Некоторые рождаются жертвами

КРОВЬ

или

КТО-ТО РОЖДАЕТСЯ ЖЕРТВОЙ

Некоторые рождаются жертвами

«Ворон-2»

Почему?

Почему всё в мирах основано на крови?

На крови, боли и страдании.

Раньше я думал, что только Аспид создал такие страшные сферы, но сейчас я побывал в других мирах и не увидел ничего. Верь мне. Верь.

А я чувствую, как подо мной растекается лужа крови. Твоей крови. Я тебя люблю. Даже сейчас, когда ты меня не слышишь. Я обнимаю тебя…

А где-то в красном небе над нами кружатся птицы…

Таких людей, как я, называли лунными. Не знаю, почему. Лунные люди жили дольше и отличались от других, тем, что не рождались мутантами. Я не был мутантом, я был лунным мальчиком. Совершенно здоровое тело, здоровая кожа, не покрытая гнойничками или покраснениями, и у меня был стандартный набор ног, рук и глаз.

Сейчас мне одиннадцать, мой организм рос и креп. Я жил один. Жил я в одном из миров Аспида. Я раньше думал, что так у всех: делятся по мирам, но позже оказалось, что так только у нас.

Денши рассказывал мне обо всех премудростях сфер. Я уже знал, что каждый мир – это сфера, в которой находится вселенная, планеты и звёзды, и что перейти из одной сферы в другую можно по средствам врат. Есть сферы, или миры, принадлежащие богу Аспиду. Кто он? Где он? Никто не знал, однако то, что он находился не в нашем мире – это точно. В нашем мире ему принадлежали лишь фабрики, которые производили некроэнергию для укрепления центральной сферы. Сферы-средоточения всего пространства. Аспид работал на Центр и создавал миры исключительно как сферы энтропии, из которых просто высасывали энергию. Некоторые сферы умирали, и там никого не оставалось. Такие миры Аспид оставлял. Наша сфера стояла на грани вымирания, но я верил, что можно найти место, где не будет энтропии, где можно будет жить спокойно, не опасаясь поллиров.

Те, кто рождался в нашем мире, были обречены на неверие. Они не знали чуда, поэтому не умели мечтать и желать чего-то хорошего.

Красный. Этот цвет повсюду окружал нас. В этом мире всё было красным, кроме, может, земли, да и та отражала красный купол небес. А небо у нас всегда красное, с чёрными облаками. А ночью оно фиолетовое и часто пульсирует жёлтым заревом. Это, скорее всего, от фабрик. Фабрики работали постоянно: дымили, дымили и дымили. Городок, где я живу, небольшой: двух- трёхэтажные домики близко жмутся к друг другу. Они выстроены из красного кирпича. На них аэрозолем начертаны разные надписи, часто виднеются кровавые отпечатки.

Но мне всегда казалось, что цвет крови совсем не красный…

Когда-то у меня были сестра, мать и отец. Они не были лунными, но я всё равно любил их больше жизни. У отца что-то было с кровью. Он часто кашлял ею, ходил в туалет, а на лбу у него сиял недоразвитый третий красный глаз, насажанный поверх кости. Мама была слепой, а её правая рука вообще не могла ничего делать: болталась высохшая, как у новорожденного. Отец часто любил приговаривать, что с удовольствием поделился бы с матерью своим третьим глазом, чтобы та хоть чуть-чуть могла видеть. Сначала родился я. Отец был настолько счастлив, что даже бегал в соседний подъезд к соседу за выпивкой. Сказал ему, что ребёнок, возможно, родился лунным.

Каждый дом делился на три-четыре подъезда, по двенадцать квартир в каждом. В основном, квартиры пустовали, стекла были побиты. Это потому, что людей, даже мутантов, почти не осталось. На нашем стояке лестничной клетки все квартиры пусты, кроме нашей. Мы сами выбрали её: повыше и поцелее. Мать никогда не вешала на окна никаких занавесок или украшений, и мы никогда не включали свет, когда темнело. Во-первых, говорят, что поллиры иногда поднимались наверх, когда не находили себе жертв, а во-вторых, мало ли какие вандалы могли гулять по улицам. Хотя, тут, я думаю, всё бесполезно. Те самые вандалы лазали в основном в пустые квартиры, и могли попробовать залезть к нам.

Через год стало ясно, что я и правда лунный. И тогда же, через год, родилась и моя сестра. Сразу стало ясно, что она – мутант: маленький хвостик и один глаз почти заплывший.

Тогда отец взял деньги и побежал за выпивкой в соседний квартал, в магазинчик. Но во время его похода включилась тревога. На охоту вышли поллиры, и отец не вернулся. Мать поняла, что его забрали. Так мы росли, воспитываемые слепой матерью. Я – лунный мальчик и моя сестра – мутант.

Вообще-то у нас не любили это нехорошее слово «мутант». Все, кто не рождался лунным, называли нормальными, но раньше всё было по-другому. Об этом мне мама рассказывала. Раньше все люди были лунными, а кто рождался с отклонениями, тех называли мутантами. Это потом, когда Аспид стал развивать фабрики некромантии, когда Средоточение поменялось, и он заключил договор с неким Тираном, мутанты начали рождаться всё чаще и чаще. А потом люди стали умирать, а мутанты преобладать. Некоторые мутанты рождались жизнеспособными, а некоторые быстро умирали. Такой была и моя сестра. Когда мне исполнилось шесть, а ей пять, она умерла от воды: захлебнулась. У неё что-то в груди неправильно работало, и она постоянно кашляла водой и кровью. Часто её грудная клетка набухала, и она дышала с хрипом и шумом, а потом начинался кашель, из-за которого из неё выходило около литра воды. Зато сама сестрёнка была очень-очень худой. А однажды ночью эта вода перекрыла ей дыхание, лёгкие порвались, и она умерла. Мать очень долго горевала, не могла найти успокоение… Да и мне было плохо. Шесть лет самый такой возраст, когда хочется иметь друга, с которым можно бегать по окрестностям и всё расследовать. Сестра была таким моим другом. Хоть она и бегала медленно из-за своей груди, которая булькала при каждом резком движении, часто опаздывала, но я её всё равно любил и таскал за собой. Мы часто прятались от поллиров, и я боялся, что когда-нибудь, из-за её медлительности, они всё-таки нас обнаружат.

Я её всегда жалел. Обычно, перебегу дорогу и обернусь. Смотрю на неё. А она, такая маленькая, сантиметров восемьдесят, девчушка, с жёлтыми косичками, бежит за мной. Неуклюже, словно уточка, качаясь из стороны в сторону. Раздетая по пояс, потому что на её бочкообразную грудь, сдувавшуюся каждый месяц, невозможно было подобрать одежду; мама говорила, что, когда у неё начнёт развиваться грудь, она что-нибудь придумает. Она бежит. Правый глаз затёкший, не умеет видеть, и она смеялась. Немного хрипло, но смеялась. С зубами у моей сестры тоже была какая-то проблема: они не росли и часто крошились. Так что, от силы в её дёснах сидело десять…

А потом она умерла.

Я долго плакал, и думал, что этот мир паскудный, паскуднее некуда. А через год, когда мне исполнилось семь, я нашёл тебя.

Меня зовут Ларекс.

Такое имя придумал папа. Мне оно очень нравилось. Тебя звали Фаэтта. В это имя я тоже влюбился сразу. Я тебя нашёл под мостом: грязную (хотя мы все были грязными), забытую всеми, немного дикую. Тебе тоже было семь. Это случилось зимой.

Раньше я всегда думал, что везде, во всех мирах лето жаркое, весной и осенью всё мокрое течёт, а зимой просто идут дожди, чаще кислотные, как у нас, но тогда я не знал настоящий холод. Той зимой я обследовал мост, играл на нём. В твёрдой уверенности, что нахожусь там один. Поллиры туда же не заезжали никогда. И даже потом, когда зашёл под мост, тебя сразу не заметил, пока ты не шевельнулась. Я резко обернулся, но сначала ничего не понял. Мне казалось, что я вижу просто комочек грязи, но потом понял, что этот комочек грязи смотрит на меня ясными голубыми глазами. Сначала ты испугалась, а мне стало стыдно, ведь с тех пор, как я появился в тот день на мосту, я говорил столько всяких глупостей, думая, что общаюсь сам с собой, а ты всё это слышала.

И я тут же неловко заговорил с тобой, боясь подходить близко. Я спрашивал, как тебя зовут, но ты ничего не отвечала. Потом я принялся подниматься к тебе, но поскользнулся на грязи и упал. И тогда ты засмеялась. Я был сначала недоволен, но потом засмеялся в ответ. И мы начали говорить. Ты сказала, что тебя зовут Фаэтта, сказала, что жалко, что зима на дворе, иначе мы бы искупались в реке, а то мы все грязные. Водосток из-за фабрик пострадал основательно. Воды не было в домах. Поэтому зимой, когда холодало, все ходили грязными. Нет, некоторые бегали к речке, приносили воды, грели её на газе, который пока не отключили, и мылись. Однако тот, кто жил далеко от речки, даже и не думали совершать такой поступок. По дороге могли напасть поллиры, да и мало ли чего могло случиться. Некоторые пытались сделать бизнес, продавая зимой воду, но мы с матерью и так покупали воду для питья, урезали себя в потреблении воды, что уж говорить там про воду для купанья. С тех пор, как умер отец, единственным, кто мог зарабатывать деньги, был я. Что я и делал.

Заработать деньги можно было только на рынке и нигде больше. Это из-за торговцев. Торговцы - это отдельное сословие. Они не были лунными, нет, такие же мутанты, как и все, но у них на одежде шла особая нашивка с каким-то голографическим кодовым знаком, а это означало, что поллиры не имели права их тронуть. И на рынок поллиры никогда не заходили. Торговцы народ наглый и ленивый. Они ничего не хотели, поэтому, когда приезжали, нам всем находилась там работа. То тюки разгрузить, то машины помыть, то ботинки им почистить. Что самое главное: их товар был самым качественным, но, по сравнению с местными магазинами, стоил гроши. И в то же время платили они очень щедро. За чистку обуви они давали столько, что можно было прожить неделю. Там я и работал, как многие другие. Говорили, что торговцев не трогали потому, что они работали на фабрики и на Рэнне. Рэнне – это управляющий нашими фабриками, приспешник Аспида, кто-то говорил, что и владыка всего нашего мира. Мы часто называли его просто Великим. Говорили, что у торговцев была такая профессия: ехать по городам, на рынках отдавать деньги, продавать за гроши продукцию и возвращаться куда-то в точку, где-то на фабрике. А делалось это, как говорят, Рэнне специально потому, что ему ещё нужны были живые люди, для того, чтобы поллиры их потом забирали и увозили безвозвратно на фабрики. Такая вот политика.

А теперь я продолжу говорить о тебе, Фаэтта. О, сколько в этом имени прекрасного и романтичного. Мы говорили с тобой под тем мостом про многое. Я спросил, где твои родители, а ты сказала, что росла без них. Тебя воспитывал в другом городе старик, который часто харкал белой пеной. Ему было сорок два года. И однажды ночью он захлебнулся этой пеной. Потом мы играли. И я спросил, не будешь ли ты на этом месте завтра, и ты ответила, что будешь. И я счастливый помчался домой. Я сразу понял, что нашёл хорошего друга. Ты мне напоминала сестру. А ещё ты мне понравилась потому, что тоже была лунной.

По-моему, мы встречались с тобой около недели. Играли, веселились, а потом я привёл тебя к себе домой, и маме ты понравилась. Она сказала, что двое лунных детей в одной квартире – это к счастью. С тех пор мы жили с тобой вместе. В нашем мире люди взрослеют быстро, детство кончается тогда, когда ты начинаешь говорить и понимать разговор других. Я радовался, что ты была моей подружкой, что ты была лунной. Лунные люди жили долго. Если бы окружающая среда на нас не повлияла, то мы бы дожили до семидесяти лет, или до пятидесяти, если бы дым от этих фабрик испоганил бы наш организм. Всё дело ведь в адаптации.

Через два года, когда нам было по девять, умерла и моя мама. Может, что-то в организме не то случилось, что-то порвалось, но я думаю, что всё дело в старости. Пора ей было уже умирать. Матери исполнилось тогда тридцать три года. Это достаточно большой срок для нелунных.

Помнится, именно тогда, когда мы тащили её труп до реки, чтобы сбросить туда течению на растерзание, я и подумал о несправедливости этого мира. Всю дорогу я ревел, ничего не видя от слёз, а ты меня направляла. Ты шла впереди, держа мешок с маминым телом за спиной, а я поддерживал его сзади. Я подумал, что в этом мире нельзя было найти счастье, что здесь вокруг мерзость и грязь. Кровь.

У меня были свои представления о счастье. Я же не знал, что это такое, но думал, что счастье - это мои мечты. Тот мир, который я себе нарисовал в воображении. Я хотел в такой. Да и вообще, я хотел попасть в мир, где нет энтропии, в мир, который не только постоянно отдаёт. В мир, не принадлежащий Аспиду. И в тот момент, когда я потерял мать, ты была рядом и помогала мне. Будто была моей мамой. Теперь сестрой и мамой. Без тебя я, наверное, сломался бы. А потом я привык. Привык жить без матери, привык жить с тобой. Я постепенно в тебя влюблялся не как в друга, не как в дорогого в этом мире мне человека, а как в мир, заключённый в одном человеке. И ещё, я берёг тебя. Я боялся, что однажды ты умрёшь, или ещё что-нибудь с тобой случится. Как я буду один? В этом почти пустом городе, где осталась лишь одна двенадцатая населения. И из них, наверное, только мы - лунные. Ларекс и Фаэтта – два лунных ребёнка.

Тогда, когда нам было по десять, и на нас напала какая-то кучка вандалов-мутантов… Их было пятеро. Сначала они нас обыскивали, смеялись, улюлюкали, а потом положили тебя на землю, сорвали юбку, порвали колготки и стали делать это. Конечно, ведь ты же была лунной, ты была красивой. Один держал меня, а другие были по очереди с тобой. Ты кричала, а они стонали и орали. Я пытался вырваться, и молился только об одном, чтобы всё закончилось легко. Чтобы тебя не убили. Потом один из них схватил меня, а тот, кто держал до этого, помчался к тебе, на ходу снимая штаны. Ты уже почти не кричала, и только постанывала от боли, и я боялся, уж не умираешь ли ты. Я знал, что они с тобой делают, так как в нашем мире взрослеешь быстро, но я не знал, как это отразится на тебе. Потом они ускакали, а я подошёл к тебе. Ты уже сидела, сжавшись, и просто плакала.

- Больно? – спросил я.

- Сейчас уже лучше, - ответила ты, всхлипывая.

И я тоже заплакал, и ты подумала, что я плачу потому, что мне тебя жалко, но я, хоть мне и было тебя действительно жаль, по-настоящему плакал от счастья. От счастья, что тебя не убили. А потом я увидел на том месте, где ты лежала кровавый сгусток. Это кровь. Кровь, которая никогда не казалась мне красной.

Когда мы успокоились, на тебя нашла какая-то апатия. Мы поднялись и вышли из этого переулка. И вдруг я по-настоящему посмотрел на этот мир. Красные кирпичные домишки, уходящие вперёд и тесно ютившиеся друг к другу. Надписи, кровавые отпечатки на кирпичах, одинокие провода электроэнергии, протянутые наверху. И всё это прячется под красно-оранжевом небом с чёрными облаками. А где-то вдалеке кончался город, на холме стояла фабрика, со стороны которой часто доносились страшные непонятные гудящие звуки, и она дымила своими трубами круглые сутки. Тогда я и подумал, что этот мир скучный, и что он умирает.

Какой-то мужчина-мутант вышел из соседнего переулка, покосился на нас и отправился вдоль по улице, наступая на осколки стёкла из оконных рам (а окна первых этажей уже давно были побиты).

Год назад, когда нам было по десять, мы познакомились с Денши. Старик был на удивление живучим, хоть и родился мутантом. Ему исполнилось уже сорок семь лет. Голубые глаза скрывались под густыми седыми бровями, а длинная седая борода устилала его грудь и живот. Он жил на третьем этаже одного дома, но взял ещё себе под работу и небольшой павильон, располагавшийся в этом же доме, и уже никому не принадлежащий. Денши был магом. Он рассказывал о том, что есть другие миры, где всё по-другому, где нет войны, нет Аспида, где люди ничего не боятся. И он сказал, что собирается открыть вход в один из таких миров. Нам с тобой понравился этот старикан сразу; милый и добрый. Он нам рассказал о бытии, о строении миров, о сферах. А ещё он говорил, что магия сейчас себя изжила. Рэнне забрал её всю себе, а людям ничего не оставил потому, что иначе те могли бы восстать против него. Но Денши сказал, что смог что-то отыскать из магии, и с помощью обычной науки, которую он тоже называл магией, готов был рискнуть создать вход в другой мир. И когда он повстречал нас, он сказал, что рад такой находке: мы юные и лунные, значит, мы сможем уйти в другой мир, где нас будет ждать другая жизнь. Значит, его изобретение ещё пригодится. Он-то уже старый, ему оно незачем.

С тех пор наша жизнь изменилась. Мы с тобой стали веселее, потому что у нас появилась надежда, которой раньше никогда не было. У нас появилось стремление. Мы верили. Мы бегали к старику каждый день, даже не боясь поллиров. Что нам сделают эти дурацкие горгули на мотоциклах, когда мы уже будем не здесь. Даже не в другом городе, не на другой планете, а за невозможной гранью.

А ещё я стал меняться. Раньше, мы часто прикасались друг к другу, жались, особенно зимой, когда было холодно. Но теперь мне было приятно это делать даже не для того, чтобы согреться. Мне было просто хорошо, и всё. Осознавать, что в этом мире есть лунный человек, который мне дороже всего. Я не знал, как называется это чувство.

Этой зимой Денши разбудил меня как-то рано утром телефонным звонком. Я тихо поднялся, чтобы не разбудить тебя, а зимами мы всегда спали на одной кровати, одетые, под одним одеялом. Ступая босыми ногами на холодный пол, я добежал до телефона и снял трубку. Зябко ёжась и дуя на руки, я спросил, кто звонит.

- Ларекс, это Денши, - ответил старческий голос. – Хватай Фаэтту и приходи ко мне. У меня всё получилось.

Я застыл на несколько секунд, а потом бросил трубку и поскакал в другую комнату. Там с разбегу прыгнул прямо на тебя. Ты открыла глаза, вздрогнула и испуганно огляделась.

- Фаэтта! Лунная Фаэтта! Вставай! У Денши получилось! У Денши получилось!

А потом я тебя поцеловал. Прямо в носик. И тут же покраснел. И тогда я ещё подумал, что у тебя красивые волосы…

Поллиры приезжали редко. Они всегда появлялись со стороны фабрики, на мотоциклах. Им нужны были люди. Для чего? Мы не знали. Поллиры были обычными горгулями: серыми, с выпученными глазами, огромными зубами, острыми ушами и перепончатыми крыльями. Иногда они летели, зажав мотоцикл между лап. Они забирали людей и увозили на фабрику, а что уж было там, мы не знали, но оттуда ещё никто не возвращался. Да и вообще, фабрика для нас оставались единственным местом, о котором мы ничего не знали, и не хотели знать. Мы и на километр не приближались к холму, на котором она стоит. Единственные, кто знал всё о фабриках, были торговцы, но у них никто ничего не спрашивал…

У Денши и правда всё получилось. Когда мы с тобой вбежали к нему, то я сразу же услышал странный звук, как будто работала стиральная машина. Его аппарат был включён, а на стене виднелось что-то иррациональное, но если бы меня спросили, как должны выглядеть ворота в другой мир, я бы сказал, что именно так. Будто все краски этого мира в этом месте были закручены в спираль.

- Оно работает! – кричал Денши. – Работает! Я открыл дверь в самый ближайший мир! По моим расчётам, он гораздо лучше нашего!

Ты и я стояли завороженные. От спирали невозможно было оторвать глаз. А Денши продолжал.

- Они изменят молекулярную структуру вашего мозга, заложив в вас язык того мира, в какой вы попадёте! Всё точно! Теперь вы можете идти! Да благословит вас чудо!

Я взглянул на Денши, что растрёпанный стоял возле своего аппарата.

- А там точно хороший мир? – спросил я.

- После выхода врата будут открыты пять секунд, - ответил Денши. – Вы можете оглядеться, и если что не так, можете вернуться.

- Денши! Спасибо!…

Я не знал, какие слова придумать, чтобы отблагодарить старого мага, но он вдруг кивнул на вход:

- Идите скорее!! Я не знаю, сколько ещё будет работать агрегат!! Возможно, аккумулятор скоро сядет!!!

Я схватил тебя за руку, и мы рванулись вперёд. Перед выходом я остановился на секунду. Было страшно, к тому же в груди тяготело странное чувство несправедливости: я ухожу, так и не сумев по-настоящему отблагодарить Денши. Потом мы с тобой шагнули.

Это длилось несколько секунд, хотя мне и показалось, что вечность. Создалось неприятно ощущение, будто кто-то просверлил тебе в черепе дырочку и высасывает у тебя мозги, а потом мы оказались на твёрдой почве, под ногами хрустела жёлтая трава.

- Холодно, - тут же отозвалась ты.

- Да, - прошептал я. Было действительно холоднее, чем у нас. И темно. Видимо, стояла ночь.

- Может, обратно.

- Нет, посмотри на небо.

И ты посмотрела. Я не смог скрыть слёз, потому что видел звёзды, и небо не было красным.

Когда мы услышали шум моторов, ворота уже закрылись, и мы успели разглядеть всё вокруг. Голые деревья с опавшими листьями, жёлтая трава и чистый вкусный воздух. Такой я ещё не пил.

А потом показались мотоциклы и горящие факела.

Ты вцепилась мне в руку и тихо шепнула:

- Поллиры.

- Нет, - ответил я. – В этом мире нет поллиров.

Мотоциклы остановились возле нас, и люди, кричавшие на них, замолчали. Я с удивлением заметил, что все они были лунными, только на них почему-то были маски, многие изображавшие мутантов, и всего мотоциклетов было шесть.

- Детишки! Что же вы гуляете так поздно?! – воскликнул один. И вдруг, другие засмеялись.

Мы молчали, не зная, что и сказать. Мотоциклы взревели и окружили нас.

- Вас не учили, что в Хэллоуин нельзя ходить по лесу, Сатана ночью ходит и собирает души, а???

- Мы… мы не здешние, - наконец, выдавил я.

- Не сдешние, - передразнил меня другой парень на мотоцикле, и я посмотрел на него.

Какой-то мужчина начал тыкать в меня горящим факелом, и я отшатнулся.

- Сашка! А мы правильно делаем?! – с тревогой выкрикнул какой-то бородатый парень в жуткой маске.

- Правильно! Правильно! Смотри, как они одеты! Они же беспризорники! – ответил тот, что тыкал в меня факелом. – Дьявол любит детские души, малец! Что за маленькая шлюшка с тобой!? Вы трахаетесь!?

Теперь толпа буквально зашлась от хохота!

- Принесём их в жертву Хозяину!!!

Они завыли, и я испугался. Мне вдруг и правда показалось, что мы попали к поллирам.

А потом в нас стали тыкать факелами, а мы то и дело шатались в сторону.

- Пустите нас! – кричал я на до недавнего времени неизвестном мне языке. – Мы хотим идти!

- А кто вас сюда приглашал!!! – вопили люди. А потом один из них схватил тебя. Меня тоже попытались схватить, но я увернулся, а ты тут же забилась в руках у того огромного мужчины, и крикнула одно-единственное имя:

- Ларекс!

Я тут же сорвался и побежал к тебе со слезами и криками:

- Пустите! Мы из другого мира! Мы хотим, чтобы нас приютили! Мы здесь ничего не знаем!

Я плакал, а тот парень постоянно отталкивал меня ногой. Но я вытирал слёзы и бросался на него вновь. А он тем временем бросил факел на землю и вытащил свободной рукой кинжал. Необычной формы и какой-то маленький.

- Во имя Сатаны!

Он просто сделал небольшое движение, и кинжал вошёл по рукоять тебе прямо в живот. Ты чуть всхлипнула и замолчала. Зато я тут же упал на колени и закричал. Так я не кричал, наверное, ни разу в жизни. У меня заканчивался в лёгких воздух, я набирал его и снова кричал. То, ради чего я жил всю жизнь, сейчас умирало. Я видел, как он отпустил тебя, и как ты упала в грязь, сворачиваясь в калачик.

От моего крика даже мотоциклеты перестали смеяться и улюлюкать. Они серьёзно смотрели на одиннадцатилетнего мальчика, который сначала кричал, потом нагнулся, схватился за землю и истерически зарыдал. Я ждал, когда они убьют меня, но они не убивали.

- В том направлении, - сказал парень, который тебя зарезал, - в километре отсюда, есть больница. Успеешь её донести – твоё счастье.

А потом он повернулся ко всем и крикнул:

- Во имя Сатаны!

Заревели моторы и люди унеслись в глубь зарослей деревьев с непонятными мне криками:

- Але! Але-але-але! Россия вперёд! Але! Але-але-але! Сатана нас зовёт!!!

А я подполз к тебе. Ты дышала, но была без сознания, а под тобою расползалась кровь. Он сказал, что больница здесь рядом. Я, рыдая, взвалил тебя на плечи и быстро, насколько мог, направился туда, куда указал тот человек.

Здесь, в этом мире, ещё остались больницы, в то время, как у нас их давно уже не было.

Не помню, сколько я так шёл, но вдруг я увидел ещё одного. Он вышел из-за деревьев: очень красивый и чистый. И он тоже был лунным. Наверное, в этом мире все люди были лунными. И на нём красовались очки, но не для того, чтобы улучшить зрение, а с тёмными стёклами. Меня это напугало.

- Не убивайте нас, - взмолился я, поскальзываясь на грязи и падая на колено. Я уже выдохся. Плакать уже не мог. Сердце бешено колотилось в груди. – Дайте мне только дойти до больницы!

- Мальчик, ты должен вернуться. – Человек остановился передо мной и снял очки. У него были странные глаза. Я раньше таких не видел. Однотонные, с прорезями посередине, а цвет я различить не смог.

- Я из другого мира, - сказал я. – Мне нужно срочно в больницу. Она умирает.

- Ты должен вернуться в свой мир, иначе ты нарушишь нашу Конспирацию, а это нельзя делать, - отозвался мужчина.

- Но я не могу жить в своём мире! Там страшно! Мне нужно в больницу! Иначе, она умрёт!

- Ты не можешь дойти до больницы, так как в противном случае нарушится Конспирация, и мы вынуждены будем убить и тебя, и её. Ты должен вернуться немедленно.

- КТО ТАК СКАЗАЛ!?! – закричал я, видя сквозь деревья городские огни. Это было электричество. Я снова плакал, часто поправляя твоё тело. Ты постоянно падала, а я уже не мог тебя держать.

- Так сказал Комитет. Он единственный, кто следит за Равновесием этого мира, и вашего. И всех миров. Присно.

- За нашим миром никто не следит! – истерически визжал я. – Наш мир принадлежит Аспиду!!!

- И за вашим миром следят, - кивнул человек. – Но не вмешиваются напрямую, так как это ни к чему. Ваш мир открыт, а этот закрыт. Ты должен идти.

- НЕТ! НЕТ! НЕТ!

Человек шагнул ко мне, и я попытался отшатнуться, но с тобой сделать это было почти невозможно. В следующую секунду его рука упёрлась мне в лоб и толкнула. И я полетел…

Красное небо. Чёрные облака. Оно расстилается надо мной, а где-то вдалеке гудит вечноработающая фабрика Рэнне. Мы лежим на крыше какого-то дома в городе, где я родился и вырос.

Ты застыла, свернувшись калачиком неподалёку, и я тут же подползаю к тебе и прижимаюсь, насколько могу. В сердце образовалась пустота и безысходность, которую уже невозможно ничем заполнить в этом проклятом страшном красном мире. И я глажу тебя по грязным волосам и думаю, как же ты красива, самая красивая во всех мирах. Беззвучные слёзы уже сами льются из глаз.

Почему?

Почему всё в мирах основано на крови?

На крови, боли и страдании.

Может, потому, что кому-то действительно суждено родиться жертвой?

Раньше я думал, что только Аспид создал такие страшные сферы, но сейчас я побывал в других мирах, и не увидел ничего. Верь мне. Верь.

А я чувствую, как подо мной растекается лужа крови. Твоей крови. Я никогда не думал, что её цвет красный. Он – серый. Цвет тоски, одиночества и безысходности. Я тебя люблю. Даже сейчас, когда ты меня уже не слышишь и не услышишь больше никогда. Я обнимаю тебя…

А где-то в красном небе над нами кружатся птицы…

20.03.05. – 21.03.05.

Дата добавления: 2015-08-05