Мешки с золотом надежд

Взять с собой требовалось лишь самое необходимое. Перегруза быть не должно, в противном случае ему не осилить переход через горы.

«Ружье – да, оно необходимо, – думал он. – Сумку с лекарствами и инструментами тоже не бросишь. Хлеб, фляжка с водой, нож, патроны, зажигалка, – ну и все, наверное, хватит».

Он глянул на тропу, вьющуюся между черных скал. И в коротко стриженных волосах запутался ветерок ужаса.

«Почему они выкрали Веронику и тех ребят? – ломал голову Холодов. – И кто они, эти самые похитители? Неизвестная террористическая группировка? Или ребят украли только потому, что они – белые? Неужели повторяются те самые жестокости, что бытовали когда-то давным-давно в Африке? Человек должен страдать и мучиться из-за того, что у него другой цвет кожи? Неужели люди ничему так и не научились?»

Алексей перебросил рюкзак через плечо, привязал ключи от машины к шейному кожаному шнурку, на котором висел золотой амулет-скарабей, подарок Вероники. На одной из сторон украшения были выгравированы слова: «Я тебя никогда не забуду». Символ-оберег, вездесущая защита, помоги!

Ну вот вроде бы и все. Холодов похлопал рукой по капоту джипа:

– До свидания, дедок! – и медленно двинулся по тропе навстречу Лунным горам, где меж звезд по преданиям всегда жили древние боги…

Сын Солнца заболел с той самой трагической охоты, и жрецы изо всех сил старались излечить его.

…И Геродот, и древнеегипетские папирусы по таинствам медицины сообщают об использовании египтянами магических растений, которые при точном анализе, проведенном биологами и ботаниками, оказались не чем иным, как вытяжками из лука, чеснока и сельдерея. Здорово, не правда ли? Еще более здорово то, что черные фараоны древней Нубии считали эти растения крайне… токсичными. И пользовались совсем другими лекарствами.

Жена одного из знаменитых черных фараонов двадцать пятой династии страдала от трахомы, которая из-за слишком сухого климата и сегодня весьма распространена в Египте и Судане и по-прежнему приводит к слепоте. Надо вам сказать, что трахома – заболевание инфекционное, переносимое с помощью бактерий. Так вот доктора-жрецы черных фараонов нашли очень нестандартный способ борьбы с данной болезнью глаз. Нестандартный даже по сегодняшним меркам.

Жрецы, оборвав головы и крылья… навозным жукам, заливали тельца жуков маслом, выпаривали, а затем, разделив тельце насекомого на две части, накладывали примочки на глаза жены фараона. Однако способ этот не мог исцелить женщину. И тогда, судорожно экспериментируя, лекари-жрецы создали, наконец, такую пасту, которую жена черного фараона могла наносить на веки вместо косметики. И случилось чудо: антибактериальная мазь победила трахому, царица вновь смогла увидеть солнечный свет.

Для людей той далекой эпохи подобный метод лечения действительно казался чудом. До того момента трахома неизбежно приводила к слепоте. Но мероиты смогли победить ее! С помощью мазей из масла, меда, экскрементов девственниц, кошек, ослов и свиней. Эх, знали бы современные офтальмологи пропорции этой мази, как знать, скольким людям смогли бы они вернуть зрение и без операционного вмешательства…

Но болезнь сына Солнца такими средствами никак не лечилась.

Уже четыре часа он упрямо лез в гору. Холодов устало опустился на камень. А дорога-то рукотворная, пронеслось у него в голове. Алексей мысленно поаплодировал людям, проложившим в этих местах путь, не обозначенный ни на одной карте. Даже на точной-преточной карте генерала Симо Кхали. Для современного человека это были непроходимые горы, обломок того мира, который человек всегда старался просто обойти стороной или облететь на самолете.

Он шел уже шесть часов. Небо на востоке стало постепенно светлеть, откуда-то появились на его черном полотнище яркие красные ниточки. Неописуемый словами восход солнца в суданской пустыне, от красоты которого обмирает сердце, неспособное постичь, как это, что это. А это пробуждается грандиозный мир, потягивается сонно-лениво в первых лучах воскресшего Ра.

И в эти мгновения Холодов увидел еще одно чудо: дорогу! Настоящую дорогу, гладкую, наезженную, ровную, по которой с ветерком можно было бы прокатиться на самых что ни на есть представительских машинах.

Дорога в самом сердце горного кряжа, на высоте в четыре тысячи метров. Алексей привалился к гладкому на ощупь валуну и закрыл глаза. «Я сплю, мне снится сон, – подумал Холодов. – Нет, у меня галлюцинации начались. Точно! Я слишком быстро шел в гору, вот кровь в голову и ударила. У меня глюки, глюки…»

Широкая, отличная дорога, начинающаяся из Ничего и заканчивающаяся все тем же Ничто? Конечно, это глюки ностра! Но когда он вновь открыл глаза, дорога так никуда и не делась. Беловатые солнечные зайчики прыгали по ее ровной поверхности.

– Невероятно! – громко оповестил просыпающийся мир Холодов. – Этого не может быть, потому что не может быть никогда!

А потом резко вскочил на ноги и бросился прочь с дороги под прикрытие изломанных богами скал. Почему он спрятался? Кого испугался? Утренняя тишина была совершенна в своей неповторимой красоте, ветер еще спал в своей пещере. Ничто не мешало жизни великого, блестящего на солнце молчания.

Лунные горы. Лучшего имени извращенный человеческий ум уже не сможет придумать никогда. И тут, разрывая тишину, нежно, добродушно даже прозвучал удар гонга. В горах! Нет, это точно был гонг, только очень большой, очень-очень… А потом ему ответил второй, третий, четвертый… Со всех четырех сторон света приветствуя воскресение солнца, вновь победившего ночь.

Алексей замер, ожидая чего-то еще. Утренний концерт давно закончился; он смолк так же таинственно, как и начался, зависли сытые звуки в быстро согревающемся воздухе диких гор.

«Я на верном пути, – подумал Холодов. – Я попал в страну, о которой никто еще не знает». И внезапно задохнулся. Задохнулся от безумного страха за Веронику – страха необъяснимого, не имевшего ничего общего с обычным беспокойством за ее жизнь. Перед ним приоткрывались врата тайны, а шансы на возвращение из тайны были равны нулю.

Алексей переждал еще пару минут, а потом, крадучись, двинулся вперед, чуть в стороне от дороги, перебегая из одного укрытия в другое. Издалека вновь послышался непонятный шум. Холодов бросился на землю, спрятавшись за выступом скалы.

Шум все приближался, становился плотнее, пока не превратился в топот многих пар ног. Холодов втянул голову в плечи. «Я сошел с ума, – почти радостно подумал он. – Холодов, ты сошел с ума! Колонна демонстрантов в Лунных горах! Ляг-ка ты, дружок, поудобнее да вздремни пару часиков! Твои нервы уже не выдерживают».

А потом он увидел их: группу солдат, марширующих по четыре человека в ряд, во главе с офицером… они прошли мимо, вниз по дороге, выдрессированные, как гатчинские гренадеры у Павла I. Солдаты в мундирах, больше напоминавших черную чешую, на головах шлемы необычной формы.

Они молча маршировали мимо. И только шум их шагов перебивал тишину. Мужчины с кожей цвета «кофе с молоком» и европейскими чертами лица, ни единого намека на негроидную расу. Красивые лица, гордые, классически совершенные.

Холодов тихо лежал за скалой, украдкой наблюдая за колонной солдат.

«Значит, все это – правда, – думал он. – Значит, это не галлюцинации! Я попал в государство, о существовании которого даже не подозревает наш мир. Они живут, словно пришельцы с другой звезды, живут среди нас!»

Он уткнулся головой в траву. Джип! Они найдут его джип!

И внезапно с ужасом понял, что джип ему больше никогда не понадобится.

…Обнаженный мальчик неподвижно лежал на ложе из слоновой кости, дыхание его было абсолютно спокойно, ровно вздымалась и опускалась грудь – единственный признак того, что это тело все еще живет.

Павел склонился над больным, все еще не решаясь прикоснуться к нему. На первый взгляд мальчик не казался ни истощенным, ни перекормленным… красивый подросток, может, чуточку высоковатый для этого возраста, с хорошо развитым телосложением тех классических пропорций, которые довелось ему видеть в этом загадочном городе почти на каждом шагу.

– Могу ли я осмотреть его? – осторожно спросил Савельев.

– Конечно, – мрачно ответил Домбоно. – Я только хочу предупредить вас. Если вы прикоснетесь к нему, вы прикоснетесь к богу! И тогда его судьба – ваша судьба.

– Да говорили же вы это, говорили! Но я рискну.

– Вы должны осмотреть его! – прозвенел за спиной Савельева металлический голосок Сикиники, царицы Мерое. – Я обещаю вам жизнь и возвращение в ваш мир.

– Но я-то ничего не могу пообещать вам взамен, вот в чем беда, – Савельев торопливо скинул мятый пиджак. Словно из ниоткуда в комнате появилась огромная золотая чаша, наполненная приятно пахнущей водой. Павел негромко ахнул. Он ведь не видел и не слышал, как ее сюда вносили. Савельев осторожно опустил руки в воду, чувствуя, как побежали по коже мурашки. Павел торопливо вытащил руки из воды, с удивлением чувствуя, что сейчас он мог бы видеть кончиками пальцев. А дотронувшись до краешка кровати, Савельев понял, что чувствует мельчайшую неровность идеально отшлифованной слоновой кости.

– И в этом мы вас обогнали, – презрительно усмехнулся Домбоно. – Это сок божественного цветка познания.

– И в самом деле чертовски полезная вещь! – Савельев сцепил пальцы, и ему показалось, что его тело насквозь прошило разрядом электрического тока. – Только почему тогда вы позвали меня, врача-недоучку, если ваша собственная медицина владеет такими волшебными лекарствами? Мои познания в медицине совсем не такие… гм… божественные.

– И все-таки… – рука Домбоно скользнула по обнаженному телу мальчика и замерла на левом бедре. Едва заметная волна дрожи пробежала по красивому телу подростка. – Вот уже две зимы после того несчастья на охоте Мин-Ра все труднее и труднее ходить.

– Так значит, его зовут Мин-Ра, – на секунду Савельев устало прикрыл глаза.

Египет и Нубия четырехтысячелетней давности, чудом перенесенные в наше время и скрытые в огромной горной котловине! Ожившая легенда, захватывающая историческая сказка. «У них здесь всего понемногу, – сказала Вероника сегодня (или вчера уже?) утром. – Много Египта, кое-что от Персии, чуть-чуть инка и лица европейцев. Греческая красота под более темной кожей».

Савельев вздрогнул и склонился над мальчиком. Рука Домбоно отдернулась. Савельев начал осторожно ощупывать левое бедро ребенка.

– Рассказывайте, рассказывайте, Домбоно, – прошептал Павел. – У нас это называется анамнезом…

– Две зимы назад после падения с колесницы на охоте в боку у мальчика появились боли. Внезапно. Десять жрецов обследовали его и решили, что он просто растянул сухожилия. Мин-Ра пролежал дней пятнадцать в кровати, но когда встал с ложа болезни, боль стала еще сильнее. Мы давали ему соки, притупляющие боль, мы обследовали каждую часть его тела, открыли ему жилы, но кровь была красной, не черной….

Савельев только кивнул головой в ответ. «Старые сказки, что кровь и тело впитывают в себя носителей всех болезней, – подумал он. – Так было при Гиппократе, и так оставалось даже во времена Парацельса».

Внезапно его напряжение спало. Павел понял, что освободился от тошнотворного страха проиграть эту медицинскую дуэль. Оказывается, он ничего не забыл, уйдя с пятого курса мединститута.

Казалось, Домбоно инстинктивно почувствовал это и сердито взглянул на Павла:

– Уже третью луну мальчик вообще не может ходить! Каждый шаг доставляет ему нестерпимые страдания. Мы носим его на руках, а спит он только на правом боку…

– У него, кстати, температура, – спокойно заметил Савельев.

– Да, мы дали ему соки, чтобы тело не пылало.

– Мне нужно поговорить с ним.

– Говори, чужак, я позволяю, – вмешалась Сикиника. Ее голос звенел все сильнее.

Савельев обернулся. Царица все еще стояла, словно статуя, у золотой стены, прекрасное лицо окаменело. «Как же это мучительно, играть в царицу и богиню, – подумал Павел. – Она ведь мать, такая же, как и все матери этого мира, и она прекрасно знает, что здесь никто не может помочь ее ребенку. Но она должна, обязана быть богом, гордым и непостижимым, замурованным в золотые стены. А то, что у нее есть сердце, здесь никого не интересует».

– Только задавайте вопросы по существу… Голова мальчика, скрытая золотой пеленой, слегка шевельнулась.

– Когда ты ходишь, ты прихрамываешь? – спросил Савельев.

– Нет!

Он произнес только одно слово, но голосок мальчика рвал сердце на части. Это был плач детской души. Маленький бог тихо плакал под своей золотой пеленой.

– Тебе больно, только когда ты ходишь? – продолжал свои расспросы Павел.

– Нет, мне всегда больно. Даже когда я лежу и хочу пошевелиться, перевернуться на другой бок.

– И что же это за боль?

– Как будто меня кто-то сверлит. Мои кости сверлит, протыкает.

Савельев опустил голову, глядя на левую ногу мальчика. В голове мелькали строчки из учебников по медицине. «Это может быть туберкулезный остеартрит. А возможно, опухоль или остеома – у ребят она особенно часто встречается. Но разве можно что-нибудь сделать голыми руками!»

Савельев склонился над мальчиком и еще раз ощупал ногу. На этот раз сознательно причиняя ребенку боль; Мин-Ра вздрогнул и жалобно вскрикнул. Домбоно тотчас же схватил Павла за руку.

– Вы мучаете его! – крикнул он. – Мальчику больно…

«Остеома, – подумал Савельев. – Точно остеома. Эх, был бы у меня рентгеновский аппарат… но кто в Мерое знает о рентгене! Здесь соками лечат».

Он отошел от кровати и повернулся к Сикинике. Ее темные глаза буквально прожигали его насквозь. Прекрасное, похожее на маску лицо задрожало, когда она спросила:

– Вы знаете, что с ним?

– Я не совсем уверен. Но… мне кажется, что у мальчика доброкачественная костная опухоль. Мы называем ее остеомой.

– Ну, так помогите же ему!

Савельев опустил руки в чашу с водой. Домбоно заботливо укрыл мальчика.

– Вы похитили лжеврача, богиня Мерое, – спокойно отозвался Савельев. – Современная медицина – дело сложное. Здесь могут помочь только хирурги… Я же медицинский институт до конца не заканчивал, – Савельев медленно вытер руки. – Так когда вы прикажете казнить меня?

…Я думаю, это была зима, я слышал голос зимы.

Ее свист и вой были сейчас единственными звуками, которые я еще способен воспринимать в этом мире. А может, все это мне только снилось. Сон о мгле и зиме, которую я ненавижу.

«Ты падаешь, – раздался в моей голове голос Саньки. – Это падение бесконечно, ты падаешь все глубже и глубже. Да-да, ты падаешь и мечтаешь попасть в зиму».

Я попытался открыть глаза, но не смог даже шевельнуть ставшими вдруг свинцово-тяжелыми веками. А может, мои глаза уже были открыты? Не знаю. Тьма. Всепоглощающая тьма. Черная зима черных фараонов.

Ветер звенел в ушах, как будто жаловался на вопиющую несправедливость, бился о лысые скалы, пытаясь добраться до моего тела. Я больше не чувствовал ветра. Его больше не было со мной. А может, я двигался вместе с ним, в его ритме? А может, я стал частью ветра, стал ветром? Или же я лежу вместе с ним на самом дне непостижимой пропасти?

Я стал полюсом покоя. Неподвижностью. Бесчувственностью. Я больше не слышу ударов сердца о грудную клетку. Клетку! У меня больше нет кожи, позволяющей чувствовать.

Я слышу только зиму. Черную зиму черных фараонов…

Савельев медленно вытирал руки.

– Так когда вы прикажете казнить меня?

Дата добавления: 2015-08-05