Великий человек

Городишко Мучево, что под Москвой, неуютен, грязен и до смешногокриклив и весел. Правда, веселы там больше вороны и галки, которые, какчерные, забрызганные мальчишки с крыльями, носятся по небу, как по двору. Новые дома выглядят здесь абстрактно и гноятся людьми. Людишки в них -с разинутым ртом, ошалелые, шумные от новизны пахнущих краской квартир и оттесноты. Старые дома, сбившиеся кучкой, поласковей, позагадочней и пахнутвековым деревом; народ в них - темный, осторожливый, с ножом по карманам;ходит поодиночке, на цыпочках и матерится с оглядкой. В этаком-то домишке, в отдельной комнате, в стороне от родителей, жилпарень лет 19, Петя Гнойников, шахматист. Личико он имел аккуратное, всмысле скрывания своих дум, точно надвинутое на большие, но запрятанныегде-то в глубине жадно-самодовольные глазки. Тело у него было в меру полное,а голос нервный, поросячий, как будто его всегда резали. Больше всего на свете Петя Гнойников любил свои мягкие, белые руки иигру в шахматы. Руками он брался за горячий стакан с крепким чаем ипередвигал шахматные фигурки. Учился он плохо, дома его тоже как-то преследовали, но Петя неогорчался, а обо всем имел собственное мнение, храня его затаясь. Так же затаясь он еще с пятого класса стал часто играть в шахматы.Потихоньку играл, потихоньку. И так случилось, что в этом маленьком городишке было не так много болееили менее хороших шахматистов, а Петя Гнойников все выигрывал и выигрывал,сначала у однокашников, потом и посерьезней. Бывало, прибьют его где-нибудь во дворе за подлость или уколют тонкойиголкой в живот, а он, тихо поскулив, запрется у себя в комнатке и,обслюнявившись до истомы, обыграет кого-нибудь в шахматишки. Потом ляжет иполежит на мягкой кроватке, сложив руки на животике, отдыхая. Играл Петя Гнойников аппетитно, мусоля шахматные фигурки, то поглядываяна противника въедливо-романтическими, удовлетворенными глазами, то застываяв покое, как наевшийся кот. Постепенно в нем росло убеждение, что он великий человек. Часто,укрывшись с головой под одеялом, он долго ночами выл от сознания того, ктоон такой. Успокоившись, протягивал из-под рваного одеяла худую, нежную ручкуи закусывал это сознание ломтем колбасы. Жизнь его между тем, по мере того как он взрослел, становилась всетоскливей и тоскливей. Как бы окруженная пустотой. И только шахматыпривязывали к себе. Однажды, просматривая в журналах партии выдающихся шахматистов, емупришла в голову мысль, как бы подставлять себя на место чемпионов ивоображать, разыгрывая партии, что это он, а не они выигрывает эти партии. Ичто ему принадлежит вся слава и все внимание, доставшиеся в реальной жизнина их долю. С тех пор эта страсть стала его тайным, судорожным бытием, вкоторое он погружался и на радости в морозное, солнечное, обращенное к жизниутро, и в одинокий, безразличный день, и после побоев, и после серыхсновидений. На душонке становилось жутко, холодно, но постепенно могучие,неистребимые объятия мании величия охватывали его душу до конца. Гнойниковзанавешивал окна и упивался этим величием. Разговаривал с Капабланкой,Алехиным, Смысловым. Но все было в меру, без безуминки, без надрыва, толькоразве с тихо-одинокими взвизгами. Поговорит - и чайку попьет, книжкупочитает, за мукой сходит. Эта мания величия необходимо дополняла сознаниеземных побед над местными шахматистами и делала его устойчивым исамодовлеющим. Чувство реальности свое он никогда не терял, а это было длянего так - игра как игра... Почему бы и не поиграть? Вернее, даже не игра, аутонченный разврат, иногда с истерикой, со слезами, с криками, но всегда снелепо-самодовольным концом. Но Алехин Алехиным, а сам Петя Гнойников хотел и надеялся, что он будетвсе-таки великим шахматистом, потом, не сразу; а игра в Алехина - это, таксказать, предвкушение будущего... А для настоящего Гнойникову былидостаточны и эти жадные победы над мучевскими шахматистами, и" этонеопределенно-самодовлеющее сознание, -даже без всякого конкретногозаглядывания вперед......В 18 лет Гнойников впервые познал женщину, и у него почему-то быложелание засунуть ей в глубину ферзя. У женщин он не имел успеха. Кроме женщин, был у него еще Хорeв, однолетка, существо грязное,запуганное и жмущееся к темным углам. Он тоже был шахматист, но смазохистским уклоном; хотя играл он неплохо, но больше любил проигрывать,чтобы услужить партнеру и всплакнуть потом о себе где-нибудь под столиком. Гнойников держал его для "души увеселения" и по нелепому желанию лишнийраз выигрывать партию в шахматы. Часто, запершись у себя в комнате вместе с Хорeвым, Гнойников, обыгравего раз семь, подолгу гулял с ним по комнате, пил чай, обмусоливал хорeвскиеслова. Вид у Пети был серьезный, он поглаживал зад и отпускал Хорeва подвечер, строго и с наущениями. Старушка-соседка, пугаясь серьезности еговеличия, запиралась на крючок. Это были самые счастливые дни в жизниГнойникова. Не менее странными были его отношения с семьей Сычевых, состоящей изстаричка Никодима Васильевича и его двадцатилетней дочки Нади, -единственной семьей, с которой общался Гнойников. Он приходил к ним питьчай, был взаимно влюблен, конечно, со своей стороны, по-своему, в Надю иподавлял всех своей манией величия. Старичок Никодим Васильич так прямопрыгал от него из комнаты в комнату. Особенно когда Гнойников, подвыпивши,кричал: "Я - великий... Циолковский... Величина... Едрeныть". Но Надюше этой манией он внушал строгость и послушание. Она боялась илюбила его, тихо молясь за Петю по ночам, пряча под подушкой непонятныешахматные фигурки. Она занимала определенное место в его мечтах: он воображал ее околосебя, а себя - с шахматной короной, где-нибудь в Рио-де-Жанейро. Очень часто, когда он, запершись в комнате, играл с кем-нибудь, онатихо и бесшумно расставляла ему фигуры, вытирала пыль с доски. Разбираяпартии, он не раз поглаживал ее простые, жирные бедра. Старичок Никодим Васильевич считал его сумасшедшим, но находил, чтолучшего мужа его дочери все равно не найти. Он приучился так ловко прыгатьиз стороны в сторону, когда Гнойников заговаривал о своем величии, чтомоментом исчезал в какое-нибудь пространство, и все к этому привыкли. Впрочем, на чужих людях Гнойников так прямо не высказывался, а большедавил молчанием. Странно, что это сознание величия, причиной которого был его успех вшахматах, сразу распространялось на всю реальность в целом, он считал себявеликим человеком вообще и мысленно даже присваивал себе право давитьлюдишек на улицах автомобилем. Успех в шахматах был лишь необходимымсдвигом, ведущим к раскрытию в его душе какого-то безудержного и абсолютноговеличия. Но вот однажды в Мучево случилось событие. В городе должен былсостояться 1-й этап обширного областного турнира. До этого Гнойников маловстречался с посторонними шахматистами. В дождливый, полулетний день многие силы области съехались и приютилисьв потресканной мучевской гостинице. Мало кто из них думал о турнире: всебыли довольны лишним безделием. Кто, укрывшись, читал романы, кто спал сбабами в шизофренически многолюдных углах, кто свистел песни. Но Гнойниковпотаенно и судорожно готовился к турниру. Сделанный атеистом, пошел в церковь и, пугливо повизгивая, оборотясь,поставил свечки. Читал шахматные журналы, поглаживая ляжки. А Хорeва почтине отпускал от себя. Лицо у Пети стало напряженное, серьезное истраховочно-многозначительное. И отношения его с семьей Сычевых получились теперь совсем загадочные итаинственные. Сейчас, с приближением турнира, Гнойников и у Сычевых бралбольше задумчивостью, да еще неопределенными высказываниями о судьбе.Тяжелый, дымящийся суп ел он сурово, заглядывая в журналы, и старичкаНикодима Васильевича пугал серьезностью и расспросами о практическом ходежизни. Надюша плакала со страху и чинила Гнойникову валенки на зиму. Наконец наступил день открытия. Противником Гнойникова был здоровый,быкастый человек с холодными, насмешливыми глазами. Гнойников так трясся от нежности к себе и от страха перед разрушениемвеличия, что руки у него наглядно дрожали, когда он передвигал фигуры. Петяпокраснел, съежился и влез в угол стула. Человечка-партнера это такзаинтересовало, что он больше смотрел на Гнойникова, чем на шахматную доску.Иногда, в ходе игры, Гнойникову казалось, как озарение, что он выигрывает,причем часто это ощущение не вязалось с положением на доске. На душестановилось легко и величественно-воздушно. Но он медленно и неумолимопроигрывал. От этого мысли стали уходить в зад, который тяжелел от них. Подконец Гнойников не чувствовал в себе ничего, кроме увеличенного зада.Улыбаясь, он сдал партию. Партнер оставался холоден. Казалось, ему было всеравно, выиграл он или нет. Гнойников выскочил на улицу. Сначала боялся думать. Почитал газету,купил кнопки. Побрел дальше. У грязного, замызганного ведра копошиласьдевочка лет 13 с деревянной палкой вместо куклы. - Ты умеешь играть в шахматы? - спросил он. - Немного умею, - удивилась она. - Сыграем, - сказал Гнойников и вынул карманные шахматы. Сели наступеньки. Он обыграл ее три раза, минут за пятнадцать, и на душе опятьстало радостно, уютно и привычно тепло. "Я - великий", - тупо подумал Гнойников. Ущипнув девочку, пошел дальше. Мысли отгонялись от поражения в прежнийсвет. "Это случайность", - икнул он в уме. И мысли парили уже высоко-высоко."Это случайность", - икнул он. Поел в своей комнатушке, напряженно-смешно, и появилось истеричноежелание завтра же выиграть, взять реванш, чтобы улететь еще дальше,далеко-далеко, в голубые облака недоступности. Старушка-соседка пристально смотрела на него из щелки дверей. Следующие два дня прошли как во сне. Две партии отложили снеопределенным положением. Он разбирал их, запершись с Хорeвым. Хорeв всевремя проигрывал и плакал, скрываясь под стол. Надюша бесшумно приносилакотлеты. Она думала, что если отдастся Пете во время игры, то он победит любогопартнера. Почему в шахматы не играют по ночам? Наступил четвертый день турнира: день доигрывания. На этот раз Гнойников обмочился за партией. От мокроты внизу выступили слезы на глазах. Но Гнойников проиграл обепартии. Сердце бешено колотилось, и в мозгу стало наполненно-пусто отсознания собственного ничтожества. Взвизгнув, предложил судье, мастерушахмат, сыграть с ним матч. На другой день старичок Никодим Васильевич не узнал его. Наденькадрожала и предложила пойти в загс. Хорeв, одиноко маячивший в стороне, былмолчалив и застыл сосулькой. От страха и инерции Гнойников не пошел в этот день на турнир, вписавсебе еще один ноль. Да и надежд больше не было. Оказалось, что проигралсамым слабым участникам. Все было ясно. За чаем Гнойников совсем распоясался. - Что делать, как изворачиваться, как жить! - визжал он на всю комнату. От его загадочности не осталось и следа. Старичок Никодим Васильевичпрыгнул и исчез куда-то в соседнее пространство. - Давай я тебе проиграю, Петя, - угодливо произнес Хорeв. Надя заплакала и обнажила белые полные руки. - Ты мне корону на нос не оденешь, - обращаясь к ней, вопил Гнойников.- Я пустой стал... Понимаешь... Пустой... И глупый... Надменности никакойнету... И устойчивости... Эх, убить бы кого-нибудь... Убить! - Что ты, Петя, что ты, - увивался вокруг него Хорeв. - В тюрьмусядешь... Ты на меня посмотри: как хорошо все время проигрывать! Аюшки! - ИХорeв погладил гнойниковскую ляжку. - Я не то что тебе, а самому Ботвинникупроиграю, - заскулил он, сунув в рот сахарку. - Проиграешь - и так тебехорошо, тепленько. Во-первых, раз проигрываешь, значит, можно думать, чтоесли б играл как следует, то тогда б выигрывал... У всех... Во-вторых,проиграть ты всегда сможешь, а вот выиграть?.. Так-то спокойней, как вбаньке, а?! Петя?.. Мысли!! Но Гнойников уже не слушал его. Обругав Надюшу, он выскочил на улицу. "То, что я - великий человек, это дело решенное, решенное раз инавсегда, - непримиримо визжал он всем своим сознанием, бегая по длинныммучевским улицам, то и дело харкая на зеленую свежую травку и на цветы. - Новедь я - плохой шахматист... А ничего другого делать не умею... В чем же моевеличие?!. Как примирить, как примирить?!" - еще исступленней, сжимаякулачки, косясь на небо и облака в них, бормотал он. Укусил попавшееся ему молодое деревце. Побежал дальше, домой, домой... Его состояние было расколото на две существующие и в то же время какбудто исключающие друг друга половины: одно - прежнее величие, от которогоон ни за что не мог отказаться; казалось, само его существование зависит отэтого величия; другое - ужас, подавленность и истерическая пустота отсознания краха шахматной карьеры, на которой держалось все это величие. Иникакого примирения и выхода он не находил, оставаясь в неразрешенномкрике... Скуля, приполз домой, в конуру. Скрючился под одеялом. И вдруг вкомнату постучали. Это была распухшая от слез Надя. Казалось, слезы текли изее живота и жирных боков. Мягким телом прильнула к рвано-закутанномуГнойникову. Он молчал. - Петя, Петя, еще не все потеряно, - вдруг завыла она, прижимая его ксвоему трясущемуся телу. - Воровать будем... Убивать будем... Грабить...Обманывать... Только для себя... для себя... В груди Гнойникова шевельнулось слабое, гадкое, дрожащее согласие, и онпо-собачьи, вытянув руку из-под одеяла, погладил Надюшу... К утру Надя проснулась и посмотрела на лицо спящего Гнойникова. Онобыло сурово, неприступно и величественно, как в былые дни... Но каково-то будет пробуждение... Что будет дальше?!

Дата добавления: 2015-08-05