ГЛАВА IV 5 страница

Мы благополучно ушли от немцев из Парижа 6 июня, но они пришли в Виши почти вслед за нами, тоже нежданно-негаданно. При их приближении кто мог торопился уйти из Виши — пешком, на велосипеде, на машине. И мне с женой знакомый, располагавший двумя свободными местами в автомобиле, предложил уехать вме­сте с его семьей. Но ехать надо было «в неизвестность» и в даль­нейшем предстояло неминуемо маршировать, а это было совершен­но не по силам жене. И, не без сожаления, мы решили остаться на месте, тем более, что охотников занять наши места было сколько угодно.

В ночь, когда немцы вступили в Виши, население не спало. То и дело хлопали ставни и слышались выкрики: „Ils viennent, ils viennent!.," Но то были не те немцы, которые прославились позднее своими зверствами. Те две недели, что они пробыли в Виши, они держались прилично, чего не скажешь о многих из их француз­ских компаньонках, легко и открыто поддававшихся чарам немец­ких кавалеров. Помимо этого, завоеватели занимались скупкой все­го, что находили в магазинах, и невинным катанием, распевая пес­ни, по реке Аллье.

Совершенно неожиданно очутившись под властью Гитлера и не зная заранее, какой она будет и как долго продлится, я поспешил уничтожить всё, меня компрометирующее. Так погиб и экземпляр „Léon Blum", присланный мне Блюмом — из тех, кажется, пяти, ко­торые издательство Фламмарион отпечатало специально для него на особой бумаге, — с весьма лестной для автора надписью Блюма.

После того, как, так называемое, правительство Виши арестова­ло Блюма в половине 1940 года, его, как известно, судили военным судом в Риоме, и в 1942 году, без того, чтобы довести суд до конца, увезли в Германию. Попав в Бухенвальд и по счастливой случай­ности избежав участи Манделя, он в 1944 году был освобожден американскими войсками. В 1946 году он приехал в Вашингтон и Нью-Йорк, где Еврейский Рабочий Комитет устроил в его честь тор­жественный завтрак. Я был в числе приглашенных и в кратком {119} разговоре с Блюмом сказал ему о судьбе, постигшей книгу о нем, и по­просил сделать надпись на принесенном мною обыкновенном экзем­пляре. С обычной своей, личной и французской, любезностью Блюм, конечно, согласился, не отказав себе в удовольствии отметить не­уместность моего обращения к нему иронической надписью: «Доро­гому» такому-то «от вернувшегося из Бухенвальда специально для того, чтобы сделать эту надпись». Следовала подпись.

Постепенно и при наличности оккупантов установился свой по­рядок времяпрепровождения. Все представлялось неопределенным, смутным, тревожным. Те, с которыми мы общались, острее воспри­нимали продвижение Гитлера на западном фронте, нежели его ок­купацию Виши. Раза два в неделю мы навещали Милюкова, и тог­да разговоры и споры заходили о перспективах, которые предсто­ят с дальнейшим развитием войны. Один Милюков оставался опти­мистом, упрямо повторяя, что не потерял веру в Англию: «Это — твердый орешек, его легко не раскусишь». Ему вторил его неизмен­ный поклонник, журналист Поляков-Литовцев: «А я верю Павлу Николаевичу...» Все остальные, не исключая и меня, были песси­мистами: никому не приходило в голову, что коварство Гитлера по отношению к союзному «Советскому Союзу» обернется гибелью Гитлера.

Встреча в Виши восстановила наши отношения с Милюковым, испортившиеся после закрытия «Русских Записок» и его отъезда из Парижа. Причиной тому было нападение Советского Союза на Финляндию, вызвавшее его исключение из Лиги Наций. Эмигрант­ское общественное мнение осуждало агрессора, Советскую власть, и сочувствовало Финляндии. Таково было отношение эмигрантской печати, политических деятелей и виднейших представителей рус­ской литературы.

За подписями 3. Гиппиус, Тэффи, Бердяева, Бу­нина, Б. Зайцева, Алданова, Мережковского, Ремизова, Рахманино­ва, Сирина был опубликован краткий «Протест против вторжения в Финляндию». В нем, между прочим, говорилось: «Позор, которым снова покрывает себя Сталинское правительство, напрасно перено­сится на порабощенный им русский народ, не несущий ответствен­ности за его действия... Мы утверждаем, что ни малейшей враж­дебности к финскому народу и к его правительству, ныне геройски защищающим свою землю, у русских людей никогда не было и быть не может». Протест «против этого безумного преступления» был напечатан в «Последних Новостях» 31 декабря 1939 года. Ми­люков же был в числе незначительного меньшинства в эмиграции, которое оправдывало нападение на Финляндию патриотическими мотивами. Жизнь вскоре сняла с порядка дня вопрос о Финляндии. Это повторилось и получило гораздо больший резонанс позднее, когда проблема патриотизма вызвала острую полемику Милюкова со мной (об этом во 2-й части книги.).

Житие наше под немцами длилось недолго — недели две. И так же неожиданно, как явились, немцы исчезли — без предупреждения {120} и без шума. Говорили, что это вызвано было личным одолжением Лавалю, коммерчески заинтересованному в целебных и доходных источниках Виши. Как бы то ни было, но Виши, не выходя из сфе­ры подчинения Гитлеру, оказалось в, так называемой, «свободной» зоне Франции. Это, конечно, облегчало положение, но и только. Ког­да 17 июня, проходя по улице, я услышал радио, которое передава­ло первое обращение нового премьера Петэна к населению, я оста­новился.

«Маршал Франции» не был красноречив или многосло­вен, он был банален. Прославленный защитник Вердена в первую мировую войну теперь выражал недвусмысленно готовность капи­тулировать, несмотря на упоминание о «долгих военных традици­ях», «замечательной» французской армии, ее «великолепном сопро­тивлении», «выполненных по отношению к союзникам обязатель­ствах» и прочем. Это было во введении, а существо совсем в дру­гом: «С тяжелым сердцем говорю я вам сегодня, что мы должны прекратить борьбу. Этой ночью я снесся с неприятелем и запросил его, готов ли он вступить в переговоры с нами как с воинами и пос­ле битвы, которая велась честно, намерен ли он положить конец военным действиям?..»

Речь Петэна не убедила Гитлера. Но она была достаточно убе­дительна для меня в том смысле, что во Франции мне не место. Надо куда-то уезжать. И Америка была естественным пунктом при­тяжения. В тот же день я послал прошение о визе мне и жене аме­риканскому консулу в Лионе — ближайшем к Виши местопребы­вании консула. Лионский консул отослал нас по месту постоянно­го жительства к американскому консулу в Париже, куда ехать было, конечно, более чем рискованно. Так вопрос о визе повис в воз­духе без того, чтобы у нас были какие-либо перспективы ее по­лучить.

В это время мне сказали, что в Нью-Йорк собирается ехать группа социал-демократов во главе с лидером меньшевиков Даном, находившимся тоже в Виши. Я решил отправиться к нему и пред­ложить себя в качестве секретаря. Это было, мягко выражаясь, бо­лее чем наивно: я был не первый и не единственный, желавший в это время покинуть Францию и попасть в Америку; надо было за­быть традиционное для правоверного марксиста, скажем, «неполно­ценное отношение» ко всем политическим деятелям не марксист­ского толка; и, может быть, главное — надо было не знать лично Дана, чтобы обратиться к нему с подобного рода предложением. Все­го этого я не учел, не знал, забыл, когда пытался объяснить Дану, почему хотел его видеть. В ответ мне было преподано, что в Аме­рику собеседник не убегает, как другие, а едет на политическую ра­боту и т. д. Я выскочил как ошпаренный в возмущении не только этим «учителем жизни», но и собой, унизившимся до обращения к нему.

Я считал себя в безвыходном положении, когда из письма товарища, попавшего из Парижа в Марсель, неожиданно узнал, что за нас — русских и иностранных социалистов, главным образом евре­ев и других, которым угрожала опасность со стороны наци, — под­нялась в Соединенных Штатах кампания в пользу предоставления {121} права въезда в США без обычных сложных формальностей. Я этой вести не хотел — не решался — верить, столь невероятной она мне казалась. Время было военное, и, хотя США еще не вступили в вой­ну, такое попустительство граничило с «чудом».

Именно оно и случилось. Нью-йоркским меньшевикам и эсерам, причастным и не причастным к Еврейскому Рабочему Комитету, удалось через Комитет воздействовать на председателя Американ­ской Федерации Труда Вильяма Грина, а тот в свою очередь обра­тился уже непосредственно к президенту Рузвельту. Последний считался с мнением Грина и, в порядке исключения, предписал вы­дать разрешения для въезда в США по спискам, утвержденным Ев­рейским Рабочим Комитетом. В эти списки наши друзья и едино­мышленники включили известных им лиц во Франции с семьями, не перечисляя часто даже по имени тех — особенно детей, — кому, по их убеждению, надлежало предоставить право въезда в США.

Убедившись, что сообщение об американских визах достоверно и что мы с женой значимся в том же списке № 1, как и отбываю­щий в Америку со специальным якобы назначением Дан, мы стали готовиться к отъезду. Но до того мне довелось быть свидетелем пе­чального празднования официальной Францией взятия Бастилии 151 годом раньше.

Виши случайно оказалось постоянной столицей нового, вишийского режима. При переговорах немцы обещали, что правительство Петэна скоро получит возможность вернуться в Париж. Но это обе­щание, как и многие другие, не было выполнено. Военные действия немцами были приостановлены 24 июня, а 4 июля открылось в Ви­ши Национальное Собрание. Большинством 569 голосов против 80 при 17 воздержавшихся на объединенном Собрании Палаты Депу­татов и Сената 10 июля 1940 года положен был конец Третьей рес­публике 1875 года. Маршалу Петэну предоставлено было право об­народовать новую конституцию и осуществлять полноту законода­тельной и исполнительной власти, то есть полномочия абсолютного монарха или неограниченного диктатора. И 14 июля, вместе с мно­жеством других жителей Виши, постоянных и случайных, глядел я на традиционный военный парад, который принимал Петэн. Тут же можно было видеть Лаваля, Маркэ, перекинувшегося от социа­листов в лагерь Лаваля, и других членов правительства, мне не­известных.

Это было печальное и довольно жалкое зрелище. Перед обла­ченным в генеральскую форму первой мировой войны героем Вер­дена продефилировало несколько сот солдат, у которых на лицах видна была не только физическая усталость, но как бы и недоуме­ние от праздничной видимости грустной действительности. Памят­ник павшим во время победоносной для Франции первой войны слу­жил как бы контрастом павшим и двум миллионам плененных тор­жествующим противником в этой, второй.

Почти все русские эмигранты, с которыми я встречался в Ви­ши, очутились позднее в Америке. Одним из очень немногих исклю­чений был Милюков, отказавшийся уехать не только в силу {122} возраста, — хотя, известный Америке, он мог бы там занять универ­ситетскую кафедру немедленно. Мы простились очень дружески, даже сердечно. Думаю, что и он не предвидел в половине 1940 года, в апогее торжества Гитлера, что через год с небольшим союзник Сталина вторгнется в Россию, а он, Милюков, напишет свою «Прав­ду большевизма» в противовес моей «Правде антибольшевизма» (Об обеих статьях — во второй части книги.).

В Виши мы попали в тот же день, что покинули Париж, и про­были там до половины августа. Уехать из Виши не представляло затруднений, как и приехать в Марсель. Зато на вокзале в Марсе­ле нас ждала полиция, которая противилась тому, чтобы мы поки­нули вокзал, а требовала, чтобы мы проследовали, куда хотим, но дальше, так как Марсель переполнен, а у нас не паспорта, а лишь «проходные свидетельства» (laisser passer, a pass). Не помню уже, как удалось нам взять это препятствие, за которым последовали другие. В Марселе власти не давали выездной визы из Франции, пока не будет представлена въездная в другую страну; а испанский консул не довольствовался представлением въездной визы в Аме­рику без предъявления ему въездной визы в Португалию. Все эти барьеры были пройдены благополучно, затянув лишь отъезд на ме­сяц с лишним. И каждый раз, когда мы брали очередное препятст­вие, невольно вспоминалось с благодарностью, как легко и просто все обошлось у американского консула, снабдившего нас подобием некоего удостоверения личности с узаконением права на въезд в США. Американский консул не требовал от нас и нам подобных пас­портов, метрик или других документов, довольствуясь любым удо­стоверением, что явившееся к нему лицо носит имя, которое зна­чилось в телеграмме № 82 Государственного Департамента от 6 июля 1940 года.

Президенту Соединенных Штатов, вероятно, нелегко было иметь дело с бюрократами из Государственного Департамента. Те никак не были подготовлены к тому, чтобы понять, что нашествие Гитле­ра на Францию, как в свое время овладение Россией Лениным, — события экстраординарные, не предусмотренные нормальным кон­сульским правом. И они не могли, конечно, одобрить процедуру вы­дачи «виз», предложенную Грином. Компромисс между пожеланием президента и недовольством чинов ведомства был найден в том, что право въезда в США было предоставлено без всяких формаль­ностей, но — по «неэмигрантской визе». На огромном двухстраничном печатном бланке, озаглавленном «Прошение (Application) о неимигрантской визе», которое каждый из нас должен был подписать, имелась ссылка на слова «Иммиграционного акта 1924 г.»: «Я — вре­менный посетитель и намерен покинуть Соединенные Штаты в ожидании предоставления иммиграционной визы». Освобождение от необходимости представить паспорт или другие документы име­ло особенно большое значение для тех, кому французская полиция, как нам в Виши, не вернула их нансеновских удостоверений личности.

{123} Когда я ехал во Францию в 1919 году, я располагал общественными деньгами — Земско-Городского Союза — и не имел ни гроша своего. Уезжая через 21 год из Франции, я оказался почти в таком же положении материально: опять имел не свои средства, а остав­шиеся в кассе «Русских Записок» и принадлежавшие Павловскому. К счастью, наши американские друзья озаботились не только о раз­решении нам въезда в США, но и о практическом осуществлении этого: об обеспечении путешествия — сухопутного от Марселя до Лиссабона и океанского — и финансировании нашего существова­ния за это время. Эти средства шли от Еврейского Рабочего Коми­тета и Еврейского Колонизационного Общества — Хайаса.

Сколько уплатил Комитет за законтрактованные для перевоза всех нас и нам подобных пароходы, мне осталось неизвестным. Знаю только, что путешествовали мы на греческом пароходе «Новая Эллада» сравни­тельно комфортабельно, мы с женой имели даже отдельную каюту, и за это я возместил — позднее, конечно, — 300 долларов Рабочему Комитету. Колонизационному же я так и остался должным 1500 французских франков, выданных нам для существования и проез­да до Лиссабона Далиным, заместившим Николаевского в роли представителя не то Рабочего Комитета, не то Хайаса для раздачи денег уезжавшим из Марселя.

Через Испанию мы, можно сказать, промчались. Остановились только для ночевки в Порт-Бу, на испанской стороне границы с Францией, и в Мадриде на три дня, чтобы три раза навестить неза­бываемое Прадо. Зато в Лиссабоне пришлось застрять надолго в ожидании возвращения «Новой Эллады» из Нью-Йорка после до­ставки первой партии наших товарищей и друзей, открывших серию новой разновидности эмигрантов — «квалифицированных», если употребить этот эпитет в уголовно-правовом смысле, как усугублен­ное эмигрантское состояние: эмигрировавших от двукратного тота­литаризма — ленинского и гитлеровского.

Кроме общего обозрения необычайно красивого Лиссабона на главных, показных, улицах, за которыми в боковых ютилась бедно­та — босые женщины, с младенцами за спиной и всевозможным грузом на головах, ничего в Португалии повидать не пришлось. Сво­бодное время ушло отчасти на то, что я более или менее научился понимать португальские газеты, что было тем труднее, что родст­венную португальской испанскую печать я понимал. В Лиссабоне нами «ведал», вернее, о нашей отправке хлопотал, представитель Хайаса, известный общественный деятель, знаток еврейской эко­номики и эмигрантской практики И. М. Дижур. Что мог, он делал отлично, не только со знанием дела и добросовестно, но и «с ду­шой». Но ускорить отправку зависело не от него.

В начале октября мы погрузились на пароход, который увез нас в пять часов утра, так что мы простились с Европой, даже не заме­тив этого, — во сне. Некоторые из нас навсегда, мы с женой на 9 лет, о которых можно сказать: всего на 9 лет и ставших фактиче­ски — целыми и какими 9 годами!

{127}

Дата добавления: 2015-08-05