Читайте также: |
|
Я не знаю, смог ли я рассказать - что такое для меня война. Для меня - не служившего в армии и никогда не воевавшего.
Для меня и для моих друзей.
Вряд ли смог. Потому что это невозможно рассказать. Я сейчас пишу эти строки и снова ком в горле. У меня снова сегодня приступ поискового синдрома. Так я это для себя называю. Я не укоряю вас в том, что вы это не можете понять. Мне это и не надо. Более того.
Любой, кто начинает мне сочувствовать и 'понимающе' кивать головой - становиться для меня - почему?!? - врагом. А тот, кто меня начинает хаять за это - того я понимаю... Почему? Я не знаю.
Лучше молчать, да... Так я себя честнее чувствую. Не знаю почему. Не спрашивайте. Иначе мне стыдно. Что так, что так - стыдно. Поэтому - лучше промолчать.
А я все равно - говорю!
Многие ли из вас могут понять - как это? - заходить живым к убитому домой? Я и сам это не понимаю. Я не люблю встреч с родственниками.
Нет. Не так, как это делают офицеры, чьи пацаны легли под бандитскими пулями. Им гораздо тяжелее.
Наши родственники радуются. Радуются тому, что их прадеды - от которых остались лишь редкие фотографии - вдруг нашлись.
Странная вещь эта жизнь...
Есть те, кто плачут, есть те, кто радуются. А есть те, кто выпячивают себя на фоне своих убитых дедов... Есть. Я видел. Не хочу об этом говорить. Но это есть.
Я понимаю. Легче хоронить деда, чем внука. Отца, чем сына.
Если к тебе, читатель, придет поисковик и протянет весточку из прошлого...
Помни. Твой дед погиб пацаном. Он успел малое в своей жизни.
Он не успел слетать в космос или написать книгу. Он мало, что успел.
Он успел только сделать твоего отца и поймать в грудь пулю. Пулю, которая не досталась тебе.
Да, да... Именно тебе! Потому что иначе он бы вместе с тобой сгорел бы в концлагере... И никто не знает - как бы этот лагерь назывался? Аушвиц? Балаково? Котельнич?
Не смотрите с ухмылкой на пацанов, одевающих дома камуфляж. Не стоит. Этот камуфляж - единственное звено между ними и нами.
Не стоит нас понимать. Не надо.
Есть простые вещи в этом мире. Очень простые.
Я.
Ты.
А между нами ведро с костями твоего и моего деда.
Нашего деда.
Знаешь, читатель, я завидую им. Да, именно тем пацанам, чьи куски мы носим в мешках из-под сахара, каждую весну. Я завидую им.
У них была жизнь.
У нас, вроде бы, тоже есть.
Бегаем за деньгами по городам и весям. Пыжимся, стараемся.
Я бы хотел иметь смыслом жизни - поймать ту пулю, которая не достанется другому. Я идиот, правда? Да не стесняйтесь. Я - идиот. Я не хочу бегать за баблом. Мне надоело. Я устал выживать. Я хочу жить. Пусть хотя бы одну секунду.
Иногда мне кажется - нет! Это не я! Это не мы! Это не я лежал под танками на Лезнинском плацдарме. Это не я шел в атаку на кинжалы пулеметов под Водосом. Это не я жрал толовые шашки в Демянске. Это не я вытекал кровью в снег под Тверью. Это не я бежал с палкой в руке на Синявинские высоты. Это не меня накрыло минометами на Мекензиевых горах.
Это не меня. Жаль.
Это не нас...
Сны... Почти четыре утра сейчас. Сегодня опять присниться поисковый сон. Я знаю. Я привык к этому. Я чувствую их. Почти под утро я лягу спать. Когда проснусь - первое, что мне захочется - выпить. Потому что...
...- Сержант, ты че, охуел что ли?
- Не подходить, уроды, не подходить!
Я лежу на сухой, серой от жажды траве. В руках сопло огнемета. Рядом бойцы. Иссохшие языки облизывают черные губы.
- Сержант! Может, обойдется, а? - просит кто-то из толпы почти очумевших рядовых.
В колодце трупы парней, заколотых немцами штыками в госпитале. Мы уже неделю тащимся по балкам прихарковья. Единственное что у нас есть - утренняя роса на винтовках... Винтовках без патронов. И только у меня на самом дне ранца остатки горючки...
...- Горит! Смотри, горит! - Парень в новенькой, еще не выгоревшей пилотке, тычется в землю, пряча взгляд от сгорающего в небе 'Ила'.
А я смотрю.
Стиснув зубы и сощурив глаза - я смотрю. Письмо из дома вчера пришло. Братан стрелком сгорел вот так же...
...Смотрю только на руки себе. Из блиндажа вытаскиваем частями - рука, нога, таз...
Еще дымятся мужики. Прямое попадание.
Голова в моих руках. Улыбается мне. Глаза открыты. Кажется, подмигивает.
Обшариваем кровавые, склизкие карманы в поисках документов...
...Молча смотрю на пепелище дома. Мелкий снег падает с сурового русского неба. Между землей и небом болтаются на виселице четыре трупа.
Отец с редкой, седой бородкой.
Мать, с лицом расцарапанным в кровь.
Мальчик и девочка. Десятка еще не выжили...
...Граната шипит и крутится под твоими ногами. Еще миг и взорвется. А я почему-то смотрю на нее. Смотрю и падаю. Нет, не падаю. Ложусь и не успеваю. Не успеваю...
...- Комиссарен, юден, коммунистен! Выйти из строя!
Я не комиссар, не еврей, не коммунист. Но почему-то делаю шаг вперед. Рядом чувствую плечо друга. Плюю в лицо немцу и прыгаю на него. И ловлю автоматную очередь...
...Глажу по головочке маленькую белобрысочку. 'Нихт шиссен, нихт шиссен!' - бормочет в кулак ее мать. Я подмигиваю ей. Даю шоколадку девочке. Выскакиваю на улицу. Тупая дура фаустпатрона летит в меня...
...- Девочка моя..
- Любимый мой...
Окоп. Рядом снайперка. Четыре зарубочки на прикладе.
Срываю с себя и с нее телогрейку, гимнастерку, нижнюю рубаху.
Приникаю губами к синяку на правом плече.
- Война все спишет, милый мой...
- Война все спишет!
Мы вдвоем на дне окопа. Остальные убиты. Она и я. И рядом немцы. Сейчас они пойдут, сейчас, хорошая моя, потерпи...
Война все спишет!
Вы думаете это я вот прямо сейчас придумал?
Вот сел и придумал эти сны?
Думайте как хотите.
Я после каждого такого сна не могу нормально жить. Я просыпаюсь - и мне хочется нажраться в хлам.
Я включаю военные песни.
Я смотрю военные фильмы.
Я - ненормален. У меня поисковый синдром.
Я живу не сегодня и не завтра. Я живу в ту войну и она мне снится каждую ночь.
Об этом знаю только я и только я об этом рассказал.
Субъективно. Неправильно. Все не так... Все не так...
Я знаю.
Не хотите - не верьте.
Мне все равно.
Дата добавления: 2015-08-05; просмотров: 116 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
ПОИСКОВИКИ И МИЛИЦИЯ | | | Психотерапия инфаркта |