|
Мы с пожилой англичанкой решили выпить в баре по стаканчику шардоне или чего-нибудь в этом роде, надеясь, что алкоголь бальзамом прольется на наши истерзанные сердца На дворе ночь, дождь прекратился. Огромные прожекторы освещают железнодорожные пути, всюду снуют полицейские, врачи «скорой помощи» и пожарные, Я все еще содрогаюсь при мысли, что поезд переехал какую-то несчастную женщину. Кто она? Сколько ей лет? Какое горе, какая безысходность заставили ее пойти на такое – стоя на коленях, со сложенными в молитвенном жесте руками ждать приближения поезда?
– Вы не поверите, но я еду на похороны, – говорит англичанка. Ее зовут Синтия.
На ее губах появляется слабая улыбка.
– Как грустно!
– Умерла моя давняя подруга, Глэдис. Похороны состоятся завтра утром. У нее был целый букет серьезных болезней, но она держалась молодцом. Я ею очень восхищаюсь.
У нее идеальный французский, но легкий намек на британский акцент все же присутствует. Когда я говорю ей об этом, она снова улыбается.
– Я всю жизнь прожила во Франции. Вышла замуж за француза.
Симпатичная девушка возвращается в бар и садится рядом с нами. У нее в руках телефон, она набирает текст сообщения.
Синтия продолжает:
– Когда мы сбили этого несчастного, я как раз выбирала стихотворение, которое прочту на похоронах Глэдис.
– И вы его выбрали? – спрашиваю я.
– Да. Вы читали Кристину Россетти?
Я делаю отрицательный жест.
– Боюсь, я мало что смыслю в поэзии.
– Я тоже, уверяю вас. Мне хотелось подобрать стихотворение, которое не было бы ни мрачным, ни грустным, и я решила, что это как раз подойдет. Кристина Россетти – поэтесса времен королевы Виктории. Ее совсем не знают во Франции, и думаю, это несправедливо. Я считаю, что она была очень талантлива. Ее брат, Данте Габриэль Россетти, забрал всю славу себе. В их семействе он – самый знаменитый Возможно, вам доводилось видеть его картины. Он был прерафаэлитом. И довольно одаренным.
– В живописи я тоже не силен.
– Ну, я уверена, вы видели его работы – он рисовал угрюмых чувственных женщин с роскошными рыжими волосами и пухлыми губами, всегда наряженных в длинные платья.
– Вполне может быть, – говорю я, с улыбкой глядя, как она пытается показать мне с помощью рук, какие роскошные бюсты у дам на картинах этого Россетти. – Не могли бы вы прочесть мне стихотворение его сестры?
– Конечно. А думать при этом мы будем о том, кто умер сегодня под колесами поезда.
– Это была женщина, так мне сказали контролеры.
– Что ж, прочтем стихотворение для нее. Да пребудет ее душа в мире и покое!
Синтия открывает свой маленький сборник стихов, надевает на кончик носа очки и театральным голосом начинает читать. Внимание всех присутствующих сосредоточивается на ней.
Когда умру, любовь моя,
Не пой мне грустных песен.
Не надо роз, ни горьких слез, ни тени кипарисов.
Пускай зеленую траву
Дождь и роса питают.
Захочешь – вспомни обо мне, а нет – так позабудь.
Ее голос разносится по всему вагону, в котором вдруг стало очень тихо, и перекрывает непонятного происхождения скрип, Доносящийся с улицы. Стихотворение берет за душу, такое простое и красивое, и почему-то оно вселяет в меня надежду. Когда Синтия умолкает, отовсюду слышатся слова благодарности. Симпатичная соседка по купе плачет.
– Спасибо, – говорю я.
– Очень рада, что вам понравилось. Думаю, это удачный выбор.
Девушка робко подсаживается поближе к Синтии. Она интересуется, чьи это стихи, и записывает полученные сведения в свой блокнот. Я приглашаю ее присоединиться к нашей компании, и она с удовольствием соглашается. Она спрашивает не сочли ли мы ее слишком грубой, когда она назвала придурком того типа в черном.
Синтия кашляет и смеется одновременно.
– Слишком грубой? Дорогая, вы были великолепны.
Девушка улыбается. Она очень, очень привлекательна. У нее прекрасная фигура – высокая грудь едва угадывается под просторным свитером, длинные ноги, узкие бедра, упругие округлые ягодицы подчеркнуты джинсами «Levi's».
– Не знаю, как вы, но я все время думаю о том, что произошло, – тихо говорит она. – Я чувствую себя почти что виноватой, как если бы сама, своими руками убила эту несчастную.
– Ну, это уж чересчур!
– Я ничего не могу с собой поделать. У меня словно ком в горле, – вздрогнув, продолжает она. – А еще я думаю о машинисте… Представляете, что он пережил? Эти скоростные поезда невозможно остановить вовремя. И о семье погибшей… Я слышала, что это женщина. Интересно, уже выяснили, кто она? Может, никто еще и не знает… Те, кто ее любил, не знают, что их мать, сестра, дочь, жена – кем бы она им ни приходилась! – умерла. Мне кажется, ужасней ничего и быть не может. – Девушка снова тихонько плачет. – Мне очень хочется сойти с этого проклятого поезда. Если бы можно было сделать так, чтобы этого не случилось!
Синтия берет ее за руку. Я не осмеливаюсь – не хочу, чтобы это очаровательное создание подумало, будто я воспользовался ситуацией.
– Мы чувствуем то же самое, – успокаивает ее Синтия. – То, что сегодня произошло, – ужасное несчастье. Ужасное… Как тут не расстроиться?
– Но этот тип… Этот тип все время жалуется, что он опаздывает, – рыдает девушка. – И не он один такой. Я слышала, и другие так говорят.
У меня в ушах тоже до сих пор стоит этот звук, с которым поезд натолкнулся на препятствие. Но я не говорю об этом девушке, потому что ее ошеломляющая красота сильнее всех ужасов смерти. Сегодня вечером я как никогда ощущаю близкое присутствие смерти. Ни разу в жизни она не представала передо мной так ясно. Она здесь, с легким шорохом вьется вокруг меня, словно ночная бабочка. Окна моей квартиры, выходящие на кладбище… Полин… Внутренности, разбросанные по дороге… Красное пальто моей матери на полу в маленькой гостиной… Бланш… Раковая опухоль отца… Прекрасные руки Анжель, прикасающиеся к трупам… И безликая женщина, которая, отчаявшись, ждет под дождем приближения поезда.
Я рад, так рад, что чувствую себя сейчас обычным мужчиной, который даже перед лицом смерти не заливается слезами, а думает о том, что неплохо было бы потискать грудь этой прекрасной юной незнакомки.
Дата добавления: 2015-08-05; просмотров: 62 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Глава 48 | | | Глава 50 |