войны – нет добычи. Или еще хуже, начнутся междоусобицы. А итог будет совсем как в Венедии. Там тоже княжества не сразу появились да обрели нынешние границы. Вот и выходит, братья, что, развалив Империю, вы ничего не дадите взамен.
– Искатель, ты же знаешь нас, – развел чуб руками. – Ну не для того мы созданы, не тому учились. Ты нужен нам, Механик прав. Стань во главе. Не придумаем мы ничего нового. А ты – можешь. Начнем, ударим по Империи со всех сторон, а там, глядишь, и придумаем, чем ее заменить. Книжник не вмешается. А мы вчетвером…
– Нет. Нельзя так: главное ударить – а потом будем придумывать. Сперва нужно понять, что ты станешь строить на обломках, а то так и можешь остаться с этими обломками и ни с чем более. И вообще не нужна вам эта война! До сих пор я еще колебался. Но коли уж мой союз с вами подтолкнет вас к ней, то не ждите его. Осталось не так много, все мы уйдем от людей со своими учениками. У нашего выводка они есть. Вам бы до той поры продержаться. А потом люди без нас сами решат, как им жить.
– Продержишься тут. – Механик сел за стол. – Нас душат.
– Кто вас душит? Сам говорил о бездонной казне Золотого Моста. Вот и тряхни ею, в кои-то веки не ради богатеев, а ради простого люда.
– Что ты в меня с этими богатеями вцепился? – вскипел он. – Это – самые толковые люди, те, кто пробился наверх своим умом. А если даже получил богатство от предков, то не разбазарил, а приумножил. Чем это плохо?
– Да ничем не плохо, только, кроме своих денег, они ничего не видят. Сколько нужно человеку для жизни? Тех гор золота, которые скопили твои купцы, хватит им и их правнукам на безбедную жизнь, не хуже чем у князей каких-нибудь. А они все копят, все собирают. Зачем? Загляни в гавань, прогуляйся по набережной. Там же не морем пахнет, а дерьмом. А твои купчишки думают, дескать, на их век хватит. Но когда гавань превратится в отхожее место и корабли не смогут причалить, что станет с Золотым Мостом? И это лишь малая часть. А то, что они втридорога со своих дерут?
– Это имперские пошлины. Купец себе в убыток торговать не станет, вот и ломит цену.
– Не вали все на Империю. И до нее так было. Не думают твои купцы, что коли народ обнищает, то и города своего защищать не станет. У нищих нет родины. На кого обопрутся? На наемников заморских? Так вспомни, что в Бочаге было, как заморцы себя там повели. Князья были плохи, но они, по крайней мере, понимали, что с нищего народа много податей не соберешь и в ополчение его не загонишь. А купцы твои и этого не разумеют.
– Золотой Мост держится не на нищих. Торговцы открывали новые земли, строили городские стены, укрепляли войско, давали золото на новые исследования и изобретения. А простой народ… Отчасти Император прав, они – стадо, стаду нужны пастухи. Но не мы, а те, кто чего-то достиг в этой жизни. И уж точно нельзя лишать простых людей шанса пробиться наверх своим умом.
– Может, и так, да только ты сам небось знаешь, что обычно наверх всплывает, а потом не тонет. – Я махнул рукой. – Ну хорошо, представь, что я согласился. И что вы станете делать?
– Хм… – Атаман нахмурился, но ничего не добавил.
За него сказал Мятежник:
– Ты наш брат, Искатель, но и Император твой брат. Да и с Ведьмой ты был близок.
– Боишься, что сдам ваши планы? – понимающе кивнул я.
– Да, – подтвердил Атаман.
Я знал, на односложные слова он переходит, когда что-то крепко обдумывает.
– Как хотите. Значит, окончим этот бесполезный разговор. Без обид, братья, я дал вам шанс убедить меня в своей правоте.
– Постой, – вскрикнул чуб. – Слово дай.
– Какое слово?
– Что все, что ты услышишь, останется между нами.
– Атаман, ты знаешь мои правила.
– Все меняются.
– Оставь, брат. – Мятежник положил руку ему на предплечье. – Искатель действительно не выдаст наших планов, даже если Император уговорит его присоединиться.
– Хорошо, кто начнет?
– Я, пожалуй. – Механик опять остановился, на сей раз напротив меня. – Вот из головы фраза Мятежника не выходит о том, что Империя – это механизм. А раз так, то у нее есть слабые места. И кто лучше меня их увидит? Наверняка это не Император. Сестры вполне сумеют поставить вместо него какого-нибудь болванчика. И все же…
– Так что, наша первоначальная идея отменяется? – спросил Атаман.
– Какая? – не понял Механик.
– Мы же с Мятежником говорили тебе. Как раз то, что ты только что отмел: устранение Императора от власти.
– Я помню, но вы же предложили это до того, как узнали, что Император – наш брат.
– А что поменялось? Да, это не разрушит Империю, но позволит нам перехватить инициативу, выиграть время, внести замешательство в ряды имперских полков. А потом, раньше, чем сестры опомнятся, к ратникам Империи направится Мятежник, поднимет на восстание пару полков. Пока сестры будут гасить бунт, он начнет вылавливать тех, кто промывает людям мозг. А уж мы с тобой поможем извне, прикуем внимание сестер.
– Все не так просто, брат, – задумчиво произнес Механик. – В одном ты прав: Императора надо захватить сейчас же, пока он в Золотом Мосту.
– Остановитесь! – воскликнул я. – Да что же вы творите?!
– Пока ничего. – Атаман встал, подошел ко мне, навис, как скала, стерегущая вход в Торжковскую гавань. Глаза сверкают, как два маяка. – Ты, брат, любишь рассуждать о праве решать за других. Так вот, слушай меня. Право это дает сила. Мы сильнее тебя, и потому мы решаем, что Император должен быть пленен. Тебе остается либо помочь, либо не мешать.
– Считаешь себя силой? – Я тяжело вздохнул.
– Я и есть сила! Да, схимник сможет уйти от меня одного, но не от нас троих. Втроем мы скрутим любого, даже тебя.
– Даже, – передразнил я его. – Атаман, ты преувеличиваешь исходящую от меня опасность. Я никогда не был воином. В самые буйные времена молодости – всего лишь разбойником, и то не из лучших.
– Я хочу услышать твою клятву молчать, иначе из этого дома ты не выйдешь!
Мятежник переводил взгляд с меня на Атамана и обратно. Я чувствовал его колебания. Все-таки он был верным другом. И сейчас ради меня готов поставить под удар успех всего их предприятия. Может, потому до схимы все его восстания терпели крах. Мало цинизма, холодной взвешенности. И слишком много чувств, привязанностей. Механик же, напротив, отбросил все сомнения. Мысли в его голове превратились в стальные шестеренки, сцепились зубцами, завертелись в строгой синхронности, согласованности и неотвратимости. Теперь ведь все ясно. Я против их плана. Конец колебаниям теневого правителя Золотого Моста. Если меня нельзя превратить в союзника, значит, нельзя позволить сделать это и Императору. Они так сосредоточились на мне, ожидая сопротивления, что сдвоенный удар по двери услышал только я. Знакомый такой, первый – выше середины двери, второй – чуть ниже засова. А потом топор ударил в полную силу, отпущенную схимой любому прилежному ученику. Засов разлетелся, дверь распахнулась.
– Всем замереть! – В голосе звенела сталь и привычка повелевать. Да, именно так, не банально приказывать, а именно повелевать.
В комнату шагнул Барчук. За спиной его был привязан объемистый бочонок, а в руке пылал факел. За ним вскочила Бешеная, с мечом и щитом наготове, и тут же прикрыла спину своего брата и возлюбленного.
– Мальчик, что ты делаешь? – вкрадчивым голосом поинтересовался Механик.
– Команда была замереть! – гаркнул мой ученик. – Клянусь костями Лихослава и пепелищем Лиховского кремля, если хоть волос упадет с головы моего учителя, этот факел отправится на встречу с порохом, который в бочонке. А порох славный, с разрыв-травой, ему, чтобы заняться, гораздо меньше надо, а взрывается он ох как мощно!
– Мальчик, ты же умрешь.
– Ты, старый интриган, тоже.
Атаман радостно расхохотался:
– Хороший ученик! Знаешь, Искатель, за схиму можно быть спокойным!
Скрипнула дверь. Бешеная приняла боевую стойку, очень низкую, щит закрывал ее теперь от глаз до колена. Широкий антский клинок лег на его верхнюю кромку. В комнату вломились два чуба с саблями наголо. Еще одна сабля в ножнах висела у обоих на поясе.
– Назад! – рявкнула девушка, делая подшаг.
Шум сзади пусть немного, но отвлек Барчука. Атаман вдруг выхватил из-за кушака метательный нож. Сталь сверкнула, и вырванный из руки моего ученика факел оказался прибит к стене. Мой брат тут же ринулся вперед, обнажая и свою саблю. Но на его пути встал я. У меня не было оружия, кроме навыков, дарованных схимой. И я рявкнул:
– Стоять!
Вложил в одно это слово все свои способности повелевать чувствами. Конечно, мозг схимника сам по себе защищается от внешних воздействий, и все же Атаман замер.
– Только тронь его, брат.
– В подвале полно пороха, – ровным тоном произнес Барчук, хоть я чувствовал, как он сейчас напряжен. – И лишь один факел в руках нашей сестры. Потому спрячьте сабли. Дверь в подвал открыта, Малышка прекрасно видит, кто входит и кто выходит. Отменить приказ взорвать этот дом могу лишь я и Бешеная. Прости, учитель, милосердие могло заставить тебя сделать это в ущерб себе, потому тебя она не послушается. Следующими, кто выйдет из этой комнаты, должны быть мы вместе с Искателем. Покажется кто-то другой – дом взлетит на воздух. И никакая схима не поможет вам соскрести свои останки со стен окрестных домов.
Атаман бросил клинок в ножны, делая своим ученикам знак последовать примеру. Бешеная подскочила к ним и выдернула пистоль у одного из-за пояса. Барчук опустил на пол бочку.
– Вы двое, давайте ко всем, – приказал он чубам. – Ненавижу, когда мне дышат в затылок.
Те повиновались. Девушка взвела курок и направила ствол на бочку. Старый черный порох мог и не взорваться от простого выстрела, но это ведь был новый, с разрыв-травой, гордость Золотого Моста.
– Глупостей делать не советую, – сказала Бешеная. – Я нервная, могу и случайно выстрелить.
– Вот это ученики! – воскликнул Атаман. – Жаль, не мои, учитесь, оболтусы.
С этими словами он отпустил двум чубам по затрещине. Послушники его были похожи меж собой как две капли воды. А кроме того, в них легко угадывались черты того же Атамана, да и одеты они были одинаково.
– Сыновья? – спросил я, кивнув на них.
– Племянники внучатые, – ответил он. – С детьми еще успею. Век схимника долог. Ну что, Искатель, на этом можно было бы и распрощаться. Но у меня есть идея лучше. Помнишь, учитель когда-то стравил нас в поединке?
– Как же, – усмехнулся Мятежник. – Все помнят. Искатель тогда заболтал тебя настолько, что умудрился выбить саблю.
– Единичный случай, – поморщился я. – Больше подобного не получалось.
– Это все равно, – отмахнулся Атаман. – Пусть теперь в поединке сойдутся наши ученики. Вот и посмотрим, кто лучший учитель, за кем сила и право решать. Если твой победит, мы откажемся от планов захвата Императора.
– А если проиграет?
– Тогда вы уйдете и не будете мешать нам делать то, что мы считаем правильным.
Признаться, будь здесь Зануда, я бы, может так статься, и поддался искушению решить спор подобным образом. Но Барчук постиг схиму хуже всех. Куда тягаться ему с головорезами Атамана?
– Прости, брат, но мои ученики – не бойцовские петухи, – твердо произнес я.
– И ты прости меня, учитель, – услышал я сзади не менее твердый голос. – Вызвали не тебя, а меня. Мужчины нашего рода никогда не бежали от поединка, как бы опасен он ни был. Потом я приму любое наказание, какое ты посчитаешь нужным мне назначить. Но сейчас я дерусь.
На губах близнецов расцвели одинаковые хищные улыбки. Чубы никогда не считали венедов ровней себе в битве.
– З жинкою тэж бытыся трэба? – спросил один из них.
– Ни, сынку, жинку нэ чипайтэ, вона – лышэ жинка, навить, якщо и добрый схымнык, – отозвался Атаман.
– А тем более кому-то нужно держать на прицеле эту, будь она неладна, бочку, – добавила Бешеная.
– Тоди можна я выйду на двобий?
– Ни, сынку, дужэ ты войовнычый. Нэхай брат твий цэ зробыть.
– Чому?
– Тому що вбываты нэ трэба. Трохы поризаты – цэ самэ воно. Ты ж можэш нэ втрыматыся, тому постий та подывысь.
Второму же брату Атаман сказал:
– Загыбэль його нам нэпотрибна, алэ выришуй сам. Якщо трэба, можэш и вбыты.
Я перевел взгляд на Барчука. Тот спокойно и неспешно разминался, готовясь к поединку. Бешеная отдала ему свой щит.
– Может, и клинок мой возьмешь? – спросила она. – Я антской ковке больше верю.
– Не надо, – отмахнулся Барчук. – Я к своему мечу привык. А в таких поединках каждая мелочь важна.
– Ты справишься с ним?
– Ну конечно же, солнышко.
Это было странно, но по голосу я понял, что мой ученик действительно верит в то, о чем говорит.
– Барчук, – окликнул я его, – этот чуб наверняка учится гораздо дольше тебя, не меньше, чем Зануда. Я мог бы надеяться на твою технику фехтования, но поверь, Атаман – лучший боец этого мира. И его ученик тебе точно не уступает.
– Умеешь ты подбодрить, учитель. – Барчук хлопнул меня по плечу левой рукой, прежде чем продеть ее в ремни щита.
Тем временем Атаман и Механик сдвинули стол к стене, убрали стулья. Освободился немалый простор для боя. Чуб уже ждал моего ученика. Он снял жилетку и рубаху и сейчас поигрывал мускулами, лениво крутя две сабли. Ростом и статью он уступал Барчуку самую малость. И все же в каждом его жесте, в каждом движении чувствовалась мощь дикого зверя, но мощь обузданная и поставленная на службу разуму. Атаман решил не рисковать, выставил лучшего из близнецов, того, кто не позволит ярости овладеть собой, ведь в поединках таких мастеров это смерти подобно. Его брат-близнец стоял рядом со своим учителем и нервно покусывал то кончик чуба, то кончик длинного уса. Нет, за исход поединка он был спокоен. Просто, видимо, впервые ученики Атамана выходили против чужих послушников. Вот и жалел молодой чуб, что честь эта досталась не ему. Я печально улыбнулся. Если все пойдет так, как задумали мои братья, скоро этому горячему сердцу боев с учениками Императора и сестер хватит с головой.
Барчук стукнул два раза мечом о край щита и шагнул на середину комнаты. Толстые стены поглотили глухой звук. Чуб плавно перетек в боевую стойку. Острие левой сабли смотрело снизу в плечо венеда. Правая была поднята лезвием вверх, прикрывая голову от возможной атаки. Два изогнутых чубовских клинка против прямого венедского меча и круглого щита, окованного стальными полосами. Барчук был без кольчуги, так что между ним и остро отточенными лезвиями стояло лишь его мастерство и льняная ткань темно-зеленой рубахи.
Атака чуба была внезапной. Он отпрыгнул назад и сразу взвился в воздух, практически под потолок, провернулся три раза вокруг себя, раскручивая свое оружие, и обрушился на венеда. Этот прием рождал удар, подобный камнепаду. Чуб в полете сместился немного влево, так что Барчук не смог бы контратаковать, не открывшись, а тогда противник просто рассек бы его на три части, отделавшись пусть серьезной, но не смертельной раной. Если же противник не рисковал нанести встречный удар, то сила, вкладываемая в атаку, должна была бросить его на землю. Прием, сложный для ученика. Барчук повел себя правильно, припал на колено, прикрываясь щитом и сжавшись в комок. Сабли высекли искры из оковки щита, оставив глубокие борозды. Чуб отпрыгнул назад, оттолкнувшись от щита саблями, но мой ученик тут же ринулся следом. На какое-то время его меч превратился в сверкающий полукруг, настолько быстры были сыпавшиеся на чуба удары. Венед теснил его, используя преимущество щита и венедского клинка, который был на ладонь длиннее.
Ему почти удалось прижать противника к стене, где тот окончательно лишился бы подвижности. Но ученик Атамана – это вам не простой рубака. В последний момент он ушел перекатом влево, рискуя получить удар по спине, прямо под меч Барчука. Сказалось превосходство в постижении схимы. Мой ученик не успел воспользоваться моментом. В самой нижней точке переката чуб нанес хлесткий удар под правое колено. Но на сей раз сталь встретила сталь, вновь брызнув снопом искр.
Больше подобных ошибок ученик Атамана себе не позволял. Поняв, что противник опасен, он уже не расслаблялся, перемещался во все стороны, уходя от новых попыток зажать его, терзал оборону Барчука резкими выпадами. Он был быстр почти как полноценный схимник. Пожалуй, в скорости и ловкости его мог бы превзойти только Зануда. Он умело вкладывал в удар совокупное усилие всех мышц тела, заставляя трещать щит венеда и даже отбивая от него небольшие обломки. Барчук начал выдыхаться. Левая рука его онемела от постоянных ударов, все чаще и чаще он парировал атаку лишь в самый последний момент. Чуб, не торопясь, плел кружево своей победы.
Наконец сабля его отколола от щита уже серьезный кусок. К тому времени Барчук прекратил любые попытки контратаковать. Все силы он сосредоточил на том, чтобы остаться на ногах. И тогда чуб вновь взвился в воздух, повторяя прием, которым начал поединок. Расчет был прост: либо венед поступит, как в первый раз, и тогда щит просто разлетится, а заодно Барчук может лишиться и левой руки, либо окажется сбит с ног. И то и другое – верное поражение.
Я слышал, как затаила дыхание Бешеная. Пожелай сейчас кто-то отобрать у нее пистоль – это не составило бы труда. Гордость на лице Атамана, задумчивый взгляд Мятежника, безразличный – Механика. Последний уже давно понял, чем окончится поединок, и, скорее всего, вернулся к обдумыванию вопроса слабых мест в механизме Империи.
Вдруг Барчук, словно не чувствуя усталости, ринулся вперед, прямо под удар чуба. Он упал на колени, пропуская над собой вихрь сабель, и нанес за спину, не оборачиваясь, косой рубящий удар. Прием чуба был четко отработан. Даже такое поведение противника, а способны на подобное были только схимники, не застало его врасплох. Он приземлился на корточки, тут же ушел в кувырок, гася набранную для удара силу, вскочил, развернулся и завалился набок. Левая нога подвела. Барчук так и застыл, припав на одно колено, вынеся меч далеко в сторону, спиной к противнику. Чуб опять встал и вновь рухнул. По полу расползалось кровавое пятно из перерубленной почти до кости левой икры. Наконец в третий раз ученик Атамана поднялся, опираясь на саблю.
И тут я понял, почему замер Барчук. Он смотрел в глаза Атаману, словно ожидая какого-то знака. Но черты лица схимника-чуба затвердели. Лишь во взгляде незваной гостьей проскользнула растерянность. Его племянник сделал шаг вперед. Барчук вскочил, развернулся и ринулся на него, пригнувшись за щитом. Чуб ударил навстречу, пытаясь остановить, и нога подвела его вновь. Все-таки он – всего лишь ученик. Это я, к примеру, мог бы сражаться с такой раной, не особо ослабнув.
Барчук налетел на противника, буквально бросив на пол, навалился сверху, придавил щитом к полу, блокируя руки. При падении его противник выронил сабли. Острие венедского клинка сверкнуло перед его глазом. А выше был лишь пронзительный взгляд серых глаз. Миг, второй, третий… Меч ударил.
– Хватит! – запоздало, с мукой в голосе крикнул Атаман.
Барчук встал, стряхнул кровь и спрятал клинок. Следом встал ученик Атамана. На лице красовался ровный порез от левого глаза к уголку рта. Атаман, уже не скрываясь, облегченно вздохнул.
– Сестра, порох, – твердым голосом напомнил Барчук.
Бешеная вновь направила ствол пистоля на бочку. А Барчук преклонил предо мной колено.
– Приму любое наказание.
– Недоиграл немного, когда имитировал изнеможение. – Я подпустил фальшивого недовольства в голос, но сам незаметно подмигнул ему. – С завтрашнего дня будешь заниматься с Малышкой. Она тонко чувствует фальшь.
– И как долго?
– Пока в твое притворное бессилие не поверю даже я.
Он развернулся к моим братьям.
– Так за кем сила, дядя Атаман? – спросил мой Барчук.
– Я верен слову. Мы не тронем Императора, – глухо проговорил Атаман.
– Клятв с тебя брать не буду, – ответил я. – Поверю на слово.
– У тебя достойные ученики, брат.
– Я знаю. Бешеная, зови Малышку, мы уходим. И отдай им уже этот пистоль.
Девушка швырнула оружие под ноги второму из братьев. Следом Барчук бросил измочаленный щит.
– Возьми на память, – произнес он. – У нас говорят: не хвались, идучи на рать. А я добавлю: не стоит недооценивать вилецких егерей.
Мы вышли на улицу, сопровождаемые лишь молчанием. Пахло морем. Нагретая за день мостовая отдавала тепло. Город спал. Темноту разгоняли лишь одинокие фонари. Даже в окнах не было света. Свет луны то и дело закрывали бегущие по небу облака. А на душе царило какое-то непонятное спокойствие. Лишь когда мы свернули в переулок, Бешеная наконец дала волю чувствам, повисла на шее у Барчука, покрывая его лицо поцелуями.
– Ты победил его, – прошептала она.
– Это случайность, – ответил тот. – Он действительно сильнее меня и второй раз не обманется таким фокусом. Просто я решил, что учителю нужна эта победа, вот и бросил на чашу весов все, что умел.
– Это – не случайность, – возразил я. – В поединке схимников важно все, а он уделил внимание лишь боевому мастерству, потому и проиграл. И все же, я надеюсь, следующей встречи не будет. Мы зря пришли сюда. Думаю, скоро покинем этот город. Зануда еще не вернулся?
– Нет. Я волнуюсь за него, весь день где-то пропадал.
– Не знаю. – Меня одолевали сомнения. – В городе сейчас опасно. Схимники раскололись, и я не знаю, что пойдет в ход и кого заденет. Не было раньше такого. Все-таки Зануда – горожанин, подворотни ему – дом родной, надеюсь, сможет за себя постоять. А вы как меня нашли?
– Велика премудрость, – фыркнул Барчук. – Послушники Золотой Мост наводнили. Вроде бы стараются на глаза никому не лезть, простые люди их не замечают, но мы-то не простые. Я сразу смекнул, что затевается что-то. Проследили за парой чубов, они и вывели нас на этот дом.
– И что скажешь, бывший воевода егерского полка?
– Да ты же и сам все знаешь. Механик, чубы и Мятежник объединились – это я сразу понял. В городе идут облавы на имперских лазутчиков. Этой ночью, как я понял, морем подошли какие-то силы Мятежника. Их спрятали все там же, в порту. Численности я не знаю. Пока…
– Хорошо, а в дом вас как угораздило забраться?
– Все вышли, а ты нет, – пожал он плечами. – Мы забеспокоились. Что дверь скрипучая, Малышка заметила, когда имперцы к вам пожаловали. Пришлось через окно лезть.
– А что, дозоров никаких не было?
– Учитель, какие дозоры? Чубы хороши в степи, а лесные братья – в лесу, вилецкие егеря пригодны в любой местности, даже в городской. А в доме уже все просто. Проходили мимо двери в вашу комнату – Малышка услышала, как Атаман силой похваляется, грозится тебя захватить в плен. Тогда я и смекнул, что, даже если мы появимся, пользы немного будет. Бешеная догадалась в погреб заглянуть. Там действительно пороха на хороший полк хватит. Ну а дальше сам догадываешься небось. Вернулся я с бочонком, слышу – так и есть, Атаман тебе угрожает. Вот и ворвались.
– Да не мне они угрожали, – вздохнул я. – Императору. Но подумайте, что вы сделали. Заставили схимников исполнить ваши требования.
– Ты сердишься на нас? – смущенно спросила Малышка.
– Да что ты! Я восхищен. Признаться, если бы не вы, не знаю, как бы я расстался с братьями. Где вы всего этого нахватались?
– У тебя, учитель, – ответил за всех Барчук.
– Не припомню, когда это.
– Ты научил нас верить тебе, даже если мы не понимаем конечной цели. И тому, что коли есть цель – то способ достигнуть ее найдется. А коли нет ее – никакой способ не поможет. Я увидел, что для тебя важно доказать свою правоту братьям. После этого мне стало все равно, кого Атаман против меня выставит. Это ведь действительно было важно?
– Ты не представляешь насколько, – очень серьезно ответил я. – Возможно, ты предотвратил самую страшную войну в истории венедов.
Дата добавления: 2015-08-05; просмотров: 64 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Книжник | | | Глава 4 |