Устами младенцев

Рядом со «звукоподражательной» «вау‑вау» теорией некоторое время существовала другая. Шутки ради ее можно было бы назвать теорией «бай‑бай» или «ням‑ням». Суть ее изложить нетрудно. Каждый ребенок, подрастая, пока он еще не научился говорить «по‑человечески», начинает болтать на особенном «детском» языке.

Теперь вы, вероятно, уже забыли об этом, но было время, когда и вы вместо «хочу есть» сердито кричали: «ням‑ням», когда слово «бо‑бо» означало для вас «больно», «бя» – «плохо», «тю‑тю» – «я спрятался», а странное словечко «тпру‑а», которое и взрослому‑то трудно выговорить, не сломав языка, значило не то «гулять», не то «прогулка».

Обычно думают, что малыши потому вместо настоящих слов пользуются этими забавными «суррогатами», что их «легче произносить», «выговаривать». Детишки сами выдумывают свой чудной язык, всегда и у всех одинаковый, а покорные папы и мамы, уже забывшие свое детство, послушно перенимают его у собственных детей.

Возьмите, например, такие слова, как «мама» и «папа». Русские дети называют мать – «мама», маленькие французы – «мама´н», немецкие ребята – «мама´», английские – «мэ´мма», китайские – «мама», корейские – «омма». По‑видимому, где бы ни родился человек, почему‑то именно это или очень похожее слово первым приходит ему в голову, когда надо назвать самое близкое, самое родное, самое дорогое существо на свете.

«Мама» – первое слово человека, который только что явился в мир. Так, может быть, оно и было первым словом всего человечества? Не с него ли и не с ему ли подобных «детских» слов начался в глубокой древности наш язык?

Может быть, и там, у колыбели мира, создателями первых слов были дети? А потом, когда в дело вмешались взрослые, этот язык начал развиваться, расти. Слово «мама» могло легко превратиться в «мать» и родственные ему слова. Слово «бо‑бо», развившись, стало словом «больно», «болезнь» – и т. д. Это очень заманчивая теория, и кажется она довольно правдоподобной.

Однако справедлива ли она в действительности?

Попробуйте понаблюдать за малышом, который в этаком «ням‑ням‑возрасте» растет сейчас где‑нибудь около вас.

Вот он лежит в своей кроватке. Не унимаясь ни на миг, он все время движет всеми частями своего крошечного тельца (если, конечно, не спит): машет ручками, «сучит ногами». Движения его еще неосмысленны, случайны; он плохо управляет ими. И тем не менее он все время «работает», «тренируется», упражняет мышцы, не задумываясь над тем, что из его «гимнастики» получается.

Точно так же он непрерывно издает, то неумело шлепая на разные лады губами, то сжимая их, то раскрывая, непонятные звуки.

Естественно, что лучше всего и чаще всего ему удаются самые простые движения. Легче всего для него точно так же издавать несложные, нечленораздельные звуки.

Зажмите себе рот ладонью и попытайтесь, то отпуская ее, то прижимая снова, произносить хотя бы звук «а». Помимо желания, у вас получится нечто вроде: «ба‑ба‑ба», или «ма‑ма‑ма», или «па‑па‑па». Да, да! Помимо вашего желания!

Точно так же у маленького ребенка, когда он, покрикивая, то сжимает, то распускает губы, вырываются, совершенно независимо от его намерения и воли, те же самые случайные сочетания звуков: «Ммаммамма! Пппа‑ппапа! Тетете! Тятятя! Няняня‑мамама!»

Можно сказать уверенно: смысла, значения в них немногим больше, чем в «слове» «плюхх», которое «выговаривает», падая в воду, камень.

Но малыш не камень. Он чувствует то холод, то тепло, то сытость, то голод… На все это он отвечает и движениями и голосом, лепетом. Подошла мать, вот он и заводит свое: «бабаба» или «мамама». Начали его кормить – он опять мурлычет что‑то в этом же роде. Что именно? Да ровно ничего: что выйдет.

Но взрослые привыкли к языку; привыкли сами говорить и понимать то, что говорят другие. И они невольно начинают вкладывать в каждый издаваемый ребенком звук то значение, которое им (а вовсе не ему) представляется наиболее подходящим.

Бормочет он что‑то вроде «мамама», и мать в восторге уверяет, что он уже «начинает говорить», «называть ее». Вырвется у него «папапа», и она даже обижается: почему он отца любит больше, чем ее?! А ведь у малыша в это время наверняка нет еще никакого представления о том, что в мире живут люди, много людей, что они разные, что одних называют «папами», других «мамами», третьих «тетями» или «дядями». Словом, взрослые навязывают малышам свое понимание невнятных звуков, которые те, ни о чем не думая, издают.

Доказать, что это верно, не так уж трудно.

Вот вы, наверно, думаете, что слово «мама» всюду и везде, у всех народов мира означает в устах младенцев «мать». Ну, так ничего подобного[[14]].

В русском языке, в немецком, во французском – это так.

А у грузин слово «мама» означает вовсе не «мать», а как раз наоборот – «отец»; «мама» по‑грузински значит: «папа»! Вам это, вероятно, покажется очень странным, даже смешным.

Ничего смешного здесь нет. Древние римляне этим же словом «мамма» называли грудь женщины, кормящей ребенка молоком. Именно поэтому и сейчас у нас в зоологии класс, млекопитающих животных называется латинским словом «маммалиа». Почему же так получается?

Это довольно понятно. Ребенок без всяких особых мыслей лепечет свое: «мамма, мамма», а взрослые толкуют это по‑своему. Одним представляется, что он зовет «мать», другие считают, что он обращается к отцу, а третьим кажется, будто он никого не зовет, а просто голоден, хочет есть. Все они одинаково правы, и все в равной степени ошибаются.

У нас, русских, в детском языке отец называется двумя совсем друг на друга не похожими словами: «папа» и «тятя». Слово «дед», «деда» у нас значит «отец отца» (или матери), – «баба» – «мать матери» (или отца). Мы думаем, что так оно должно быть и повсюду.

А в других языках?

У англичан «дэд» (дэдди) значит «отец», «папа». Слово это совсем не похоже на наше «папа», но довольно близко напоминает «тятю» и особенно «дядю». Поставьте рядом такие слова, как «деда», «дядя», «тятя», «тетя», и вы невольно подумаете: да может быть, это одни и те же звуки, только чуть‑чуть по‑разному выговариваемые?

То же самое мы видим повсюду в мире. Слова эти часто очень похожи, а значат они повсюду разное.

У турок и у родственных им народов слово «дади´» значит «няня», а во Франции слово «дада´» – «игрушечный конек», «лошадка на палочке».

Французские малыши к тому же говорят «додо´» вместо нашего «бай‑бай».

В Грузии дедушку называют «бабуа», бабушку – «бэбиа», а маму, как это ни странно на наш слух, – «дэда».

Да нет даже надобности углубляться в дебри чужих языков. У нас в русском языке слово «папа», как известно, значит «отец». Но вот возле Пскова до сих пор в детском языке это же слово означает также «хлеб», «кушанье». «На´, на´, поешь папы!» – такую странную фразу можно услышать там из уст матери или бабушки, разговаривающей с маленьким ребенком. То же самое наблюдается и на Западной Украине[[15]]. И опять‑таки удивляться не приходится: как слово «мамма» может получить в понимании взрослых то значение «мать», то смысл «материнская грудь», так и «папа» иной раз понимается как «отец», а иной – как «еда», «питание». Все дело в том, что так называемый «детский язык» на самом деле придумывают и растолковывают вовсе не сами грудные ребята, а их взрослые воспитатели, те люди, которые уже умеют говорить, понимают, что такое язык и для чего он нам нужен.

Так в наши дни люди говорящие «помогают» объясняться тем, кто говорить еще не умеет. Без этой помощи у них бы ничего не вышло.

Но ведь тысячелетия назад, когда люди впервые овладевали речью, на земле еще вовсе не было говоривших живых существ, ни больших, ни малых. Никаких «учителей», никаких «помощников» у древнего человека не было. И конечно, он никак не мог «начать говорить», «овладевать языком», тем способом, каким сейчас овладевают им наши ребята, учась у других. Безусловно, детский язык не мог быть и никогда не был основой, началом «большого» человеческого языка.

Есть и другие доказательства справедливости этих возражений.

Некоторые слова и словечки, которые обычно считаются «детским лепетом», на самом деле имеют свою очень долгую и сложную историю и свое, совершенно недетское, происхождение.

Вот, например, уютное, сонное слово «бай‑бай», – от одного его звука глаза слипаются. Кто, казалось бы, мог его выдумать, кроме засыпающего в теплой кроватке ребенка?

Однако, заглянув в словарь «взрослого» русского языка, мы рядом с «бай‑бай», рядом с «баиньки», «баюшки», рядом с выражением «баюшки‑баю» встретим самый настоящий, да еще старинный, русский «взрослый», глагол «ба´ять», подлинно русское существительное «байка». «Баять» значит: «рассказывать»; «байка» – «сказка». А сочетание слов «баюшки‑ба´ю», несомненно, значит: «я тебе сказываю сказочки». И конечно, оно родилось вовсе не в речи малышей, а в устах матерей и бабушек, которые «убаюкивали» своих любимцев, рассказывая над их колыбельками бесконечные дремотные сказки‑байки[[16]].

Точно так же языковед скажет вам, что детское словечко «ладушки» (мы его теперь неверно понимаем как «ладошки») на самом деле очень древнего и любопытного, но совершенно «взрослого» происхождения. Детская песенка «Ладушки, ладушки, где были? – У бабушки!» распевалась тогда, когда нашего слова «ладонь» еще и не существовало на свете: наши предки вместо «ладонь» употребляли слово «доло´нь»[[17]]. Слово же «ладушка» было в те времена словом не только «детского», но и самого что ни на есгь взрослого языка. В «Слове о полку Игореве» несчастная и милая Ярославна горько взывает к ветру, Днепру‑реке и солнцу:

«О ветер‑ветрило!.. Зачем мечешь ханские стрелы на воинов моего лады?

…O Днепр‑словутич! Принеси моего ладу ко мне, дабы я не оплакивала его по зорям!

…Светлое и пресветлое солнце! Зачем ты палишь горячими лучами воинов моего лады?»

Тут везде слово «лада» означает «любимый», «муж». Но оно и вообще значило «милый сердцу». У А. К. Толстого в одном из стихотворений говорится:

Порой веселой мая

По лугу вертограда,

Среди цветов гуляя,

Сам‑друг идут два лада.

Толстой стилизует речь, подражая языку Киевской Руси, и у него здесь «лада» значит «влюбленные», «милые», «жених и невеста». Так удивительно ли, если любящие матери нашей древности называли своих маленьких «чад» «ладами» или «ладушками»? А тогда ясно, что детская песенка, доставшаяся нам от тех времен, означает просто: «Милые детушки, где вы были? – У бабушки!» Вот, оказывается, из какой глубины прошлого дошли до нас ее слова: а мы‑то думали, что их чуть ли не сегодня изобрели младенцы, научив заодно им и своих родителей!

Ясно, что теория, по которой человеческий язык создался из детского лепета, не заслуживает большого внимания. Кое‑какие детские словечки («ням‑ням», «бяка», «мама», «папа») живут в каждом «взрослом» языке. Но их в нем очень немного, и родились они не до создания «взрослого языка», а после него. Их создали, приспособляясь к ребяческому лепету, родители и воспитатели; малыши очень редко говорят друг другу «пойдем тпру‑а» или «будем баиньки». Это не детский, а скорее мамин и бабушкин язык.

Значит, и «вау‑вау» теория и «ням‑ням» теория не удовлетворили нас. Осталось познакомиться с третьей такой теорией. Ее, равняясь по первым двум, можно было бы насмешливо окрестить, скажем, «ух‑ух» или «брр‑брр» теорией. Но в науке она носит важное название «теории непроизвольных выкриков».

Дата добавления: 2015-08-03