Первый плач Иова

Иов первым нарушил тишину, прокляв день своего рождения. Глава 3 — это первый плач человека в неиз­меримой боли. Иов не проклинает Бога, но он должен дать какой-то выход своей боли, и он делает это, про­клиная день, в который родился. Это сравнимо с вели­ким плачем Христа на кресте: «Иисус же, опять возопив громким голосом, испустил дух» (Мат. 27:50).

К главе 3 книги Иова есть два параллельных места в Писании: Псалом 87 и Плач Иеремии, глава 3. Псалом 87 уникален в следующем отношении: в нем нет ни сло­ва хвалы, благодарения или надежды. Он начинается криком боли, он наполнен криком боли и заканчивает­ся криком боли. Дух Святой дал нам Псалом 87, чтобы подтвердить, что есть место в Божьих процессах, где все, что можно чувствовать, это боль, все, что можно видеть, это тьма, и все, что можно иметь, это слезы и вопросы. Бог никогда не планировал, чтобы мы оста­вались в этой долине, мы должны пройти через долину смертной тени, но есть место тьмы в Боге, о котором го­ворит Псалом 87. Когда вы ударяетесь о дно долины с тяжелым звуком, утешительно знать, что другие пере­жили это до вас.

Вопрос в том, согрешил ли Иов, прокляв день своего рождения? Свидетельство показывает, что Бог не смот­рел на это как на грех, но скорее как на сердечный плач человека в великой физической и духовной муке. Иере­мия был человеком, который также знал много болез­ненных несчастий в своей жизни, и он также проклял день своего рождения (см. Иер. 20:14-18). И все же, уп­рекая Иеремию за другие вещи, Господь в то же время не упрекает его за это. Кажется, это способ выразить свою боль, не согрешая перед Богом.

Глава 3 — это самая темная часть во всей книге. Это слова человека, который страдает, изнемогая от ран. Со временем острота боли несколько притупится, но сейчас он корчится в боли и тьме полного недоумения. Взгля­ните на это:

• Погибни день, в который я родился, и ночь, в которую сказано: зачался человек! День тот да будет тьмою; да не взыщет его Бог свыше, и да не воссияет над ним свет! Да омрачит его тьма и тень смертная, да обложит его туча, да страшатся его, как палящего зноя! (3:3-5).

• Для чего не умер я, выходя из утробы, и не скончался, когда вышел из чрева? Зачем приняли меня колени? зачем было мне сосать сосцы? Теперь бы лежал я и почивал; спал бы, и мне было бы покойно (3:11-13).

• На что дан страдальцу свет, и жизнь огорченным душею, которые ждут смерти, и нет ее, которые вырыли бы ее охотнее, нежели клад, обрадовались бы до восторга, восхитились бы, что нашли гроб? На что дан свет человеку, которого путь закрыт, и которого Бог окружил мраком? Вздохи мои предупреждают хлеб мой, и стоны мои льются, как вода, ибо ужасное, чего я ужасался, то и постигло меня; и чего я боялся, то и пришло ко мне. Нет мне мира, нет покоя, нет отрады: постигло несчастье (3:20-26).

Иов не собирается совершать самоубийство. Он слиш­ком сильно боится Бога, чтобы взять жизнь в свои руки. Он не убьет себя, но сильно желает, чтобы это сделал Бог. Он испытывает такую боль, что просто молит Бога забрать его. Эта глубина боли не остается с ним, но имен­но сейчас это то, что он переживает. Он страстно желает смерти (3:21), но смерть избегает его.

Иов нарушает тишину, и теперь его друзья не могут сдержаться. Они должны тоже высказать свои мысли.

«А как насчет Иова?»

Вопрос, который становится центральным в книге: «Что на самом деле происходит с Иовом?» Три друга Иова вступают с ним в диалог по этой теме, представ­ляя свои мнения о том, что происходит. Их аргументы красноречивы и поэтически ярки. Но в корне всей их со­фистики лежит один основной принцип: они убеждены, что бедствие Иова является прямым следствием греха в его жизни.

И отсюда следует совет: «Покайся, Бог исцелит тебя, и ты будешь восстановлен к жизни, какой она должна быть».

У Иова есть лишь одна проблема с этим советом: он не может вспомнить ничего, в чем он должен покаяться. Я могу представить, как он говорит: «Друзья, я хотел бы, чтобы все было так просто. Я хотел бы, чтобы мне просто надо было покаяться в грехе и исцелиться. Но я не могу вспомнить ничего, что я делал неправильно. Я вспоминал каждый час моей жизни и не могу найти ни одного заметного греха. Его просто нет». Поэтому Иов отвечает на их обвинения: «Это случилось со мной не по причине моего греха. Я не знаю, почему это бедствие по­стигло меня, но, насколько я знаю, это не из-за греха».

Его друзья говорят: «Должен быть грех! Бог не обра­щается так со Своими друзьями. Бог так дисциплини­рует непослушных. Снова посмотри в свое сердце, Иов, потому что в тебе есть что-то очень злое».

Иов говорит им: «увидели страшное и испугались» (6:21). Теология друзей Иова коренится в страхе. Страх говорит: «Если Бог сделал это с тобой, потому что Он лю­бит тебя, тогда, может быть, мы следующие! Но мы не хотим быть следующими. Значит мы доляшы придер­живаться убеждения, что Бог не любит тебя, что Он гне­вается на тебя и все это из-за твоей греховности».

Но после всякого обвинения Иов настаивает на своей непорочности. Он говорит: «Далек я от того, чтобы при­знать вас справедливыми; доколе не умру, не уступлю непорочности моей» (27:5). Он говорит: «Я свидетель­ствую, что я ходил праведно перед Богом и что это бед­ствие не является результатом греха. Даже если я умру в этом бедствии, я сойду в могилу, настаивая на моей непорочности и праведности». Здесь некоторые люди видят в Иове самоправедность. Это циничный и невер­ный взгляд на Иова. Даже в самом разгаре испытания он остается честным. Он не играет в игры. Он называет все так, как он это видит. Он абсолютно честен в том, что не может найти ничего, в чем ему нужно покаяться.

Если кто-либо самоправеден, так это друзья Иова. Они сидят в самодовольстве своего удобного мира и чув­ствуют себя оправданными, поскольку их миновало наказание. Их позиция в следующем: «Мы не попали в беду, Иов, потому что не делали того, что сделал ты». Это и есть самоправедность.

---

Дата добавления: 2015-08-05