В поисках курганного клада

Там встречается весьма много искусственных насыпей, — без сомнения, надгробных памятников… Этого рода курганов здесь бесчисленное множество, и утверждают, что в одном из них зарыт богатый клад.

И. Барбаро, XV век

Венецианский дипломат Иосафат Барбаро в 1436 году предпринял путешествие в генуэзскую колонию Тана (современный город Азов. — Примеч. авт.), расположенную в устье Дона. Прожив там 16 лет, он прекрасно знал, что представляют собой многочисленные рукотворные холмы в окружающих поселение окрестностях.

В дошедших до нас записках «Путешествие в Тану Иосафата Барбаро, венецианского дворянина» он сообщает об интересном случае, который произошел во время его пребывания в колонии.

В 1437 году семеро купцов собрались в доме венецианского гражданина Бартоломео Россо в Тане. Закрывшись от посторонних ушей, они заключили между собой письменное соглашение, в котором особо отметили, что «решили употребить все возможные старания для отыскания сокровища… зарытого аланами в кургане, именуемом «Контеббе»». Скорее всего, сделано это было для того, чтобы впоследствии не возникло претензий при дележе обнаруженных сокровищ. Курган находился в 60 километрах от Таны, и местные жители были убеждены, что в нем хранится клад.

И. Барбаро также принял участие в этих разысканиях, поэтому весьма подробно описал весь ход проведенных работ: «Курган, к которому стремились желания наши, имеет около 50 шагов в вышину, и вершина его образует площадку, посреди которой находится другой небольшой холм с кругловатой маковкой в виде шапки… Разыскания свои мы начали с подошвы большого кургана… Сначала представился нам грунт земли столь твердый и оледенелый, что нельзя было его разбить ни заступами, ни топорами. Сначала, к общему удивлению, нашли мы слой чернозема, потом слой угля, потом слой золы в четверть толщиною, потом слой просяной шелухи и, наконец, слой рыбьей чешуи…»

Прорыв ход и не найдя клада, они сделали еще две траншеи и дорылись до слоя белого и столь твердого, что в нем легко вырубались ступени, по которым удобнее было таскать носилки. «Углубившись на пять шагов в гору, — сообщает об обнаруженных находках венецианец, — нашли мы наконец несколько каменных сосудов, из коих иные наполнены были пеплом, угольем и рыбными костями, а другие совершенно пустые, а также пять или шесть четок, величиной с померанец, из жженой глянцевитой глины, весьма похожих на те, которые приготовляются в Мархии для неводов. Сверх сего нашли мы в кургане половину ручки серебряного сосуда в виде змеи…»

Ожидаемых сокровищ компаньоны так и не обнаружили, но благодаря И. Барбаро вошли в историю развития отечественной археологии. Его записки весьма добросовестны, и в определенной степени их можно считать своеобразным научным отчетом, в котором особое внимание уделено, как бы сказали ученые, стратиграфической характеристике памятника.

По современным меркам, их поиски не завершились безрезультатно. Судя по описаниям, кладоискатели прокопали курган до скалистой основы и обнаружили вещи скифского или сарматского времени, включая и произведение искусства. Сомнительно, однако, чтобы они были удовлетворены полученными результатами.

Уже в наши дни было высказано мнение, что купцы копали не курган, а знаменитое в регионе Кобяковское городище. Но это не меняет сути происшедшего. Вряд ли описанный случай поисков сокровищ был единственным. Местные жители также интересовались курганами, и, наверное, не все их раскопки были безуспешными.

Однако в отличие от венецианского дипломата они не владели грамотой, да и не стремились афишировать эту сферу своей деятельности. Между тем уже в конце XVIII века древний насыпи начинают привлекать внимание не только местных грабителей, но и блестяще образованных офицеров русской армии.

Голландский капитан —

рассуждения о курганах и «могила Овидия»

Франсуа де Воллан… храбро служил в Армии под моим командованием. Затем этому офицеру было поручено руководство военными работами вдоль южной границы, и я был очевидцем той деятельности и неутомимого упорства, которые он проявлял в течение четырех лет, что продолжались работы в крепостях на Днестре…

А. В. Суворов, 1797

История приднестровских земель связана с выдающимися именами российских политических и военных деятелей. Входившая некогда в состав Киевской Руси, эта территория возвращается в пределы России в результате блистательной эпохи екатерининских войн. 29 января 1792 года «действительный тайный советник Ея величества» князь А. А. Безбородко обменивается государевыми ратификациями Ясского мирного договора с представителями Оттоманской Порты. Затихают оружейные выстрелы и артиллерийская канонада, и на берегах Днестра наступает долгожданный мир. Российская империя сразу же приступает к освоению новых территорий.

«Тогда весь юг, все то пространство, которое составляет нынешнюю Новороссию, до самого Черного моря, было зеленою, девственною пустынею. Никогда плуг не проходил по неизмеримым волнам диких растений. Одни только кони, скрывавшиеся в них, как в лесу, вытоптывали их. Вся поверхность земли представлялася зелено-золотым океаном, по которому брызнули миллионы разных цветов», — поэтично писал об этом крае Н. В. Гоголь в повести «Тарас Бульба».

В распоряжении екатеринославскому губернатору В. Каховскому от 26 января 1792 года «О заселении земель новоприобретенных от Порты Оттоманской между рек Буг и Днестр лежащих» Екатерина заботится о заселении данных территорий прибывающими из-за границы жителями. В нем она требует: «Обозреть сию страну, разделить оную на уезды, назначить города по способности, и о том Нам и Сенату Нашему представить ваше мнение с планами…» Это предписание явилось прологом к экономическому освоению и развитию Левобережного Поднестровья. Военная элита русской армии — Александр Суворов, Иосиф де Рибас, Платон Зубов — несколько меняют род деятельности, руководя созданием системы фортификационных сооружений по новой южной границе России. Одновременно они занимаются и хозяйственным освоением «новоприобретенных территорий».

Более глубокое изучение истории края выявляет новые имена и личности, зачастую представляя их в самых неожиданных ракурсах. Раннее неизвестные документы высвечивают подчас новые оттенки и грани в их деятельности, отражают их прямое влияние на историческое, экономическое и культурное развитие этих благодатных земель. Именно такой незаслуженно забытой личностью предстает перед нами голландец Франц Павлович (Франсуа Пауль) де Воллан — яркий представитель блестящего русского офицерства на рубеже XVIII–XIX веков. Его биография и кипучая деятельность в России зачастую напоминают классический приключенческий роман.

Франц де Воллан родился в Антверпене в семье лейтенант-полковника голландской армии. Молодые годы провел на службе в Голландской Гвиане (колония Суринам) в Южной Америке, где составлял топографические карты и строил военные укрепления. После возвращения на родину в 1784 году участвовал в составлении атласа и карт восточной части Голландии, но через два года вышел в отставку в чине инженер-капитана. После того как Пруссия в 1787 году в течение нескольких дней захватила всю страну, Ф. де Волан подписывает договор с русским послом в Гааге С. Колычевым о поступлении на русскую службу в звании инженер-майора и покидает Голландию. В конце года он прибывает в Санкт-Петербург и уже 8 января 1798 года отбывает в дивизию к адмиралу С. Грейгу, в которой провел более года.

Весной 1789 года по просьбе Г. Потемкина Ф. де Воллан был переведен в качестве дежурного офицера при князефельдмаршале на Днестр в армию, сражавшуюся против турок «…с поручением ведения журнала военных действий, планов баталий, осад…». С началом боевых действий он находится в действующей армии и принимает непосредственное участие в организации осады практически всех турецких крепостей, за что получает орден Святого Георгия. После заключения перемирия в 1791 году Франц Павлович сразу же переключается на мирную работу. Ему было поручено обследовать отвоеванные у Турции земли, простирающиеся от берегов Черного моря до границы с Польшей в междуречье Днестра и Южного Буга. В соответствии с указом Екатерины II его включают в комиссию, созданную для ознакомления с Очаковской областью (ныне юго-западные территории Украины).

Из воспоминаний Франца Павловича известно, что ему было поручено «снять топографические планы, снабдив их примечаниями статистического характера, а также предоставить соответствующие проекты заселения и обороны завоеванных земель». В результате напряженного труда уже к началу 1792 года была выполнена титаническая работа — «Атлас области Озу или Едисан, иначе называемою Очаковскою землею». Работе придавалось особое значение, о чем свидетельствует тот факт, что топографические и статистические описания края доставляет в Петербург сам автор. Несмотря на поразительную быстроту выполнения, они были сделаны на таком высоком профессиональном уровне, что и сегодня представляют значительный интерес не только для специалистов. О широте взглядов и образованности Франца Павловича свидетельствует и тот факт, что значительное внимание в труде он обращает на исторические памятники края.

_{Голландский капитан и русский генерал}

_{Ф.П. де Воллан}

В частности, описывая окрестности греческой колонии Ольвия (ныне село Парутино близ Николаева на Украине. — Примеч. авт.), он отмечает крупный курганный некрополь, называемый в народе «Сто могил». «Число множества невысоких холмов достигает 200–300, различных по ширине, высоте и форме, — пишет Ф. де Воллан. — Чаще всего встречается коническая или конусообразная форма высотой от 7 до 24 и 28 футов». Казалось бы, что еще требуется от военного топографа? Дал описание местности и достаточно! Но образованный голландец не может безразлично пройти мимо этих удивительных сооружений и продолжает: «Эти холмики в точности схожи с теми одинокими холмами, что в большом количестве встречаются в степи. Такие холмики можно увидеть повсюду (у русских их называют «курганы», а также «могилы»): по всей европейской части татарской степи и в самых диких вересковых ландах Вестфалии, вдоль границ Провинций Голландской республики и в Арденнах — совершенно такой же формы. Известно, что эти холмы есть не что иное, как памятники древних кочевых народов, проживавших и бытовавших здесь и заполонивших затем населенную Европу в 5-м и 6-м веках».

Хотя Ф. де Воллан и оговаривает, что его задачей «не является толкование истории этой Провинции», но все же дает поразительно точную характеристику данным памятникам и неожиданно проявляет глубокие познания местной истории:

«Что до холмов или курганов, давших название этому месту, то никто не оспаривает, что они являются сооружениями более современными и созданы какой-нибудь многочисленной ордой скифов или готов, которые, возможно, и стали разрушителями города. Таким образом, эти холмы, по-видимому, являются надгробными памятниками». И это написано в конце XVIII века, когда еще десятилетия спустя многие титулованные ученые-историки не сомневались, что курганы — это «мнимые могилы» или «своего рода наблюдательные вышки»! Эрудиция и кругозор военного инженера поражают. Действительно, в лице Франца де Воллана Россия приобрела уникального специалиста, столь много сделавшего для ее развития.

Но он не ограничился лишь описанием южнорусских древностей. В 1795 году произошло событие, которое позволяет считать, что честь открытия первого археологического памятника в Нижнем Поднестровье принадлежит именно ему. При строительстве одного из укреплений новой русской крепости Овидиополь (бывшего турецкого Аджидера) на Днестровском лимане солдаты случайно наткнулись на древнюю могилу в каменном ящике. В нем находились две целые амфоры и другие изделия. Прекрасно знавший античную историю, Франц Павлович посчитал ее гробницей римского поэта Овидия. О сенсационной находке на Днестре сразу же оповестили мир парижские газеты, о ней узнали в Петербурге и Лондоне. Разумеется, это была ошибка. Впоследствии выяснилось, что данное захоронение действительно было античным. Судя по сохранившемуся рисунку гробницы, она относилась к IV–III векам до нашей эры, то есть была завершена приблизительно за четыре века до рождения поэта-изгнанника.

_{Античное захоронение из Овидиополя,}

_{принятое за могилу Овидия}

Однако сама эта история весьма показательна. Сколько подобных гробниц и других археологических памятников было разрушено военными (да и не только ими) за 200 лет освоения и развития края? Можно лишь предположить, что не одна сотня. Но мало кто об этом знает! В книге английского путешественника Кларка, например, имеются лишь скудные сведения о том, что в это же время начальник инженеров генерал Вандервейде в Тамани раскопал крупный курган у другого античного города — Фанагории. В нем оказался каменный склеп, в котором, судя по найденным вещам, был погребен очень знатный человек. Однако солдаты украли все, что сочли ценным, а остальное — просто уничтожили. Генералу был отдан лишь украшенный рубинами массивный золотой браслет с изображениями змеиных голов на концах. Достойными находками в то время считались только драгоценности, о которых не всегда спешили сообщать в столицу. А вот бывший голландский капитан, недавно поступивший на службу в Россию, не только оповестил просвещенную Европу о своей случайной находке, но и попытался дать ей объяснение в русле современных ему культурных традиций. Он также считал, что в устье Днестровского лимана находится древнегреческий город Бухаза Ахил-лея, а на острове Березань — его храм. И действительно, здесь впоследствии были открыты античные памятники!

Францу де Воллану очень хотелось найти следы прославленного Овидия. Турецкая крепость Аджидер, на месте которой велось строительство пакгауза для черноморских моряков и их «летучих флотилий», переводится как «бедный скиталец». Поэтому совсем не случайно новый город был назван им Ови-диополем. По мнению многих современников, он некогда жил именно здесь. Наука в то время не была настолько развита, и местонахождение древних городов еще не было точно известно. Поэтому многие археологические сведения принимались буквально, как, например, «могила Овидия». Ведь именно Овидий был бедным скитальцем в сознании классицизма того времени, истинным сыном которого был голландский капитан, русский генерал, выдающийся инженер и архитектор Франц Павлович де Воллан.

Дата добавления: 2015-08-03