Обзор использованной литературы.

Сложно судить о самодержавной идеологии Ивана Грозного исключительно на основании указанных источников. Ведь требуется знание исторических реалий, в том числе, не нашедших отражения в приведенных посланиях царя. Тем более, не следует игнорировать мнение крупнейших исследователей данного вопроса.

Итак, отношениям московского государя и боярства в XIV-XVI вв. посвящена XXVIII лекция «Русской истории» В.О. Ключевского.[22] Он обращает внимание на изменение этих отношений в связи с изменением положения боярства: так, для XIV века характерно полное взаимопонимание боярства и князя, ведь бояре едут в Москву в поисках служебных выгод, а они прямо пропорциональны успехам господина. Но уже в XV веке бояре идут в Москву поневоле, в связи с ликвидацией удельной самостоятельности. Так появился стесняющий верховную власть правительственный класс, скрепленный сословным единством и общими притязательными политическими вкусами. Это, по мнению Ключевского, отправная точка конфликтов великокняжеской (позднее – царской) власти с боярством, которые в форме интриг и вражды будут длиться и в правление Ивана Грозного. Ключевский также касается переписки Ивана IV с Курбским: кратко характеризует их политические идеалы и приходит к выводу, что обе стороны мыслят в рамках существующего государственного устройства и не предлагают абсолютно ничего нового, а все столкновения государя и бояр происходили из-за вопроса о престолонаследии, поэтому носили не политический, а династический характер. Он отмечает оригинальность суждений царя, но полагает, что для вывода о праве казнить «холопов» не требовалось такого напряжения мысли. Но, конечно, сам объем лекции не предполагает подробного освещения событий.

Книга С.В. Бахрушина «Иван Грозный»[23] положительно оценена историками. Так, А.А. Зимин полагает, что в ней в целом удачно показан общий смысл событий середины XVI века.[24] Однако приводимые факты помещаются в рамки следующей концепции: боярство – реакционная сила, стремившаяся возродить порядки феодальной раздробленности; действия правительства прогрессивны и всегда направлены на то, чтобы предупредить смуту (это касается в равной мере и ареста князя Юрия Еленой Глинской, и опричнины Ивана Грозного). Особо подчеркивается несовершенство государственного управления на рубеже XV-XVI вв. Под политическим идеалом мыслится исключительно сильная самодержавная власть, того же требуют и интересы государственной обороны. Думается, эти особенности определяются временем написания книги: 1945 год.

Автор, помимо прочего, касается вопроса «самодержавства» Ивана IV, а также аргументации царем необходимости именно такой формы правления. Приводятся разнообразные и показательные факты, иллюстрирующие сохранение удельных порядков даже в начале XVI века. Поэтому книга очень полезна и помогает лучше понять реалии той эпохи и цели, которые преследовал Иван Грозный, стремясь к абсолютному контролю над страной.

К 1947 году относится выход книги «Русская публицистика XVI века».[25] Она охватывает все направления общественной мысли указанной эпохи, а потому значительно шире тематики данной работы. Отдельная (шестая) глава посвящена концепции «Москва – третий Рим», оформленной в единую логически стройную теорию старцем Елеазарова монастыря Филофеем. Помимо анализа самой концепции, а также истории ее происхождения

И.У. Будовниц пишет о том, какое влияние ее появление оказало на взаимоотношения духовной власти и светской (в лице Ивана IV), на позицию церкви относительно внешней политики Российского государства: к примеру, относительно намерения царя идти войной на Казань.

Конечно, автор не мог обойти вниманием переписку Андрея Курбского с Иваном Грозным, ведь оба они – крупнейшие публицисты столетия. В книге подробно разобраны как взгляды князя, так и воззрения царя, поэтому данная работа очень полезна для понимания аргументации Иваном Грозным необходимости самодержавного строя.

Событиям XVI века посвящено несколько работ исследователя русской средневековой истории А.А.Зимина. В своей книге «Реформы Ивана Грозного»[26] он дает подробный обзор историографии вопроса, отмечает факт воздействия на нее полемики Ивана IV с князем Курбским. В книге также представлен обзор источников, но тех, которые позволяют судить непосредственно о реформах середины столетия (что объяснимо и соответствует тематике книги), послания Ивана Грозного лишь вскользь упоминаются как «памятники публицистики, освещающие историю России середины XVI века».[27]

Как отмечает А.А. Зимин, выводы С.В. Бахрушина (труд которого уже был нами кратко охарактеризован) получили развитие в последующих работах советских историков, к числу которых относится С.О. Шмидт.[28] Его работа «Становление российского самодержавства»[29] помогает понять суть процессов, происходивших в России XVI столетия. Особым вниманием автора отмечен вопрос о влиянии местнических обычаев на психологию знати и, конечно, самого царя. Идеология местничества, по мнению

С.О. Шмидта, – это одна из форм проявления идеологии «самодержавства», основанная на признании подданных холопами царя.[30]

Один из важных вопросов, затронутых в книге, – дискуссия о дате начала в России абсолютизма. К моменту выхода книги она сводились к тому, начался ли абсолютизм в середине XVII века или при Петре I. Однако, если учесть, что реформы Избранной рады удивительно схожи с реформами, характерными для западноевропейского абсолютизма, возможна и иная трактовка: становление данной формы правления относится не к XVII, а к XVI веку, а события Смуты лишь временно ослабили власть государя. В таком случае представления о смене сословно-представительной монархии абсолютной – не более чем дань традиции. Ведь даже Земские Соборы, по существу, помехой для царской власти не являлись и даже использовались ею для обуздания аристократии и церкви. Тем не менее, как отмечает историк, данная точка зрения, хотя и интересна, но не имеет убедительного обоснования.[31]

Крайне информативной оказалась работа В.Б. Кобрина,[32] включающая краткий историографический обзор; освещение ключевых событий правления Василия III, Елены Глинской, бояр и Ивана Грозного; анализ наиболее известных посланий царя. Свою задачу автор видит, прежде всего, в изложении фактов. Что касается выводов, то читателю предлагается сделать их самостоятельно.

Важно отметить, что Кобрин отходит от некоторых утвердившихся в советской исторической науке взглядов. Так, историки 40-50-х гг., как правило, положительно характеризуют деятельность Ивана IV, отмечают, что она способствовала историческому прогрессу. Для Кобрина же Иван Грозный, прежде всего, деспот. Жестокость его власти объясняется ее слабостью.[33] Далее, автор не видит угрозы для централизации в мятеже удельного князя Андрея Ивановича, ведь Старицкое княжество исчезло бы при любом исходе событий. А следовательно, не оправдывает стремлением к централизации действий Елены Глинской, заточившей Андрея в темницу, где он и умер через полгода.[34] Кроме того, он предлагает отказаться от привычной схемы, представляющей боярство как реакционную силу, а дворянство – как прогрессивную, поскольку она отражает реалии истории Западной Европы и не учитывает специфику России.[35]

Одной из самых важных для понимания представлений Ивана IV о власти стала работа Б.Н. Флори «Иван Грозный».[36] В ней автор анализирует события всего периода правления Ивана IV, но для нас, в первую очередь, важны положения, касающиеся политических взглядов и власти царя. Итак,

Б.Н. Флоря рассматривает эволюцию властных отношений от первых князей до Московского государства и влияние на них византийских традиций, неизбежно проникавших на Русь, а позднее – в Россию. Далее раскрываются связи между крушением Византии в 1453 г., постепенным усилением власти московского князя и складыванием теории «Москва – третий Рим», отразившей изменения в сознании русского общества: отныне Российское государство мыслилось как последний форпост православия во враждебном мире, и вопрос о том, как же следует жить, чтобы не повторить судьбу погибшей империи, стоял очень остро.[37]

Подробному анализу подвергаются и политические взгляды Ивана Грозного, а также источники их формирования. К примеру, описывается политическая ситуация в Великом княжестве Литовском, Швеции, Англии, Венгрии. Ведь эта информация, как следует из посланий, была хорошо известна русскому царю и, конечно, на его мировоззрение не повлиять не могла.[38] Наконец, сопоставляются взгляды Ивана IV и Ивана Пересветова и делается вывод об их принципиальном сходстве.[39]

Рассмотрению влияния византийских традиций на положении русских правителей посвящена часть работы Л.А.Андреевой.[40] Так, отмечается изначальное второстепенное положение русских князей по отношению к византийскому басилевсу, который мыслится как единый христианский царь.[41] Затем показано постепенное перенесение на князей заимствованных из Византии характеристик правителя как образа Царя Небесного.[42] Итогом же становится окончательное оформление теократической доктрины власти в эпоху Ивана Грозного.[43]

Интересная информация о понимании Иваном IV своей власти и ряде посланий царя содержится в книге А.В. Каравашкина.[44]

Книга И.В. Курукина и А.А. Булычева «Повседневная жизнь опричников Ивана Грозного»[45] призвана, прежде всего, раскрыть атмосферу опричных столиц и рассказать о жизни рядовых опричников и их командиров, одним из которых и был печально известный своим крымским пленением Василий Грязной. Однако опричнина есть шаг на пути Ивана Грозного к достижению своих политических целей и идеалов, поэтому авторы обращают внимание и на них. Так, рассматривается положение византийского басилевса и влияние византийской политической традиции на взгляды русского царя; история создания и текст послания Ивана Грозного в Кирилло-Белозерский монастырь; переписка с Курбским, отношение царя к христианству; соотношение светской и церковной властей в России XVI века.

История русско-крымских отношений, обстоятельства службы Василия Грязного на южной границе Российского государства и, конечно, пленение крымчаками бывшего опричника рассмотрены С.Ю. Шокаревым.[46] Приведенные факты позволяют лучше понять содержание и смысл царского послания пленному командиру.

Важные данные о взглядах царя и его идеологических противников содержатся также и в книге А.А. Кезеветтера.[47]

Итак, мы кратко рассмотрели литературу, использованную при написании данной работы.

Глава 1. «Горе граду, имже мнози обладают». [48]

Фраза из первого послания Курбскому, вынесенная в заглавие, на наш взгляд, очень удачно отражает воззрения царя. К тому же, ниже он поясняет: «подобно женскому безумию во царьстве многих владение» [49], ведь «яко жена не может своего хотения уставить - овогда тако, овогда же инако, - тако же убо и многих во царьстве владение» [50] - «женскому безумию подобны есть» [51]. Действительно, у царя были основания написать подобное: годы боярского правления, децентрализации и борьбы группировок за власть пагубно сказались не только на личности Ивана, но и на положении рядового населения, апогеем недовольства которого стало восстание 1547 года.

Важно также учитывать, что в XVI век Россия вступила как государство, превосходившее по территории даже Священную Римскую Империю (Германию), не говоря уже о Франции, Испании, Англии и т.д.[52] Русское государство было единым территориально, однако к 1533 году с момента присоединения Новгорода прошло чуть более полувека, Рязани – 12 лет, что, как замечает в своей работе В.Б. Кобрин[53], недостаточно много, по меркам Средневековья. К тому же, Россия не была централизованным государством. Что это означало на практике? Слабость центральной власти, отсутствие аппарата управления. Следовательно, ни один, принятый верховной властью закон, до конца попросту не выполнялся.[54] В первом послании Иван Грозный пишет Курбскому: «егда быша в коеждом граде градоначяльи местоблюстители, и какова разорения быша от сего». [55] Как видим, отношение царя к архаичному местному управлению, когда кормленщики (наместники и волостели) получали уезды или их части как награду за прежнюю службу и превращались таким образом в местных «царьков», не сильно отягощенных служебными обязанностями, заслуженно негативное. А ведь еще в годы малолетства Ивана вплоть до реформ Избранной рады раздача кормлений была обычной практикой. Можно привести еще факты, иллюстрирующие причины беспокойства царя относительно положения своей власти. К примеру, как отмечает С.В. Бахрушин[56], в XVI веке князья Воротынские и Одоевские шли на войну во главе собственных регулярных стрелецких полков, платя им хлебное и денежное жалование. Однако более подробное изложение примеров сохранения удельных порядков выходит за рамки данной работы.

Итак, и Иван III, и Василий III осознавали шаткость своего положения.

Так, в 1479 году против Ивана III поднялись его братья, волоцкий князь Борис и углицкий князь Андрей. Появление у границ государства войск Ахмата даже заставило великого князя пойти на уступки и увеличить территории их уделов.[57] К концу княжения Василия III по-прежнему существовало два удельных княжества, принадлежавших его братьям. Ввиду отсутствия собственных наследников такое положение очень настораживало великого князя. И, видимо, настолько, что он решился на беспрецедентный поступок – развод с бездетной Соломонией Сабуровой.[58] В этой связи попробуем взглянуть на следующий фрагмент первого послания Курбскому: «Тако же потом дяду нашего, князя Ондрея Ивановича изменники на нас подъята, и с теми изменники пошел было к Новугороду (и которых хвалиши! доброхотных нам и душу за нас полагающих называешь!), и те в те поры от нас были и отступили, а к дяде нашему ко князю Андрею приложилися» [59]. Здесь Грозный пишет о мятеже Старицкого князя Андрея, одного из братьев отца. Как известно, мятеж закончился победой центра (в лице Елены Глинской), заточением Андрея в темницу и его смертью там через полгода. Однако важно, что для царя этот упоминаемый в послании мятеж был не единственным в своем роде примером удельного сепаратизма князей, а лишь эпизодом в последовательном ряду подобных происшествий, ведь о событиях правления отца и деда, царь, конечно, не мог не знать.

В послании Курбскому царь подробно перечисляет перенесенные после смерти матери страдания, виной которым – действия бояр, которые «царьство безо владетеля обретоша», «ринушася богатству и славе, и тако наскочиша друг на друга», «боляр, и доброхотных отца нашего и воевод избиша», «дворы, и села, и имения дядь наших восхитиша и водворишася в них» [60]. И наконец: «казну матери нашея перенесли в Большую казну и неистова ногами пихающе и осны колюще; а иное же и себе разделиша» [61]. Все эти интриги, расправы и грабежи Грозный, естественно, ставит в вину боярским кланам и группировкам. Это особенно понятно, если учесть, что, по мнению царя, государство, раздираемое междоусобицами, не может ни долго существовать, ни защищаться от внешних врагов: «Господу нашему Исусу Христу глаголющу: «аще царство само на ся разделитца, не может стати царство то»; како же и может бранная люте понести против врага, аще межусобными браньми растлитца царство? Како убо может древо цвести, аще корени суху сущу? Тако и сие: аще не прежде строения во царстве благо будет, како бранная храбре поставятца?» [62]. И далее Грозный обвиняет (причем, достаточно грубо) Курбского в непонимании этой простой, на его взгляд, истины: «Ты же, вся сия презрев, едину храбрость похваляешь» [63]; «И являяся яко же ничто же еси; в дому изменник, в ратных же пребывании рассуждения не имея, понеже хощешь междоусобными браньми и самовольством храбрость утвердити, ему же быти не возможно» [64]. Конечно, не следует принимать всерьез все обвинения царя. Ведь и Курбский отлично для своего времени разбирался в военной стратегии, да и в образованности Ивану IV не уступал.[65] В этом обвинении нам важно другое: здесь царь свой политический антиидеал обозначает словом «самовольство». Он как раз и обвиняет беглого князя в желании видеть основу военной храбрости в нем, а не в сильной государственной власти. (Поэтому мы вполне можем согласиться с мнением Б.Н. Флори о том, что для Ивана Грозного «самовольство» и самодержавие были противоположностями, исключавшими друг друга[66]).

И наконец, государь, который терпит это самовольство наряду с советами подданных о том, как управлять государством, по Грозному, хуже последнего раба. Понятно, что к этой категории Иван IV себя не относит, зато причисляет туда Жигимонта, нового господина своего беглого вельможи: «понеже убо не хотесте под божиею десницею власти быти, и от господа данным, нам, владыкам своим, послушным и повинным быти и нашего повеления, но самовольством самовластным же; сего ради такова себе и государя изыскал еси», и этот государь, по мнению Ивана Грозного, «паче худейша худейших рабов суща, понеже от всех повелеваем, а не сам повелевая» [67]. Таким образом, «самовластному самовольству» как антиидеалу царь противопоставляет беспрекословное повиновение данному Богом владыке. Следовательно, уже на основании данной цитаты мы можем говорить о том, что политическим идеалом и, конечно, целью Ивана IV была сильная власть, решения и действия которой ни при каких обстоятельствах не могли бы оспариваться подданными.

Итак, подводя краткий итог рассуждения, отметим, что при Иване III, Василии III, Елене Глинской и уж тем более в годы боярского правления центральная власть была откровенно слаба. Это выражалось в отсутствии четко работающего государственного аппарата (и Иван Грозный пишет о порочности системы кормлений) и вспышках удельного сепаратизма (впрочем, В.Б. Кобрин не относит к ним мятеж Андрея Старицкого, поскольку при любом исходе он завершился бы исчезновением Старицкого княжества: либо путем ликвидации центральной властью, что и произошло, либо путем присоединения его к территории государства, в случае победы князя Андрея[68]). Наиболее слабой – и мы видим это по жалобам Ивана IV на свое детство и юность – была власть царя в годы правления и борьбы боярских группировок. Очевидно, осознание несоответствия реального положения вещей желаемому стало одним из первых политических выводов юного царя. Во всяком случае, целям усиления и поддержания своей власти посвящено все его последующее правление. Заметим, наконец, что и дед, и отец, и мать Ивана IV также стремились к усилению своей власти. Так,

Иван III не пошел бы на уступки мятежникам, не угрожай русским границам войска Ахмата. Василий не отнимал уделов своих братьев, но через агентов следил не только за их поступками, но и за «речами» их приближенных. Влияния на государственные дела при нем лишились и бояре.[69] При Елене в тюрьме оказались все потенциально опасные для ее положения лица.[70] Поэтому не стоит удивляться желанию Ивана Васильевича править без оглядки на мнение подданных. Он действовал так же, как и его предшественники, но, сумев обосновать необходимость самодержавия и утвердить его, оказался гораздо успешнее последних.

Глава 2. «Самодержавство божиим изволением» [71].

Стержнем мировоззрения средневекового человека являлась вера. Поэтому вполне объяснимо, что именно божественным промыслом Иван Грозный обосновывает свое право распоряжаться судьбой страны и жизнями подданных. Однако нам сложно будет понять царские взгляды хотя бы без краткого экскурса в историю византийских религиозно-политических учений и их проникновения на Русь.

Итак, как пишет Б.Н. Флоря[72], до принятия христианства отношения князя и дружинников были по своей сути вассальными. Это значит, что можно говорить о взаимных (!) правах и обязанностях сторон.

Принятие же христианства означало установление тесных культурных связей с Византией и, в частности, знакомство с ее религиозно-политическими учениями, согласно которым все земли, принявшие христианство от Константинополя, становились зависимыми от Византии частями всемирной христианской империи. Понятно, что всемирным христианским царем, подобием Бога на земле, являлся византийский басилевс. Впрочем, греческое духовенство уже в XII веке стало рассматривать и киевского князя как подобие Божественного первообраза (наряду с византийским императором), но мировоззренческая установка, что в мире может существовать только один христианский царь, успела укорениться и впоследствии стала идеологической опорой для московских князей, объявивших себя Наместниками Христа.[73]

Вновь обращаясь к работе Б.Н.Флори, отметим, что, согласно византийской традиции, власть императора абсолютна и затрагивает, подобно Божьей, все сферы общественной жизни. Император также заботился о сохранении чистоты и распространении в мире христианской веры. Более того, правителю, посягнувшему на веру, подданные в повиновении могли и отказать.[74] Окончательное перенесение этих воззрений на русскую почву связано со временем правления Ивана Грозного. Собственно, в духе византийского учения и рассуждает царь.

В самом начале первого послания Курбскому он упоминает, что «иже данна бысть единороднаго слова божия Иисусом Христом, богом нашим, победоносная херугви крест честный, и николи же победима есть, первому во благочестии царю Константину и всем православным царем и содрьжителем православия». [75] Важно уточнить, что, по мнению Ивана Грозного (и об этом он пишет во втором послании князю), «бог же дает власть, емуж хощет» [76]. И ниже: «народился есми божиим изволением на царство» [77]. То есть то, что власть оказалась в руках его предков, а затем и в его собственных руках – воля Бога, и это естественный порядок вещей, противиться ему смертный человек не имеет права. Именно поэтому несколькими строками ниже царь гневно вопрошает: «вы ли разтленны, или яз, что яз захотел вами владети, а вы не хотели под моею властию быти, и яз за то на вас опалялся?» [78].

Для Грозного очевидно (и он даже ссылается здесь на апостола Павла), что тот, кто противится власти от Бога, противится Богу: «почто и апостола Павла презрел еси»; «яко противляяйся – богу противится, и аще убо хто богу противится, – сей отступник именуетца, еже убо горчайшее согрешение». [79]

Интересно в этой связи взглянуть на то, как царь смотрит на собственную фигуру и какую роль приписывает себе. С одной стороны, Грозный соглашается со своей человеческой природой, о чем даже пишет Курбскому: «безсмертен же быти не мняся» [80]. Но тем не менее, в послании в Кирилло-Белозерский монастырь Иван IV позиционирует себя как выразителя и исполнителя Божьей воли (и здесь нас не должен смущать притворный тон письма): «Сего ради аз, окаянный, сие видя, дерзнух писати, паче же и сего ради, яко же мне мнится окаянному божие некое изволение сему быти» [81].

Или другой пример. В первом послании Курбскому царь замечает: «…свое царское содеваю и выше собя никого же не творю» [82] . Таким образом, получив свою власть от Бога, Иван Грозный смотрит на себя как на проводника его воли на земле, выше которого не стоит ни один из смертных. А поскольку царь не отступал от христианской веры (а свою верность православию Иван Грозный всячески подчеркивал: как полагает ряд современных исследователей, даже опричный дворец в Москве был построен как копия эсхатологического Града Божьего [83] ), подданные не имели причин для неповиновения ему.

В этой главе нам важно коснуться еще двух аспектов. Первый из них – это ссылки Ивана Грозного на историю Византии. Ведь недаром в первом послании Курбскому царь позволяет себе обширный экскурс в ее историю. При этом мы будем учитывать, что падение в 1453 году Византийской империи было воспринято в России как кара за вероотступничество греков и их императора (Флорентийская уния, 1439г.). Эти события произошли на фоне усиления власти московского великого князя, присоединения новых земель, свержения ига. Сопоставления напрашивались сами собой. Итогом же размышлений стало формирование концепции «Москва – третий Рим». [84] Суть ее можно выразить так: Византия погибла по причине предательства императора, соответственно, русского государя теперь следует рассматривать как единого христианского царя, а от действий России отныне зависят судьбы православного мира. [85]

Для нас крайне интересна информация, приведенная в книге И.У. Будовница [86], согласно которой Грозный порывает с традицией объяснять причины падения Византии вероотступничеством. Причиной гибели империи, как полагает царь, стали господствовавшие там удельные порядки. Проверим, справедливо ли данное утверждение.

В первом послании Курбскому Грозный, действительно, излагает историю империи, акцентируя внимание не на вопросах веры, а на феодальных порядках, царивших там. В этом смысле наиболее показательна следующая цитата: «тако же убо отселе грекове во многие страны дани даяти начаша, а прежде убо сами дани взимаху; потом же, нестроения ради, подобно вашему злолукавому злому совету, сами даяти дани начаша…» [87]. Таким образом, перемену в положении Византии, Иван Грозный связывает именно с удельными порядками и даже проводит параллель с событиями в России. Поэтому приведенное выше утверждение справедливо вполне, и царь, действительно, стремясь показать тяжкие последствия слабости власти (а именно: гибель государства, завоевание его врагами), приводит оригинальные для своего времени рассуждения о причинах падения Византии. Так печальный пример империи становится у Ивана Грозного очередным аргументом в пользу сильной самодержавной власти.

Последний вопрос, которого мы здесь коснемся, это влияние теологического обоснования власти на внешнюю политику России. Отметим прежде один момент: в соответствии с теорией «Москва – третий Рим», уже в первые десятилетия XVI века церковь начинает воспринимать войны России как ведущиеся с целью освобождения православных и утверждения православия в мире. [88] Аналогичным образом воспринимал их и царь: ведь если он получил свою власть по воле Бога, является наместником последнего на земле, а Россия является центром православного мира, то ничего удивительного в том, что и царь, и его страна исполняют особую божественную миссию и пользуются поэтому милостью и покровительством Бога, нет. Так, Иван Грозный пишет: «Та же, по божию изволению со кресносною хоруговию всего православного християнского воинства, православнаго ради християнства заступлением, нам подвигшимся на безбожный язык Казаньский…» [89]. Таким образом, на страницах первого послания Курбскому война против Казани представлена едва ли не «крестовым походом» против татар. В том же ключе писал царь и о немцах: «Не дожидаются грады Германские бранного бою, но явлением животворящаго креста поклоняют главы своя» [90] . Но эта цитата интересна и тем, что царь здесь прямо указывает на божественное покровительство как на источник своих побед. (Эта мысль, впрочем, пронизывает все второе послание Курбскому). Конечно, так рассуждать было бы невозможно, если бы у Ивана Грозного не было уверенности в собственной богоизбранности и в особой миссии России.

Глава 3. «Яко же родихомся во царьствии, тако и воспитахомся…» [91].

Для Ивана Грозного одной божественной воли было явно недостаточно, чтобы претендовать на роль истинного самодержавного властителя. В противном случае, царю не было бы смысла открывать первое послание Курбскому длинным списком своей царской родословной от Владимира Святого до отца Василия III: «самодержавство божиим изволением почин от великого царя Владимера, просветившаго всю Рускую землю святым крещением, и великого царя Владимера Мономаха, иже от грек достойнейшую честь восприемшему, и храбраго великого государя Олександра Невскаго, иже над безбожными немцы победу показавшаго, даже и до мстителя неправдам, деда нашего, великого князя Иванна, и закосненным прародителствия землям обретателя, блаженные памети отца нашего великаго государя Василия, даже доиде и до нас, смиренных скипетродръжания Росийского царствия» [92]. И уже во втором послании, не вдаваясь в такие династические подробности, Грозный задается вопросом: «Яз восхищеньем ли, или ратью, или кровью сел на государство?» [93] . И приходит к ответу: «Народился есми божиим изволением на царство; и не мню того как меня батюшка пожаловал благословил государством, да и взрос есми на государстве» [94]. Итак, по Грозному, государем нужно родиться. То есть свое право самодержавно править подданными и государством Иван IV обосновывает не только божественностью происхождения своей власти, но и принадлежностью к древней правящей династии. Именно от этих двух пунктов (и царь это постоянно подчеркивает!) производны его неограниченные властные полномочия. Чтобы убедиться в этом, обратимся к тексту послания Сигизмунду II.

Стержень послания – антитеза: русских «великих государей волное царское самодержство» [95] противопоставляется «убогому королевству» [96] польскому. Грозный пишет Сигизмунду, что «нашим великим государем не указывает никто, а тебе твои панове как хотят, так и укажут» [97] . Понятно, что такое утверждение необходимо обосновать: почему же происходит так, а не иначе? Ответ кроется как раз в наличии или отсутствии у правителя царственных предков (династии). Читаем послание дальше: «…наши государи от великого Владимера, просветившаго всю землю Русскую святым крещением, и до нынешняго государя нашего их волное царское самодерьжство николи непеременно на государстве» [98]. Итак, в сжатом виде вновь повторяется фраза из первого послания Курбскому о том, что самодержавие – неизменная форма правления от Владимира и до Ивана IV. Уже только это говорит о значимости данного положения в аргументации Грозного. Практический смысл этого тезиса раскрывается дальше, когда царь пишет Сигизмунду: «а вы потому своих панов рад слушаете, што прародителей твоих гетманы литовские Рогволодовичев Давила да Морколда на литовское княжество взяли» [99]. Итак, Иван Васильевич подчеркивает принципиальную разницу между ним и Сигизмундом: он наследник древней славной династии, чем не может похвастаться его польско-литовский коллега. Отсюда разница во властных полномочиях: Иван Грозный правит самодержавно, а Сигизмунд «слушает» посадивших его на престол панов. Не случайно в послании вновь и вновь подчеркивается древность рода Рюриковичей. Иван IV уже не довольствуется тем, что власть его восходит ко временам Владимира Святого и замечает, что «наши великие государи, почен от Августа кесаря, облаадающего всею вселенною, и брата его Пруса и даже до великого государя Рюрика и от Рюрика до нынешнего государя…» [100]. И наконец, Грозный подводит некий итог своих рассуждений: «а ты по делу не волен еси, что еси посаженой государь, а не вотчинной, как тебя захотели паны твои, так тебе в жалование государьство и дали» [101]. Итак, уясним для себя еще раз: чтобы править самодержавно, нужно быть истинным, прирожденным «вотчинным» государем. Иначе говоря – наследником древней династии. Именно получение власти по наследству, а не от подданных, дает право быть неограниченным правителем в государстве.

В отсутствии реальной власти над подданными Иван Грозный упрекает и английскую королеву. В своем послании он пишет Елизавете: « И мы чаяли того, что ты на своем государьстве государыня и сама владееш и своей государьской чести смотриш и своему государству прибытка»; «Ажио у тебя мимо тебя люди владеют, и не токмо люди, но мужики торговые» [102].

Понятно, что ни Англия, ни Польша ни в коей мере не вызывали политических симпатий русского царя. Ведь обе страны не соответствовали его идеалу государства с сильным наследственным правителем, власть которого санкционирована волей Бога.

Глава 4. «А жаловати есмя своих холопей вольны, а и казнити вольны же» [103].

Характеристика идеологических воззрений царя будет неполной, если не обмолвиться о границах его власти над подданными и о целях, которые ставил перед собой царь.

В первом послании Курбскому он пишет: «Тщужеся со усердием люди на истину и на свет наставити, да познают единого истинного бога, в троицы славимого, и от бога данного им государя» [104]. Все вполне понятно и даже закономерно: было бы странно, если бы помазанник Божий и наместник его на земле стремился к чему-то другому. Грозный даже считает себя ответственным за грехи подданных, совершенные по его несмотрению: «Аз же убо верою, от всех своих согрешениих вольных и невольных суд приятии ми, яко рабу, и не токмо о своих, но подвластных дати ми ответ, аще что моим несмотрением согрешитца» [105]. Приведенный фрагмент интересен еще и тем, что царь называет здесь себя рабом Господа. Так складывается иерархия: царь – раб Бога, подданные – рабы царя. Поэтому не стоит удивляться тому, что Грозный задается вопросом: «А се ли тма, яко царю содержати царьство и владети, рабом же рабска содержати повеленная?» [106]. Уже отсюда понятно, что царь не намерен делиться своей властью с рабами и, следовательно, ограничить его власть они никоим образом не могут. Но Грозный высказывается и определеннее: «Смотри же убо се и разумей, каково управление составляется в разных начялех и властех, и понеже убо тамо быша царие послушные епархом и сигклитом, и в какову погибель приидоша» [107]. Итак, попытки царя слушать церковников или светских советников заканчиваются, по Грозному, «погибелью» государства. Таким образом, ни церковь, ни высшие классы не вправе ограничивать его власть.

Разнообразны и методы царской власти – царю позволено все, вплоть до жесточайшего наказания виновных: «царскому же правлению – страха, и запрещения, и обуздания и конечнаго запрещения по безумию злейших человек и лукавых» [108]. И царь не гнушался пользоваться этим правом. В годы опричнины именно он, как известно, выбирал даже способы расправы над боярами[109]. Можно привести и другой пример: «Иванец Васильев с своими детишками, с Иванцом да с Федорцом, челом бьют, чтоб еси, государь, милость показал, ослободил людишок перебрать»; «а ослободил бы еси пожаловал изо всяких людей выбирать и приимать; а которые нам не надобны, и нам бы тех пожаловал еси, государь, освободил прочь отсылати», - пишет Иванец Московский царю Симеону Бекбулатовичу. Но сквозь замысловатые речевые фигуры проступает реальное положение дел: реальная власть – в руках у Ивана, и поступает он с «людишками» как истинный самодержец.

Итак, согласно воззрениям Ивана Грозного и в соответствии с византийской традицией, положение царя на земле аналогично положению Бога во Вселенной. И подобно тому, как власть последнего над миром не может быть ограничена, нельзя посягать и на власть государя на земле. Ведь он – проводник воли Бога и от Бога же получил свою власть.

Понятно, бояре никогда не поддержали бы царский курс на ликвидацию собственного влияния. Именно поэтому, чтобы перевернуть мир, Грозному требовалась новая точка опоры. Он образно замечает в письме Курбскому: «может бо бог и от камени сего воздвинути чада Аврааму» [110]. То есть: незаменимых людей нет! А впоследствии напишет Василию Грязному: «А что сказываешься великой человек - ино что по грехом моим учинилось (и нам того как утаити?), что отца нашего и наши князи и бояре нам уча ли изменяти, и мы и вас, страдников, приближали, хотячи от вас службы и правды» [111]. Речь в обоих примерах о возвышении дворянского сословия, выдвижении незнатных, неродовитых людей, обязанных своим положением царю и поддерживавших его курс на достижение неограниченной власти.

И наконец. Последнее, что нам здесь предстоит выяснить, - соотношение светской и духовной власти. Обратимся к посланию царя в Кирилло-Белозерский монастырь. Как мы уже знаем, оно написано в ответ на просьбу братии. И показательно уже то, что власти монастыря решают обратиться не к представителю духовной, а к главе светской власти (что наглядно демонстрирует соотношение сил!). И этот глава вправе указывать им, что делать: «А сверх того коли вы послабляете, и вы давайте колко хотите, только бы ел один, а сходов бы да пиров не было, как прежде сего у вас же было». [112]

Итак, факт грубого вмешательства царя в жизнь и быт обители показателен и говорит о том, что на практике церковь подчинялась светской власти, что, впрочем, также соответствует византийским традициям.

Что ж, подводя итог четвертой главе, отметим, что царь – светский правитель – являлся первой фигурой в государстве. Его власть не могла ограничить ни церковь, ни подданные. Ни перед кем он не обязан держать отчет о своих поступках. Царь стремился к порядку и свету в своем государстве, его право и обязанность – повелевать «рабами», направлять их, и грехи, совершенные ими по его невнимательности, – его грехи. Такова философия Ивана IV Грозного.

Выводы.

В XVI век Россия вступила как территориально единое, но не централизованное государство. Отсутствие слаженного аппарата управления предопределило слабость центральной власти. По этой причине и Иван III, и Василий III, и Елена Глинская стремились упрочить свое положение на престоле. Борьба за власть при этих правителях отличалась особой жестокостью. В этом смысле Иван IV не выходил за рамки деятельности своих предков, и его стремление править самодержавно не является чем-то принципиально новым для России.

Политический идеал Ивана Грозного – сильное государство, возглавляемое царем-самодержцем. Первый принципиальный момент в обосновании права царствовать самодержавно, т.е. без оглядки на мнение подданных, – божественное происхождение власти русских правителей. Каждый из них получил свою власть по Божьей воле и, подобно канувшей в лету власти византийских императоров, она распространяется на все сферы жизни общества и не может быть ограничена подданными. В этом прослеживается явное влияние византийских религиозно-политических учений, проникновение которых на Русь связано с фактом принятия христианства.

Согласно византийской традиции, главой христианского мира является христианский царь, под которым изначально мыслился исключительно византийский басилевс. Его власть на земле – подобие Божественной власти во Вселенной. Окончательное же утверждение этой теории в России связано с деятельностью (в том числе, и с публицистической деятельностью) Ивана Грозного. Рассуждая в русле византийской традиции, царь мыслил себя выше духовной власти (ведь византийский император под предлогом сохранения чистоты веры заботился и о духовных делах!), а своей внешней политике, и в первую очередь, войнам придавал значение едва ли не «крестовых походов». Интересно, что так же оценивала войны России и церковь.

Второй принципиальный момент в обосновании самодержавной власти – принадлежность к древней правящей династии. Царь подчеркивает, что власть его восходит ко временам Владимира Святого, а род его связан с Августом кесарем. И для Ивана IV очевидно, что, скажем, польский король Сигизмунд II, не имея столь древнего происхождения и получив власть не по наследству, а будучи посаженным на престол панами, не может претендовать на самодержавное правление и вынужден прислушиваться к воле сословий. Ведь он не есть «прирожденный» государь. Таким образом, самодержавную власть можно получить только по наследству и только в соответствии с волей Бога.

Что касается положения царя в государстве, то здесь вырисовывается следующая иерархия: являясь рабом Бога, царь является одновременно и господином собственным рабам, т.е. подданным. Соответственно, единственный судья, способный судить царские поступки, - Бог. Единственный суд – Страшный суд. В том, что подданные не смеют ограничивать его власть (ведь очевидно: царь правит, рабы исполняют указания), Грозный видит естественное положение вещей. В непонимании этой истины царь и обвиняет сбежавшего от него в Литву Курбского.

Поступок князя, впрочем, не удивителен. Это лишь проявление общей тенденции: бояре не могли и не хотели смириться с ограничением своей роли в управлении страной. Поэтому в качестве опоры своего курса Иван IV выдвигает новое сословие – дворянство, людей, всецело обязанных ему своим положением.

Итак, получив в свои руки государство, раздираемое на части борьбой боярских кланов, Иван Грозный сумел не только оттеснить боярство на задворки истории, но и обосновать необходимость самодержавной формы правления и, главное, добиться ее утверждения в России.

---

Дата добавления: 2015-08-05