Поэзия Георгия Иванова

Печататься Иванов начал рано, в 1910 году были опубликованы его первые литературные опыты – стихотворение «Он – инок, он – Божий...», а также – какая самоуверенность для 17-летнего юноши! – рецензия на книгу З. Гиппиус «Собрание стихов», «Кипарисовый ларец» И. Анненского, «Стихотворения» М. Волошина. Первая книга Иванова «Отплытье на о. Цитеру» вышла осенью 1911 года и была целиком написана в 6–7 классах кадетского корпуса. На неё откликнулись не только эгофутуристы, к которым тогда примыкал юный поэт, но и В. Брюсов, Н. Гумилев, М. Лозинский. По рекомендации Гумилёва, Г. Иванов был принят в Цех поэтов – кружок, в котором художественное мастерство ценилось превыше всего. Общение с участниками Цеха (Гумилёвым, Мандельштамом, Лозинским, Зенкевичем, Ахматовой) стало для Г. Иванова наилучшей школой вкуса, артистизма, художественной образованности.

Позже вышли его книги «Горница» (1914), «Памятник славы» (1915), первое издание сборника «Вереск» (1916), посвящённый первой жене поэта – танцовщице мейерхольдовского театра Габриэль Тернизьен. Каждая из перечисленных книг рецензировалась Гумилевым, всегда жестко и всегда благожелательно.

Блок написал о поэзии Иванова, что, слушая такие стихи, «...можно вдруг заплакать – не о стихах, не об авторе их, а о нашем бессилии, о том, что есть такие страшные стихи ни о чем, не обделенные ничем – ни талантом, ни умом, ни вкусом, и вместе с тем – как будто нет этих стихов, они обделены всем...».

После смерти Блока и Гумилева всякая литературная деятельность в Петрограде потеряла для Иванова смысл. Гибель Гумилева означала для Иванова не только закат поэтической школы, к которой примыкал он сам, но и самое бесспорное свидетельство краха всей русской культуры. Осенью 1922 года на пароходе он отплыл в Германию, где прожил год. А позже они с Ириной Одоевцевой, его второй женой, перебрались во Францию, там Г. Иванов провел всю оставшуюся жизнь.

С 1927 года Иванов и Одоевцева становятся участниками общества «Зеленая лампа», сложившегося вокруг четы Мережковский-Гиппиус. Георгий Иванов является его бессменным председателем. Он начинает печататься в эмигрантских изданиях, и, наконец, (спустя 9 лет!) выходит сборник его стихов «Розы» (1931). Этот сборник вызвал бурю у читающей публики – одни превозносили автора до небес, другие также рьяно его ругали. Многие его апологеты величают Иванова первым поэтом русской эмиграции.

В годы эмиграции Иванов создает и прозаические произведения: мемуары «Петербургские зимы» (1928), незаконченный роман «Третий Рим» (1929), «поэму в прозе» «Распад атома» (1938).

Поэт рассказал в книге значительно больше того, что хотелось услышать современникам, и позднее многое, о чем писал Иванов, нашло свое документальное подтверждение. Тем не менее, репрезентативность его мемуаров, конечно, под большим сомнением. В них много выдумки, писатели, в частности, Марина Цветаева, писали на них гневные опровержения. Однако главное в этих воспоминаниях – атмосфера, дух эпохи, которые ярко и правдиво переданы автором, и потому его сочинение может считаться важным историческим источником. Среди героев воспоминаний Иванова – Николай Гумилев и Анна Ахматова, Александр Блок и Осип Мандельштам, Сергей Есенин и Николай Клюев, Федор Сологуб, Игорь Северянин, петербургская литературная богема...

После войны он возвращается к поэтическому творчеству. Вышел его сборник «Портрет без сходства» (Париж, 1950), а через несколько месяцев после его смерти в Нью-Йорке вышла самая большая книга Иванова: «1943–1958. Стихи». Особое место занимает цикл «Посмертный дневник» (1958). Стихи этих лет подернуты налетом тоски по родине, по молодости, по чему-то несбывшемуся.

Большим поэтом Георгия Иванова сделала трагическая безысходность эмиграции, нищета, болезнь. Он проходит через отчаяние, нигилизм, разъедающую иронию, мистические прозрения, интерес к истории, лирику дневникового характера. Но всегда в художественных поисках ему сопутствовало чувство меры, тонкий вкус, культура стиха, мастерство, поэтичность. По утверждению критика русского зарубежья Р. Гуля, Иванов воплотил объективный трагизм существования и был русским экзистенциалистом, намного опередившим Сартра.

53. Андреев – прозаик

Леонид Андреев сначала принадлежал к кругу писателей-реалистов. Он считал себя многим обязанным Максиму Горькому, который ввел его в Большую Литературу. Да и художественно они сначала были близки друг другу. Ранние рассказы Андреева написаны в реалистическом ключе.

Но уже в рассказах «Баргамот и Гараська», «Ангелочек», «Петька на даче» и других мы можем заметить одну особенность творчества Леонида Андреева — его парадоксальность. Если рассказ начинается с сентиментальных интонаций, то закончится он непременно иронически. Если Баргамот позвал нищего Гараську в свой дом — обязательно жди подвоха! Все закончится скандалом, как и в рассказах «Ангелочек» и «Петька на даче».

Андреев как бы не доверяет линейной жизненной логике и старается сломать ее. В своей статье «Безвременье» Александр Блок отметил, что какая-нибудь незаметная деталь в рассказе «Ангелочек» роднит реалиста Андреева с «проклятыми декадентами». А известный критик Н. К. Михайловский в своей статье о первом сборнике рассказов Леонида Андреева отмечал тяготение молодого автора к теме смерти и сравнивал его на этом основании с Эдгаром По — отнюдь не реалистом!

Дальнейшее творчество Андреева подтвердило догадки Блока и Михайловского. В рассказах «Бездна», «Стена», «Набат», «Ложь» и других он выступает уже если не как символист, но как модернист.

В реализме Леонида Андреева было много модернизма. Например, он отказался от буквального следования правилу правдоподобия и стал изображать жизнь в условных, абстрактных образах. Он попытался изображать не предметы и не личности, а сами философские понятия. Например, «стена» — это то, что мешает человечеству на пути к счастью. Под «стеной» можно понимать все, что угодно: болезни, бедность, войны, страдания, пороки, стихийные бедствия. Вместо того чтобы изображать каждое явление в отдельности, Андреев свел их воедино в емком образе Стены, через которую не может перебраться человечество, как не может оно избавиться от всех своих бед и несчастий.

В дальнейшем Андреев пытался сочетать конкретное изображение жизни с абстрактным. Так, в «Жизни Василия Фивейского» мы видим быт обычного провинциального священника, которому, что называется, в жизни не повезло. Погиб сын, пьет жена, родился другой сын, но оказался уродом. И неожиданно мы понимаем, что эта реалистическая картина жизни наполняется каким-то новым смыслом. Несчастия о. Василия Фивейского — это рок, который преследует все человечество. Человек отказывается верить в Бога, который посылает на него такие страдания. Но ведь это притча! Притча, которую Андреев прочитал в Библии, в книге Иова!

Дата добавления: 2015-08-03