Новелла пятая. Некий ревнивец под видом священника исповедует свою жену

Некий ревнивец под видом священника исповедует свою жену, а жена кается ему на исповеди в том, что любит священника, который якобы проводит у нее все ночи; ревнивец припаивается у входа в дом, а тем временем возлюбленный по ее приглашению пробирается к ней через крышу и остается у нее

Когда Лауретта окончила свой рассказ, все нашли, что жена поступила умно и что, мол, этому негоднику так и надо, король же, не теряя времени, обратился к Фьямметте и в наиучтивейших выражениях предложил ей начать рассказывать, и Фьямметта, исполняя его волю, повела свой рассказ так:

— Знатнейшие дамы! Предыдущее повествование побуждает меня рассказать еще об одном ревнивце: я ведь вполне одобряю жен, дурачащих ревнивых мужей, в особенности если мужья ревнуют их без всякого повода. Когда бы составители законов могли все предусмотреть, им, по моему разумению, следовало бы определить в сем случае для жен такое же точно наказание, как и всякому человеку, который наносит другому урон, обороняясь, ибо ревнивцы против молодых жен злоумышляют и смертный их час приближают. Жены по целым неделям сидят взаперти, занимаются семейными и домашними делами, и в праздник им, как и всем добрым людям, хочется немножко развлечься, отдохнуть, повеселиться, — ведь отдыхают и хлебопашцы, и городские ремесленники, и судьи, так нам заповедал господь, ибо в день седьмой он почил от дел своих, и того же требуют законы божеские и человеческие, которые, ревнуя о славе божией и о всеобщем благе, установили дни для труда и особые дни — для отдыха. Ревнивцы и этим недовольны; дни, для всех остальных радостные, особенно печальны и тягостны для их жен, потому что в эти дни мужья усиливают надзор и держат их за семью замками. Только бедняжки, которые испытали это на себе, знают, как это невыносимо. Поэтому-то я и утверждаю: что бы жена ни проделала со своим мужем, ревнующим ее без всякой причины, она заслуживает не осуждения, но одобрения.

Итак, жил в Римини один торговец, и было у него много имений, много денег и красавица жена, которую он ревновал превыше всякой меры. Повод же к тому у него был только один: он ее очень любил, восхищался ее красотой, видел, что она все делает для того, чтобы ему нравиться, а когда так, — рассуждал он, — стало быть, и другие ее любят, восхищаются ее красотой, она же всем хочет нравиться. Такой вывод мог сделать человек дурной, и притом недальнего ума. Из ревности он следил за каждым ее шагом и держал в четырех стенах, — не за всеми приговоренными к смертной казни так надзирают тюремщики, как надзирал он за ней. Жена не имела права пойти на свадьбу, на семейное торжество, в церковь, не смела не только уйти из дому, но даже выглянуть в окно; словом, жизнь у нее была тяжелая, и тем несноснее была ей эта мука, что она не чувствовала себя виноватой.

Наконец, видя, что муж продолжает поступать с нею несправедливо, она вознамерилась как-нибудь заслужить такое с его стороны отношение — тогда, мол, по крайней мере ей будет не так обидно. Подходить к окнам ей возбранялось; следственно, она не имела возможности дать понять кому-либо из прохожих, заглядевшихся на нее, что он ей нравится, однако ей было известно, что в том же доме живет красивый, прелестный молодой человек, и вот она порешила, в случае, если в стене, за которой находилось помещение, где жил молодой человек, найдется щелка, смотреть туда до тех пор, пока она не увидит юношу, потом заговорить с ним и, буде он пожелает, осчастливить его своей любовью, в дальнейшем же, от случая к случаю, встречаться с ним и тем хоть немного скрасить томную свою жизнь, а там авось-либо муж выкинет из головы дурь. Как-то раз, когда мужа не было дома, она долго ходила по комнате, водя глазами по стене, и вдруг обнаружила в наименее освещенной части стены щель. Она туда заглянула, — видно было плохо, но все-таки удалось разглядеть комнату, и тут она подумала: «Если б это была комната Филиппб (то есть юного ее соседа), дело было бы наполовину сделано». Служанке, которая ей сочувствовала, она отдала тайное распоряжение все разведать — оказалось, что то была спальня молодого человека. После этого она стала все чаще приникать к щели; услыхав шаги молодого человека, она просовывала в щель камешки, соломинки — и в конце концов добилась того, что молодой человек подошел поглядеть, что это значит. Тут она тихонько окликнула его, — узнав ее голос, он ей ответил, тогда она, воспользовавшись случаем, в коротких словах излила ему свою душу. Молодой человек обрадовался; он постарался расширить щель со стороны своей комнаты, но так, чтобы это не бросалось в глаза. Теперь они часто беседовали через щель, даже пожимали друг другу руку, но дальше этого не заходили — над ними тяготел строгий надзор ревнивца.

Приближалось Рождество, и по сему случаю жена стала отпрашиваться у мужа — не позволит ли он ей пойти на Рождество в церковь и по христианскому обычаю исповедаться и приобщиться. «Зачем тебе исповедаться? Что у тебя за грехи?» — спросил ревнивец.

«То есть как какие грехи? — возразила жена. — Ты воображаешь, что если ты держишь меня взаперти, так я от этого стала святой? Ты отлично знаешь, что и у меня, как и у всех людей, есть грехи, но тебе я в них не покаюсь, потому что ты не священник».

Ревнивец заподозрил неладное; положив непременно дознаться, что у нее за грехи, он надумал, как это осуществить, ей же сказал, что дает свое согласие, но с условием, что она будет исповедоваться не где-нибудь, а в их приходской церкви: пусть, дескать, пойдет туда пораньше и исповедуется либо у настоятеля, либо у того священника, которого назначит ей настоятель, словом — у кого-нибудь из них двоих, а после обедни пусть немедленно возвращается домой. Жена, поняв, что почти разгадала его умысел, решилась более не перечить.

Рождественским утром она встала на рассвете, приоделась и пошла, как ей приказал муж, в приходскую церковь. Ревнивец тоже встал и опередил ее. Вступив в заговор с настоятелем, он быстрым движением надел на себя рясу с большим, спускающимся на лицо капюшоном, — такие капюшоны носят священники, — сдвинул капюшон на лоб и сел на клиросе. Жена, войдя в церковь, сказала, что ей нужно видеть настоятеля. Настоятель вышел к ней, но, узнав, что она желает исповедаться, объявил, что он занят, но что сейчас он пришлет к ней кого-нибудь из священников. Сказавши это, он удалился и, к несчастью для ревнивца, послал к ней его. Ревнивец с величественным видом вышел к ней, и хотя еще не совсем рассвело, а он из предосторожности надвинул капюшон на глаза, со всем тем жена сразу его узнала. «Как хорошо, что моему ревнивцу пришло в голову вырядиться священником! — подумала она. — Ну, погоди ж ты у меня: на что сам набиваешься, то сейчас и получишь». Сделав вид, что не узнала его, она стала перед ним на колени. Почтенный ревнивец положил в рот камешков для того, чтобы они затрудняли ему речь, — он рассчитывал, что благодаря этому жена не узнает его и по выговору, а за свою наружность он был совершенно спокоен: жена, убеждал он себя, нипочем его не узнает — так он преобразился. В начале исповеди жена объявила, что она замужем и что она влюблена в одного священника, который проводит у нее все ночи.

Для ревнивца это был нож в сердце; ему смерть как хотелось выпытать подробности, а то бы он бросил исповедь и ушел. Сделав над собой усилие, он спросил жену: «Как? Разве ваш муж не живет с вами?»

«Живет, ваше преподобие», — отвечала жена.

«Так как же ухитряется жить с вами священник?» — спросил ревнивец.

«Мне непонятно, ваше преподобие, как это ему удается, — отвечала жена, — но только нет во всем доме крепко запертой двери, которая не распахнулась бы от одного его прикосновения. Он говорит, что когда подходит к двери в мою комнату, то шепчет какие-то слова, от которых мой муж мгновенно засыпает, а как скоро он услышит, что муж спит, так сейчас же отворяет дверь, входит и остается у меня. Еще не было случая, чтобы у него это сорвалось».

«Дурно вы поступаете, сударыня, — сказал ревнивец, — вам нужно это прекратить».

«Боюсь, ваше преподобие, что не смогу, — сказала жена, — я так его люблю!»

«Тогда я не отпущу вам грехи», — объявил ревнивец.

«Мне это очень горько, — объявила жена. — Я знаю, что на исповеди лгать нельзя. Если б я чувствовала себя в силах от этого отказаться, я бы вам так прямо и сказала».

«Мне искренне жаль вас, сударыня, — сказал ревнивец. — Так вы погубите свою душу — это несомненно. Но я, со своей стороны, постараюсь сделать для вас все, что могу, буду особенно за вас молиться — может статься, эти молитвы помогут вам. Время от времени буду посылать моего служку — вы с ним передадите мне, помогают молитвы или нет; если помогают, мы усилим моления».

«Не посылайте ко мне никого, ваше преподобие! — сказала жена. — Мой муж безумно ревнив, и если только он узнает, что ко мне приходили, то непременно заберет себе в голову, что не с доброй целью, и потом уж никакими силами у него это из головы не выбьешь, целый год будет меня тиранить».

«Не беспокойтесь, сударыня, — возразил ревнивец. — Я буду действовать так, что об этом вы ни единого слова от него не услышите».

«Тогда я согласна», — молвила жена. Поисповедовавшись и получив отпущение грехов, она встала с колен, а затем побыла у обедни.

Ревнивец, вздыхая о плачевной своей судьбе, снял рясу и пошел домой, и дорогой он все думал о том, как застанет жену со священником и как им обоим задаст жару. Придя из церкви, жена глянула на мужа и по выражению его лица сейчас догадалась, что испортила ему праздник, а муж всеми силами старался скрыть от нее все, что он совершил, а также все, что, как ему казалось, он разузнал.

Задумав подкараулить священника ночью на улице, у входа в дом, он сказал жене: «Нынче я дома не ужинаю и не ночую. Запри получше входную дверь, дверь на лестницу и дверь к себе в комнату, захочется спать — ложись».

«Ладно», — сказала жена.

Улучив минутку, она подошла к щели и подала условный знак; услышав его, Филиппо тоже подошел к щели. Она сообщила ему о своем утреннем похождении, а также о том, что муж сказал ей дома. «Но только никуда он не уйдет, — в этом я больше чем уверена, — примолвила она, — а будет караулить у входа, так что если ты хочешь побыть со мной, то постарайся пробраться ко мне через крышу».

«Так я и сделаю, сударыня», — придя в восторг, сказал молодой человек.

Ночью ревнивец, захватив с собой оружие, до времени притаился в одной из нижних комнат, а жена велела запереть все двери, особенно крепко — дверь на лестницу, чтобы ревнивцу нельзя было подняться наверх, молодой же человек выждал время, затем, соблюдая вящую осторожность, пробрался к ней, и тут они улеглись и принялись ублажать и услаждать друг дружку, а с рассветом молодой человек перебрался к себе. Ревнивец между тем почти всю ночь, поджидая священника, простоял с оружием в руках у входа; когда же занялся день, он, измученный, голодный, иззябший, не в силах долее бодрствовать, лег спать внизу. Встал он около шести утра, когда входная дверь была уже отперта, и, сделав вид, будто только что откуда-то явился, накинулся на еду. А немного погодя он подослал к жене мальчишку, будто это служка священника, у которого она исповедовалась, и велел спросить, было ли у нее известное ей лицо. Жена сейчас узнала посланца; она ответила, что нынче ночью он не приходил и что если он и дальше так будет поступать, то выскочит у нее из ума вон, хотя она вовсе не желает, чтобы он вылетел у нее вон из ума.

Стоит ли рассказывать дальше? Еще много ночей простоял ревнивец у входа в надежде подстеречь священника, а жена без передышки весело проводила время с любовником. Однажды ревнивый супруг, потеряв терпение, грозно поглядел на жену и спросил, что она тогда говорила священнику на исповеди. Жена ответила, что не скажет, — это, мол, грешно и некрасиво.

«Бесчестная женщина! — вскричал тут ревнивец. — Как это для тебя ни печально, я знаю, что ты говорила священнику, но мне нужно точно знать, кто тот священник, в которого ты влюбилась по уши и который благодаря своим заклинаниям спит с тобой каждую ночь! Говори, а не то я тебе все жилы повытяну!»

Жена сказала, что ни в какого священника она не влюблена.

«Как? — воскликнул ревнивец. — Разве ты не говорила того-то и того-то на исповеди?»

«Как видно, священник рассказал тебе об этом со всеми подробностями, — можно подумать, что ты в это время был там и подслушивал, — заметила жена. — Ну да, я ему в этом призналась».

«Говори же, кто этот священник? — воскликнул ревнивец. — Говори скорей!»

Жена усмехнулась. «Я люблю, когда простушка-жена ведет умного мужа, как ведут за рога барана на бойню, — заметила она. — Впрочем, тебя умным не назовешь, — ты весь свой ум растерял после того, как впустил к себе в душу злой дух беспричинной ревности. И чем ты глупее и грубее, тем меньше это делает чести мне. Неужели ты воображаешь, муженек, что мои телесные очи столь же слепы, как твои духовные? Нет, они не слепы. Я с первого взгляда поняла, кто этот священник, который меня исповедовал, я тебя сразу узнала, но я решила, что ты у меня сейчас получишь то, на что сам набиваешься. И ты получил. Если б ты в самом деле был умным человеком, за какового ты себя почитаешь, ты бы не стал таким путем выведывать тайны своей верной жены, ты постарался бы рассеять вздорные свои подозрения, ты бы сообразил, что она тебе правду сказала и что в этой правде ничего позорящего тебя нет. Я тебе сказала, что люблю священника, но ведь ты же тогда и был священником. Стало быть, выходит, что я люблю тебя, хоть любить тебя и не за что. Я сказала, что когда он хочет со мной спать, то ни одна дверь не служит ему препятствием. Ну, а когда ты шел ко мне, хоть одна дверь бывала заперта? Я сказала, что священник проводит у меня все ночи. А когда ты ночевал не у меня в комнате? Только перед тем, как подослать ко мне служку, и я ему так и ответила, что священник ко мне не приходил. Только сумасшедший, ослепший от ревности человек может всего этого не понять. Ты по ночам стоял на страже у входа, а меня уверял, будто ужинал и ночевал не дома! Опомнись, приди в себя, если не хочешь быть посмешищем для всех, кто, как и я, знает о твоих проделках, и не ходи за мной по пятам. Уж если б я захотела наставить тебе рога и будь у тебя не два, а сто глаз, — клянусь богом, я бы тебя так сумела этим наградить, что ты нипочем бы и не догадался».

Незадачливый ревнивец воображал, что он очень ловко выведал тайну жены, но тут он понял, что остался в дураках. Он ничего жене не ответил и, придя к заключению, что жена у него умная и хорошая, перестал ее ревновать именно тогда, когда имел для этого все основания, начал же он ее ревновать, когда она не подавала для этого ни малейшего повода. Обретя почти полную свободу, умная жена предлагала теперь своему возлюбленному пройти к ней не через крышу, как кошки, а прямо в дверь и, действуя с оглядкой, много раз потом блаженствовала с ним и веселилась.

Дата добавления: 2015-08-03