Часть первая КАСПИЙ 11 страница

По– видимому, мы преподали им хороший урок, потому что семерка их уцелевших кораблей отошла от нас на изрядное расстояние, а через некоторое время два из них отплыли от остальных и скрылись из глаз. Наверное, отправились за подкреплением. Мы не стали ждать его, а со всей возможной скоростью направились в сторону хазарского побережья. Нам нужно было одно -не позволить вражескому подкреплению настичь нас в светлое время и навязать бой. Мы своего добились – мачты пиратских кораблей показались на горизонте одновременно с заходом солнца.

Сарыч перевел дыхание, подозрительно осмотрелся по сторонам, помахал догоравшей веткой над своей и Микули-ной головами. Поскольку ветка больше чадила, чем давала огня, он поспешил закончить свой рассказ:

– Их было очень много, они приближались с трех сторон, и мы поняли, что от них не уйти. Разбившись на группы в четыре-пять кораблей, пираты имели возможность надежно перекрыть все направления, по которым мы могли плыть ночью, и утром обнаружить нас. Поэтому, собрав с наступлением ночи все наши суда вместе, русы устроили совет-раду, на которой пришли к единственно разумному решению. На сохранившееся лучше других судно мы снесли все наше золото и драгоценные камни, отобрали в его экипаж три десятка наименее израненных воинов. Они должны были направиться туда, где их никак не могли поджидать пираты – назад, к Мазендарану, и там, в укромном месте на побережье, спрятать эту самую ценную часть добычи. Затем им надлежало на судне либо пешком возвратиться в Хазарию, куда поодиночке, выбрав самостоятельно курс, следовало плыть двум другим нашим судам. Я был ранен всего раз, причем легко, а потому оказался на корабле с золотом и драгоценными камнями.

Предположение русов оказалось верным – пираты могли поджидать нас где угодно, только не там, где мы уже побывали и нашкодили, тем более что это направление было противоположным тому, куда мы последнее время стремились – домой, в Хазарию. Убрав паруса и стараясь грести как можно тише, мы плыли всю ночь и, когда наступил рассвет, не обнаружили вокруг себя до самого горизонта ни единого суденышка или верхушки мачты. К вечеру мы были у побережья и медленно поплыли вдоль него, подыскивая приметное место, где можно было спрятать сокровища. Вскоре мы такое нашли – крошечный, заросший по берегам непроходимым лесом заливчик, в который впадала бегущая с гор речушка. На склоне одной из обступивших заливчик гор мы отыскали широкую скальную расщелину, перенесли туда три бочонка с золотом и сундучок с драгоценными камнями, завалили расщелину доверху камнями и убрали все следы своего пребывания на горе. Отдохнув ночь, утром мы направились в обратный путь, но рок словно преследовал нас.

Едва мы взялись за весла, чтобы покинуть залив, как в него вошел боевой корабль властелина Мазендарана. Как мы узнали позже, эта бухточка с пресной водой и богатыми дичью окрестностями служила мазендаранским морякам местом для пополнения съестных запасов и надежным убежищем во время морских бурь. Мы первыми увидели врага и, не давая ему ни минуты на подготовку к бою, тут же напали на него. Нас было три десятка, мазендаранцев втрое больше, однако все преимущества были на нашей стороне. Мы ночью отдохнули – у врага позади была бессонная, полная изнурительного труда ночь; мы были в боевых доспехах и начеку – враги были в обычной одежде и беспечны в ожидании предвкушаемого отдыха. Но главное, большинство из нас были русами, грозными и умелыми воинами. Прежде чем мазендаранцы смогли понять, что к чему, мы засыпали их стрелами и выкосили на треть. Ринувшись на абордаж, мы вступили с оставшимися в живых врагами в жесточайший бой на уничтожение, ибо не нуждались в свидетелях нашего пребывания в бухточке. Когда чаша весов боя стала клониться в нашу сторону, часть мазендаранцев ринулась в море, надеясь спастись вплавь, но тройка предусмотрительно оставленных нами на своем судне самострелыциков(Самострел – арбалет.) расстреляла их прежде, чем они успели ступить на берег.

Наша победа была полной, из врагов мы оставили в живых лишь раненого помощника капитана корабля. Он объяснил, почему корабль оказался в бухте, и предупредил, что сюда вскоре должны подойти еще два корабля. Заодно он сообщил, что одно из наших двух последних судов было потоплено пиратами, а другое погибло в бою с мазендаранцами. Вместе с самострелыциками нас осталось восемь человек, и мы, предав огню свое и чужое судна, отправились в Хазарию сухим путем. Мы стремились держаться ближе к побережью, где имелись пешеходные тропы, и уже на следующий день на нас напали местные горцы. В бою мы потеряли пять человек и теперь были вынуждены идти по диким, нехоженым местам. Не вынеся такой дороги и скудной пищи, один из нас, и прежде таявший на глазах от множества ран, скончался, и в Хазарию нас вернулось двое.

В ночь перед тем, как наши три судна разошлись в разные стороны, мы договорились каждый год в определенный день встречаться в условленном месте. Я трижды приходил на эти встречи, и каждый раз видел только руса, с которым возвратился в Хазарию. А на четвертую встречу не прибыл и он. Я узнал, что он снова поступил на службу кагану и погиб в бою с печенегами. На сегодняшний день из тех, кто знал место спрятанных сокровищ, я остался один! Один, знающий об огромных сокровищах, даже сотой части которых я не видел у всех, взятых вместе, разбойников, с которыми меня сводила в жизни судьба! Хотя расщелина, на дне которой погребены бочонки с золотом и сундучок с драгоценными камнями, часто возникает у меня перед глазами, а бухточка с горящими кораблями преследует во снах, я ничего не могу сделать, чтобы стать обладателем несметных богатств.

Да, я могу по горным тропам добраться к бухточке, но у меня одного не хватит сил даже достать бочонки и сундучок из-под камней. Значит, нужно открыть кому-то свою тайну и туда отправляться отрядом. Но сколько человек понадобится, чтобы уже с сокровищами отбиться от пиратов и мазенда-ранских кораблей, если обратный путь проляжет по морю, или от горцев, если идти по суше? А что случится со мной, когда окажусь не нужен своим спутникам, а им не захочется расстаться с причитающейся мне долей? Да и какой она будет даже в случае, если они честно рассчитаются со мной? Я много размышлял над этими вопросами и, не находя ответа, положился на судьбу и волю Неба. И они не подвели – я встретил тебя. Сотник, половина сокровищ твоя, если поможешь мне доставить их в Итиль-кел или долину Злых духов. Согласен?

– Я не купец-караванщик, чтобы перевозить с места на место сокровища. Да и зачем мне, воину, несметные богатства, половину коих ты мне сулишь? Однако я обещаю передать наш разговор великому князю и уверен, что он поможет тебе.

– Великому князю? – в голосе казака прозвучала тревога.– Я не знаю его. Скажи, ему можно верить? Не захочет ли он обмануть меня? Довольствуется ли половиной сокровищ, которую я готов уступить ему за помощь?

– Великому князю можешь верить, как мне. А вот о дележе сокровищ договаривайтесь с ним без меня. Устроит тебя предложенная великим князем доля – показывай свою схоронку, нет – продолжай держать ее место в тайне. Но прежде подумай, представится ли тебе еще случай, чтобы завладеть сокровищами… пусть даже частью их. К тому же, с твоих слов, их так много, что тебе для безбедной жизни хватит даже малой их части.

– Мне одному – да, но я собираюсь передать их атаману Казаку в нашу общую казну. Придет час, когда мне по старости, из-за хворобы или боевого увечья придется оставить Зеленый остров и возвратиться в мир, который я некогда покинул. Тогда наше казачье братство выделит мне из общей казны деньги, на которые я стану коротать оставшиеся дни. Поэтому и прошу помочь доставить мою часть сокровищ к долине Злых духов.

– Уверен, что ты договоришься с великим князем обо всем. Да и почему он должен уменьшать твою долю, ежели эти сокровища идут ему в руки сами собой? Давай прекратим на этом разговор о бухте и подумаем, как быстрее попасть в Итиль-кел.

– Мы попадем туда не раньше, чем я избавлю нас от души-оборотня Арука,– заявил Сарыч.– Помоги мне встать на ноги.

Микула знал, что отговаривать Сарыча бесполезно: по верованиям степняков-язычников, не только душа-оборотень человека, изменившего вере предков, но и его тело представляли угрозу для живых, продолжая мстить своим недругам уже из мира мертвых. Но если язычники-хазары считали, что мертвец и его душа могут действовать самостоятельно, независимо друг от друга, то язычники-асии полагали, что мертвое тело способно возвратиться к жизни лишь при условии, что в него на какое-то время вновь вселится душа-оборотень. Поэтому, желая обезопасить себя от козней ожившего тела, хазары и асии почитали своим долгом лишить его возможности осуществлять месть: разбивали мертвецу голову, отрубали ноги и руки, сжигали у него мышцы, повреждали позвоночник.

Микула помог Сарычу подняться, и тот, опираясь на меч, доковылял до трупа Арука. Натужно пыхтя, делая остановки через каждый десяток шагов, доволок тело мертвого врага до колоды у костра. Немного отдышавшись, выдернул из колоды топор. Не желая видеть дальнейшее, Микула отвернулся, и теперь до него доносились лишь голос Сарыча, свист топора и его глухие удары по мягкой, вязкой массе.

– Арук, отныне в твоей дырявой голове не сможет удержаться ни одна мысль о мести! Ты хотел бы догнать меня и, подкараулив, прыгнуть, как злая дикая кошка? Нет, теперь у тебя это не получится! Ты в состоянии еще подползти ко мне, как змея, на животе и нанести вероломный удар? Ошибаешься, с этой минуты ты не сможешь больше держать оружия! Душа-оборотень, как тебе нравится твое новое тело, не способное больше мыслить, передвигаться, пользоваться руками? Ха-ха-ха!

Вдоволь насмеявшись, Сарыч обратился к Микуле:

– Сотник, в сегодняшнем поединке одна из пар неминуемо должна была погибнуть, поэтому я и ты были единым целым, точно так неразделимы были судьбы Арука и юз-беки. Смерть выпала нашим противникам, и оба приняли ее от твоей руки. Знай, что душа-оборотень Арука, не расставшаяся до конца со старой верой и не постигшая в совершенстве новую, сможет вселиться как в тело язычника, так и мусульманина, прежде всего в труп юз-беки, его брата по вере и соратника по пролитой в последнем бою крови. В этом случае она будет мстить и тебе, как виновнику гибели юз-беки. Я устал, может, поможешь мне разделаться с телом нашего общего врага?

– Мы, внуки Перуна, не верим в месть мертвых тел,– ответил Микула, не трогаясь с места.– Мне чужда вера аси-ев, я не признаю и веру сынов Мухаммеда, а потому мне нет дела ни до их душ-оборотней, ни до мертвых тел.

– Вижу, ты не знаешь, на что способна в своей злобе и жажде отмщения душа-оборотень. Смотри, как бы твоя беспечность не обошлась тебе же слишком дорого,– предупредил Сарыч.– Потом, позже, ибо сегодня я позабочусь о нас обоих до конца.

По громкому дыханию Сарыча Микула определил, что тот направился от костра к трупу юз-беки, и вскоре оттуда донеслись удары топора. Затем раздался громкий вскрик, звук упавшего тела, и наступила тишина. Возившийся с лошадью Микула поспешил к Сарычу. По пути он бросил мимолетный взгляд на колоду и увидел подле нее труп Арука с пробитой головой, с отрубленными ниже колен ногами, без обеих кистей рук. По-видимому, то же самое Сарыч собирался сделать и с телом юз-беки, однако у него не хватило сил. Несколькими слабыми ударами топора он смог лишь искромсать ноги трупа, да выпавший из его рук топор обухом расплющил в лепешку мизинец и безымянный палец на правой руке мертвеца. Потерявший сознание Сарыч лежал рядом с телом юз-беки, и Микуле пришлось изрядно повозиться, чтобы привести его в чувство. Едва казак открыл глаза, русич обхватил его руками поперек туловища и дотащил до коновязи.

Усадив Сарыча на лошадь впереди себя и держа в поводу грех других коней, Микула направился к Итиль-келу. Когда казак полностью пришел в себя, он первым делом спросил:

– Сотник, не забыл ли ты довершить то, что не успел я? Я говорю о теле юз-беки.

– Труп юз-беки, даже если в него вселится душа-оборотень, не сможет больше ни передвигаться, ни держать в правой руке оружие,– уклончиво ответил Микула.– Поэтому он так же безопасен, как и покойник Арук.

– Ошибаешься, сотник,– печально сказал Сарыч.– У тела юз-беки осталась нетронутой голова, значит, оно может мыслить. А ум, подвластный душе-оборотню, не менее страшен, чем держащая оружие рука. Боюсь, что скоро ты сам узнаешь цену своей ошибки.

– Я думаю о другой нашей ошибке. Мы оставили изуродованные трупы на открытом месте, не закопав их в землю и не спрятав в овраге. Как знать, не послужат ли они причиной новой вспышки злобы к язычникам со стороны мусульман?

– Я поступил так, как поступают все степняки-язычники, в том числе сами хазары. Об этом прекрасно знали наши противники, когда вызывали нас на поединок. Утром на место боя прибудут друзья юз-беки и Арука, которые похоронят их по всем законам мусульманской веры. Ты, сотник, лучше думай о том, что у тебя появился новый страшный враг – душа-оборотень юз-беки, которая по твоей вине имеет возможность нам мстить.

– Таматарха, княже! – громко сообщил тысяцкий Олег, пристально всматривавшийся в даль.

– Вижу,– ответил Игорь, равнодушно глядя на появившуюся у горизонта линию берега и крепостные башни хазарской твердыни, оберегающей пролив, именуемый ромеями Таврическим, а восточными народами Нейтусом, Майтусом или Мантусом.

Если Игорь прекрасно понимал радость своих воинов, которым Таматарха сулила конец плавания по Русскому морю, то вряд ли кто из них догадывался, какое ответственное решение предстояло принять великому князю у этой первой на пути русского войска хазарской крепости. Как поступить Игорю, узнавшему в дороге о войне между Хазарией и восставшими против ее владычества асиями, в союз с которыми вступили печенеги и гузы? Оставить это известие без внимания и как ни в чем не бывало продолжать плавание на Каспий? Изменить весь план похода и, воспользовавшись благоприятным стечением обстоятельств, нанести удар по Хаза-рии, навсегда покончив с одним из самых опасных и вероломных недругов Руси? Какая из этих двух возможностей сулит ему больше выгоды, какая наилучшим образом отвечает интересам Руси?

Непростое решение предстояло принять Игорю, ох непростое. Ведь речь сейчас шла не просто о судьбе предпринятого им похода, даже не о судьбе Руси и Хазарии, а судьбе Востока и Запада, Европы и Азии. Именно так ставил вопрос его предшественник Олег, ломая голову над тем, против какого из недругов Руси направить собранную им огромную рать – против Византии или Хазарии. Игорь помнит, сколько бессонных ночей провел Олег с ближайшими воеводами и боярами, обсуждая все «за» и «против» возможных походов на юг или восток. Среди тех, кто неизменно присутствовал на всех обсуждениях, был и он, Игорь, запомнивший на всю жизнь те доводы, которые заставили Олега выступить против Нового Рима.

Да, его двинувшаяся на Хазарию по сушей воде рать разгромила бы каганат, а что дальше? Какие племена и народы пришли бы вместо хазар на обезлюдевшие земли, кем стали бы они для Руси – врагами или друзьями? Не приобрела бы Русь на востоке нового соседа, по сравнению с которым о Хазарии пришлось бы вспоминать, как о милом друге? Как сложились бы отношения нового восточного соседа с Византией, старым недругом Руси? Может, не будучи соперниками по торговле, они заключили бы постоянный военный союз против Руси? Даже если такого союза не будет, окажется ли Русь в состоянии сдержать натиск неведомых полчищ с востока, ежели на юге все время угрожает опасность со стороны Византии? Может, правы древние мудрецы, провозглашавшие, что лучше старый враг, чем новый друг?

Примерно такое положение сегодня и у него, Игоря. Он может нанести Хазарии смертельный удар, но не окажется ли он впоследствии смертельным и для самой Руси? Угрожает ли сегодняшняя Хазария существованию Руси, способна ли она завоевать и удержать за собой Русь? Нет! Прежде всего потому, что спокойствия нет в самой Хазарии. Да и может ли оно быть в державе, где каган и его ближайшее окружение верят в Моисея, их опора – наемное войско из Средней Азии – в Мухаммеда, а большинство хазарского простонародья до сих пор поклоняется языческому Тенгри-хану? А коли в державе нет единой веры, ежели власть и народ враждебны друг другу и мир между ними покоится на силе чужого наемного войска, такой державе впору думать о собственном самосохранении, а не войне с сильной, крепнущей год от года Русью. Да и положение дел на хазарском порубежье, постоянно тревожимом набегами кочевников и кавказских племен, не позволяло каганату собрать необходимые силы для завоевания Руси. Ушло в прошлое время, когда каганат мог обложить полян и их стольный град Киев данью, сейчас ему по плечу лишь грабить порубежные русские земли да наносить предательские удары в спину, когда основные русские силы скованы войной на юге либо западе.

Нужно ли Руси громить до основания каганат, даже если у нее имеются для этого силы? Ведь на смену хазарам придут новые народы, к примеру персы либо хорезмийцы. Сможет ли Русь отбить их натиск, сохранив за собой принадлежавшую прежде каганату землю? У персов и хорезмийцев единая вера между правителями, войском и народом, а потому они сильнее раздираемой внутренней смутой Хазарии. К тому же персы и хорезмийцы имеют много единоверцев-мусульман среди соседствующих с ними народов и могут в борьбе с Русью получать от них весомую подмогу. А что такое никогда не затихающая война с мусульманами, Игорь знает на примере Византии, столетиями вынужденной защищать свои владения от сынов Аллаха. Нужна ли Руси бесконечная война на юге и востоке с мусульманами, если на нее с запада уже неудержимо наступают христиане? Ломай голову, великий князь Игорь, как когда-то ломал ее твой предшественник Олег, только вряд ли найдешь лучшее решение, нежели принятое Олегом.

Но, может, и не нужно ломать голову? Пусть все остается, как прежде, когда три врага-соперника – Русь, Хазария, Византия,– несмотря на множество войн, воздерживались от нанесения один другому смертельного удара? А если воздерживалась только Русь, а ее противники просто не могли этого сделать? А вдруг когда-нибудь смогут? Так ли они будут рассуждать, как некогда Олег, а сейчас Игорь? Да и может ли сохраняться вечно положение, когда три державы-соперницы могут мириться с существованием друг друга, не решившись однажды при благоприятном стечении обстоятельств нанести соседке-врагу роковой для нее удар? Вдруг этот удар будет нанесен именно Хазарией, а ее жертвой окажется Русь? Не падет ли тогда проклятие Неба на его, Игоря, голову, что он сегодня пощадил извечного врага Руси? Сегодня, когда, возможно, судьба последний раз предоставляет случай внукам Перуна избавиться от опасного, принесшего им столько бед соседа?…

Мысли теснились в голове, не давали покоя ни днем, ни ночью, преследовали Игоря наедине и в кругу сподвижников, однако ответа он не имел до сих пор. Но сегодня решение должно быть принято, ибо через несколько часов и воеводы, и все войско должны знать, кем они пришли к Таматархе – друзьями Хазарии или ее врагами.

– Великий князь, смотри! – вывел Игоря из задумчивости голос главного воеводы Асмуса.

Его палец указывал не на приближавшийся берег, а на плясавшую среди волн темную черточку с белым пятном над ней. Присмотревшись, Игорь различил небольшое суденышко с косоугольным парусом, державшее курс навстречу русской флотилии. Ну и зрение у Асмуса – единственным оком видит лучше, чем сгрудившийся за спиной великого князя добрый десяток других военачальников, каждый с парой глаз!

– Это не рыбачья лодка,– сообщил ярл(Ярл – командир (воевода) дружины викингов.) Эрик, командир трех тысяч викингов, с которыми прежде ходил в походы с князем Олегом, а теперь примкнул к Игорю.

– Значит, на корабле люди коменданта Таматархи,– сказал полоцкий князь Лют, друг и дальний родственник Эрика.– А может, и он сам.

– Не на месте душа у хазар, мечется в тревоге,– заметил древлянский воевода Бразд, державшийся особняком от других воевод. Сын племени, постоянно враждующего с полянами и Киевом, участвующий в походе по принуждению, а не по доброй воле, Бразд чувствовал себя чужим среди окружения великого киевского князя.– Не ведают, с чем мы пожаловали, потому торопятся узнать это и поскорее сообщить кагану.

Древлянский воевода ни к кому не обращался, можно было подумать, что он вообще высказал невзначай вслух собственные размышления, но Игорь сразу понял, что слова Бразда адресованы именно ему. Из всех военачальников, сопровождавших Игоря в этом походе, он лучше всех знал Асмуса и Бразда: первого как одного из вернейших и опытнейших воевод Олега, а второго как самого умного и опасного недруга Киева, с которым тому приходилось иметь дело в междоусобицах. Главному воеводе древлян Бразду неоднократно приходилось сражаться против полян и выигрывать у них бои, однако месть Олега всегда обходила его стороной – воинское умение и изобретательность Бразда были незаменимы в походах, когда древлянская дружина входила в состав общерусской рати. Покинь Бразд древлянского князя Мала и принеси клятву-роту на верность Киеву и его великому князю, быть ему в дружине наравне с Асмусом и Свенельдом!

Вот почему Игорь настоял, чтобы ту часть древлянской дружины, которая отправится с ним в поход, возглавлял Бразд: в случае возможной смуты древляне лишались лучшего своего воеводы, а Игорь приобретал опытного военачальника и мудрого советчика. В том, что Бразд проявит в походе именно эти свои качества, Игорь не сомневался: древлянского воеводу заставит это сделать не любовь к Игорю или Киеву, а забота о собственной жизни и стремление сохранить от напрасной гибели воинов-единоплеменников. Внимательно прислушиваться к советам Бразда великий князь собирался еще по одной причине, унаследованной им от Олега: не связанный ни положением при великокняжеском дворе, ни личной дружбой или неприязнью с киевскими воеводами и боярами, Бразд всегда говорил только правду, не опасаясь, будет ли она угодна великому князю и не прибавит ли ему недругов среди княжеского окружения.

– Верно, Бразд, торопятся,– откликнулся на слова древлянина другой варяжский ярл, Олаф.– Я не первый раз в Та-матархе, и всегда хазары ждали, когда прибывшие к крепости явятся к ним с сообщением, что привело их в эти места. Впрочем, на сей раз к ним пожаловал сам великий киевский князь, наверное, поэтому комендант и спешит засвидетельствовать ему свое почтение.

Эрик рассмеялся.

– О чем говоришь, дружище? «Засвидетельствовать свое почтение…» – передразнил он Олафа.– Да комендант, какой-нибудь полудикий хазарин или хорезмиец из ал-арсиев, даже не знает, что это такое! Хазария, тем более ее окраины, вовсе не Новый Рим, где ты привык к словоблудию, чинопочитанию и пресмыкательству перед властью. Клянусь Небом, что это спешит какой-нибудь прыткий торговец, мечтающий сбыть нам зерно или скотину и желающий опередить в своем деле соперников.

– Возможно, ты и прав,– согласился Олаф.– Хазары действительно варвары, дикие и невежественные, от которых вряд ли можно ждать уважения к конунгу(1 Конунг – князь (сканд.)), всей Руси и таким славным полководцам, как воевода Асмус и мы с тобой.

– О том и я тебе толковал. А теперь пораскинь мозгами, что может привести сюда коменданта, если вся Русь и половина Хазарии давно знают, что мы идем походом на Хвалын-ское море? Небось сидит сейчас где-нибудь в тепле и не ведает, каково на ладье в штормовом море. А вот купчишка, дабы не упустить выгоды, способен на все.

Наблюдая за приближающимся суденышком, Игорь прислушивался к разговору ярлов. Вскоре ему предстояло назначить командира всех варяжских дружин, а Эрик и Олаф были ярлами самых многочисленных из них. Но если Эрика Игорь хорошо знал еще по совместным походам с Олегом, то с Олафом он встречался впервые.

Игорю многое не нравилось в Эрике: грубый, необузданный, заносчивый нрав, своеволие и жадность, его тесная дружба со Свенельдом и родство с полоцким князем, потомком варяжских ярлов, всегда косо смотревших на свою зависимость от Киева. Игорю была известна и заветная мечта Эрика, заставлявшая его большую часть времени находиться на Руси – ярл мечтал стать князем какой-либо русской земли, имея перед глазами заманчивый пример князя Олега. Однако он был храбр, искушен в воинском деле, уважаем среди викингов, что заставляло, несмотря на все недостатки Эрика, иметь его лучше союзником, нежели врагом.

Олаф, в противоположность Эрику, был выдержан, хорошо владел при любых обстоятельствах своими чувствами, беспрекословно подчинялся всем приказам великого князя и главного воеводы, под его началом было почти две с половиной тысячи мечей. Но почти вся служба Олафа прошла в Византии, одно время он состоял даже в императорской гвардии и участвовал в дворцовых интригах, а несколько лет назад отказался от веры предков и начал поклоняться богу ромеев Христу. В русском войске он оказался случайно: следуя по Сла-вутичу в Царьград с вновь набранными для императорского войска викингам, в Киеве он был перевербован Свенельдом и Эриком на службу киевскому князю. Хотя Олаф нравился Игорю больше Эрика, у него не было веры человеку, предавшему веру предков и столь легко сменившему одного хозяина на другого. Окончательного вывода Игорь еще не сделал, а поэтому при каждой возможности присматривался и прислушивался к обоим ярлам, сравнивая их между собой.

– Великий князь, я вижу на чужом судне двух богато одетых людей,– сообщил Асмус.– Один в боевом облачении и плаще, а второй, хотя тоже с мечом, в халате и без доспехов. Оба сидят рядом на скамье, значит, человек в халате по своему положению не ниже, чем его спутник-воин. Эти люди не могут быть купцами, наверное, они посланцы коменданта крепости, если не самого кагана.

– По-видимому, это так,– сказал Игорь.– Интересно, что за спешное дело могло заставить их отправиться в открытое море в такую погоду?

Голос Игоря звучал спокойно, в нем слышалось даже равнодушие, зато в душе все бурлило. Вот он, решающий миг! Конечно же на суденышке посланцы кагана, желающие как можно скорее узнать, какого врага избрал себе великий князь Руси – Хазарию или ее южных соседей? А он этого не знает сам. Не знает, ибо страшится принять столь ответственное решение. Страшится принять его самостоятельно и вместе с воеводами на раде, ибо в последнем случае его личная нерешительность и боязнь ответственности за свои поступки станет зримой всем. Он, как его предшественник Олег, намерен обсуждать с воеводами лишь способы лучшего выполнения уже принятых им решений. Судьбу Руси вершит лишь один человек – ее великий князь, а сегодня великий князь – это он, Игорь!

Таким спешным делом может быть лишь одно: узнать, кого Хазария видит у своих берегов – друзей или врагов, – так же спокойно прозвучал голос воеводы Бразда.

– Узнать? А не многого они хотят? Может, поначалу я, великий князь Руси, пожелаю узнать, с чем они прибыли?

– Воля твоя, великий князь,– невозмутимо ответил Бразд. Как ненавидел Игорь его в эту минуту! Он был уверен, что древлянский воевода прекрасно понимал, отчего Игорь захотел вначале выслушать посланцев кагана или коменданта крепости. Великий князь Руси просто не мог осмелиться принять до сих пор собственного решения: идти походом на Хазарию или на Хвалынское море. Сейчас, якобы желая выслушать хазар-посланцев, он опять-таки стремился хоть на несколько минут отсрочить принятие этого решения. Или, что было для него наилучшим выходом, услышать уже принятое каганом решение о мире или войне с Русью и, снимая с себя тяжкое бремя выбора, поступать согласно чужой воле. И оттого, что все было именно так, великий князь одновременно с древлянином ненавидел и себя.

– Да, воевода, это моя воля,– жестко сказал Игорь.– Я желаю знать, с чем прибыли ко мне посланцы Хазарии, но говорить с ними буду не я, великий князь, а от моего имени…– он на миг смолк, решая, на ком остановить выбор. На воеводе Асмусе, как самом умном из присутствующих? Нет, ибо тогда злые языки могут распустить слух, что именно искушенный в хитростях политики Асмус догадался объявить войну Хазарии либо добился, что та беспрепятственно пропустила русское войско на Каспий. На ярле Эрике, тугодумие которого хорошо известно не только среди викингов, но и среди русских бояр и воевод? Тоже нет, ибо он может нагородить посланцам невесть что. Может, пусть будут на встрече оба? А еще лучше, если с ними окажется и Бразд. В этом случае слава Асмуса как искусного политика будет разделена на всех Игоревых участников переговоров, а русские воеводы не позволят ярлу выкинуть какую-нибудь глупость.– Посланцев Хазарии встретишь ты, главный воевода Асмус, с яр-лом Эриком и воеводой Браздом. Покуда вы будете беседовать, мы с князем Лютом и ярлом Олафом обсудим предстоящее плавание по Саркел-реке.

Удалившись с Лютом и Олафом на корму и обсуждая там все известное им о Саркел-реке и переволоке с нее на Итиль-реку, Игорь постоянно бросал быстрые взгляды на нос ладьи, куда вскоре прибыли гости с хазарского судна. В одном из них Игорь по выправке и доспехам признал бывалого военачальника, высокомерный вид и изнеженное тело второго говорили, что это знатный придворный вельможа. Разговор между прибывшими хазарами и представителями Игоря был недолгим.

Чужое суденышко не успело отплыть от великокняжеской ладьи, как Асмус с Браздом и Эриком поспешили к Игорю.

– Воевода Асмус был прав – хазары оказались не купцами,– еще на полпути известил Эрик.– Один из них – комендант гарнизона Таматархи, другой – знатный эльтебер! из Итиль-кела, случайно очутившийся в крепости.

– Это так? – спросил Игорь у подошедшего Асмуса.

– Да, нас посетили комендант крепости и эльтебер За-фар, ближайший советник кагана,– подтвердил сообщение Асмус.– Вряд ли Зафар оказался в этой глуши случайно, думаю, он специально ждал нашего прибытия, чтобы передать… чтобы узнать, с какой целью мы сюда приплыли,– тут же поправился воевода.

Дата добавления: 2015-08-05