ГЛАВА 29. История Карденьо-Лусинды-Фернандо-Доротеи продолжается

История Карденьо-Лусинды-Фернандо-Доротеи продолжается. Карденьо говорит Доротее: «И клянусь честью кавальеро и честью христианина, я не покину вас до тех пор, пока дон Фернандо не вернется к вам, и коли мне не удастся словами убеждения пробудить в нем сознание долга, то, позабыв обиды, которые он нанес мне, и предоставив покарать его за них Небу с тем, чтобы здесь, на земле, отомстить за нанесенные вам, я воспользуюсь тою свободою действий, какую предоставляет звание кавальеро, и с полным правом вызову его на поединок за ту неправду, которую он по отношению к вам учинил». Именно так и сказал бы Дон Кихот. Здесь пародия на галантный роман совершенно теряется в самом галантном романе, каким бы глупым он ни был. Жизнь играет Дон Кихотом и его книгами, но если ветряные мельницы и трактирщики в романе кажутся нам более или менее реальными, то есть соответствуют представлению среднего читателя о ветряных мельницах и трактирщиках, то изнывающие от любви юноша и девушка представляются нам порождением той самой сентиментальной литературы, которая и свела с ума Дон Кихота. Прошу вас обратить на это особое внимание.

Теперь Дон Кихот у нас в руках. Доротея очень вовремя заявляет, что «<…> лучше цирюльника сыграет беззащитную девицу, — к тому же у нее есть соответствующий наряд, так что у нее это выйдет натуральнее, и пусть-де ей поручат изобразить все, что нужно для того, чтобы их начинание увенчалось успехом, ибо она прочла много рыцарских романов и отлично знает, как изъясняются обиженные девицы, когда просят помощи у странствующих рыцарей».

Мы не улавливаем тонкого различия между ее истинным положением и положением оскорбленной девицы из рыцарских романов. Мы не отделяем одно от другого, и Дон Кихот таким образом превращается в настоящего странствующего рыцаря, настоящего заступника и мстителя, ведь Доротея в сущности и есть обиженная девица. Для современников автора, читателей начала XVII века, это различие, возможно, было более очевидным, поскольку на их восприятие влияло важное обстоятельство: 1) отсутствие странствующих рыцарей в доспехах на просторах Испании и 2) присутствие Фернандо и Доротеи, а также их любовной истории в романах того времени. Заметьте, как тонко священник перемещает акцент с истинного положения Доротеи на историю, которая может понравиться команде Дон Кихота и Санчо Пансы. Эта девушка, говорит он Санчо, «является, между прочим, прямою наследницею по мужской линии великого королевства Микомиконского, а разыскивает она твоего господина, дабы обратиться к нему с просьбою о заступлении и об отмщении за нанесенные ей неким злым великаном обиду и оскорбление, слава же о столь добром рыцаре, каков твой господин, идет по всей земле, и принцесса сия прибыла из Гвинеи, дабы его сыскать».

Отметим, что Санчо Панса верит выдумке священника, хотя и входит в число заговорщиков, намеренных вернуть Дон Кихота домой. Подмена истории Фернандо небылицей об убийстве великана, где жертва первого играет роль жертвы последнего, весьма примечательна с точки зрения построения романа. Дон Кихот, предполагаем мы, с таким же успехом мог бы защитить Доротею в ее настоящей беде. Захваченное королевство, о котором она говорит, — не что иное, как благовидный эвфемизм похищенной невинности. Тема рыцарских романов, обычно сбивающих Дон Кихота с толку, в своей абсурдности поднялась еще на одну зарубку. Но реакция на этот абсурд со стороны Дон Кихота, который благодаря художественному и нравственному гению своего создателя стал художественной реальностью для читателей всех времен, — эта реакция человечна, божественна, абсолютно восхитительна и трогательна, как и все его жесты, и это искупает недостатки вставных новелл.

«— Кто бы она ни была, — возразил Дон Кихот, — я поступлю так, как я обязан поступить и как мне велит моя совесть, в полном соответствии с данным мною обетом.

И, обратясь к девице, молвил:

— Великая красота ваша да восстанет, — я согласен оказать просимую вами услугу».

Во время беседы рыцаря с Доротеей «цирюльник все еще стоял на коленях, прилагая огромные усилия к тому, чтобы не прыснуть, и придерживая рукой бороду [фальшивую], которой падение могло бы им всем помешать осуществить благое их начинание». Но начинание это не благое, и смеяться тут не над чем. Мы сразу же видим: перед нами настоящая обиженная девица и настоящий рыцарь.

Фантастические мечты Санчо Пансы о неграх, его фантастических вассалах, не так уж фантастичны. Когда вся компания спускается с гор, Санчо, скорбя о потере серого, идет пешком, «<…> однако на сей раз он к этому отнесся легко, — он утешал себя тем, что его господин уже на пути к тому, чтобы сделаться императором, и вот-вот это сбудется: ведь он, разумеется, был уверен, что Дон Кихот женится на этой принцессе и станет, по меньшей мере, королем Микомиконским. Одно лишь огорчало его — то, что королевство это находится в стране негров и что люди, коих определят к нему в вассалы, будут чернокожие; впрочем, воображение его тут же указало ему недурной выход, и он подумал: "Ну и что ж такого, что вассалами моими будут негры? Погрузить на корабли, привезти в Испанию, продать их тут, получить за них наличными, купить на эти денежки титул или должность — и вся недолга, а там доживай себе беспечально свой век! Будьте спокойны, мы не прозеваем, у нас хватит сметки и смекалки обстряпать это дельце и мигом продать тридцать или там десять тысяч вассалов. Ей-богу, я их живо спущу, всех гуртом или уж как так придется, но только продам-то я черных, а вернутся они ко мне серебряными да золотыми. Нет, я не такой дурак, как вы думаете!" И так все это его занимало и радовало, что он забывал о неудобстве пешего хождения».

В прежние дни множество состояний в Голландии, в Южных Штатах и других местах было сколочено вполне здравомыслящими людьми как раз по рецепту Санчо. Он — дедушка всех магнатов.

Дата добавления: 2015-08-03