ГЛАВА XVII. Неделю спустя Дориан Грей сидел в оранжерее своей усадьбы СелбиРойял,беседуя с

Неделю спустя Дориан Грей сидел в оранжерее своей усадьбы СелбиРойял,беседуя с хорошенькой герцогиней Монмаут, которая гостила у него вместе смужем, высохшим шестидесятилетним стариком. Было время чая, и мягкий светбольшой лампы под кружевным абажуром падал на тонкий фарфор и чеканноесеребро сервиза. За столом хозяйничала герцогиня. Ее белые руки грациознопорхали среди чашек, а полные красные губы улыбались, -- видно, ее забавлялото, что ей нашептывал Дориан. Лорд Генри наблюдал за ними, полулежа вплетеном кресле с шелковыми подушками, а на диване персикового цветавосседала леди Нарборо, делая вид, что слушает герцога, описывавшего ейбразильского жука, которого он недавно добыл для своей коллекции. Троемолодых щеголей в смокингах угощали дам пирожными. В Селби уже съехалисьдвенадцать человек, и назавтра ожидали еще гостей. -- О чем это вы толкуете? -- спросил лорд Генри, подойдя к столу иставя свою чашку.-- Надеюсь, Дориан рассказал вам, Глэдис, о моем проектевсе окрестить поновому?.. Это замечательная мысль. -- А я вовсе не хочу менять имя, Гарри, -- возразила герцогиня,поднимая на него красивые глаза.-- Я вполне довольна моим, и, наверное,мистер Грей тоже доволен своим. -- Милая Глэдис, я ни за что на свете не стал бы менять такие имена,как ваши и Дориана. Оба они очень хороши. Я имею в виду главным образомцветы. Вчера я срезал орхидею для бутоньерки, чудеснейший пятнистый цветок,обольстительный, как семь смертных грехов, и машинально спросил у садовника,как эта орхидея называется. Он сказал, что это прекрасный сорт"робинзониана"... или что-то столь же неблагозвучное. Право, мы: разучилисьдавать вещам красивые названия, -- да, да, это печальная правда! А ведьслово -- это все. Я никогда не придираюсь к поступкам, я требователен толькок словам... Потому-то я и не выношу вульгарный реализм в литературе.Человека, называющего лопату лопатой, следовало бы заставить работать ею --только на это он и годен. -- Ну а как, например, вас окрестить поновому, Гарри? -- спросилагерцогиня. -- Принц Парадокс, -- сказал Дориан. -- Вот удачно придумано! -- воскликнула герцогиня. -- И слышать не хочу о таком имени, -- со смехом запротестовал лордГенри, Садясь в кресло.-- Ярлык пристанет, так уж потом от него неизбавишься. Нет, я отказываюсь от этого титула. -- Короли не должны отрекаться, -- тоном предостережения произнесликрасивые губки. -- Значит, вы хотите, чтобы я стал защитником трона? -- Да. -- Но я провозглашаю истины будущего! -- А я предпочитаю заблуждения настоящего, -- отпарировала герцогиня. -- Вы меня обезоруживаете, Глэдис! -- воскликнул лорд Генри, заражаясьее настроением. -- Я отбираю у вас щит, но оставляю копье, Гарри. -- Я никогда не сражаюсь против Красоты, -- сказал он с галантнымпоклоном. -- Это ошибка, Гарри, поверьте мне. Вы цените красоту слишком высоко. -- Полноте, Глэдис! Правда, я считаю, что лучше быть красивым, чемдобродетельным. Но, с другой стороны, я первый готов согласиться, что лучшеуж быть добродетельным, чем безобразным. -- Выходит, что некрасивость -- один из семи смертныхгрехов?воскликнула герцогиня.А как же вы только что сравнивали с нимиорхидеи? -- Нет, Глэдис, некрасивость -- одна из семи смертных добродетелей. Ивам, как стойкой тори, не следует умалять их значения. Пиво, Библия и этисемь смертных добродетелей сделали нашу Англию такой, какая она есть. -- Значит, вы не любите нашу страну? -- Я живу в ней. -- Чтобы можно было усерднее ее хулить? -- А вы хотели бы, чтобы я согласился с мнением Европы о ней? -- Что же там о нас говорят? -- Что Тартюф эмигрировал в Англию и открыл здесь торговлю. -- Это ваша острота, Гарри? -- Дарю ее вам. -- Что я с пей сделаю? Она слишком похожа на правду. -- А вы не бойтесь. Наши соотечественники никогда не узнают себя впортретах. -- Они -- люди благоразумные. -- Скорее хитрые. Подводя баланс, они глупость покрывают богатством, апорок -- лицемерием. -- Всетаки в прошлом мы вершили великие дела. -- Нам их навязали, Глэдис. -- Но мы с честью несли их бремя. -- Не дальше как до Фондовой биржи. Герцогиня покачала головой. -- Я верю в величие нации. -- Оно -- только пережиток предприимчивости и напористости. -- В нем -- залог развития. -- Упадок мне милее. -- А как же искусство? -- спросила Глэдис. -- Оно -- болезнь. -- А любовь? -- Иллюзия. -- А религия? -- Распространенный суррогат веры. -- Вы скептик. -- Ничуть! Ведь скептицизм -- начало веры. -- Да кто же вы? -- Определить -- значит, ограничить. -- Ну, дайте мне хоть нить!.. -- Нити обрываются. И вы рискуете заблудиться в лабиринте. -- Вы меня окончательно загнали в угол. Давайте говорить о другом. -- Вот превосходная тема -- хозяин дома. Много лет назад его окрестилиПрекрасным Принцем. -- Ах, не напоминайте мне об этом! -- воскликнул Дориан Грей. -- Хозяин сегодня несносен, -- сказала герцогиня, краснея.-- Он,кажется, полагает, что Монмаут женился на мне из чисто научного интереса,видя во мне наилучший экземпляр современной бабочки. -- Но он, надеюсь, не посадит вас на булавку, герцогиня?-- со смехомсказал Дориан. -- Достаточно того, что в меня втыкает булавки моя горничная, когдасердится. -- А за что же она на вас сердится, герцогиня? -- Изза пустяков, мистер Грей, уверяю вас. Обычно за то, что я прихожув три четверти девятого и заявляю ей, что она должна меня одеть к половинедевятого. -- Какая глупая придирчивость! Вам бы следовало прогнать ее, герцогиня. -- Не могу, мистер Грей. Она придумывает мне фасоны шляпок. Помните ту,в которой я была у леди Хилстон? Вижу, что забыли, но из любезности делаетевид, будто помните. Так вот, она эту шляпку сделала из ничего. Все хорошиешляпы создаются из ничего. -- Как и все хорошие репутации, Глэдис, -- вставил лорд Генри.-- Акогда человек чем-нибудь действительно выдвинется, он наживает врагов. У насодна лишь посредственность -- залог популярности. -- Только не у женщин, Гарри! -- Герцогиня энергично покачалаголовой.-- А женщины правят миром. Уверяю вас, мы терпеть не можемпосредственности. Кто-то сказал про нас, что мы "любим ушами". А вы,мужчины, любите глазами... Если только вы вообще когда-нибудь любите. -- Мне кажется, мы только это и делаем всю жизнь, -- сказал Дориан. -- Ну, значит, никого не любите понастоящему, мистер Грей, --отозвалась герцогиня с шутливым огорчением. -- Милая моя Глэдис, что за ересь! -- воскликнул лорд Генри.-- Любовьпитается повторением, и только повторение превращает простое вожделение вискусство. Притом каждый раз, когда влюбляешься, любишь впервые. Предметстрасти меняется, а страсть всегда остается единственной и неповторимой.Перемена только усиливает ее. Жизнь дарит человеку в лучшем случае лишь одновеликое мгновение, и секрет счастья в том, чтобы это великое мгновениепереживать как можно чаще. -- Даже если оно вас тяжело ранит, Гарри? -- спросила герцогиня,помолчав. -- Да, в особенности тогда, когда оно вас ранит, -- ответил лорд Генри. Герцогиня повернулась к Дориану и посмотрела на него как-то странно. -- А вы что на это скажете, мистер Грей? -- спросила она. Дориан ответил не сразу. Наконец рассмеялся и тряхнул головой. -- Я, герцогиня, всегда во всем согласен с Гарри. -- Даже когда он не прав? -- Гарри всегда прав, герцогиня. -- И что же, его философия помогла вам найти счастье? -- Я никогда не искал счастья. Кому оно нужно? Я искал наслаждений. -- И находили, мистер Грей? -- Часто. Слишком часто. Герцогиня сказала со вздохом: -- А я жажду только мира и покоя. И если не пойду сейчас переодеваться,я его лишусь на сегодня. -- Позвольте мне выбрать для вас несколько орхидей, герцогиня, --воскликнул Дориан с живостью и, вскочив, направился в глубь оранжереи. -- Вы бессовестно кокетничаете с ним, Глэдис, -- сказал лорд Генрисвоей кузине.-- Берегитесь! Чары его сильны. -- Если бы не это, так не было бы и борьбы. -- Значит, грек идет на грека? -- Я на стороне троянцев. Они сражались за женщину. -- И потерпели поражение. -- Бывают вещи страшнее плена, -- бросила герцогиня. -- Эге, вы скачете, бросив поводья! -- Только в скачке и жизнь, -- был ответ. -- Я это запишу сегодня в моем дневнике. -- Что именно? -- Что ребенок, обжегшись, вновь тянется к огню. -- Огонь меня и не коснулся, Гарри. Мои крылья целы. -- Они вам служат для чего угодно, только не для полета: вы и непытаетесь улететь от опасности. -- Видно, храбрость перешла от мужчин к женщинам. Для нас это новоеощущение. -- А вы знаете, что у вас есть соперница? -- Кто? -- Леди Нарборо, -- смеясь, шепнул лорд Генри, -- она в негоположительно влюблена. -- Вы меня пугаете. Увлечение древностью всегда фатально для нас,романтиков. -- Это женщиныто -- романтики? Да вы выступаете во всеоружии научныхметодов! -- Нас учили мужчины. -- Учить они вас учили, а вот изучить вас до сих пор не сумели. -- Нука, попробуйте охарактеризовать нас! -- подзадорила бго герцогиня. -- Вы -- сфинксы без загадок. Герцогиня с улыбкой смотрела на него. -- Однако долго же мистер Грей выбирает для меня орхидеи! Пойдемтепоможем ему. Он ведь еще не знает, какого цвета платье я надену к обеду. -- Вам придется подобрать платье к его орхидеям, Глэдис. -- Это было бы преждевременной капитуляцией. -- Романтика в искусстве начинается с кульминационного момента. -- Но я должна обеспечить себе путь к отступлению. -- Подобно парфянам? -- Парфяне спаслись в пустыню. А я этого не могу. -- Для женщин не всегда возможен выбор, -- заметил лорд Генри. Не успелон договорить, как с дальнего конца оранжереи донесся стон, а затем глухойстук, словно от падения чего-то тяжелого. Все всполошились. Герцогиня вужасе застыла на месте, а лорд Генри, тоже испуганный, побежал, раздвигаякачавшиеся листья пальм, туда, где на плиточном полу лицом вниз лежал ДорианГрей в глубоком обмороке. Его тотчас перенесли в голубую гостиную и уложили на диван. Он скоропришел в себя и с недоумением обвел глазами комнату. -- Что случилось?спросил он.А, вспоминаю! Я здесь в безопасности,Гарри? -- Он вдруг весь затрясся. -- Ну конечно, дорогой мой! У вас просто был обморок. Наверное,переутомились. Лучше не выходите к обеду. Я вас заменю. -- Нет, я пойду с вами в столовую, -- сказал Дориан, с трудомподнимаясь.-- Я не хочу оставаться один. Он пошел к себе переодеваться. За обедом он проявлял беспечную веселость, в которой было что-тоотчаянное. И только по временам вздрагивал от ужаса, вспоминая тот миг,когда увидел за окном оранжереи белое, как платок, лицо Джеймса Вэйна,следившего за ним.

Дата добавления: 2015-08-03