Глава 20. Прошло немного времени

Прошло немного времени. Однажды Анжелика возвращалась домой после утренней прогулки по берегу Гаронны. Она любила верховую езду и каждое утро уделяла ей несколько часов, уезжая на заре, когда было еще прохладно. Жоффрей де Пейрак редко сопровождал ее. В отличие от большинства сеньоров его не увлекали ни верховая езда, ни охота. Можно было бы подумать, что его пугают занятия, требующие физической силы, но его слава искусного фехтовальщика гремела не меньше, чем слава певца. Говорили, что, несмотря на свою хромоту, он поразительно владеет шпагой. Кроме того, он ежедневно тренировался в оружейном зале дворца, но Анжелика ни разу не видела, как он стреляет. Она еще многого не знала о нем и иногда, взгрустнув, вспоминала слова, сказанные ей архиепископом в день свадьбы: «Между нами говоря, сударыня, вы выбрали весьма странного мужа».

***

Несмотря на то что они, казалось, в последнее время сблизились, граф держался с женой все так же почтительно, но отчужденно, как и в первые дни после свадьбы. Она мало видела его, и всегда в присутствии гостей, и даже подумывала, уж не виновата ли в этом охлаждении неистовая Карменсита де Мерекур. Эта дама после поездки в Париж вернулась в Тулузу, и теперь из-за ее необузданного темперамента все чувствовали себя словно на горящих угольях. Теперь уже всерьез поговаривали, будто господин де Мерекур запрет ее в монастырь, и если он до сих пор не выполнил своей угрозы, то лишь по дипломатическим соображениям. Хотя война с Испанией продолжалась, кардинал Мазарини, давно пытавшийся начать переговоры о мире, советовал не предпринимать ничего, что могло бы задеть обидчивых испанцев. А красавица Карменсита принадлежала к знатной мадридской семье. Вот почему все перипетии ее супружеской жизни имели большее значение, чем сражения во Фландрии, ибо в Мадриде обо всем сразу же становилось известно, так как, несмотря на разрыв официальных отношений, тайные посланцы под видом монахов, бродячих торговцев и купцов регулярно переходили через Пиренеи.

***

Карменсита де Мерекур вела в Тулузе обычную для нее сумасбродную жизнь, и Анжелика была этим обеспокоена. Несмотря на светский лоск, который она приобрела, вращаясь в блестящем тулузском обществе, в глубине души она оставалась скромной, как полевой цветок, простодушной и легко уязвимой. Она чувствовала, что не может соперничать с Карменситой, и иногда, сгорая от ревности, твердила себе, что испанка больше под стать графу де Пейраку с его причудливым характером, чем она, Анжелика.

Но зато в ученых беседах – она отлично знала это – муж считает, что ей нет равных среди женщин.

***

В то утро, подъезжая к дворцу с эскортом пажей, галантных сеньоров и нескольких молодых девушек, которыми она любила окружать себя, Анжелика снова увидела у подъезда карету с гербом архиепископа. Из кареты вышел высокий человек в грубой монашеской сутане, а вслед за ним – разряженный сеньор в бантах, со шпагой на боку и с таким зычным голосом, что Анжелика, хотя была еще далеко, услышала, как он то ли отдавал распоряжения, то ли ругался.

– Клянусь честью, это шевалье де Жермонтаз, племянник его преосвященства,

– воскликнул Бернар д'Андижос, неизменно сопровождавший Анжелику. – Да хранит нас небо! Большего грубияна и дурака я еще не встречал. Сударыня, если вы мне доверяете, поедемте лучше через парк, чтобы избежать встречи с ним.

Маленькая кавалькада свернула налево, и, поставив лошадей в конюшню, все прошли в оранжерею, окруженную со всех сторон фонтанами, где было так приятно отдохнуть.

Но едва они сели за стол с приготовленным для них легким завтраком, состоящим из фруктов и ледяных напитков, как паж сказал Анжелике, что ее спрашивает граф де Пейрак.

В прихожей Анжелика нашла мужа в обществе дворянина и монаха, которых она только что видела издали.

– Это аббат Беше, тот самый достойный ученый, о котором рассказывал нам его преосвященство, – сказал Жоффрей. – Разрешите вам также представить шевалье де Жермонтаза, племянника монсеньора.

Монах был высокий, сухопарый, с нависшими бровями, из-под которых лихорадочно блестели слегка косившие, близко посаженные глаза фанатика. Из монашеской сутаны торчала длинная и худая жилистая шея. Его спутник был его яркой противоположностью. Шевалье де Жермонтаз, столь же полный жизненных сил, сколь монах был изнурен умерщвлением плоти, имел прекрасный цвет лица и уже довольно приличное для его двадцати пяти лет брюшко. Пышный белокурый парик ниспадал на камзол из голубого атласа, украшенный розовыми бантами. Его рингравы были так широки и так обильно украшены кружевами, что шпага дворянина на их фоне казалась неуместной. Страусовым пером своей широкополой шляпы шевалье подмел пол у ног хозяйки дома, поцеловал ей руку, но тут же, подняв голову, дерзко подмигнул, что возмутило Анжелику.

– Ну вот, жена моя здесь, и теперь мы можем отправиться в лабораторию, – сказал граф де Пейрак.

Монаха передернуло, он сверху вниз удивленно взглянул на Анжелику.

– Следует ли из ваших слов, что госпожа графиня тоже войдет с нами в храм науки и будет присутствовать при наших беседах и проведении опытов, в которые вы согласились посвятить меня?

Граф с оскорбительной иронией оглядел своего гостя. Он знал, как этот насмешливый взгляд ошеломлял тех, кто видел его впервые, и со злорадством пускал в ход свое оружие.

– Отец мой, в письме, адресованном мною его преосвященству, я в ответ на его неоднократные пожелания дал согласие принять вас, уведомив, что эта встреча будет носить чисто ознакомительный характер и на ней будут присутствовать лица по моему усмотрению. Однако монсеньор приставил к вам шевалье де Жермонтаза на тот случай, если от вашего взора что-нибудь ускользнет.

– Но, мессир граф, вы же ученый и знаете, что присутствие женщины при опытах – это вопиющее нарушение традиций алхимии, которые гласят, что при противоположных флюидах нельзя достичь никаких результатов…

– Представьте себе, отец мой, что в моей науке результаты опытов не зависят ни от настроения, ни от пола присутствующих…

– Лично я нахожу это превосходным! – с радостным видом воскликнул шевалье де Жермонтаз. – Не скрою, меня больше привлекает красивая дама, чем всякие там склянки и старые горшки. Но дядя настоял, чтобы я сопровождал Беше и привыкал выполнять обязанности, которые вскоре возложит на меня новая должность. Видите ли, дядя собирается купить мне место главного викария трех епархий. Но он ужасный человек. Он поставил условие, чтобы я принял священный сан. А я, признаюсь, удовлетворился бы одними бенефициями.

Разговаривая, они направились в библиотеку, с которой граф хотел ознакомить гостей прежде всего. Монах Беше, давно мечтавший о встрече с графом де Пейраком, задавал бесчисленные вопросы, на которые граф отвечал с терпеливым смирением.

Анжелика в сопровождении шевалье де Жермонтаза шла сзади. Шевалье не упускал случая коснуться ее руки и то и дело бросал на нее пылкие взгляды.

«Ну и мужлан, – подумала Анжелика. – Он похож на откормленного молочного поросенка, которого украсили цветами и кружевными рюшами, чтобы подать к рождественскому ужину».

– Но мне не совсем понятно, – громко сказала она, – какая связь между вашим посещением лаборатории моего мужа и назначением на духовную должность?

– Признаться, мне это тоже непонятно, хотя дядя долго объяснял. Церковь якобы не так богата и влиятельна, как кажется, а главное, как должна была бы быть. Дядя также жалуется на усиление королевской власти в ущерб самостоятельности провинций. Права архиепископа на церковных ассамблеях и даже в местном парламенте ущемляются. Вся власть сосредоточена в руках наместника провинции и его сбиров из городской стражи, финансовых органов и армии. Так вот, дядя хотел бы противопоставить этому засилью безответственных ставленников короля – союз местной знати. Он знает, что у вашего мужа колоссальное состояние, но ни город, ни церковь ничего от него не получают.

– Нет, сударь, мы жертвуем на благотворительные цели.

– Этого мало. Нужен союз, к которому стремится мой дядя.

«Для ученика Великого инквизитора он действует грубовато, – подумала Анжелика. – А может, так ему и было велено!»

– Короче говоря, – сказала она, – его преосвященство считает, что состояние всех жителей провинции должно быть отдано в руки церкви?

– Церковь должна занимать ведущее место.

– С его преосвященством во главе! А знаете, вы блестящий проповедник. Теперь меня не удивляет, что вас предназначили к духовней деятельности, где красноречие необходимо. Поздравьте дядю от моего имени с удачным выбором.

– Не премину, сударыня, вы очень любезны. У вас восхитительная улыбка, но в глазах нет нежности ко мне. Не забывайте, церковь пока еще могущественная держава, особенно у нас в Лангедоке.

– Да, я вижу, вы убежденный начинающий викарий, несмотря на ваши банты и кружева.

– Деньги – средство очень убедительное. Мой дядя знал, чем меня покорить. Я буду верно служить ему.

Анжелика резким движением захлопнула веер. Теперь она уже не удивлялась, почему архиепископ так доверял своему толстому племяннику. Несмотря на несхожесть характеров, оба были в равной мере честолюбивы.

В библиотеке царил полумрак, так как ставни были прикрыты. Когда граф и его гости вошли туда, там кто-то встрепенулся и склонился перед ними в низком поклоне.

– Что вы здесь делаете, Клеман? – с удивлением спросил граф де Пейрак. – Сюда никто не имеет права входить без моего разрешения, и, насколько я помню, я не давал вам ключа!

– Пусть извинит меня мессир граф, но я решил собственноручно убрать библиотеку, не желая доверять столь ценные книги неотесанному слуге.

Он поспешно схватил тряпку, щетку и скамеечку и выскользнул из библиотеки, отвесив на ходу еще несколько поклонов.

– Да, – вздохнул монах, – несомненно, я увижу здесь немало странного: женщину в лаборатории, слугу в библиотеке, который своими нечистыми руками прикасается к магическим фолиантам, сокровищнице бесценных знаний. Да, должен признать, репутация ваша себя оправдывает! Посмотрим, что же у вас тут есть…

Он увидел в роскошных переплетах книги мэтров алхимии: «Принцип сохранения тел, или мумия» Парацельса, «Алхимия» Альберта Великого, «Герметика» Германа Курингуса, «Толкование 1572 г.» Томаса Эраста и, наконец, что доставило ему огромное удовольствие, свою собственную книгу: Конан Беше «О превращении».

Это умиротворило монаха, и он снова уверовал в графа де Пейрака.

Граф и его гости вышли из дворца и направились во флигель, где находилась лаборатория.

***

Еще издали они увидели над крышей столб дыма, поднимавшийся из широкой трубы, над которой возвышалась изогнутая медная трубка, напоминавшая клюв какой-то апокалипсической птицы. Когда они подошли совсем близко, это сооружение со скрежетом повернулось к ним своей черной пастью, из которой валил дым с сажей.

Монах отскочил назад.

– Это всего-навсего флюгер для усиления тяги печей при помощи ветра, – объяснил граф.

– А у меня в ветреную погоду тяга очень плохая.

– А здесь наоборот, потому что я использую атмосферную депрессию, вызванную ветром.

– Значит, ветер работает на вас?

– Совершенно верно. Так же, как он заставляет работать ветряную мельницу.

– На мельнице, мессир граф, ветер с помощью крыльев крутит жернова.

– У меня печи, конечно, не крутятся, но в них всасывается воздух.

– Вы не можете всасывать воздух, потому что воздух – это пустота.

– И однако, вы сами убедитесь, что у меня тяга, как в аду.

Трижды осенив себя крестом, монах вслед за Анжеликой и графом де Пейраком переступил порог лаборатории, а стоящий в дверях мавр Куасси-Ба в знак приветствия торжественно поднял свою кривую саблю, а затем вложил ее в чехол.

В глубине большого зала находились две раскаленные – докрасна печи. В третьей, точно такой же, огонь был погашен. Перед печами помещались какие-то странные аппараты из кожи и железа, от которых тянулись к печам глиняные и медные трубы.

– Это кузнечные мехи, ими я пользуюсь, когда мне необходим очень сильный жар, например чтобы расплавить медь, золото или серебро, – объяснил Жоффрей де Пейрак.

Вдоль стен в главном зале в несколько рядов были сделаны полки. На них стояли всевозможные сосуды и колбы с наклеенными этикетками, испещренными кабалистическими знаками и цифрами.

– Здесь у меня хранится запас разных ингредиентов: сера, медь, железо, олово, свинец, бура, мышьячная руда, реальгар, самородная киноварь, ртуть, ляпис, или, иначе, адский камень, медный купорос, железный купорос. А напротив, в стеклянных бутылях, – крепкая серная кислота, неочищенная азотная кислота и соляная кислота.

На самой верхней полке вы видите трубки и сосуды из стекла, железа, глазированной глины, а дальше – реторты и перегонные кубы. В той маленькой комнате, в глубине, – порода, содержащая золото, хотя оно и не видно глазу, а вот, например, мышьяковый минерал и различные руды, дающие при плавке серебро. Вот серебряная руда из Мексики, ее мне привез оттуда один испанский сеньор.

– Мессир граф изволит смеяться над жалкими познаниями монаха, утверждая, что это восковое вещество – серебро. Лично я не вижу здесь и намека на драгоценный металл.

– Сейчас я вам его покажу, – сказал граф.

Де Пейрак взял из кучи около печей большой кусок древесного угля, достал из сосуда на полке сальную свечу, зажег ее от пламени печи, железным прутом сделал небольшое углубление в куске угля, положил туда кусочек «мексиканского серебра», которое и в самом деле было грязного серовато-желтого цвета и полупрозрачно, добавил туда немного буры, потом взял изогнутую медную трубочку, поднес ее к пламени свечи и, подув в нее, ловко направил пламя в углубление, где находились руда и бура. Они расплавились, вздулись, изменили цвет, потом на поверхности появились металлические пузырьки, которые, после того как граф подул сильнее, слились в один блестящий шарик.

Граф де Пейрак отставил свечу и кончиком ножа достал крошечный сверкающий слиток.

– Вот расплавленное серебро, которое я добыл на ваших глазах из этой странной на вид породы.

– И вы с такой же легкостью превращаете металл в золото?

– Я ничего ни во что не превращаю, я лишь извлекаю драгоценные металлы из руды, в которой они содержатся но не в чистом виде.

Монаха его слова явно не убедили. Он покашлял и огляделся.

– А что это за трубы и остроконечные ящики?

– Это система для подачи воды, заимствованная у китайцев, она служит для опытов по промывке и добыче золота из песка при помощи ртути.

Монах, покачивая головой, боязливо подошел к одной из гудевших печей, в раскаленной пасти которой стояло несколько тиглей.

– Спору нет, у вас все великолепно оборудовано, – сказал он, – но я не вижу здесь ничего, что хотя бы отдаленно походило на «атанор» – химическую печь, или иначе, на знаменитый «дом премудрого цыпленка».

Граф чуть не задохнулся от смеха.

– Простите меня, отец мой, – извинился он, успокоившись, – но остатки всей этой преподобной чепухи были уничтожены взрывом гремучего золота, который произошел недавно здесь как раз во время визита его преосвященства.

На лице монаха появилось почтительное выражение.

– Действительно, его преосвященство говорил мне об этом. Значит, вам удается получать золото нестойкое, которое взрывается?

– Не скрою от вас, что мне удается получать даже гремучую ртуть.

– А философское яйцо?

– Оно у меня в голове!

– Вы святотатствуете! – возбужденно проговорил монах.

– Что это такое – «цыпленок» и «философское яйцо»? – удивилась Анжелика.

– Я никогда об этом не слышала.

Беше бросил на нее презрительный взгляд. Но, увидев, что граф де Пейрак едва скрывает улыбку, а шевалье де Жермонтаз открыто зевает, решил удовлетвориться хотя бы такой скромной аудиторией.

– Именно в философском яйце рождается философский камень, – сказал он, сверля своим горящим взглядом молодую женщину. – Получается философский камень из очищенного золота – Солнца – и чистого серебра – Луны, к которым надо добавить живое серебро – Меркурий. Алхимик подвергает их в философском яйце действию огня – Вулкана, который должен то усиливаться, то уменьшаться, что вызывает в этой смеси мощное развитие зачаточных свойств Венеры, и зримый результат этого свойства – регенеративное вещество, философский камень. После этого реакции в яйце будут развиваться в определенном порядке, и это позволяет следить за преобразованием вещества. В основном надо обращать внимание на три цвета: черный, белый и красный. Они указывают: первый – на разложение, второй – на расплавление и третий – на образование философского камня. Короче, это процесс чередования смерти с воскрешением через которое, согласно древней философии, должно пройти всякое произрастающее вещество, чтобы воспроизвестись.

Всемирный дух, необходимый посредник между душой и вселенским телом, – это действующая причина зарождения всего сущего, она вдыхает жизнь во все четыре элемента.

Всемирный дух заключен в золоте, но – увы! – он бездействует, он заперт в нем. И только истинный мудрец может освободить его.

– Каким же способом, отец мой, вы освобождаете этот дух, который является основой всего и заперт в золоте? – мягко спросил граф де Пейрак.

Но ирония не отрезвила монаха. Он откинул голову назад и, казалось, весь был во власти своей давней мечты.

– Чтобы освободить его, нужен философский камень. Но и этого недостаточно. Нужно дать импульс с помощью златотворного порошка, это отправная точка феномена, который превратит все в чистое золото.

Некоторое время он молчал, погруженный в свои мысли.

– После многолетних поисков я имею право, как мне кажется, утверждать, что достиг некоторых результатов. Так, соединив философскую ртуть – женское начало – с золотом – мужским началом (только золото должно быть листовым и чистым), я поместил эту смесь в химическую печь, в «дом премудрого цыпленка», святая святых алхимика, которая должна быть в каждой лаборатории. Смесь находилась в реторте безукоризненно овальной формы, герметически закупоренной, чтобы ни одна малость вещества не могла улетучиться, эту реторту я поставил в тазик, наполненный золой, и уже этот тазик поместил в печь. И вот под действием огня, который я беспрерывно поддерживал на определенном уровне, ртуть своим теплом и содержащейся в ней серой постепенно растворила золото. Через полгода у меня получился черный порошок, который я назвал «вершинной тьмой». При помощи этого порошка мне удалось преобразовать поверхность металлических предметов в чистое золото, но жизнетворное начало моего aurum purum

– увы! – еще не обладало достаточной силой, и я ни разу не сумел преобразовать весь предмет целиком и полностью!

– Однако, отец мой, вы, наверно, пытались укрепить это умирающее начало?

– спросил Жоффрей де Пейрак, и в его глазах вспыхнул веселый огонек.

– Да, и дважды, как мне кажется, я был очень близок к цели. Вот как я действовал в первый раз: в течение двенадцати дней я настаивал в навозе соки травы Меркурия – пролески, портулака и чистотела. Затем я дистиллировал этот настой и получил жидкость красного цвета. Я снова поставил ее в навоз. В жидкости появились черви, которые постепенно пожирали друг друга, и наконец остался один. Я откармливал его теми тремя растениями, из которых выжимал сок вначале, откармливал до тех пор, пока он не стал жирным. Тогда я сжег его, а пепел смешал с купоросным маслом и порошком «вершинная тьма». Но действие порошка усилилось лишь самую малость.

– Фу! – с отвращением воскликнул шевалье де Жермонтаз.

Анжелика в ужасе бросила взгляд на мужа, но тот слушал монаха с невозмутимым видом.

– А во второй раз? – спросил он.

– Во второй раз во мне зажглась было великая надежда. Один путешественник, потерпевший кораблекрушение в дальних краях, дал мне земли, на которую, как он утверждал, до него не ступала нога человеческая. Ну а воистину девственная земля содержит семя или зародыш металлов, другими словами – настоящий философский камень. Но видимо, эта горсть земли не была девственной, потому что я не добился того, чего хотел, – жалобным голосом закончил ученый монах.

Теперь уже и Анжелике захотелось рассмеяться, и, чтобы скрыть это, она торопливо спросила:

– Жоффрей, вы же как-то рассказывали мне, что тоже потерпели кораблекрушение и вас выбросило на пустынный туманный остров, покрытый льдом?

Монах Беше вздрогнул, глаза его вспыхнули огнем, и он схватил графа де Пейрака за плечи.

– Вас выбросило на необитаемый остров? Я знал это, я об этом догадывался. Значит, вы один из тех, о ком в наших книгах по герметике говорится, что они вернулись с «обратной стороны Земли, оттуда, где зарождается гром, Ветер, град и дождь. Там и будет найден философский Камень, если хорошенько поискать».

– Нечто похожее на то, что вы описали, там было, – небрежным тоном бросил граф де Пейрак. – И еще там возвышалась огненная гора среди льдов, которые казались мне вечными. И не было ни одной живой души. Это неподалеку от Огненной Земли. Меня спас португальский парусник.

– За горстку этой девственной земли я бы отдал жизнь и даже душу, – воскликнул Беше.

– Увы, отец мой, должен признаться, что мне и в голову не пришло привезти ее.

Монах бросил на него мрачный, подозрительный взгляд, и Анжелика поняла, что он не поверил графу.

***

Светлые глаза Анжелики останавливались поочередно на этих трех мужчинах, стоявших перед ней в этой странной комнате, среди пробирок и колб. Великий лангедокский хромой Жоффрей де Пейрак, прислонившись к кирпичной стенке печи, с надменной иронией смотрел на своих гостей. Он не стесняясь давал им понять, что не испытывает никакого уважения ни к старому Дон-Кихоту от алхимии, ни к его расфранченному Санчо Пансо. Рядом с этими шутами он выглядел таким благородным, независимым, таким необычным, что у Анжелики от нахлынувших чувств даже сердце защемило.

«Я его люблю, – вдруг подумала она. – Я его люблю, и мне очень страшно. О, только бы они не причинили ему зла до того… До того…»

Она боялась закончить свою мысль: «До того, как он сожмет меня в своих объятиях…»

Дата добавления: 2015-08-05