Результаты

Полученные данные были обработаны при помощи статистического пакета BMDP Statistical Software (program version 1987) Полученные результаты представлены в та б л 2

Методы дескриптивной статистики и анализ разнообразия практически не обнаружили значимых различий между психотерапевтами медицинской и психологической ориентации по всем трем спискам прилагательных Графически результаты сравнения этих подгрупп респондентов представлена на рис 1а, 16, 1в

Попарное сравнение списков 1 ("идеальное профессиональное я") и 2 ("реальное профессиональное я"> и списков 2 и 3 ("приватное я") методом two-ways ANOVA для психотерапевтов-медиков и психотерапевтов-поихопого* показало, что-

1 Значимые различий между двумя подгруппами респондентов не обнаружены по следующим прилагательным: принимающий, бросающий вызов, холодный, вовлеченный, дистанцированный, решительный, дружелюбный, осторожный, интуитивный, активный участник, нейтральный, методичный, позволяющий, прагматичный, восприимчивый, сдержанный, не помогающей, теплый.

2. Значимые различия обнаружены по следующим прилагательным'

- авторитарный - псюсотерапевты-"поихологи" оценивают свой "приватный образ я" как более "авторитарный" по сравнению с "реальным профессиональным образом я";

- запутавшийся - психотерапевты-"поихо1юги" оценивают свой "реальный профессиональный образ Я" как более "эаЛуТййшийсн" № сравнению с "идеальным профессиональным я";

- критичный - психотерапетты-"'психологи° оценивают свой "приватный образ я" как более "критичный" по сравнению с "реальнь-" профессиональным

- требовательный - психотерапевтьг-"психологи" оценивают свой "приватный образ я" как более "требовательный" по сравнению с "реальным профессиональным образом я";

Таблица 2. "Идеальное профессиональное я", "реальное професскюнаяьное я", "приватное я" (N=77)

Прилагательное	"Идеальное проф я	"Реальное проф. и"	'Приватное я"
	М	SD	W	SD	м	SD
Принимающий	2 4S0S	0 6611	2 3377	0 7714	2 3247	0.6375
Авторитарный	0 571<1	0 6575	0 7403	0 7327	1 1818	0.9137
Ьросающий вызов	'0 6Ф94	0 3701	0S974	0 7460	0 8442	0 7791
Холодный	0 1813	С 4208	0 3636	0 5698	0 4156	0.6145
Вовлеченный	1.4286	0 9238	1 7662	0 8413	-
Запутавшийся	0.1 №9	0 3234	0 4416	0 5734	-
Критичный	0.ЭВЭ1	сэога	0 7S2S	0.6755	1 4675	0S673
Требовательный	0.9351	0 3166	1 0260	0 7775	1 4416	0.8350
Листании ровэнный	GSS10	0 7864	1 1299	0 7136	-	-
Решим ельный	1 49Э5	0 9545	1 42В6	C7SS3	1 6753	ового
Директ«ный	0,4675	0 6606	0 S844	0 6949	1 0390	а 8651
Эффективней	2.5Т8*	0.7541	1 6052	0.6078	-	-
Дружелюбный	2 2463	0 7373	2 3506	0.6019	2 4936	0.5531
Осторожный	1 4805	0 8368	1 7273	0 8314	1 4805	0.8368
Интуитивный	2 5714	С 6772		0 8067	2 3377	0.6998
Активный участник	1 5974	0 9D7O	1 6753	0 8342	-
Нейтральный	1 5066	0 8977	1 3906	0В701	•	-
Заботливый	1 4936	0 9122	1 5065	0 8679	2 1169	0.7429
'Методичный		0 9122	1 3377	0 8209	1 0909	ОВ301
ПОЗИОЛЯЮ!1,.ИЙ	1 6104	0 9341	1 6SS4	0.7832	1 9091	0 6526
Прагматичней	1 0909	0 8763	1 0779	0S548	1 1169	0.826S
Защищающий	1 3247	0 8960	1 4026	0,8470	1 7922	0.8482
Восприимчивый	2 1818	0.92ВО		0 7678	2.2507	0.5639
'Сдержанный	1.6234	0.7616		0.8073	1,5325	0.8043
Умелый	г еегз	0.6998	1 6364	0.7238		-
Тонкий, 'искусный	2 7662	0.4550	1 63ВЗ	0.7324	1 4675	0.7360
Терпимый	2.S06S	о.71 аб	2 2338		2 0S19	0.7052
Не помогаю ни и	0 5455	0.6037	0 6-62	0.5642		-
Теплый	2.1948	0.7766	2.1299	0.6949	2,2987	0 7267

оценки психотералебгов-"медикйв" □-средние оценки психотерапевтов-"психологов"

р ки психотерапевтов-'медиков"

□средние оценки психотерапевтов-'психологов"

128

2.5

# средние оценки психотерапевтов-^ямедиков" D-средние оценки психотера1гевтов-"психологоа"

Данная таблица содержит лишь те прилагательные иэ списка 3, которые совпадают с прилагательными 1-го и 2-го списков, т.е. общие для описания "профессионального" и "приватного образов я".

- директивный - психотерапевты-'псзшмюги" оценивают свой "приватный образ я" как более "авторитарный" по сравнению с "реальным профессиональным образом я!

- эффективный - обе подгруппы оценивают свой "реальный профессиональный образ я" как менее "эффективный" по сравнению с "идеальным профессиональным я";

- заботливый- психотерапевты-" психологи" оценивают свой "приватный образ я" как более "заботливый" по сравнению с "реальным профессиональным образом я";

- защищающий - психотерапевты-"психологи" оценивают свой "приватный образ я" как более "защищающий" по сравнению с "реальным профессиональным образом я"; -умелый - обе подгруппы оценивают свой "реальный профессиональный образ я" как менее "умелый" по сравнению с "идеальным профессиональным я";

- тонкий, искусный - обе подгруппы оценивают свой "реальный профессиональный образ я" как менее "тонкий, искусный" по сравнению с "идеальным профессиональным я";

терпимый - психотерапевты-^ппсихологи" оценивают свой "реальный профессиональный образ я" как менее "терпимый" по сравнению с "идеальным профессиональным я";

Эти результаты представлены графически на рис. 2.

Следующим шагом нашей работы стал анализ структуры "образа я" - н приватного, и профессионального ("реального" и "идеального"). При этом мы исходили из того, что структура "образа я" как тиковая задается не в процессе получения профессионального образования, а значительно раньше и, более того, оказывает определенное опосредованное влияние на выбор профессии. Поэтому при изучении ее методом факторного анализа (методом максимального сходства) стало возможным объединение двух подгрупп респондентов в одну группу (N=77).

Результаты факторного анализа приведены в табл. 3.

Табл. 3

"ИДЕАЛЬНОЕ ПРОФЕССИОНАЛЬНОЕ Я"
ФАКТОР 1	47 умелый
	48 тонкий, искусный	.662
	41 методичный		ОПЫТНЫЙ
	37 интуитивный
	34 эффективный
ФАКТОР 2	26 холодный
	50 не помогающий
	28 запутавшийся		ДЕЗОРГАНИЗОВАННЫЙ
	42 позволяющий	.459
	25 бросающие вызов
ФАКТОР 3	40 заботливый	.936	ЗАБОТЛИВЫЙ
	44 защищающий
ФАКТОР 4	31 дистанцированный.678
	46 сдержанный	.565	СДЕРЖАННЫЙ
	39 нейтральный	.565
	32 решительный

ФАКТОР 5	29 критичный 30 требовательный 24 авторитарный	.717 589.433	ДОМИНИРУЮЩИЙ
ФАКТОР 6	35 дружелюбный 27 вовлеченный 38 активный участник	.557.545 516	СОТРУ ДНИЧАЮЩИ1
"РЕАЛЬНОЕ ФАКТОР 1	; профессиональное я" 48 тонкий, искусный 47 умелый 51 теплый 37 интуитивный	.974.806 409 .358	ОПЫТНЫЙ
ФАКТОР 2	40 заботливый 44 защищающий	1085 688	ЗАБОТЛИВЫЙ
ФАКТОР 3	39 вентральный 46 сдержанный 50 не помогающий 43 прагматичный	675 575.517.440	СДЕРЖАННЫЙ
ФАКТОР 4	32 решительный 34 эффективный 36 осторожный 41 методичный 35 дружелюбный 38 активный участник	.682.538.426.362.350 267	ГИБКИЙ
ФАКТОР 5	23 принимающий 49 терпимый 42 позволяющий 45 восприимчивый	.523 468.433.354	ПРИНИМАЮЩИЙ
ФАКТОР 6	28 запутавшийся 26 солидный 33 директивный 25 бросающий вызов 24 авторитарный 27 вовлеченный	637.609.464.441.391.332	ХАОТИЧНО ДЕЯТЕЛЬНЫЙ
"ПРИВАТНОЕ Я" ФАКТОР 1 29 критичный 43 прагматичный 30 требовательный 26 холодный	.576.487 463.313	ОТВЕРГАЮЩИЙ
ФАКТОР 2	33 директивный 24 авторитарный 25 бросающий вызов	.961.550 291	ДОМИНИРУЮЩИЙ

фактор з	44 защищающий
	40 заботливый
	51 теплый	.407	ЗАБОТЛИВЫЙ
	35 дружелюбный
	45 восприимчивый
ФАКТОР 4	49 терпимый
	23 принимающий		ПРИНИМАЮЩИЙ
42 позволяющий Обсуждение результатов	.324

1. Попарное сравнение списков прилагательных показало, что для психотерапевтов "психологической" ориентации характерен ряд расхождений между "реальным профессиональным образом я" и "приватным образом я", тогда как для психотерапевтов "медицинской" ориентации таких расхождений не обнаружено. Эти результаты можно интерпретировать как недостаточную конгруэнтность респондентов "психологической" подгруппы, поскольку их "приватное я" не совпадает полностью с "профессиональным". Однако положение о конгруэнтности психотерапевта, выдвинутое К.Роджерсом как одно из необходимых условий действенности психотерапии, отнюдь не следует понимать буквально, как требование абсолютного совпадения профессиональной и приватной идентичности. Конгруэнтность означает, скорее, "искренность™, "не-фальшивость" психотерапевта или консультанта в ходе взаимодействия с пациентом, но для этого вовсе необязательно, чтобы все личностные особенности психотерапевта в полной мере проявлялись в его диалоге с пациентом.

Поэтому мы полагаем, что более близким к истине является другая интерпретация подученного факта расхождения "профессионального" и "приватного образов я": данное расхождение отражает наличие дифференцированных представлений о профессиональной идентичности, с одной стороны, и о приватной, "повседневной" идентичности психотерапевта - с другой. Как указано выше, расхождения между профессиональным и приватным "образами я" имеются по таким прилагательным, как "критичный", "требовательный" (фактор 1 "отвергающий"), "директивный", "авторитарный" (фактор 2 "доминирующий"), "заботливый", "защищающий" (фактор 3 "заботливый"), причем характер расхождений во всех случаях одинаков: "приватное я" оценивается как обладающее более выраженными проявлениями всех перечисленных черт (более критичное, авторитарное и т.п.). Из этого следует, что, по-видимому, именно эти личностные черты психотерапевты "психологической" ориентации стремятся контролировать в своей работе с пациентами.

Что же касается психотерапевтов "медицинской" ориентации, го у них аналогичных расхождений не обнаружено: "приватный образ я" ни в чем значимо не отличается от "реального профессионального образа я". Фактически это свидетельствует о нерасчлененном представлении о себе, т.е. об отсутствии отдельных "образов я" - как частного лица и как представителя определенной профессии. В соответствии с изложенными выше взглядами, эта недифференцированность дает о себе знать как недостаточный контроль психотерапевта над проявлениями его личностных черт в ходе профессиональной

деятельности и, следовательно, затрудняет анализ собственного вклада психотерапевта в развитие отношение с пациентом.

2. Результаты факторного анализа были сопоставлены с результатами аналогичного исследования, проведенного B.Parks и D.Oriinsky 2] на обширной выборке американских и немецких психотерапевтов. В их работе было получено 5 факторов профессионального "образа я": "теплый и вовлеченный", "бросающий вызов", "сдержанный", "целеустремденый", "заботливый". На кашей выборке также выделены факторы "«держанный" и "заботливый"; вместо "целеустремленного" и "бросающего вызов" обнаружены факторы "опытный", "дезорганизованный", а вместо "теплый и вовлеченный" выявлены два фактора -"сотрудничающий" (для "идеального профессионального я") и "принимающий" (щм "реального профессионального я"). Есть основания полагать, что наличие факторов "опытный" и "дезорганизованный" в структуре профессионального "образа я" отражает то значение, которое российские психотерапевты приписывают опытности, умелости, профессиональному мастерству. На наш взгляд, это обусловлено своеобразием профессиональной подготовки наших психотерапевтов: большинство из них овладеваю необходимыми познаниями и умениями несистематически, в меру своей активности и заинтересованяосги, поэтому уровень подготовленности достаточно неодинаков. Отсутствие же какой бы то ни было единой системы лицензирования психотерапевтов в нашей стране не позволяет объективно подойти к установлению единого, необходимого и достаточного уровня подготовки практикующего психотерапевта, вследствие чего вопрос профессионализма фактически "лежит на совести" у каждого из них.

Фактор "заботливый" присутствует во всех трех структурах - "идеальном" и "реальном профессиональном образах я" и в "приватном я"; можно предположить, что данный фактор выступает в качестве центральной личностной переменной российских психотерапевтов, являясь одновременно предпосылкой выбора именно данной профессии. Однако данное предположение, безусловно, следует рассматривать лишь как гипотезу, нуждающуюся в эмпирической проверке.

Выводы

Проведенное исследование показало, что какие-либо значимые различия между "образом я" у психотерапевтов "медицинской" и "психологической" ориентации отсутствуют. В то же время оказалось, что психотерапевты второй подгруппы обладают более дифференцированным "образом я", что означает большую возможность контролировать проявления своих личностных черт в ходе профессиональной деятельности.

Факторная струтура "образа я" российских психотерапевтов отличается от таковой их западных коллег; в ней отражена роль профессионального опыта или отсутствия такового, что можно связать с недостатками системы профессиональной подготовки психотерапевтов.

Библиография

1. Опросник "профессиональное и личностное развитие психотерапевтов". // Московский психотерапевтический журнал, 1993, №4, 129-172.

2. Parks В., Oriinsky D. Therapists working self, work satisfaction, and level of development. // 5-th European Conference of the SPR, 1993, Budapest.

Отпечатано в типографии ИП РАН. ПЛД N 53-254 от 5 июля 1996 г. 129346 Москва, ул. Ярославская, 13. Тирах 200 экз. Заказ N 51,

28 Субъект жнтальност и летальность субъекта

А.В.Брушлинский

На мой взгляд, основное противоречие нынешнего переходного периода состоит в следующем: с одной стороны, сейчас в России особенно важно восстановить и укрепить государственность, а, с другой, ряд государственных структур явно или скрыто сопротивля­ется реформам и прежде всего переходу к рыночной экономике, не совместимой со многими из таких структур (безудержная централиза­ция власти, попрание региональных интересов, борьба против част­ной собственности и т.д.).

Более точно и обобщенно указанное противоречие выглядит так: нынешние управленцы в российском государственном аппарате - это в основном те же люди, которые управляли страной до и во время пе­рестройки. Насколько они могут и хотят осуществлять теперь ради­кальные реформы?! Насколько сильны у них для этого мотивация, профессионализм, вся их психология?! Ведь краеугольный камень ка­чественного обновления российского общества составляет социаль­но-экономический, морально-психологический переход к рыночной экономике и демократии - не как самоцель, а как одно из средств решения наиболее жгучих, всенародно выстраданных проблем. Но не слишком ли часто он становится камнем преткновения на пути к об­новлению и возрождению?! Не потому ли возникает впечатление, что нынешние власти в России не имеют четкой и последовательной прог­раммы реформ?

В этом отношении одна из самых больших проблем состоит в том, что сейчас очень мало людей и "наверху" и "внизу", но осо­бенно - "вверху", которые своими делами и переживаниями сложив­шейся ситуации олицетворяют общероссийские интересы. Большинство выражает, представляет и осуществляет интересы региональные, кор­поративные и т.д. Вот почему в отличие от многих прежних трудных эпох в истории России сейчас совсем худо. Субъект как общерос­сийское общество теперь представлен в гораздо меньшей степени, чем хотелось бы. А потому жизненно необходимы согласие и взаимпо-нимание между разными общественными силами.

Категория субъекта в настоящее время обретает не только тео­ретическое, но и большое практическое значение. Она также высту­пает соотношение с другим важным понятием - обратной связи. В 30-40-ые годы физиологи П.К.Анохин и Н. А.Бернштейн и кибернетик Н.Винер сделали большое открытие, обобщив способ саморегулирова-

ния, присущий и людям, и животным, и машинам. Все эти очень раз­ные системы регулируются одним и тем же механизмом обратной свя­зи, который наглядно, очевидно, непосредственно и однозначно счг-нализирует о том, правильно или неправильно осуществляется то или иное функционирование, та или иная система действий.

Но тем самым все же недостаточно учитывалась специфика чело­века как субъекта, который в отличие от животных и созданной им техники имеет помимо обратной связи бесконечно более сложные спо­собы саморегуляции на высших уровнях своего бытия: теоретическое мышление, вообще творчество, совесть, свобода и т.д. Оценка и са­мооценка этих наиболее творческих видов деятельности людей (нап­ример, экономической реформы) осуществляется не столько на основе непосредственных и однозначных сигналов от обратных связей, сколько путем предельно сложного анализа и дальнейшего комплекс­ного прогнозирования всех получаемых результатов - основных и промежуточных, ожидаемых и неожидаемых, очевидных и непонятных, рациональных и иррациональных и т.д. Обратная связь здесь необхо­дима, но недостаточна - вопреки традиционной точке зрения (под­робнее см. 2]).

В качестве примера можно провести частичную аналогию со зна­менитой системой монетаризма, которая для многих тоже основана на полном доверии к механизму обратной связи, якобы достаточному для саморегуляции общественно-экономического прогресса, поскольку последняя совершается как бы автоматически. И тогда не требуется вмешательства какого-либо субъекта, который бы осуществлял его с помощью своего сознания, мышления, действия и т.д. Критики моне­таризма отчасти справедливо отмечают необходимость иных экономи­ческих подходов, дополняющих монетаристскую систему саморегуля­ции. Когда этого не делают, то получается, с точки зрения психо­логии, просто страшная вещь: люди - отдельный человек и большие группы индивидов - в принципе не могут разобраться в том, что происходит сейчас в России.

Если бы обратная связь была здесь достаточной, то она сигна­лизировала бы, что правильна и что неправильно делается в эконо­мической и общественной жизни. Поскольку это не так, то получает­ся, что одно и то же событие оценивается разными экспертами, раз­ными средствами массовой информации, разными общественными движе­ниями часто прямо противоположным образом. Теперь даже специалис-^ТУ иной раз не хватает времени и сил. чтобы прочитать основную массу газет и книг, прослушать главные передачи радио и телевиде­ния и провести скрупулезную работу по сопоставлению полученной

30

информации. Поэтому общая ситуация неопределенности достигает высшей стадии и становится почти невыносимой - особенно в услови­ях растущей "мафизации", коррупции и т.д. Плохо видна перспекти­ва, и потому психологическая ситуация очень осложняется.

Психологически самое важное для людей - это приемлемый уро­вень самоуважения, самооценки, сохранения своей идентичности (своего стиля жизни, принадлежности к своей профессиональной, об­щественной, этнической, культурной и т.д. группе), что поддержи­вается многообразными "механизмами" психологической защиты лич­ности, социально-психологическими стереотипами и т.д. Если в пос-лесталинском прошлом психологическим выигрышем для части населе­ния была определенность, стабильность, некоторая уверенность а завтрашнем дне, то теперь она для многих, если не для всех утра­чена. Временно почти все стало временным, но тем большая надежда На возвращаемые в Россию вечные духовные ценности (свобода, твор­чество, труд, стремление к независимости, семья и т.д.).

В нынешней ситуации необходимо, чтобы в такой переходный, во многом неопределенный период президент, премьер-министр и другие авторитетные люди один раз в неделю выступали бы в средствах мас­совой информации и рассказывали бы: за прошедшие семь дней сдела­но то-то и то-то, что-то не получилось, что-то получилось, то, что удалось, было сделано для того, чтобы на следующей неделе осуществить такой-то и такой-то шаг. Таким образом, требуется все более конкретное объяснение ситуации в стране.

с этих позиций нужно реально посмотреть на то, что пережива­лось на протяжении последних лет. Все-таки большинство в России прекрасно понимает, что в прошлом было очень плоха, и страна, действительно, зашла в тупик. Вот почему люди готовы были идти теперь на большие жертвы, чтобы как-то искать выход из тупика. Когда с начала января 1992 г. взвились цены, многие высказывали мнение, что буквально через два-три месяца все правительство бу­дет сметено, народ возмутится и начнется, если не бунт, то очень сильные акты протеста. Но ради реформы люди продолжали работать и терпеть, продолжали идти на жертвы. Они понимали, что что-то на­до делать и с чем-то нужно временно смириться, но ради того, что­бы эти жертвы лотом что-то дали. И последующий референдум в 1993 г. в значительной степени подтвердил желание многих на продолже­ние реформ

Но когда все это не привело к мало-мальски понятным резуль­татам, хотя бы в смысле перспективы, люди почувствовали, что про­исходит нечто непонятное и вообще неизвестно, к чему оно приве-

дет. Продолжается безответственность. Деятели, которые конкретно и персонально должны отвечать за тот или иной провал, за ту или иную ошибку, не несут никакой персональной ответственности. И это очень сильно влияет на ситуацию в стране. Психологически это аб­солютно ненормально, потому что любой человек как субъект несет ответственность за свои поступки. А то, что происходит, просто развращает людей.

К. А. Абульханова-Славская со своими сотрудниками изучает фор­мирование разных типов личности, характеризующихся соответствую­щими различиями в сознании, способах мышления и жизни в условиях вышеуказанных изменений, выявлено несколько типов личностей по способу осознания своего соотношения с обществом П.

Несколько в ином плане эти характеристики анализируют также А.Л.Журавлев и его сотрудники, в частности, на совсем конкретном материале предпринимательской деятельности. Эмпирически выявлены некоторые типы российских предпринимателей, их мотивации, отноше­ние к риску, конкуренции, неудачам и партнерству (подробнее см. 3, 41).

Во многих социально-психологических работах изучение типов и групп, обобщающее существенные особенности большого количества людей, осуществляется путем исследования каждого из них как бы по одиночке (с помощью опросника и т.д.). Такой способ анализа соче­тается с изучением испытуемых непосредственно в ходе их совмест­ной деятельности, общения "лицом к лицу" и т.д. Так в исследова­тельской практике взаимодействуют психология личности и социаль­ная психология, изучающие разных субъектов (индивидов и группы людей).

Например, п.К.Шихирев и его сотрудники 7] анализируют меж­национальные отношения и. в частности, конфликты в процессе ре­ального посредничества между конфликтующими сторонами. Другие ас­пекты столь сложной проблемы (этнические стереотипы, социальная перцепция межэтнических отношений и т. д.) они изучают с помощью опросника и других подобных методик И, наконец, сделан качест­венно новый шаг в исследовании. Опираясь на некоторые обобщенные по всей стране данные социологии, социальной психологии и психо­логии личности, П.Н.Шихирев 8] проанализировал динамику социаль­но-психологического состояния российского общества и попытался прогнозировать те или иные тенденции в ее развитии.

В ходе разработки таких прогнозов особенно остро встает воп-Р°^с о различии и сходстве между разными субъектами-индивидами, группами людей, этносами, конкретными странами и их союзами, всем

человечеством в целом.¹ Обычно подчеркиваемые существенные психо­логические различия между ними не исключают, а, наоборот, предпо­лагают значительную общность их психологических качеств, изучае­мых психологией личности и другими разделами психологии (истори­ческой, социальной, этнической, политической и т.д.).

Например, когда один человек или большинство людей в данной стране чувствуют себя (незаслуженно) униженными, ущемленными, ис­пытывают комплекс неполноценности и т. д., то в обоих этих весьма разных случаях может одинаково резко возрасти активность в целях устранения остро переживаемой ситуации.

Понятие субъекта (в отличие от понятия личности, груши и т. д.) создает, на мой взгляд, новые возможности для концептуали­зации не только различных, но и существенно общих психических ка­честв у столь разных субъектов. Тем самым появляется важное усло­вие для единства психологической науки, компенсирующее тенденции к многообразию и - главное - к разобщенности между ее разноуров­невыми отраслями (см., например, 9]).

Эта общность (несмотря на различия) между субъектами высту­пает очень отчетливо в ходе изучения современных особенностей ду­ховного развития людей именно в нашей стране.

Например, к.А.Абульханова и ее сотрудники показали, что в российской ментальности сейчас на первое место выходят нравствен­ные ценности (это соответствует и социологическим данным, полу­ченным в результате коллективного исследования под руководством Н.И.Лапина). В частности, моральные представления компенсируют правовые 1]. В.В.знаков 5] в своих экспериментах выяснил, что для определенной части российского населения не столько важна са­ма по себе истина, сколько правда и справедливость.

Но направленность российского менталитета плохо учитывалась и учитывается руководством страны. О причинах этого можно сказать многое, но здесь мы опять-таки возвращаемся к главному противоре­чию - люди в руководстве в большинстве те лее самые, И вполне воз­можно, что у части из них сохраняются партократические. номенкла­турные навыки, когда мнением людей просто не привыкли интересо­ваться. Считалось, что все можно сделать директивными методами, и

¹ Данная проблема - тем важнее, что одни специалисты считают возможным применять термин "субъект" лишь к отдельным индивидам, а другие, напротив, только к человечеству или, в крайнем случае, к очень большим общностям людей (нациям, странам и т.д.), но не к индивиду.

33

народ все выдержит. Однако раньше, когда царили сталинщина, КГБ и _т д., люди вынуждены были так поступать. Но теперь в России начи­нается свобода и проходят относительно свободные выборы в парла­мент и другие органы власти.

Многое в нашей стране объективно обусловлено многовековой историей Мы - страна евроазиатская, как бы к этому ни относить­ся Одно это уже показывает, насколько сложна наш ментальность, наша духовность, мы представляем собой достаточно противоречивое единство разных сторон человеческого духа

Литература"

1. АСульханова-Славская К А Социальное мышление личности, проблемы и стратегии исследования // Психологич. журнал. 1994, N 4, с. 39-55

2. Брушлинский А. В Субъект: мышление, учение, воображение М. 1996

3 Журавлев А.Л., Позняков В.П. Динамика межгрупповых отно-шэний в условиях изменения форм собственности // Психологич. жур­нал 1992. К 4. С 24-32.

4 Журавлев А Л. Позняков В П Социально-психологические трудности становления малого бизнеса в России // Психологич жур­нал 1993. К 6. с. 23-34.

5. Знаков В.В Правда и ложь в сознании русского народа и современной психологии понимания М 1993.

6. Психология личности в условиях социальных изменений. М. 1993.

7 Социально-психологические исследования межнациональных отношений. М 1993.

8 Шихирев П Н Динамика социально-психологического состоя­ния российского общества // Психологич. журнал. 1993 N 3. с 141-151.

9. Unity of Diversity of Psychology // International Journal °f Psychology & Special issue (No 5), 1992, Vol. 27.

Проблема счастья в русском «еншалишете¹

И. /..ДжиЭарьян

О счастье писали всегда, писали все поколения людей, во всех странах и культурах. Это один из тех вечных вопросов человечест­ва, в отношении которых свои мысли высказывали не только философы и ученые, но и писатели и художники, деятели культуры и религии, известные политики и публицисты; вопросы счастья как вопросы о самом сокровенном и желаемом находили широкое отражение и в на­родном творчестве - в сказках и легендах, в многочисленных пого­ворках и пословицах, афоризмах и изречениях.

Несмотря на обширную и разножанровую литературу о счастье, созданную за долгую историю человеческих искании истины и стрем­ления к счастью, на многие из поставленных в ней вопросов и се­годня нет удовлетворительных ответов. И Л.Н. Толстой бил во многом прав, когда писал о тщетности наших усилий давать ответы на воп­росы, данные человеку "только для того, чтобы они вечно остава­лись вопросами". И хотя многие вопросы, считал он, будут "вечно" стоять перед человечеством, человечество вряд ли когда-нибудь от­кажется от попыток искать и находить на них ответы (17, с.96),

При научном анализе проблемы счастья сразу же обращает на себя внимание не столько то, как много сказано и написано на эту тему, скольто то, что сказано и написано так много противоречиво­го и даже прямо противоположного. Чрезмерный субъективизм в оцен­ках и суждениях о счастье нередко порождали скептицизм в отноше­нии возможностей его объективного, строго научного исследования (3,с,62). Многие из этих возражений и замечаний действительно имеют под собой реальные основания, поскольку сама природа счастья и его достижения весьма относительны. Тем не менее проб­лема счастья никогда не переставала быть предметом научных изыс­каний и специальных исследований, попыток дать четкие, точно сформулированные положения, отвечающие требованиям и критериям научности.

Особенно заметно возрос научный стутус этой проблемы со вто­рой половины 60-х годов нашего столетия, когда в западной и преж­де всего американской науке стали активно проводиться социаль­но-психологические, в том числе и эксериментальные исследования различных аспектов счастья и удовлетворенности жизнью. В отличие от большинства работ предшествующих лет, содержащих преимуществен­но теоретическе рассуждения о том. что есть счастье и как его достигнуть, в этих эмпирических исследованиях акцент был сделан

выполнена при финансовой поддераве Российского Гу­манитарного научного фонда (код проекта 95-06 - 1Т747),

35

лан на разработку и обоснование научного инструментария его исс­ледования, предусматривающего специальные методические приемы, способные существенно снизить субъективизм индивидуальных сужде­ний и достичь большей объективности исходных эмпирических данных.

В результате этих исследований, многие из которых проводи­лись по Международным научным проектам, удалось получить доста­точно большой массив конкретно-научных данных, позволивший уви­деть не только общие тенденции и закономерности, но и некоторые особенности их проявления в разных странах к у разных народов.

К сожалению, наша страна не только не принимала участия во многих таких проектах, связанных с проблематикой счастья и жиз­ненного благополучия людей, но не было практически и своих собс­твенных исследований по этой тематике, в то время как во многих западных странах они уже давно и успешно проводились. Основная причина традиционных замалчиваний или "невнимания⁴ советской нау­ки к определенным проблемам или даже целым направлениям исследо­ваний хорошо известна - они не укладывались в четко выстроенную в те годы систему идеологических и пропагандистских установок. И действительно, уже сама постановка вопроса о том, в какой мере счастливы или несчастливы люди в обществе победившего социализма, должна была показаться неправомерной с позиций этих установок, не говоря уже о перспективе получить негативные результаты на основе конкретных, социально-психологических исследований.

Ограниченность эмпирической базы для прямого сопоставитель­ного анализа современных менталитетов наших народов по данному фактору сделало необходимым расширить рамки данного исследования и рассмотреть проблему счастья в аспекте русской культуры в це­лом, в связи с духовными традициями и национально-психологически­ми особенностями русского народа, самобытности его судьбы и исто­рического существования в мире. Б соответствии с этим и общая стратегия такого исследования ориентирова уже не на поиски того, что отличает русский народ от других народов и как бы демонстри­рует его "инаковость" (это лишь вторая, как бы ""побочная, но не определяющая задача), а на выявление того, что является для него особенно характерным, наиболее типичным и глубоко укоренненным, а следовательно, и национально-индвидуальным в вопросах счастья. Это позволяет увидеть общечеловеческое не столько через призму отдельных различий, сколько через богатство его конкретных нацио­нальных форм, возвышающихся до общечеловеческих значений.

Такая постановка вопроса отвечает традициям русской фило­софской мысли, для которой тема "русскости" (Н.Бердяев) - это не исключительности, особого предназначения или избранности

тема

русского народа, а тема его самобытности, исторических корней и Духовных оснований развития. И в этом отношении все народы равны. ^в более общем философском плане - это проблема соотношения кате-

горий всеобщего и особенного, то есть национального во всечелове­ческом и всечеловеческого в индивидуальных формах национального. Как справедливо подчеркивал в своих работах Н.Бердяев, развитие и обогащение всечеловеческого достигается через глубину и богатство национальных индивидуальностей и культур и, наоборот. И другого исторического пути их развития нет и быть не может (4. 94).

Как известно, в российской истории тема национального само­сознания и исторической судьбы народа возникала не раз, обостря­ясь в переломные эпохи социальных преобразований и общественных потрясений, глубоких реформирований и водоворотов. Одна из опас­ностей таких периодов, не без оснований считал Н.О.Лосский, сото-ит в том, что тяжелые года внешних и внутренних потрясений исто­щают силы народа и как бы ни был могуч его национальный характер и у него "в такие периоды может развиться недоверие к себе и опасная подражательность" (13, с.324).

Сегодня российское общество вновь переживает тяжелый период своего развития: страна поражена глубоким экономическим и нравс­твенным кризисом; она на распутье, она растеряна. Никто не знает ни точных рецептов, ни четких ориентиров, ни своего будущего, но уже, к сожалению снова перечеркивается и игнорируется многое из того, что было нашим недавним прошлым и стало достоянием духовно­го опыта народа.

В условиях новых реформ с их четко выраженным поворотом в сторону ценностей западного образа жизни и торгово-рыночных отно­шений в общественной жизни, когда в стране развернлась "жвач-но-сник.ерская" реклама и с угрожающими темпами идет "вестерниза-ция" отечественной культуры, закономерным представляется интерес многих наших ученых к проблеме российско.-русского менталитета, к традиционным национальным ценностям, многовековому духовно-нравс­твенному опыту народа. 06 этом свидетельствует, в частности, нас­тоящая книга и наша скромная попытка рассмотреть проблему счастья в контексте российского менталитета.

В своем анализе мы опирались на самые различные источники, используя не только специальные научные работы и результаты конк­ретных эмпирических исследований, но и русскую художественную ли­тературу и поэзию, включая и народное творчество, высказывания наших известных мыслителей, деятелей искусства и литературы.

* * *

Традиционная для русского сознания моральность с ее многос­торонними и многотрудными поисками абсолютного добра и духовного смысла во всем, что затрагивает основы бытия и человеческого су­ществования в мире, в полной мере обнаруживает себя и в отношении к счастью-несчастью. Однако, проблема для нас не просто в наличии этой моральной доминанты, в преобладании точки зрения духов­но-нравственной над всеми другими в представлениях и рассуждениях о счастье, а в содержательных характеристиках самой нравственное-

37

ти, в раскрытии ее российской ментальное™.

Известно, что нравственная проблематика счастья в различных своих аспектах возникла и активно разрабатывалась в древнегречес­кой философии (Платон, Сенека, стоики и др.).Однако, ее дальней­шее развитие, а также возможность огромного влияния на культуру и сознание европейских народов оказались непосредственно связанными с христианским вероучением. "Благословенны плачущие" - один из лейтмотивов Евангелия от Матвея, согласно которому счастье явля­ется сверхъестественным даром, заслугой за нравственные доброде­тели и прежде всего за терпение и кротость в борьбе с трудностя­ми, за честность и справедливость, за лишения и страдания в зем­ной жизни. Вместе с религиозным сознанием в этической проблемати­ке счастья усиливалась тема аскезы, страдания, отказа от искуше­ний и чувственных удовольствий.

Особенно сильньш оказалось влияние православного христианс­тва - и для этого были свои причины, о которых мы скажем дальше -на формирование национального самосознания и характера русского народа, на его культуру, на весь нравственно-духовный облик. На протяжении тысячелетней российской истории православная идеология настолько органично переплелась с традициями, верованиями, умо­настроением и мировосприятием народа, что дает основание многим авторам говорить не просто о русском, а о русско-православном менталитете. По крайней мере не вызывает сомнений огромная роль православия в формировании той системы представлений и чувствова­ний русского народа, которые определили его жизненную философию счастья.

В рамках этой системы представлений о счастье - как ни пара­доксально это может показаться на первый взгляд - важнейшее зна­чение принадлежит мотиву страдания, как той структуры сознания, которая несет в себе основной духовно-нравственный смысл. Счастье воспринимается не само по себе, не как отдельный и самодостаточ­ный факт или сторона жизни, а в соотношении и через призму своих противоположностей - страдания и несчастья. Более того, все воз­можные радостно-счастливые состояния земной человеческой жизни даже как бы отодвигаются на вторые позиции, уступая первые места в этой цепочке понятий несчастью и связанным с ним переживаниям. Именно такие причинно-следственные отношения между счастьем и несчастьем просматриваются в большинстве русских народных посло­виц и поговорок. Например: "Бояться несчастья - и счастья не ви­деть⁴, "Не бывать бы счастью, да несчастье помогло", "Кто нужды не ведал, и счастья не знает" и другие.

Все народы мира и во все исторические времена свои чувства и мысли, свои мироощущения и надежды выражали, как известно, через многие и самые разные вилы художественного творчества. Для русс­кого народа наиболее традиционной формой такого самовыражения стала песня. Именно русская народная песня, в основе своей пе-

38

чальная и жалобливая. пронизанная "тоскою-кручиною, великой печа-лию" (5, с. 188), была мощным источником чувств, важнейшим энер­гетическим зарядом для творчества практически всех крупных фигур отечественной литературы и поэзии. А.С.Пушкин, изучая народные песни и отмечая их огромное влияние на всю свою поэзию, писал-"Вообще несчастие жизни семейственной есть отличительная черта во нравах русского народа. Шлюсь на русские песни: обыкновенное их содержание - или жалоба красавицы, выданной замуж насильно, или упреки молодого мужа постылой жене" (5, с. 185-186).

Позже о том же самом, но в более широком контексте, прекрас­но скажет А.Н.Апухтин, специально посвятив русской народной песне одно из своих стихотворений:

Не могучий дар природы

Не монахи-мудрецы, -

Создавали вас невзгоды

Да безвестные певцы...

И как много в эгих звуках Непонятного слилось¹ Что за удаль в самих муках. Сколько в смехе тайных слез!...

Годы идут чередою...

Песни нашей старины

Тем же рабством и тоскою

Той же жалобой полны... {9,с.309-310). Поэтому совершенно логично, что в аналогичной эмоциональной тональности воссоздавали образ родины и многие поколения русских поэтов он несет на себе печать вековой бедности и страданий на­рода, его тяжелой исторической доли и больших жизненных испыта­ний. Для большинства из них - это не только и, возможно, даже не столько "разливы рек ее - подобные морям"."лесов безбрежных колы­ханье", "степей холодное молчание", "чета белеющих берез"и т.д., но и "дрожащие огни печальных деревень" (М.Ю.Лермонтов),"строения без крыш, разрушенные стены, и та же грязь и вонь, и бедность и тоска " (И С Тургенев), "вид угрюмых людей, вид печальной земли" (А. М.Жемчужников), где "беда из веки в века... и обижен человек" (К.Бальмонт) и "несчастье шлялось под окнами как нищий на заре" (И.Бабель) и т.д.

В соответствии с этим поэтическим образом родного края, ко­торый предстает со страниц отечественной лирики, и в русской про­зе, особенно в реалистической литературе XIX века, активно разви­вается и даже становится преобладающей тема несчастной человечес­кой судьбы, духовных и физических страданий, тоски и надежды на лучшую жизнь И она встречает живейший отклик у самых разных слоев российского общества, оказываясь созвучной общему мироощущению и настроению народа.

Так, В Г Белинский писал о "Бедной Лизе" Н М.Карамзина, что

39

она "сводила с ума всю публику" (10, с.33). Написанная еще в кон­це XVIII века, она повествовала о несчастной судьбе своих героев _Ир несмотря на незамысловатость сюжета и простоту изложения, на протяжении двух столетий вызывала неизменный интерес у всех поко­лений российских читателей.

В контексте нашего исследования следует однако подчеркнуть, что "печально-страдательная" доминанта в судьбе многих героев русской прозы - это не трагизм шекспировских героев, поднятый до уровня мировых судеб и "кипения" земных страстей, и даже не драма человеческого существования в произведениях многих европейских авторов. Это несколько другая, со своими "русскими* изломами и перегибами, несчастливость и неустроенность личного бытия, небла­гополучие "души томящейся и ищущей", одновременно открытой и глу­боко ранимой, охваченной мучительными переживаниями "своего бес­силия перед необходимостью" (Достоевский), со своей "вековой тос­кой" (Блок) и "великой печалию", занятой поисками истины и правды, вечно сомневающейся и в то же время доверчивой и ошибающейся.

Другими словами, это не столько трагизм поступков, действия, прямого героического дела, сколько "скрытый трагизм бытия" (Н.Бердяев), "неудовлетворенность всем вообще существую­щим" (Е.Трубецкой) как временным, относительным и условным, тра­гизм невписанности в мировую гармонию, в универсальные духов­но-нравственные законы жизни; и это скорее не трагизм на уровне рассудка, логики жизни и здравого смысла, а на уровне интуиции, внутренних ощущений и разладов.

Конечно, вековая нищета и бедность "земли русской", о кото­рых так много сказано и написано в отечественной литературе и по­эзии, где, по выражению поэта, "жизнь стонет раньше, чем родить­ся, и стоном пролагает путь" (9, с.300), не является каким-то "божьим наказанием" или проявлением национальных особенностей на­рода. Это не вина, а скорее его беда, в исторической судьбе кото­рого проявилась такая "злая волюшка" как неблагоприятный расклад и совпадение прежде всего целого ряда объективных факторов и обс­тоятельств жизни. Главные из этих факторов и обстоятельств хорошо известны - многие из них были выделены и проанализированы еще в работах дореволюционны руских историков и философов (3,4,13,18). Однако традиция такого широкого "многофакторного" исследования была, к сожалению, прервана в советские годы как идеалистическая и ненаучная, а объяснительные возможности общественных наук, пы­тавшихся во всем увидеть проявление лишь законов классовой борь­бы, производительных сил и производственных отношений, были по существу весьма ограничены. Но это уже другая, выходящая за рамки нашего исследования, проблема.

В контексте нашей темы важным представляется сам факт того, что объективно складывавшиеся для русского народа на протяжении столетий условия существования - исторические, территориально-ге-

40

ографические. природные, хозяйственно-экономические и др. - не давали ему никаких оснований для довольства и безбедной жизни, способствовали формированию таких особенностей характера, системы ценностей и мироощущения, которые определяли и его понимание и восприятие счастья-несчастья.

В частности, в свете этого факта многое объясняется в отно­шении того, почему "земля русская" оказалась столь благодатной для восприятия и укоренения на ней христианской идеологии, для которой центр тяжести в земном существовании человека представля­ется смещенным в сторону несчастья и, по образному выражению В.Татаркевича, является скорее "долиной плача", чем "садом ралос-

ТИ" (16, С.238).

В свою очередь, в русском Православии усиливается внимание к духовно-нравственным основаниям этого сдвига, развивается и обо­гащается христианская идея связи души и страдания: страдание на­полняется глубоким духовным смыслом, начинает олицетворять под­линность человеческого бытия, истинность человеческой личности. И на протяжении веков разными путями и в разных формах развивается и укрепляется одна из самых основополагающих для русского созна­ния формула, которую гениально просто выразили по отношению к се­бе наши самые великие поэты:А. С.Пушкин - "Я жить хочу, чтоб мыс­лить и страдать'45, с. 240); М. Ю.Лермонтов - "Я жить хочу! хочу печали любви и счастию назло"(12, с.141).

Своего высшего художественного воплощения тема "страдающей души" и связанные с ней идея и убежденность в том, что страдание есть проявление души, а следовательно, и самой жизни, что оно есть "светитель" и ее истинная основа получили, как известно, в творчестве Ф. Достоевского, одного из самых глубоких исследовате­лей "тайн"человеческой личности вообще, "русской души", в част­ности.

В системе жизненных ценностей русского народа страданию при­дается благостный, нравственно-очищающий и духовно-возвышающий смысл: им определяются общая душевная отзывчивость человека, его способность воспринимать не только собственное, но и чужое горе, проявлять сочувствие и сострадание к другим людям, готовность оказать им помощь в трудные минуты жизни. О том, что значит для русского человека чувства сострадания и сочувствия прекрасно ска­зал И.С.Тургенев. Обращаясь к московским студентам, выразившим ему глубокое признание и поклонение в связи с его чествованием в 1879 году, уже стареющий и умудренный большим жизненным опытом писатель сказал: "я... горжусь и осчастливей этим сочувствием,... это сочувствие есть высочайшая, единственная награда, после кото­рой уже ничего не остается желать" 19,с.335).

Обостренное и повышенное внимание к печальным сторонам жизни в сознании и мировосприятии русского народа определили, в свою очередь, весьма скромные позиции в них счастья и его составляю-

41

Счастье чаще всего воспринимается как мечта, как идеал -"счастия искали, счастья не нашли" (К.Бальмонт) - или, в лучшем случае, как отдельные мгновения и быстротечные эпизоды жизни -"радость короткая" (С.Есенин), которые трудно и невозможно удер­жать. Сознание как бы противится иллюзорности и мимолетности сос­тояний мирского благополучия и переживаний радости: "счастью не верь - а беды не пугайся" - по житейски мудро и по-доброму нас­тавляет русская народная пословица. Оно как бы опасается возмож­ных противоречий и "столкновений" с собственным нравственным чувством, которому эмоционально ближе и интуитивно понятнее как общая "мировая скорбь", так и печаль конкретной человеческой жиз­ни.

В этой связи обращает на себя внимание тот факт, что в рам­ках русского менталитета очень значимой и актуальной оказалась такая сложная и неоднозначная проблема как проблема счастья и ви­ны, проблема морального права быть счастливым.

И действительно, почему в жизни нередко случается так, что присутствуют, казалось бы, все внешние атрибуты счастья, достига­ются все поставленные цели, реализуются все возможные и невозмож­ные желания, но счастливым человек, увы, не становится? И здесь многое объясняется внутренним моральным чувством.

Уже Н.М. Карамзин в своей исторической повести "Марфа-посад­ница, или Покорение Новгорода" в заостренной форме и на конкрет­ном российском материале поставил эту проблему, соединив между собой счастье и вину, которая им порождается. "Благоденствие Нов­города", когда "Россия бедствует - ее земля обогряется кровию, зеои и грады опустели, люди, как звери, в лесах укрываются, отец ищет детей и не находит, вдовы и сироты просят милостыни на рас-путиях" - такой упрек городу делается со стороны россиян и он "в сей вине не может оправдаться". "Так, мы счастливы - и виновны, ибо дерзнули повиноваться законам своего блага", - обвиняют сами себя смелые и вольнолюбивые граждане Новгорода, понимая моральную неправомерность своего счастья и процветания (10,с.181).

Подлинных высот своего национального осмысления проблема мо­ральной правомерности счастья достигает у А.С.Пушкина, в его "Бо­рисе Годунове". И снова рефреном звучит такое привычное для русс­кого сознания "счастья нет¹¹, но уже в устах самого могущественно­го на Руси человека - царя.

Достиг я высшей власти; Шестой уж год я царствую спокойно.

Но счатья нет моей душе...

Ни власть, ни жизнь меня не веселят;

Предчувствую небесный гром и горе.

Мне счастья нет...

Ах! чувствуй: ничто не может нас

Среди мирских печалей успокоить;

Ничто, ничто.. едина разве совесть

(14.с 207-208)

В рамках нравственного типа отношения к счастью, который ве­ками формировался в недрах русского сознания и составляет привле­кательную и ценную национальную черту нашего народа, ясно прос­матривается механизм своеобразного "дистанцирования¹¹ или даже "боязни" счастья. Он связан прежде всего с чувством внутренней неловкости и психологического дискомфорта из-за того что многие другие люди несчастны и страдают, в то время как тебе хорошо и ты счастлив. Человек как бы стесняется своего счастья, если кому-то рядом плохо и тяжело Нередко такая рефлексия нравственного соз­нания осуществляется бессознательно и возникает парадоксальное и трудно объяснимое состояние, когда ты как бы несчастлив своим счастьем.

На эти проявления нравственного сознания во всей их противо­речивости и сложности обратил внимание К.Бердяев, занимаясь "са­мопознанием" Говоря о русских чертах своего мировосприятия, он, с присущим ему мастерством тонкого психолога и глубокого аналити­ка, не раз возвращался к мысли о том, что "всегда боялся счастли­вых, радостных минут", что именно в эти минуты с "с особенной остротой вспоминал о мучительности жизни" (3,,с.46). "Более то­го, - продолжал он свои наблюдения и размышления над этими осо­бенностями своего жизнечувствия. - мне часто думалось, что я не хочу счастья и даже боюсь счастья Всякое наслаждение сопровожда­лось у меня чувством вины и чего-то дурного" (3, с 62).

* * *

Возникает естественный вопрос: имеются ли в современном рос­сийском обществе, точнее, проявляются ли у наших граждан в их от­ношении к счастью-несчастью в качестве некоторого общего свойства национально выраженные черты и особенности, на которые мы обрати­ли внимание в своем анализе? Или все уравнялось и стерлось под влиянием новых процессов общественной жизни?

Мы полагаем, что для положительного ответа на первый из пос­тавленных выше вопросов у нас все же есть достаточные основания.И это не только отдельные наблюдения, свидетельства, высказывания и Т.д., но и конкретные, хотя и ограниченные научные и эмпирические данные, подтверждающие этот общий вывод Сошлемся на некоторые из них.

Так, при внимательном анализе содержания многочисленных ин­тервью с нашими известными и менее известными соотечественниками, нельзя не обратить внимания на такой, например, факт, что в отли­чие от своих зарубежных коллег, особенно американских, многие из них при ответе на традштяонный для интервью вопрос "Счастливы ли Вы?¹ стараются смягчить категоричность своего утвердительного от­вета и говорят об этом без торжественных интонаций, более приглу­шенно и даже уклончиво. Как выразился один наш известный публи-

43

цист, быть счастливым у него "совести не хватает". Поэтому более естественно для него сказать, что он "не несчастный человек" (11,

с А).

В этой связи вспоминаются очень искренние и яркие по своей

созвучности высоким духовно-нравственным традициям русской клас­сики признания нашей замечательной народной актрисы Ф.Раневс­кой: "Мне было бы стыдно иметь деньги, бриллианты, сберкнижки, -как-то сказала она. Стыдно, я не могла бы... Знаете, в чем мое богатство? - В том, что оно мне не нужно" (15, с. 9).

Важными для нас в этом вопросе стали и собственные наблюде­ния в процессе проведения экспериментального исследования, когда на вопрос "Счастливы ли Вы?" многие наши испытуемые, рядовые граждане страны, вместо прямого отаета "Да. я счастлив(а)", пред­почитали для себя более смягченный вариант ответа, например, "Я скорее не несчастный человек" (15).

Наконец, имеются и более достоверные в научном отношении данные, которые наряду с уже приведенными, дают основание гово­рить о национальных особенностях восприятия счастья-несчастья в современном русском менталитете.

Как отмечают многие зарубежные исследователи, существует тенденция к преувеличению "счастливых ответов" (1,с.ЗО). С точки зрения западного образа жизни и его менталитета, особенно амери­канского, такая тенденция вполне закономерна и понятна: здесь на­до быть счастливым, надо постоянно "чувствовать себя на высоте" и всегда улыбаться. И неважно, как на самом деле обстоят дела и что в это время происходит у тебя внутри. В противном случае можно быстро потерять необходимый кредит доверия и уважения со стороны сослуживцев и знакомых, потерять шансы на успешную карьеру и вы­сокое положение в обществе. "Несчастливцы" вряд ли могут рассчи­тывать на снисхождение или хотя бы на равное к себе отношение по сравнению с теми, кто более благополучен и у кого все "о'кей". Известно, например, что у работодателя часто не оказывается мест для несчастливцев (1). Учитывая эти обстоятельства, некоторые исследователи, особенно американские, нередко даже в ущерб науч­ности, предпочитают не включать в свои опросники пункты, в кото­рых респондентов просили бы оценить степень их несчастливое™.

В отношении российского общества и его граждан подобные опа­сения не представляются актуальными, а соответствующие вопросы не имеют травмирующего контекста Такой вывод обоснован следующими

соображениями, основанными на результатах эмпирических исследова­ний.

Прежде всего обращает на себя внимание высокий процент неу­довлетворенных жизнью людей, который фиксируется социологическими опросами последних лет. По данным ряда таких опросов в среднем до ⁵* _наших соотечественников в той или иной мере не удовлетворены своей нынешней лшзньв и материальным благополучием, живут без на-

44

дежды, не имеют идеалов, не уверены в завтрашнем дне. испытывают напряжение, раздражение, тоску, страх и другие отрицательные чувства (7).

Дата добавления: 2015-08-03