Объединение различных точек зрения в простом предложении. Сочетание точек зрения говорящего и слушающего

В приведенных выше случаях несобственно-прямой речи объединение различных точек зрения производилось в пределах сложного (сложноподчиненного) предложения. Ниже мы рассмотрим случаи такого объединения непосредственно в простом предложении. В этот разряд могут быть отнесены, вообще говоря, и цитированные выше примеры спорадического употребления чужого слова во фразе у Толстого; но нас сейчас будут интересовать случаи более органичного соединения элементов «чужого» и «своего» текста во фразе.

Обратимся к примеру.

Толстой пишет в «Войне и мире»:

Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie* Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille... ** (т. XI, стр. 128).

Здесь характерно двукратное употребление местоимения первого лица та («моя») — при том, что речь, вообще говоря, идет о третьем лице! — со всей определенностью указывающее на использование в этих случаях точки зрения самого князя Василия.

Герой повести Ф. M. Достоевского «Игрок», обращаясь к Полине, говорит ей: «Я бы, на вашем месте, непременно вышла замуж за англичанина» (т. IV, стр. 290).

речи. Между тем в латинском языке, так же как и в целом ряде других, перевод из прямой речи в косвенную характеризуется почти максимальной однозначностью. См.: С. И. Соболевский, Грамматика латинского языка, ч. I (теоретическая), M., 1948, стр. 347 и далее; В. Н. Волошинов, -Марксизм и философия языка..., стр. 151, а также стр. 166 и далее.

* Своему достойному другу (букв.: моему. — Б. У.).

** В дипломатический салон своей дочери (букв.: моей — Б. У.).

Oн — мужчина — употребляет здесь глагольную форму женского рода (что, вообще говоря, противоречит всем законам русского языка) — потому, что, произнося эту фразу, он как бы становится временно на точку зрения своей собеседницы («на вашем месте», говорит он ей — и действительно становится в этот момент на ее место, что проявляется и лингвистически). Вырванная из контекста, эта фраза может восприниматься только как принадлежащая женщине.

Мы видим, что в одной и той же фразе (представляющей собой к тому же простое предложение) совмещено несколько точек зрения — или, иначе говоря, совмещены элементы двух сфер речи: говорящего и слушающего. Можно сказать, что здесь имеет место внутриязыковое двуязычие между тем и другим.

При этом чужое слово здесь более органично входит в текст, будучи не так легко вычленимо, нежели в приведенных выше случаях несобственно-прямой речи. В самом деле, если мы и можем перевести элементы чужой речи в прямую речь (то есть расставить кавычки), то со значительно большей натяжкой — отнюдь не так легко, как в предыдущем случае ⁴⁰; к тому же и сами границы чужого слова здесь не обозначены однозначно (в отличие от приведенных выше примеров). В то же время перевести данную фразу в план косвенной речи путем каких-либо заранее определенных операций и вовсе невозможно. Таким образом, подобная фраза не представляет случая несобственно-прямой речи в непосредственном смысле слова⁴¹: точки зрения слились здесь более тесно.

Следует заметить, что совмещение различных точек зрения — в частности, точек зрения говорящего и слушающего — очень часты в устной речи.

Так, именно этот случай имеет место, когда употребляют такой распространенный в современной речи обо-

⁴⁰ Эта относительно меньшая легкость станет наглядной, если мы попробуем, прочтя данную фразу вслух, выделить в ней чужую прямую речь интонацией; в то же время в приведенных выше случаях (несобственно-прямой речи) перевод в прямую речь вполне поддается интонационному выделению (ср. выше, стр. 51, прим. 38).

⁴¹ Ср. определение несобственно-прямой речи выше, стр. 51.

рот, как «убедительно вас прошу». В самом деле, ведь только слушающий, но ни в коем случае не сам говорящий вправе оценивать, «убедительно» или «не убедительно» просит говорящий. Говорящий, таким образом, как бы предвосхищает оценку слушающего, он становится на его (слушающего) точку зрения. Еще случай того же рода: «Вы меня, конечно, извините».

Сравни подобный же переход от точки зрения говорящего к точке зрения собеседника в следующей характерной фразе (записанной в ситуации спора между торопящимся студентом и придирающимся к нему вахтером, требующим предъявить документ): «Чего пристаете — человек спешит!» «Человеком» здесь называет себя сам говорящий, имея в виду, что вахтер должен был бы увидеть, что «человек спешит» и войти в его, то есть «человека», состояние; говорящий, таким образом, как бы становится на позицию вахтера (говоря о себе в третьем лице) и подсказывает ему правильную точку зрения. Совершенно так же объясняются и случаи, когда говорящий по отношению к себе самому употребляет неопределенно-личную форму — например, когда дающий говорит: «Бери, пока дают» (становясь на точку зрения собеседника и говоря о себе, соответственно, — с его, собеседника, точки зрения — в нарочито безличном третьем лице множественного числа).

Можно заметить, что приведенные случаи использования чужого слова в бытовой речи более характерны для вульгарного стиля. Это не случайно, поскольку данный процесс представляет собой один из типичных путей эволюции языка (конкретно: изменения значения слов) (ср., например, эволюцию значения слова «наверное» в русском языке, которое еще в первой трети этого века обозначало «наверняка», тогда как теперь употребляется в смысле «вероятно» и даже «возможно», то есть в значении, в большой степени противоположном предыдущему; можно видеть, что здесь произошел сдвиг от точки зрения говорящего к точке зрения слушающего). В то же время вульгарный стиль является, как правило, более продвинутым в лингвистическом отношении, то есть тут обычно в первую очередь совершаются те процессы, которые еще не затронули другие пласты языка⁴². Таким образом, понятно, что именно в вульгарном стиле явления несобственно-прямой речи и вообще использования чужого слова должны превалировать.

⁴² См. об этом: В. Usреnskij, Les problemes semiotiques du style a la lumiere de la linguistique. — «Information sur les sciences sociales», vol. VII, 1968, № 1, pp. 137 — 138.

В общем близкий случай использования несобственно-прямой речи можно видеть и тогда, когда мы говорим ребенку: «Какие мы красивые!» Мы говорим это не только со своей точки зрения (с точки зрения говорящего), но и с точки зрения самого ребенка (слушающего), то есть как бы от лица его самого, но вместе с тем и со своей собственной точки зрения (поскольку мы вкладываем в его уста фразу, принадлежащую нам, а не ему), причем различные точки зрения (говорящего и слушающего) совмещены здесь, чтобы передать оттенок соучастия, неразделимости, характерный в отношении к маленькому ребенку.

Вообще, разговаривая с маленьким ребенком (особенно не научившимся еще говорить), нам свойственно становиться на его точку зрения — что проявляется прежде всего в плане фразеологии; во многих ситуациях такое поведение является нормой. Действительно, очень многие фразы мы говорим от лица ребенка и его интонацией — как бы подсказывая ему, что говорят в той или иной ситуации. Так, обычно мы говорим, например: «Иди ко мне на ручки», а не «на руки», то есть используем при этом не собственную точку зрения, а точку зрения ребенка (выраженную фразеологически); подобные примеры нетрудно умножить. Не менее характерно в этой связи и то, что в присутствии ребенка мы часто именуем друг друга с его точки зрения (можно, сослаться в этой связи на довольно распространенную ситуацию, когда супруги называют друг друга «папа» и «мама»).

Дата добавления: 2015-08-03