|
Читайте также: |
Юрий ЛИННИК
ПАМЯТИ МАРИИ НАГОЙ
Посвящается Дине Яковлевне Эйдман
Как на нас Господь поразгневался,
На наше царство на российское,
На российсское царство, на московское, –
Дал Господь царя несчастливого.
Это строки из былины «Гришка Отрепьев».
Текст записан 18. VII. 1926 г. в заонежской деревне Ошевнево тогда ещё совсем молодой Валентиной Александровной Дынник (1898–1979).
Исполнила былину Маланья Нефёдовна Северикова.
Фамилия-то какая!
Ударение делаем на первом слоге.
Сказительнице было уже 88 лет.
Родом она из д. Конды. Там впервые услышала былины. От кого – не помнит.
Потом 70 лет прожила в д. Лонгасы, куда её выдали замуж.
В 1926 г. овдовела.
Сразу переехала в д. Ошевнево – кто не помнит знаменитый крестьянский дом оттуда, перевезённый в Кижи? – к своей дочери, тоже вдове.
Весть о фольклорной экспедиции братьев Бориса Матвеевича (1889–1930) и Юрия Матвеевича (1889–1941) Соколовых встретила с волнением: всё ждала, что её попросят спеть – и при этом сфотографируют.
Конда – Лонгасы – Ошевнево: самое-самое заонежское – заповедное,
харизматическое.
Валентина Александровна была женой Юрия Матвеевича.
Вот какую запись о ней 20. IХ. 1926 г. оставил в своём дневнике М.М. Пришвин: "Вчера приезжала Валентина Александровна Дынник ("Дынница"), про неё ничего не скажешь: хорошенькая".
Мы, студенты Литинститута, тоже звали своего любимого профессора так: Дынница.
Царственная женщина!
Неравнодушен к ней был Сергей Есенин.
Вроде как там имела место взаимность.
А вот притязания чекиста Якова Агранова, использовавшего при ухаживании спецсредства своего ведомства, она категорически – с немалым риском для себя – отвергла.
Многогранная была личность.
Блистательно переводила трубадуров.
Моя любовь к французской поэзии – от неё.
Помнится, она вспоминала заонежскую экспедицию – но я, мальчишка, тогда бредил Парижем.
Расспросить бы подробнее!
Умом-то я крепок – но задним.
Хочу укусить локоть – не получается.
Процитировав зачин былины, сейчас приведу её финал:
Да выходит да Марфа Ивановна
На это на царьское крылечико,
Да кричит-то она громким голосом,
Чтоб слышно было в каменну Москву,
В каменну Москву да в хоробру Литву
К Юрью пану Серьдобольському:
– «А ваш-то царь переставился!»
Имеется в виду Мария Фёдоровна Нагая – седьмая жена Ивана Грозного – мать царевича Дмитрия – в иночестве Марфа (1553–1611).
Необходимое пояснение: Юрий пан Сердобольский – отец Марины Мнишек. Почему Сердобольский? Видный лях был воеводой в г. Сандомир. Народная этимология – кладезь метаморфоз: финское Sortavala преобразуется в русский Сердоболь, который аукается – и фонетичски сливается – с польским Сандомиром.
Жизнь Марии Фёдоровны связана с нашим Севером.
Долгие года ссылки она провела в Белозерье.
Ставший её ковчегом Выксинский Николаевский монастырь теперь находится на дне Рыбинского водохранилища.
Это одна из самых трагических женщин русской истории.
Была писаной красавицей.
Коса – до земли.
Без гипербол.
Замуж за Ивана Грозного её выдали насильно: любила другого – тосковала о нём.
После смерти царственного супруга в 1584 г. – решением регентского совета – вместе со своим двухлетним мальчиком была удалена в Углич.
Там через семь лет грянула беда.
Мать потеряла сына.
Михаил Нестеров. Дмитрий-царевич убиенный
Через погибель – или коварно подстроенную разлуку – но потеряла.
Это всегда беда.
Однако тут она как бы множилась: эхом отдалась и в смерти Лже-Дмитрия I, чьим прахом пушка выстрелила в сторону Польшу (а ведь Марфа в нём признала – и никто никогда не докажет, что вынужденно – свою кровиночку), и в обретении мощей убиенного чада (спустя пятнадцать лет после погребения открыли гроб – и Марфа упала в обморок: малое дитя – ах, родное ли? – там лежало как живое).
Чудовищные узлы тут завязаны.
Истоки сюрреализма надо искать в отечественной истории.
Клио у нас бредит.
Галлюцинирует!
Планида царевича Дмитрия – и прижизненная, и посмертная – кажется фантасмагорией.
Перенесёмся в роковой майский день 1591 г.
Послеобеденная тишина взрывается истошным криком Марии Нагой.
Убили!
Обезумевшая мать колошматит поленом Василису Волохову – считает, что это её сын Осип порешил царевича.
Отдаётся приказ: ударить в набат.
Углич поднимается на дыбы.
Учиняется самосуд.
Погибает 15 человек.
Экстренно прибывает московская комиссия.
Её возглавляет Василий Шуйский, будущий царь.
Сразу возникает расхождение – сталкиваются две версии: Мария Нагая – царевич умерщвлён в результате заговора; Василий Шуйский – произошёл несчастный случай.
Москва принимает сторону Василия Шуйского.
Василиса оправдана – и обильно вознаграждена.
Мария пострижена в монахини – и сослана на Север.
Отныне она – Марфа.
Многие угличане тогда подверглись жестоким преследованиям.
Был наказан и набатный колокол: ему отрезали язык – и отправили в приуральский Пелым.
Пелым. Поднимали этот ныне исчезнувший город опальные угличане
Там он пребывал до конца ХIХ века.
Пожалуй, это самая долгая ссылка в истории русских репрессалий.
Думается, что Василий Шуйский сегодня – самая актуальная фигура нашей истории.
Всмотримся в неё пристальней.
Властолюбие – и беспринципность; хитрость – и недалёкость: одно качество дополняет другое.
Три гипотезы были выдвинуты в связи с угличской трагедией:
1/ смерть царевича – случайность;
2/ царевич чудесно спасся;
3/ царевич лишён жизни по наущению Бориса Годунова.
Являя редкостный пример оборотничества, Василий Шуйский последовательно защищал все три допущения.
И ведь каждый раз это сопровождалось крестоцелованием!
Цинизма русским властителям не занимать. Но здесь это качество зашкаливает.
Проследим переметливость Василия Шуйского.
1/ когда надо было отвести подозрения от Бориса Годунова, он отстаивал вероятие несчастного случая;
2/ когда пришло время сервильничать перед Лже-Дмитрием I, то он божился: перед ним живёхонький угличский царевич – вишь в какого богатыря вымахал;
3) когда было затеяно обретение мощей Дмитрия – дабы навсегда пресечь эпидемию самозванства – он возводит поклёп на своего почившего покровителя: убийца – Борис Годунов.
Много успел нагадить на трудных путях нашей родины Василий Шуйский.
Самый его страшный криминал – отравление Михаила Скопина-Шуйского, надежды отечества.
Невыдавшийся ростом, плюгавенький, Василий Шуйский смертельно ненавидел молодого красавца – дородного, статного. Не имея потомства, выкликнутый царь усматривал в Михаиле Скопине-Шуйском успешного соперника – терпеть рядом с собой своего родственника не мог.
Как произошло устранение?
Исполнительницей стала Екатерина Григорьевна Шуйская – дочь Малюты Скуратова и жена Дмитрия Шуйского. Это родной брат царя. Бездарнейший полководец! По причине его поражений на Руси задержалась проклятая Смута.
Иван Воротынский попросил Михаила Скопина-Шуйского стать крёстным отцом его младенца.
А кто будет крёстной матерью?
Скуратовна!
Так Екатерину звали в народе.
Освободитель Москвы испил из бокала, куда она подмешала яд – и после двухнедельных невыносимых мук отдал душу Богу.
Петровский прорыв в Европу из-за этой утраты будет задержан на столетие.
Оба брата вскоре преставятся в польском плену.
Многосоставный яд, придуманный ими, так и не рассосётся.
Долгосрочная инъекция!
Три подхода к проблеме царевича Дмитрия – это и три этапа в биографии Василия Шуйского.
Давайте задержимся на каждой ступени.
Угличские протоколы дошли до нас в отличной сохранности.
Много следаков работало и по месту события, и в Москве – дознание там поначалу велось открыто: прямо на кремлёвском дворе.
Прилюдно!
Или так скажем: публично.
Любой зевака мог беспрепятственно стоять и слушать.
Борис Годунов хотел через такую гласность выказать своё алиби? Мол, я не запятнан – мне бояться нечего.
При внешнем обилии информации сильно смущает весьма странная для мастеров своего дела недопроявленность.
Всё-таки какой игрой забавлялся царевич?
Одни говорят: это была игра в стычку.
Другие – в свайку.
Александр Логановский. Парень, играющий в свайку
Имея общие корни, эти игры значительно разнятся – почему следствие не озаботилось точностью?
Игра в ножички, которую мы так любили в детстве, является наследницей этих классических русских игр.
Вместо плоского лезвия тогда использовался четырёхгранный стилет.
Длина около 12 см.
Вес до 800 гр.
Колющее оружие!
Комиссия вызнала: однажды во время припадка царевич с такой опасной игрушкой набросился на мать – удалось вовремя его утихомирить.
Играем в стычку: надо метнуть нож за черту – как можно дальше.
Играем в свайку: следует попасть в кольцо – род мишени.
Вот как об этой утехе пишет Николай Языков:
Молодцов любезных шайка
Станет в круг, середь двора,
Нашу праздность тешит свайка.
Православная игра!
Тяжкий гвоздь стойком и плотно
Бьет в кольцо; кольцо бренчит;
Вешнин вечер беззаботно
И невидимо летит.
Разные игры – разные стратегии – разные возможные сбои.
Как царевич ухитрился нацелить острие прямо в сонную артерию?
Ведь при игре и в стычку, и в свайку стилет надо держать как раз за конец. Почему он повернулся на 180о?
Ну да, эпилепсия.
Об этой болезни царевича мы знаем только из угличского дела.
Сегодня специалисты предполагают: недуг царевича мог быть результатом сифилиса, которым страдал папаша.
И вот что ещё мы можем от них услышать: во время приступов падучей ладони у больного широко раскрыты – они ничего не могут удержать.
Масса несоответствий!
Мучительная неопределённость!
Уже тогда не могли навести фокус на резкость.
Шито-крыто.
Запутанность, неясность: вот лучшая питательная среда для мифогенеза.
Таковой не заставил себя ждать.
А если царевича подменили?
И он спасся?
До сих пор эта схема имеет убеждённых сторонников.
Где ultima ratio?
Увы, последнего довода здесь нет ни у кого.
Слухи – домыслы – фантазии: это неизбежный фон истории.
Считать его чисто шумовым?
Работать на помехоустойчивость?
Напрасные усилия!
Миф имманентен истории – переплетён с нею – внедрён в её ткань.
Хотите отпрепарировать одно от другого?
Оставьте наивные попытки.
Вот новый извод старого мифа: царевича похитили иезуиты – с той целью, чтобы через него, после соответствующего воспитания, укоренить в России католичество.
Злокозненный Запад!
Все свои провалы мы привычно списываем на него.
Это просто: искать причины собственной незадачливости вовне.
А вот заглянуть вовнутрь не хотим.
Отсюда состояние перманентного, затянувшегося на столетия, измотавшего страну кризиса.
Вначале шопотом – а потом и в полный голос – на Руси говорят: царевич Дмитрий жив – он вернётся. И воссядет на законно принадлежащий ему трон!
Династический вакуум надо было заполнить.
На объективную потребность времени ответило чудесное явление Лже-Дмитрия I.
Клавдий Лебедев. Вступление войск Лжедмитрия I в Москву
Что она переживала, когда встретилась в с. Тайнинском с воскресшим сыном?
Были объятия.
Были слёзы.
Весь дальнейший путь до Москвы новоявленный царь прошёл пешком рядом с каретой матери.
Голова была не покрыта – шапку держал в руках.
Инокиня Марфа поселилась в Кремлёвском Вознесенском монастыре.
Все свои решения – а многие из них были эпохальными для Руси – царь в первую очередь обсуждал с матерью. По её благословению осуществлялась европеоизация и демократизация страны.
Это был спектакль?
Тогда надо признать, что его поставил гениальный, хотя заведомо инфернальный режиссёр.
Великую силу в истории имеет самовнушение.
Или самогипноз.
Или самообман.
Как бы мы ни называли этот феномен – он бесконечно далёк от понимания.
Мы уверяемся вполне искренне – разуверяемся резко и яро.
Прозрение бывает похожим на шоковый удар.
Вчера узурпатор имел стопроцентный рейтинг – сегодня разъярённая толпа разрывает его на части.
Таков один из ключевых алгоритмов истории.
Никто не в состоянии отменить его.
Расправа над Лже-Дмитрием I была ужасной.
Снова призывают Марфу – причём дважды: до убийства и после убийства человека, в котором она недавно с радостью признавала своего отпрыска.
Вот какой диалог можно выстроить на основе имеющихся материалов. Это цитаты:
– Говори, б…..сын, кто ты таков?
– Спросите у моей матери, — она в монастыре, спросите её, правду ли я говорю.
– Сейчас я был у царицы Марфы; она говорит, что это не её сын: она признала его поневоле, страшась смертного убийства, а теперь отрекается от него.
Царица Марфа обличает Лжедмитрия. Раскрашенная литография по эскизу В. Бабушкина, середина XIX века
Царь убит.
Марфе предлагают освидетельствовать ещё не остывший труп.
– Говори, царица Марфа, твой ли это сын?
И тут – как бы двоемыслие и двоегласие: противоречие, от которого холодит душу.
Кто-то услышал однозначное и категорическое:
– Не мой!
А кто-то запомнил совсем другое – загадочное, ставящее в тупик:
– Было б меня спрашивать, когда он был жив; а теперь, когда вы убили его, уже он не мой.
Это имярек присочинил за Марфу? Тогда в нём надо признать выдающегося психолога и стилиста.
Забудем про логику.
Николай Ге. Царь Борис и царица Марфа
Один из сценариев, который выстраивается в игре комбинаций, допускает следующее: Мария Нагая дважды пережила смерть своего сына – в Угличе и в Москве.
Что творилось – при любом раскладе – в её растерзанной душе?
Невообразимо!
Лже-Дмитрий I возвёл интригана Василия Шуйского на плаху.
Но палача остановили в последний момент – закоренелый враг прощён.
Казнь заменена ссылкой в Вятку.
Однако до Вятки Василий Шуйский не доехал – его возвращают назад: велика царская милость.
Какую же змеюгу пригрел на груди добросердечный правитель!
17. V. 1606 г.: Лже- – или всё-таки не-Лже? – Дмитрий I ликвидирован..
19. V. 1606: Василий Шуйский – глава угличской комиссии – избирается царём.
В начале июня на всю Русь будет объявлено: подлинный Дмитрий изничтожен волением Бориса Годунова.
Эту версию освятит церковь.
Её поддержит Н.М. Карамзин.
Голоса оппонентов – М. П. Погодина, С. Ф. Платонова, Р. Г. Скрынникова – прозвучат втуне.
Отмотаем ленту времени назад – в 1604 г.
Борис Годунов обеспокоен вестями об активности Лже-Дмитрия I.
Из далёкой северной обители вызывается Марфа.
Тайный допрос ей учиняется ночью в спальне Бориса – при сём присутствует жена царя Мария Григорьевна.
Это родная сестра Екатерины Шуйской – убийцы Михаила Скопина-Шуйского.
Тоже Скуратовна.
Борис вопрошает – Марфа отвечает:
– Говори правду, жив ли твой сын или нет?
– Я не знаю.
В разговор встревает Мария:
– Ах ты б…! Смеешь говорить: не знаю – коли верно знаешь!
Мария пытается выжечь зажженной свечой глаза Марфы.
Борис обороняет старицу.
Она выдавливает из себя признание:
– Мне говорили, что моего сына тайно увезли из Русской земли без моего ведома, а те, что мне так говорили, уже умерли.
Какова здесь мера правдоподобия?
Не похоже ли это на своеобычную беллетристику?
Скепсис и доверие образуют сложнейшие контрапункты.
Нужно трезво сознать: истина недоступна.
Пробабилизм – методика, основанная на сугубо вероятностных, подчас откровенно гадательных суждениях – является в таких случаях единственно адекватным.
Сцена допроса, которую так убедительно изобразил Николай Ге – если она и впрямь имела место в реальности, то неизбежно возникает недоумение: убийцу постигла амнезия? И он запамятовал собственное преступление?
Наитья могут метнуться и в другую сторону: представим, что Василий Шуйский ещё в Угличе затеял сложную игру – и дезинформировал царя.
Однако тогда надо было спросить с него, а не с Марфы – нить логики опять выскальзывает из наших рук.
Предположим всё-таки: Василий что-то подстроил – что-то запутал – что-то утаил.
Но зачем?
С какой целью?
Сакраментальный – уже набивший оскомину – вопрос: кому это выгодно?
Иезуитам?
Жидомасонам?
Пресловутой пятой колонне?
Первое впечатление: абсурд.
Второе впечатление: концы в воду.
Следует смиренно признать: в своей значительной части наша история состоит из таких непросматриваемых концов – зазря не напрягай зрения. Среда остаётся мутной.
Борис Годунов отсылает Марфу назад в монастырь
И даёт указание: устрожить содержание опальной царицы.
Через два года Марфа пойдёт на обман ради комфорта московской жизни?
Или из страха?
И то, и другое на неё не похоже.
Сила духа – и женская мягкость, податливость: это вполне совместимо.
Марфой играли.
Хитрый лис Василий Шуйский!
Теперь он требует от матери царевича Дмитрия покаяния в том, что она признала за сына наглого самозванца – пошла на подлог.
Объективности ради надо сказать, что новоиспечённый царь видел ту же вину и за собой.
Но Марфа виноватей!
Вот обширная цитата из царской грамоты:
«Царица и великая княгиня инока Марфа Федоровна в церкви архангела Михаила, перед митрополиты, и архиепископы, и епискупы, и передо всем освященным собором, и перед бояры, и перед дворяны, и передо всеми людми, била челом нам великому государю царю и великому князю Василью Ивановичу всеа Русии, что она перед нами, и перед освященным собором, и передо всеми людми Московского государьства и всеа Русии, виновата; а болши всего виноватое перед новым мучеником, перед сыном своим царевичем Дмитреем: терпела вору ростриге, явному злому еретику и чернокнижцу, не объявила его долго».
Перед собственным сыном ей надо каяться!
Перед святым страстотерпцем Дмитрием!
Могилка в Угличе долгое время оставалась заброшенной.
И вот вокруг неё начинается бум: покойный мальчик чудотворит – возле его праха происходят исцеления.
Задумывается канонизация Дмитрия.
Прах перевозится в Москву.
Гроб вскрывают.
Для Марфы это означало новое истязание.
Каково было увидеть будто бы своё чадо, убиенное много лет назад, но не тронутое тлением?
Даже орехи, зажатые в детской ручке, сохранили свежесть.
Энтропия отключена?
Высшее вторгается в низшее?
Господь являет нам своё всемогущество?
Когда бы так!
Многие желают, чтобы отечественная история походила на струение сладкого мёда – но этому мешают очернители: у них всегда наготове ложка дёгтя.
Часто это иноземцы – независимые наблюдатели.
Кому-то хочется вовсе не пущать их в наши палестины. Но в интегрирующейся Ойкумене это делать всё труднее.
Святой Дмитрий любим на Руси.
Мы помним его образ, воссозданный Михаилом Нестеровым – от него веет чистейшим лиризмом.
Сакральное – и историческое: это независимые линии.
Крайне некорректно сводить их в одну точку.
Произойдёт что-то похожее на короткое замыкание – может воспламениться конфликт.
Был ли апостол Андрей на Валааме?
В пространстве предания – был.
Контраргументы историка здесь не имеют никакого веса.
Житийная идеализация Дмитрия и неизбежна, и правомерна.
Но это не означает, что для историка данная тема табуирована – и цензура должна вымарывать сказанное о Дмитрии английским поэтом и дипломатом Джильсом Флетчером: «Русские подтверждают тот факт, что он точно сын царя Ивана Васильевича, тем, что в молодых летах в нём начинают обнаруживаться все качества отца. Он (говорят) находит наслаждение в том, чтобы наблюдать, как убивают овец и вообще домашний скот, видеть перерезанное горло, когда течет из него кровь (в то время как дети обыкновенно опасаются этого), и бить палкой гусей и кур, пока они не издохнут».
Культ мощей неотъемлем от православия.
Это ведь очаги Преображения!
Длань Александра Свирского – она укрепляет нас в убеждении: от диктата тления можно уйти.
Традиция говорит: мощи являют своё благодатное действие, находясь в раке. Вовсе не обязательно их держать открытыми. А вот в случае с Дмитрием это установление было нарушено.
Артель мастеров под началом Гаврилы Евдокимова выполнила новую раку для мощей святого Дмитрия в 1630 г. Заказ царя Михаила Федоровича
Скажем прямо и честно: москвичам было явлено совсем не то, что принято называть мощами, а скорее свежий труп.
В таком виде Дмитрий пролежал до 1630 г.
Фальсификаторы из круга Василия Шуйского изначально использовали приёмы мумификации?
Прибегали к макияжу?
Забота о мощах перешла к Романовым.
Вот предварение Мавзолея!
Были ли сомневающиеся в подлинности мощей?
Да, были.
Но опять-таки: больше среди иностранцев.
Хорошо известен текст, называющийся так: «Дневник польских послов».
Читаем там: «Достали отрока, моложе 10 лет, именно Ромашку, стрелецкого сына, как мы после того узнали от самих русских; заплатили отцу хорошую сумму и, убив этого отрока, положили его в Угличе на место царевича Димитрия, похороненного там по старанию Годунова».
Подержали в земле несколько дней – а потом повезли в стольный град Москву.
Будто бы этой операцией руководил митрополит Филарет, отец первого русского царя из династии Романовых.
Ах, чего не наговорят вредоносные ляхи?
Однако на всём, что связано с властолюбивыми возбудителями Смуты – и прежде всего с Василием Шуйским – лежит печать какой-то тягостной недостоверности.
Или онтологической непрочности.
Или нравственной рыхлости.
Пошатнулись тогда христоцентрические основания нашего отечества.
Кто надел митру на Филарета?
Лже-Дмитрий I!
Кто нарёк его патриархом в тушинском лагере?
Лже-Дмитрий II!
Кстати сказать, судьба пощадила Марфу – и ей не пришлось признавать своего сына в новом самозванце.
А вот бедная Марина Мнишек разделяла с ним брачное ложе.
Как если бы это был спасённый провидением её законный муж.
Сблизим гордую полячку с Марией Нагой – пережитая ими мука сходна: зловещая ставка была сделана на людей, которых они любили. Первая как мать – вторая как жена.
Всеми средствами Василий Шуйский старался удержать власть!
Ничем не брезговал – попирал святое, вечное.
Ему дозарезу был нужен царевич Дмитрий, убитый именно Борисом Годуновым – ведь чудеса не могут исходить от праха обыкновенного мальчика: это должен быть мученик.
Понятен и перенос нетленного тела в Москву.
Можно ли придумать лучший заслон от самозванцев?
Смотрите: вот он, Дмитрий.
Место занято.
Куда прёте?
Много написано о том, что Василий Шуйский подкупал здоровых людей – и они разыгрывали исцеления, вроде как ниспосылаемые Дмитрием. Эта практика была прекращена после того, когда один из артистов нечаянно умер возле гроба святого – привнёс отсебятину в хорошо отработанный сценарий.
Закрывать из псевдо-патриотических чувств глаза на все эти богомерзкие факты?
Всё-таки попробуйте встать на место Марии Нагой, перед которой открывают гроб якобы её сына, а там лежит несчастный подменыш, зарезанный намедни.
Это ужасно.
Василий Шуйский – кощунник.
Оправдания ему нет.
Царём России Лже-Дмитрий I был совсем недолго: с 1 июня 1605 года по 27 мая 1606 года.
Себя он именовал так: Demetreus Imperat – Император Димитрий.
Тут засвечивается тщеславие?
Не без этого.
Однако главная причина была совсем другая: предвосхищая Петра I, незашоренный царь хотел интегрировать Россию в Европу – положить конец её отчуждению от мира.
Особых достижений на этой стезе он не имел.
Demetreus Imperat сдержанно приняли и Польша, и Ватикан: да, он говорил с ними на латыни – но мыслил на русском: категорически отказался насаждать в стране католицизм.
Может, всё-таки пойдут на сближение? Ведь это была мечта его жизни: объединить Европу – и двинуться вместе на турок. Осуществись этот проект – и сегодня мир не знал бы многих проблем.
Вот кредо императора: «Есть два способа царствовать, милосердием и щедростью или суровостью и казнями; я избрал первый способ; я дал Богу обет не проливать крови подданных и исполню его».
Доброта его и погубила.
Широкие амнистии!
Они вышли боком царю.
Не хватало ему ни строгости, ни бдительности.
Давайте условно оставим приставку Лже-.
Попытаемся разделить убеждение таких видных граждан России, как А.С. Суворин, К.Н. Бестужев-Рюмин, Н.И Костомаров, допускавших спасение царевича Дмитрия – и этим освобождавших Марфу от обвинений во лжи.
Тогда надо признать: Дмитрий I как бы изживал грехи отца – и действовал наперекор дурным традициям, укрепившимся при Иване Грозном.
Кто ещё так бескомпромиссно и круто искоренял коррупцию?
Мздоимцы дрожали при царе Дмитрии I.
Россия тогда перестала быть закрытой страной.
Торговые гости удивлялись: где ещё в Европе есть такая свобода передвижений?
Царь быстро – и очень грамотно – провёл земельную реформу.
Это был настоящий подвиг: отмена десятинной пашни, от которой веяло махровым средневековьем. Считается, что именно она стала одной из причин Смуты: крестьяне возроптали – не могли больше терпеть это ярмо.
Дальние планы строил вдохновенный царь.
Вот тому частное свидетельство: на 10 лет он освобождает Юг страны от взимания налогов – верил, что удержится на троне до окончания этого срока.
Зачем делалось такое послабление?
Не только хотел укрепить пограничные земли, но и передвинуть русские рубежи вниз по меридиану – вплоть до Азова, а потом и до Царьграда. Потому параллельно отдал приказ Пушечному двору: больше отливать орудий – скоро будут востребованы.
Думу Дмитрий I переименовал в сенат – старался не пропускать его заседаний.
Терпеть не мог льстецов.
Внимательно относился к челобитным.
По средам и субботам давал аудиенции.
Гулял по городу без охраны – общался с простым людом.
Ан не прижился на Руси.
Сказалась дремучая ксенофобия?
Проявилась нелюбовь к новаторству?
Мы плохо понимаем самих себя – и потому не можем объяснить, почему постоянно упускаем замечательные возможности.
На угличском деле до сих пор не поставлена точка.
Наивно чаять этого.
Политические преступления в России имеют устойчивый иммунитет против раскрытия.
Вспомним убийство Павла I.
Наследник прекрасно знал о намерениях Петра Палена – а потом выламывался: как так? Зачем?
Убийца бросил ему знаменитое: – Будет ребячиться! Идите царствовать!
Через пару дней мы услышим от Александра I: «Батюшка скончался апоплексическим ударом, всё при мне будет как при бабушке».
Грех отцеубийства лежит на Александре I.
А ведь нет вердикта – вина не доказана.
Недавно в первопрестольной поставили ему памятник.
Ну да, дошёл до Парижа.
Ну да, обогатил Эрмитаж изумительной камеей Гонзага – подарком Жозефины Богарне.
Но это было, было: французы пытаются подорвать Ивана Великого – слава Богу, не получилось. Крепким остовом снабдил её Бон Фрязин.
Вспомним: колокольню нарастил предполагаемый убийца царевича Дмитрия – как бы взял для нашего зодчества новую высоту.
Читаем под куполом такую надпись:
Изволением святыя Троицы повелением великого государя царя и великого князя Бориса Федоровича всея Руси самодержца и сына его благоверного великого государя царевича князя Федора Борисовича всея Руси сий храм совершен и позлащен во второе лето государства их р҃и҃.
О святотатстве захватчиков хорошо известно.
Остаётся неясным: надругались они над мощами святого Дмитрия – или нет.
Сейчас история снова начнёт двоиться.
Ныне широко тиражируется такое утверждение: будто бы один иерей вынес эти мощи под своей одеждой – и спрятал на хорах в соборе Вознесенского монастыря.
Правдоподобно ли это?
Нет ли здесь попытки навести марафет на малоприятную для национального самосознания явь?
Свидетельствует Митрополит Евгений (Болховитинов): «Французы в 1812 г. свернули у них (мощей Дмитрия – Ю.Л.) голову и забросили было за иконостас, но после найдены».
И. М. Снегирёв фиксирует подробности, проводя в связи с кощунством неожиданную аналогию: «Дмитрию царевичу отрубили руки и голову. Повторены здесь ужасные сцены робеспьерова времени».
Кому верить?
Многочисленных уничижений отечество тогда могло избежать.
Это мнение ничуть не умаляет русской славы 1812 г.
Но поверим А.С. Пушкину:
Властитель слабый и лукавый,
Плешивый щёголь, враг труда,
Нечаянно пригретый славой,
Над нами царствовал тогда.
Вспомним под сенью Ивана Великого и другие пушкинские строки:
Как молотком стучит в ушах упрёк,
И всё тошнит, и голова кружится,
И мальчики кровавые в глазах...
И рад бежать, да некуда... ужасно!
Да, жалок тот, в ком совесть нечиста.
Суд поэта – страшная сила.
Даже если приговор ошибочен – его отменить почти невозможно.
Ведь несправедлив был Александр Сергеевич по отношению к Антонио Сальери!
Может, и Бориса Годунова зря припечатал?
Не ведаем.
Средняя Русь. XVII – начало XVIII века
И вряд ли когда-нибудь сумеем узнать правду.
Это псковское диалектное выражение: «мальчики в глазах».
Значение тут безобидное: «рябит в глазах» – застит картину.
Но семантика у поэта невероятно обогащена и преображена.
Потрясающий фразеологизм!
Число кровавых мальчиком множится век от веку.
Теперь их сонмы.
Они сводили – и будут сводить с ума – ненасытных тиранов.
Помянем и Марию Фёдоровну Нагую, и её загубленного – то ли в 1591, то ли в 1606 г. – мальчика.
С печалью оглянувшись назад, всё же обратимся к будущему – и повторим для ободрения строки Бориса Пастернака:
Итак, вперед, не трепеща
И утешаясь параллелью.
Дата добавления: 2015-08-05; просмотров: 95 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Сентября 2015 г. с 10-00 до 18-00 Впервые в Белгороде! | | | Благодарю |