Музыка - высшая форма невербальности.

Или, лучше сказать, Вершина невербальности в искусстве. То есть она не имеет корней в человеческих понятиях, кото­рые можно выразить обычной речью, состоящей из слов, о кото­рых мы договорились между собой на нашей планете для того, чтобы понимать друг друга.

Вот с этой точки зрения можно оценить три варианта рассказа о Человеке.

Первый, где я старался использовать самые эмоциональные понятия и слова вербального мира. И мы, вполне вероятно, осоз­нали, СКОЛЬ УНИКАЛЕН ЧЕЛОВЕК!

Второй вариант - поэтический. Стих Державина скрывает в себе намного больше, чем просто сочетание слов. Ибо за каждым словом, фразой существует целое понятие, а за каждым предло­жением - образ. И в нашем сознании появляется не только ваш сосед, но мил­лионы, даже миллиарды людей - соседи по Планете. Ибо Держа­вин рассуждает не об одном конкретном человеке, а о челове­честве.

Третий. Когда мы слушали Бетховена, то оказались вне вся­ких слов, вне всяких понятий и вне всяких суждений. Эта музыка уже представляет Человечество во Вселенной. Это и вы, и сидя­щий напротив вас, и Бетховен, и вся поэзия, и вся история циви­лизации.

Но заметьте, чем больше я пишу,

ТЕМ ДАЛЬШЕ МЫ ОТ САМОЙ МУЗЫКИ, ИБО МУЗЫКА - ПРЕВЫШЕ ЛЮБЫХ СУЖДЕНИЙ, ЛЮБЫХ СТИХОВ, ЛЮБЫХ ПОНЯТИЙ.

Где же и в чём корни музыки? Можно ли её, музыку, объяснить?

Вот здесь-то и начинается самое невероятное.

Послушайте 2-ю часть Четвёртого фортепианного концер­та Бетховена...

О чём эта музыка?

Для музыканта, играющего её, - вопрос, мягко говоря, стран­ный. Потому что всякая попытка описать этот музыкальный диалог словами моментально уменьшит выразительную силу музыки.

Заметьте, не уничтожит, а уменьшит.

А раз всё-таки не уничтожит, то мы (робко) попробуем найти словесный эквивалент того, что происходит в музыке.

Сначала на вербальном уровне.

В этой музыке - два героя: фортепиано - человек,

а оркестр - внечеловеческая сила.

Фортепиано молит о чём-то, но оркестр неумолим.

Что это? Противостояние жизни и смерти? Мольба человека о бессмертии? Необратимость времени?

Некоторые исследователи считают, что фортепиано - это Орфей, который молит бога смерти Аида вернуть из царства мёртвых его любовь - Эвридику.

Другие говорят, что это - мольба человечества, обращённая к Мойрам - богиням судьбы, которые ткут нить человеческих жиз­ней. Как только нить обрывается - человек умирает.

Третьи утверждают, что перед нами - извечный конфликт человека и общества. Человек - уникален, а общество стремится погубить челове­ческую неповторимость, поставить человека в ряд, чтобы было легче им управлять.

Четвёртые полагают, что в этой музыке - попытка выразить хрупкость человека перед Необъятным. И музыка - не что иное, как разговор Бетховена с неумолимой Судьбой. Даже не столько разговор, сколько мольба.

Пятые могут обсуждать конкретную судьбу самого Бетхове­на, который уже в самом начале своего творческого пути начал глохнуть.

Но какие бы предположения ни высказывались - все они будут ничтожны перед самой музыкой, ибо чувство всегда больше, чем слово, его обозначающее.

Итак, Музыка - это чувство. Но и не только. Музыка - это пластика.

Когда вы видите Миланский собор, то, пытаясь выразить впе­чатление от его воздействия на вас, сможете сказать что-нибудь в стиле: «О-о-о! Какая красота!»

Но эта фраза в отношении собора ничего не объясняет. Вы никак не можете на вербальном уровне передать, переска­зать, как выглядит собор, тому, кто его не видел. Вы можете говорить о вашем потрясении собором, но это не только не несёт информации, но и вызывает огорче­ние у того, кто не был в Милане и не видел собора. Ведь то же самое вы можете сказать, глядя на невиданный собор в Севилье.

Вся беда и заключается как раз в том, что одинаковость фраз - не ваша вина, а наша человеческая неспособность найти в словах экви­валент потрясающей пластичности архитектуры, невероятной текучести её форм. Ибо на вербальном уровне говорить об искусстве очень и очень сложно.

Когда поэт Осип Мандельштам (см. модуляцию 3-А), напи­сал стихотворение «Silentium» (что в переводе с латыни означает «Молчание»), то ему удалось выразить мысль о первооснове му­зыки в строительстве мироздания. Здесь стих и мои комментарии.

Она ещё не родилась,

Она и музыка и слово,

И потому всего живого

Ненарушаемая связь.

Время до рождения богини любви,

И Слово было слито с Музыкой

И Мир был Музыкой, то есть Единством и Связью.

Спокойно дышат моря груди,

Но, как безумный, светел день,

И пены бледная сирень

В черно-лазоревом сосуде.

Да обретут мои уста

Первоначальную немоту,

Как кристаллическую ноту,

Что от рождения чиста!

Останься пеной, Афродита,

И, слово, в музыку вернись,

И, сердце, сердца устыдись.

Молчание

Подготовка к рождению

пена, из которой произойдёт рождение

А сосуды в стенах - для улучшения акустики

Поэт хотел бы говорить на этом языке чистой, не затронутой Словом Ноты,

которая как кристалл. Музыка как дар

как сохранить первозданность музыки

вот эта строчка - главная

недостойно говорить, сердцам достаточно Музыки.

С первоосновой жизни слито!

Ибо подлинная Любовь - это Музыка как основа.

Прошу прощения, что я позволил себе прокомментировать этот стих. Те, кому это не нужно, - не читайте того, что я написал. Но перед вами - путь вверх по ступеням от вербальности че­рез поэзию к музыке. И чем выше по ступеням пирамиды, чем ближе мы к Музыке сфер, тем большую немоту мы обретаем. Именно поэтому мы вербально не готовы определить отличие красоты собора в Милане от собора в Севилье.

Посмотрите на изображения этих двух соборов и вспомните ещё раз о том, что архитектуру называют «застывшая музыка». Ведь из всех искусств она к музыке ближе всех. Зная это, мы можем только смотреть, рассматривать, задирать вверх голову, восклицая от восторга.

Участится наше дыхание, быть может, мы, как Мандельштам (см. модуляцию к Пас­тернаку), глядя на Нотр Дам в Париже, почувствуем, что мы тоже должны создать в жизни что-нибудь подобное.

Но чем внимательней, твердыня Notre Dame,

Я изучал твои чудовищные рёбра,

Тем больше думал я из тяжести недоброй:

И я когда-нибудь прекрасное создам.

Видите? Поэт создал поэтическую мысль. Но и в ней нет вербальных определений того, как выглядит собор. Поэт передал энергию, рождённую в его душе созерцани­ем собора. Причём, заметьте, эта энергия вызвала к жизни чувство творческой зависти.

Искусство - это энергия. Творческая энергия.

Чувство любви всегда сильнее слова и понятия «любовь». Энергия же любви - это сфера, не поддающаяся ни словесно­му, ни даже понятийному определению.

Ибо если чувство - внутри чувствующего, то энергия, рождённая этим чувством, направлена вовне и способна даже на планетарные преобразования.

Дата добавления: 2015-08-05