Культура белорусского средневекового города.

Города в историографии традиционно не рассматриваются в качестве слагаемого, влияющего на этническое развитие общества. Считается, что город от своего рождения и в дальнейшем существовании выступает в качестве «котла», где «варятся» разные этнические сообщества.

В определенной степени такой подход верен. И в наши дни исследователи, изучающие геном человека, особенности этого генома у разных этносов, не включают города в сферу замеров генетического материала. Они полагают, что «чистый» генетический материал сохраняется только в деревнях, и только у людей традиционно там проживающих.

Мы не собираемся оспаривать этот тезис. Однако попытаемся проанализировать этнический состав феодальных беларуских городов IX—XIII вв., базируясь на общепризнанных в археологии этнических маркерах. В первую очередь это украшения и импортные вещи. Отметим сразу, что последние мы не будем рассматривать исключительно как этнические маркеры, поскольку попадали они и в результате обмена (приобретения). Но вместе с тем, могли принадлежать и «иноязычному» населению, так или иначе связанному с жизнью средневекового города.

В современной беларуской исторической и археологической литературе специальных исследований по анализу городского этноса нет. Исследователи лишь констатируют, что города возникали в ареале тех или других этнических сообществ. Например, Туров, Берестье, Новогрудок, Слоним, Пинск, Гродно, Слуцк, Волковыск, Клецк, Минск, Заславль, Борисов, Логойск – в землях дреговичей. Другие города – в кривицкой среде – Полоцк, Витебск, Браслав, Лукомль, Усвяты… Третьи, как Гомель и Речица – на землях радимичей*. /* Лысенко П.Ф. Туровская земля IX—XIII вв. Мн., 2001, с. 68—69. Штыхов Г.В. Города Полоцкой земли (IX—XIII вв.). Мн., 1978, c. 6—13./

Это три наиболее крупные этнические группировки, заселявшие беларуские земли в раннем средневековье, известные по письменным источникам. Традиционно их относят к «славянам». Сразу оговоримся, что мы не будем обсуждать славянскую или балтскую составную этих этносов. А будем лишь пользоваться общепринятыми этническими маркерами указанных этносов. Также мы не будем рассматривать территории современной Беларуси, некогда заселенные разными балтскими народами, по причине отсутствия там в IX—XIII вв. собственных городов.

Вряд ли надо сомневаться в том, что этническую основу тех или других городов составляло преимущественно местное население. Правда, здесь проблема этногенеза напрямую пересекается с проблемой происхождения городов. А это один из фундаментальных и до сего дня окончательно не выясненных вопросов отечественной и европейской историографии.

Мы будем исходить из того, что каким бы образом город ни возник – как этнический центр, торговая фактория, военное укрепление и т.д., он начинал притягивать в своё пространство местное население и в качестве постоянных жителей, и в качестве округа со всеми вытекающими отсюда последствиями. Таким образом, вопрос об этническом составе города как бы и не имеет принципиального значения. Подразумевается, что города на нашей земле соответственно были в большинстве и в основном заселены кривичами, дреговичами и радимичами. Но это только на первый взгляд.

Для начала хотелось бы сделать комментарий к «свежей» монографической работе полоцкого исследователя Д.В. Дука «Полоцк и полочане (IX—XVIII вв.), изданной в конце 2010 г. Это редкий случай исследования, где автор, пусть скромно, в заключение, делает попытку определить этнический состав городского населения на раннем этапе существования города. Процитируем: «Варяжский этнический элемент в Полоцке прослеживается в значительно меньшей степени по сравнению с Ладогой и Новгородом». Мы бы добавили сюда еще Смоленск и Киев.

И далее, имея в виду IX—X века:

«Полоцк возник на основе автохтонного поселения балтов днепро-двинской и банцеровской культур… Керамический комплекс банцеровской и культуры смоленско-полоцких длинных курганов из этого слоя свидетельствуют об определенном этапе совместного проживания двух этносов (восточных балтов и славян-кривичей) первоначального Полоцка».

«Отсутствие на полоцком городище следов размещения варяжской дружины свидетельствует о доминировании здесь местной кривицкой родо-племенной верхушки в IX—XI вв., подчиненной сначала интересам Новгорода, а в дальнейшем, со времен Рогволода и Брячислава Изяславича, поддерживающей местного князя»*. /* Дук Д.В. Полоцк и полочане (IX—XVIII вв.). Новополоцк, 2010, с. 132./

Опустим комментарий насчет новгородской подчиненности раннего Полоцка, ведь и с самим Новгородом IX—X вв. далеко не все ясно. Но вот то, что на определенном этапе два разных этноса могли жить в одном «протогороде», это прозвучало впервые.

В работах археологов, непосредственно исследовавших культурные наслоения древнего Полоцка (А.М. Левданский, А.Р. Митрофанов, Г.В. Штыхов, С.В. Тарасов) до этого момента высказывался другой взгляд на этническое и хронологическое слагаемое города. А именно, что действительно, первыми обитателями полоцкого городища были банцеровцы. Кривичи пришли им на смену. Почему, как и куда исчезли носители банцеровской (безусловно балтской) культуры в VIII веке н.э. – это большой вопрос. Как и вопрос о наличии полноценной городской культуры IX века в самом Полоцке. Поэтому, возможно, существовал хронологический разрыв в заселенности полоцкого городища продолжительностью от 50 до 100 лет.

Тем не менее, сосуществование двух разных материальных культур допустить можно. Вот только были ли они разными в этническом плане?

Со второй половины IX века Полоцк считается кривицким городом. Даже появляется летописный термин «кривичи-полочане». Сам по себе этноним «кривичи» оказался настолько устойчивым, что на страницах летописей дожил до 1162 года. А в топонимике живет и сегодня.

Кривицкие могильники, в том числе в окрестностях Полоцка, изучены неплохо. Это позволило выявить этноопределяющие украшения кривичей, в первую очередь браслетоподобные проволочные височные кольца с завязанными концами диаметром 5—11 см. Плюс к ним стеклянные позолоченные четки, стеклянные и сердоликовые перстни, браслеты, шейные гривны, использование монет в качестве подвесок.

И действительно, в самом Полоцке были найдены кривицкие височные кольца. Только не в наслоениях IX—XI вв., а в слоях XII века, при исследовании большой усадьбы мастера золотых дел на бывшем Большом посаде. Но рядом (по крайней мере хронологически) здесь нашлась литейная формочка для отливки дреговичских зернёных четок и височное водское многобисерное кольцо (еще одно кольцо было найдено в 2000-е годы), браслеты со змеевидными концами, характерные для балтов и скандинавов, балтского типа пряжки и застежки*. /* Тарасов С.В. Полоцк IX—XVII вв. История и топография. Мн., 1998, с. 150—152, 158./

Многобисерные кольца известны как маркер води до конца XIII – начала XIV вв. А булавки с крестообразным навершием, аналогичные найденной в Полоцке, – как маркер «прибалтийско-финских» народов, то есть той же води**.

К этому надо добавить найденные в Полоцке раньше два фрагмента семилопастных височных колец вятичей, по которым Г.В. Штыхов полагает, что в Полоцке X—XI вв. жили вятичи, и золотое трехбисерное дреговичское височное кольцо**. /** Рябинин Е.А. Новгород и северо-западная область Новгородской земли (Культурное взаимодействие по археологическим данным. // Культура средневековой Руси, Л., 1974, с. 56—61. Штыхов Г.В. Древний Полоцк IX—XIII вв. Мн., 1975, с. 66, 72. Археология Беларуси: Энциклопедия. Том 1 (А—К). Минск, 2009, с. 320./

Из всего этого этноопределяющего «богатства» проще всего объяснить происхождение водских (финно-угорских) височных колец. В октябре 1069 года полоцкий князь Всеслав Брячиславич, будучи в изгнания, напал на Новгород во главе войска «вожан», но был разбит и взят в плен новгородским князем Глебом. Потом его отпустили. В 1071 году он снова сел на свой родовой престол. Естественно, что и какая-то часть води оказалась рядом.

Почему во главе водского войска – вот это загадка. Л.В. Алексеев полагает, что «вожане» сильно страдали от новгородских поборов, и князь просто нашел среди них союзников против Новгорода*. /* Алексеев Л.В. Полоцкая земля (Очерки истории Северной Белоруссии) в IX—XIII вв. М., 1966, с. 248./ Н.И. Ермолович считал, что жена Всеслава происходила из финно-угров. Однако то, что водские украшения были найдены в наслоениях XII века, свидетельствует о присутствии финского этнического элемента в городе того времени. То есть, в течение столетия после похода Всеслава. И мало того, если их носили полоцкие водчанки, значит они выделялись, не смешивались с местными кривичами.

То же можно предполагать о дреговичах. Зернёные многобисерные дреговичские височные кольца – достаточно частая находка в беларуских городах. Как правило, они датируются в границах XI—XIII вв. Этнически дреговичи составляли преимущественную массу населения Беларуси тех времен. Потому похожие находки не чудо. Странно другое – в Полоцке их изготавливали местные мастера! На продажу в земли дреговичей? В Минск, например. Или чтобы удовлетворить собственно полоцкий спрос? Возможно и то, и другое. Последнее кажется более вероятном, ведь в ближайшем окружении капитал оборачивается скорей. Соответственно и прибыль больше.

Из этого можно сделать интересный вывод. В Полоцке IX—XIII вв. проживало разноэтничное население, которое отличало свое этническое происхождение. Видимо в самом деле, кривичей-полочан можно считать в городе базовым этносом. Но рядом с ними жили не только родственные по языку, но и разноязычные этносы. Через улицу с ними жили финны, латгалы, ливы, скандинавы, возможно ятвяги. Конечно, «котёл» ассимиляции уже варился, но однородной «каши» еще не было.

Картину, сходную с полоцкой, мы наблюдаем и в других беларуских городах раннего средневековья. Для яркого диаметрального примера возьмем Туров – сердце и столицу дреговичских земель. Общих интересов у Полоцка и Турова не было. А вот взаимных претензий – хоть отбавляй! В своей монографии П.Ф. Лысенко приводит описание и частично изображения найденных в городах Туровской земли женских украшений*. /* Лысенко П.Ф. Туровская земля IX—XIII вв. 2-е изд. Мн., 2001, c. 176—178./

Он пишет, что частой находкой были проволочные височные кольца: 14 – в Бресте, 10 – в Пинске, 9 – в Турове, 4 – в Давид-Городке. Эти кольца практически ничем не отличаются от кривицких. А вот металлические трёхбисерные кольца найдены всего в 4-х экземплярах, среди которых только одно зернёное – этноопределяющее дреговичское. Кроме того констатируется, что по одной похожей бисерине было найдено в Минске и Гродно. Золотое дреговичское кольцо из Полоцка не упоминается.

Таким образом, с одной стороны как будто нет оснований отрицать, что основную массу жителей городов Туровской земли составляли дреговичи. Но с другой стороны, их присутствие по археологическому этноопределяющему артефакту ниже, чем тех же кривичей.

Уникальная находка – золотое трёхбисерное височное кольцо было найдено в Минске**. /** Загорульский Э.М. Возникновение Минска. Мн., 1982, c. 222—223./ Оно тоже свидетельствует о наличии в городе дреговичского этнического элемента. Хотя никто из ученых и не спорит, что Минск возник именно в дреговичской этнической среде.

Итак, можно утверждать, что так называемый «славянский» элемент (дреговичи, кривичи, и в некоторой степени радимичи), присутствовал практически во всех беларуских городах и выделял (отличал) себя от других горожан по своему этническому происхождению как минимум до конца XII века.

Несколько иначе видится наличие балтских этносов в средневековых беларуских городах. Как сказано выше, влияние балтов на этногенез наших земель в раннем средневековье очевидно. Но практически никто из ученых не проводил анализ этого элемента в городах. Небольшим исключением является ремарка Л.В. Алексеева при описании его исследований в Браславе (Брачиславле):

«Несмотря на то, что население уже было древнерусским, состав украшений в значительной степени был латгальским…. Общий характер основного инвентаря позволяет считать, что в XI—XII вв. в Браславе жило русское население, пользовавшееся прибалтийскими вещами»*. /* Алексеев Л.В. Полоцкая земля, с. 174—177./

В качества доказательства приводится рисунок № 45 «Украшения прибалтийских типов: булавки, пряжки, подвески, фибулы-застёжки, заколка, фрагменты гривен.» Действительно, эти вещи соответствующих форм являются характерными именно для балтских народов. Среди них под названием «закола» помещено фото фрагмента балтского женского головного наряда – вайнага. И если находка вайнагов в городах явление редкое, то браслеты и подковообразные фибулы, приведенные Алексеевым, встречаются в беларуских городах повсюду.

Аналогичную таблицу-рисунок приводит Ярослав Зверуго в своей монографии 1989 года**. /** Зверуго Я.Г. Верхнее Понёманье IX—XIII вв. Мн., 1989, с. 18./ Представленные в таблице вещи: фибулы, браслеты, пряжки, подвески, перстни, височное кольцо, булава, поясной крючок, янтарные крестики, наконечник ножен меча – происходят из Волковыска, Новогрудка, Гродно. В своей интерпретации этих этноопределяющих предметов Я.Г. Зверуго ссылается на выводы Ф.Д. Гуревич, высказанные ей в монографии «Древний Новогрудок» (Леинград, 1981). И идет дальше, связывая с балтийским этносом не только значительное количество украшений вроде булавок, подвесок, перстней, пряжек, но и изделия из черного металла (наконечники стрел, топоры, сошники, косы и т.д.). При этом делается ремарка, что невозможно установить, что из этих изделий было привезено в город, а что изготавливалось на месте. (Зверуго Я.Г., с. 19—21). Все перечисленные предметы были найдены в наслоениях X—XIII вв.

Фрида Гуревич в свое время высказала весьма осторожное суждение:

«Украшения, а также некоторые предметы убора могли принадлежать литовским или иным жителям соседних прибалтийских земель, почему-то оказавшимся в пограничном районе. Таким же образом могли попасть в Новогрудок отдельные украшения радимичей» (Гуревич Ф.Д., с. 153).

При этом надо отметить, что Новогрудок она все время называла «древнерусским» городом.

Конечно, на примере понеманских городов, особенно Новогрудка, чьи культурные наслоения X—XIII вв. богаты импортными вещами из Азии, Ближнего Востока, Византии, Западной Европы (кстати, феноменальное явление для тех времен), нельзя говорить, что представители этих стран и этносов здесь же и проживали. Но все же «почему-то оказавшиеся в пограничном районе» балты выглядят здесь абсолютно естественно. Согласно с гипотезой Николая Ермоловича Новогрудок как раз и был «сердцем» литовского этноса и государства (не путаем со Жмудью и жмудинами).

Таким образом, присутствие балтского этнического элемента в раннесредневековых беларуских городах абсолютно очевидно. В Западной Беларуси это литовский, возможно ятвяжский элемент, в Северной – латгальский и частично финно-угорский (водский).

«Взаимообмен» кривицкими, дреговичскими и радимичскими украшениями можно отнести не только к межэтническим «внутриславянским» отношениям, но также и к политическим. В этой связи надо отдельно отметить, что унификации украшений тогда еще не было. Как трудно представить, чтобы современная беларуская модница носила на шее африканские кольца, или протыкала деревянными палочками нос и уши, так же невозможно была замена этноопределяющих украшений между кривичами, дреговичами, радимичами, балтами или финно-уграми. По крайней мере, височных колец. С другой стороны, процесс унификации, безусловно происходил.

Стирание этнических границ между жителями раннесредневековых городов происходило прежде всего посредством экономическо-производственных факторов. И здесь, на наш взгляд, в первую очередь влияла не естественная этноинфильтрация, физиологическое смешение разных этносов по схеме: отец – кривич, мать – латгалка, дети – кривичи (или полочане). Главную роль играла унификация технологии, производства и бытовой жизни. А это, в свою очередь, через внешние экономические связи вело и к унификации языка, традиций, взглядов, верований.

Материальная культура беларуских городов раннего средневековья практически не различается. Горшки, изделия из дерева, кожи, черного металла, кости, камня и т.д. абсолютно одинаковы. Они одинаковы даже по отношению к соседним территориям. Есть некоторое отставание, скажем в формах посуды Киева и Минска – Полоцка, около 50—100 лет, однако все остальное, бытовое практически невозможно отличить от Киева до Новгорода, от Рюгена до Смоленска. Повторим, что имеем в виду хронологический отрезок X—XIII вв. Даже инфраструктура, топография городов, система их застройки, конструкции самих строений – все чрезвычайно похоже, хотя политические особенности, внутренняя организация были, безусловно, разными. Это как один и тот же «чисбургер» из закусочной Мак-Дональдс одинаков по своему вкусу и в Америке, и в Китае, и в Беларуси, несмотря на то, что жители этих стран говорят на своих языках и остаются в своих странах.

На эту цивилизационно-техническую унификацию с конца X века (для наших городов реально – с начала XI в.) стала налагаться христианская универсализация.

В городах, где только-только начали стираться этнические границы, появилась новая – религиозная граница. До сих пор язычество было универсальной и понятной для всех народов верой. Но отныне оно во всех своих проявлениях было противопоставлено абсолютно новой, абсолютно «иноземной» доктрине единобожия. Эта доктрина не только не поддерживала этнические особенности разных народов, но и навязывала свою символику, свой образ жизни, свою внешнюю форму жизни. В городах появились храмы, жилой дом тоже становился храмом, человек с крестиком на теле – частью этого храма. А сакральная суть христианских храмов во всем мире – один Бог.

В этом процессе универсализации, безусловно, города были форейторами. Деревня «подтянулась» куда позже – к XIII—XIV вв. Поэтому можно говорить, что собственно этногенетическое слагаемое в городах в основном «переварилось» до конца XIII века. Но это не означает, что изменилось этническое сознание. Просто оно поднялось на уровень понимания государственно-политического, территориального единства (знаменитые «мужи полочане»).

И язык тоже не стал единым, унифицированным. И до сего времени города – центры многоязычия. Нам, современным людям, трудно представить, что тогдашние горожане (в первую очередь ремесленники и купцы) достаточно свободно владели всеми языками ближайшего, а то и дальнего окружения. Иначе они просто не смогли бы работать. Староболгарский язык, на котором мы читаем летописи и литургические тексты – тоже не язык повседневного общения. Об особенностях подлинного народного языка ярко свидетельствуют новгородские берестяные грамоты. У нас же писали своим языком на восковых дощечках. Он был настолько своеобразен, что попал даже на Крест Ефросинии Полоцкой и другие беларуские эпиграфические памятники.

Факторы этнической принадлежности к тем или другим группам, на первый взгляд мало совместимым, разноязычным, переходили на политическо-территориальные. Появились «полочане», «смоляне», «новгородцы», даже «псковичи». Исчезли присоединенные к Киеву «туровцы» или «пинчуки», «черниговцы».

До последнего держались «волыняне-львовяне», «ятвяги» или пруссы. Им на смену пришла Русь и Литва. Но это уже совсем другая история…

Развитие и укрепление феодального хозяйства на белорусских землях во второй половине XIII - первой половине XVII в.

В начале XIII в. белорусские земли по-прежнему продолжали находиться в состоянии политической раздробленности, но вместе с тем это не остановило их экономического развития, достигшего в это время своего расцвета. В рамках внутренней колонизации основывались новые города, которые являлись важными центрами ремесленного производства. Высокого уровня достигли кузнечное, ювелирное, сапожное, кожевенное, костерезное ремесла. Повсеместное распространение получили ремесла, связанные с обработкой дерева. Однако в условиях господства натурального хозяйства, когда большинство потребностей в предметах широкого потребления население удовлетворяло за счет собственного производства, городские ремесленники работали преимущественно на заказ, обслуживая социальную верхушку общества, проживавшую в городских детинцах - князей, их дружинников и представителей княжеской администрации.

Главными функциями городов ХIII в. по-прежнему оставались административные и военные. Города выступали в качестве центров княжеской власти, пунктов сбора дани и мест размещения военных гарнизонов, обеспечивавших контроль над местным населением. Особенно важным был такой контроль в тех регионах, где продолжалась славянская колонизация. К таким регионам относилось Белорусское Понеманье. Ассимиляция местного балтского населения здесь еще не была завершена, в X - XIII вв. славянами был возведен ряд городов - Новогрудок, Волковыск, Гродно, Слоним, Турийск, Здитов. Они находились под властью сначала киевских, а затем галицко-волынских князей. На север от этих городов размещались балтские племена литовцев.

В первой половине ХIIIв. понеманскне города достигли значительного уровня экономического развития. Археололгические находки свидетельствуют, что некоторые из них, особенно Новогрудок, поддерживал торговые контакты как с Западом, так и с Востоком. Поэтому жители этих населенных пунктов были заинтересованы в политической стабильности, которая гарантировала бы им экономический расцвет. Между тем воспочнославянские земли оказались под угрозой: в устье р. Западная Двина появились немецкие колонисты. Они основали здесь духовно-рыцарский орден Меченосцев, подчинили себе местные племена и стали угрожать древнебелорусским и соседним с ними литовским землям.

В середине XIII в. с востока на земли Восточной Европы ворвались монголы. Огги опустошили и подчинили себе большинство древнерусских княжеств, в том числе Галицко-Волынскую Русь. В этих условиях для противостояния внешней угрозе литовские земли и земли Белорусского Понеманья были вынуждены объединиться в единую державу, получившую в дальнейшем название Великого Княжества Литовского, Русского и Жемойтского (ВКЛ). Создателями ВКЛ считаются князь (с 1253 г. король) Миндовг и его сын Войшелк, причем если при Миндовге инициатива в объединении земель принадлежала Литве, то Войшелк уже пользовался поддержкой населения Пинской и Новогрудской земель. На протяжении XIV- начала XV в. в состав ВКЛ вошли все белорусские, большинство украинских, часть русских и польских земель.

Несмотря на то что во главе государства стояла династия балтского происхождения (Гедиминовичи, а в дальнейшем ее ответвление - Ягеллоны), славянские земли ВКЛ находились на более высоком уровне экономического развития. Поэтому до начала XV в. хозяйственная жизнь на территории Беларуси мало изменилась но сравнению с древнерусским периодом. Основу экономической деятельности на белорусских землях по прежнему составляло сельское хозяйство. Главными сельскохозяйственными культурами оставались рожь, пшеница, овес, просо, ячмень, гречиха, лен. Выращивались бобы, горох, овощи и фрукты. Орудия труда, как и раньше, были представлены деревянными сохами с железными наконечниками («нарогами»), деревянными окованными лопатами, железными мотыгами, косами, сернами. Однако на смену двухполью постепенно приходило трехполье: поле делилось на три части, одна из которых засевалась озимыми культурами, другая - яровыми, а третья оставалась иод паром. Урожай зерна составлял сам 3-4, максимум сам 4-5, что не превышало 4 ц с га.

Развивалось животноводство. Жители белорусских земель разводили крупный рогатый скот (коровы, волы). Они не только давали молоко и мясо, но и служили важным источником получения натурального удобрения. На западе Беларуси волы использовались в качестве рабочего скота. В хозяйствах имелся мелкий рогатый скот (овцы, козы), свиньи, лошади, домашняя птица (куры, гуси, утки). Некоторые виды птиц (орлы-беркуты, ястребы, соколы) использовались на охоте.

Важная роль в обеспечении наших предков продуктами питания отводилось охоте, рыболовству и собирательству. Мясо диких животных, особенно крупных, составляло около 10% мясного рациона жителей XIII—XIV вв., а в иофаничных городах Белорусского Понеманья большая часть потребляемого мяса обеспечивалась за счет охоты. При ловле рыбы использовались удочки, гарпуны, пешни, неводы. Сбор даров леса - ягод, фибов, орехов, диких плодов служил важным дополнением к земледелию и мог служить подспорьем для людей во время многочисленных неурожаев. Среди сельских промыслов особое место занимало бортничество. Оно приносило не только мед, являвшийся натуральным заменителем сахара и применявшийся для изготовления крепких напитков, но и воск, необходимый в домашнем хозяйстве и церковном деле.

В XIII - XIV вв. господствовало натуральное хозяйство. Большинство населения, особенно сельского, обеспечивало практически все свои потребности за счет собственного, либо внутриобщинного производства. Крестьяне изготавливали простейшие орудия труда (посуду, одежду, обувь, домашние промыслы). Технологически сложные изделия могли производить на заказ или обмен местные сельские ремесленники (кузнецы, гончары, кожевенники).

Территориально-административное деление на белорусских землях до конца XIV в. также оставалось таким же, каким оно было в древнерусское время. Выделялись крупные княжества - земли (Полоцкая, Витебская, Пинская и др.), которые являлись практически автономными единицами, своеобразными государствами в государстве. Более мелкие единицы назывались волостями, состоявшими из деревень (весей), или сел, а те, в свою очередь, из крестьянских дворов - «дымов». Увеличение семьи на протяжении нескольких поколений приводило к возникновению так называемых «дворищ», включавших несколько родственных семей, которые вели совместное хозяйство.

Особое место в жизни крестьян занимала община (грамада) - форма самоорганизации сельского населения, которая регулировала крестьянское землепользование, распределяла подати, отстаивала интересы общинников, служила в качестве судебной инстанции и т.д. В распоряжении общины находились общественные угодья выгоны, леса, покосы, рыбные ловы. Центрами земель и волостей являлись города. Первоначально жители городов составляли в правовом плане единое целое с сельским населением и отличались от него только наличием специфических хозяйственных занятий (ремесло и торговля), хотя земледелие и животноводство тоже являлись неотъемлемым атрибутом средневекового города. Оформление горожан в особое мещанское сословие началось только с конца XIV в. (на западе Беларуси) и продолжалось до конца XVI в. (на востоке).

В XIV - XV вв. на белорусских землях наблюдается замедление развития старых городских центров. Это объясняется следующими причинами:

1) ухудшением в XIV в. природных условий, похолоданием, что обусловило общий демографический спад;

2) военными катаклизмами, особенно монгольским нашествием, в результате которого были опустошены южные и восточные регионы Беларуси;

3) эпидемией бубонной чумы, (так называемой «Черная смерть»), которая в XIV в. уничтожила значительную часть населения Европы;

4) интенсивной феодализацией, проходившей в XIV - XV вв. В результате бывшие дружинники оставляли крупные княжеские центры и оседали в своих владениях. Городские ремесленники теряли потребителей своей продукции и ли вынуждены перемещаться за ними в локальные феодальные центры, количество которых неуклонно росло.

В XV в. экономика ВКЛ активно втягивается в европейский рынок. В это время в государстве произошли значительные изменения. Было закреплено право феодалов на полное распоряжение земельными владениями. Начало этому положил привилей короля Владислав;! Ягайлы 1387 г. для феодалов католического вероисповедания. По привилеям 1432, 1434 и общеземскому 1447 г. аналогичные имущественные права получили и православные. Происходило активное перераспределение земельных владений в пользу светских и духовных феодалов. В результате земельных пожалований фонд государственных земель сократился с 80% в конце XIV в. до 30% в первой половине XVI в. Активно складывались и росли крупные магнатские латифундии, владения католической церкви. Одновременно происходило формирование великокняжеского домена, являвшегося личной собственностью великого князя.

В основе феодального землевладения лежало требование несения военной службы. Наверху феодальной иерархии стояла титулованная знать - князья (в латиноязычных документах «duxes» - герцоги), которые преимущественно являлись представителями правящих династий Гедиминовичей или Рюриковичей. Они владели своими землями по праву рождения. Княжества являлись не только хозяйственными, но и административно-территориальными единицами, пользовались значительной автономностью. Ниже на ступени феодальной лестницы стояли паны (в латиноязычных документах - бароны). Это была служилая знать, которая расширяла свои владения благодаря службе монарху.

В XV - XVI вв. многие панские роды значительно расширили свое экономическое и политическое влияние, потеснив старые княжеские фамилии. Некоторые из них добились от зарубежных монархов титулов князей либо графов. И князья, и паны владели имениями на вотчинном (аллоидальном) праве и могли наделять землей собственных вассалов. В самом низу феодальной иерархии находились мелкие феодалы, называвшиеся сначала боярами, затем земянами, шляхтой или рыцарями. Они владели землей на ленном праве, пожизненно («до живота») либо на время («до ласки госиодарской»). На войну они выезжали лично либо в сопровождении специальных военных крестьян-слуг, выступавших в качестве рядовых воинов. В 60-е гг. XVI в. была проведена судебно-административная реформа, уравнявшая в правах все категории феодалов. Таким образом, завершилось формирование шляхетского сословия, а термин «пан» стал употребляться в отношении всех его представителей.

Потребности феодалов в продуктах сельского хозяйства удовлетворялись посредством функционирования «дворов» - административно-хозяйственных центров феодальных имений. В условиях господства натурального хозяйства феодал получал продуктовую ренту от зависимых крестьян, а также использовал труд рабов («челяди невольной»).

Важное значение для хозяйственной жизни белорусских земель имело преодоление ВКЛ международной изоляции. В результате крещения литовцев-язычников в католичество и разгрома Тевтонского ордена великий князь литовский Александр Витовт добился международного признания ВКЛ, что способствовало налаживанию экономических связей державы с европейскими государствами.

ВКЛ принадлежало к числу стран, расположенных на восток от Эльбы, которые специализировались на сельскохозяйственном производстве и экспорте зерна в страны Западной Европы. Это способствовало распространению на белорусских землях товарно-денежных отношений, введению отработочной («барщина») или денежной (чинш) ренты и появлению в середине XVb. фольварков. Фольварки являлись формой феодального хозяйства, в котором производство сельскохозяйственной продукции было основано на труде крепостных крестьян (барщине) и имело в значительной степени товарный, а не натуральный характер. Более интенсивно фольварки основывались на западе Беларуси, где существовала густая сеть рек, служивших важнейшими транспоргными артериями. По Неману и его притокам (Вилия, Неманская Березина) продукция вывозилась в Королевец (Кенигсберг), по Западному Бугу-до Вислы, а но ней-до Гданьска и Эльблонга. На востоке же распространение фольварков ограничивалось постоянной военной угрозой в результате частых войн с Московским государством. Здесь большее распространение получил чинш. Для его выплаты крестьяне продавали свою продукцию купцам, которые доставляли ее к разным портам. Важнейшим из них яшгялся рижский порт в устье Западной Двины.

Повышение рентабельности сельского хозяйства и эксггорт зерна за границу поставили феодалов перед необходимостью нормирования крестьянских наделов и обеспечения фольварков рабочей силой. Издавна единицей податного обложение на белорусских землях являлся «дым» - крестьянский двор. Между тем размеры крестьянских участков конкретных «дымов» могли отличаться, хотя повинности с них выполнялись одинаковые. В первой половине XVI в. королева и великая княгиня литовская Бона Сфорца провела нормирование земель в своих владениях. Она разделила крестьянские наделы на так называемые «волоки» - участки размером в 21,36 га, с которых и выполнялись повинности.

Опыт королевы Боны решил использовать ее сын Жигимонт (Сигизмунд) Август. В 1557 г. он издал документ, известный как «Устава на волоки». Документ предусматривал проведение земельной реформы (волочной померы) в государственных владениях ВКЛ. Крестьяне получали в пользование целую волоку либо ее часть. Пропорционально размерам надела и с учетом качества земли крестьяне выполняли повинности - отработочную (барщина) или денежную (чинш). Определялись пропорции между фольварочной и крестьянской землей - 1:7. Таким образом, пользователи семи крестьянских волок должны были обрабатывать одну господскую. В ходе проведения «волочной померы» крестьяне теряли право на прежние участки, считавшиеся их собственностью. Крестьяне, выполнявшие барщину, назывались тяглыми, платившие чинш - чиншевыми. Кроме того, независимо от вида основных повинностей, обе категории дополнительно выполняли работы в пользу владельца, выплачивали ему деньги, давали оброк продуктами. Существовала также категория крестьян-слуг, которые несли военную, административную либо ремесленную службу, а за нее получали право пользования «вольной» волокой. Эффективность волочной померы заинтересовала и феодалов, прежде всего крупных, которые приступили к ее реализации в своих владениях. В результате доходность панских хозяйств значительно выросла.

Важное место занимала проблема обеспечения феодальных хозяйств рабочей силой. В условиях дефицита рабочих рук и при наличии значительных неосвоенных земельных угодий она решалась путем закрепощения свободных общинников. Юридическое оформление закрепощения крестьянства было начато привилеями Ягайлы 1387 и 1432 гг., Жигимонта Кейстутовича 1434 г. и Казимира Ягеллона 1447 г., которые предоставляли феодалам иммунитеты и закрепляли их право на вотчинный суд. Следующие шаги в этом направлении были сделаны Статутами 1529 и 1566гг., в которых за феодалами закреплялось право земельной собственности и вводился 10-летний срок поиска беглых крестьян, а также Устава на волоки 1557 г., способствовавшая фактическому прикреплению крестьян к «принятым» ими земельным наделам. Кроме того, в результате унификации повинностей терялся смысл перехода из одного имения в другое.

Окончательное закрепощение крестьянства связано со Статутом Великого Княжества Литовского 1588г. Если ранее такая категория крестьян, как «похожие», в отличие от «людей непохожих» и «челяди невольной», имела право переходить от одного феодала к другому, то Статут переводил в разряд «непохожих» всех тех, кто прживал на одном месте более десяти лет.

Распространение товарно-денежных отношений способствовало формированию сети городов посредством основания новых торгов. Этот процесс активно проходил с конца XVb. и к концу XVI в. был в основном завершен. К середине XVIIb. в Беларуси насчитывалось 467 городских поселений (757- во всем ВКЛ). Крупнейшими городами были Брест, Витебск. Могилев, Пинск, Слуцк, насчитывавшие около 10 тыс. жителей и больше. Однако подавляющее большинство новых городов, или как их называли «мест», имели небольшие, не более 300 дворов, размеры. Главной функцией таких городков (местечек) было обеспечение проведения торговых операций посредством функционирования лавок, еженедельных торгов и ежегодных ярмарок. Важной функцией местечек было также обслуживание коммуникационного движения-предоставление питания, ночлегов, мелкого ремонта транспортных средств, а также продажа крепких напитков. Это осуществлялось благодаря скоплению здесь корчем и шинков. Наибольшая концентрация новых «мест» наблюдалась в бассейнах сплавных рек, прежде всего Немана и его притоков, меньшая - в бассейне Двины, Днепра и Западного Буга.

Основание городов являлось выгодным делом, так как приносило владельцу дополнительные доходы в виде разнообразных мыт (пошлин), а также поборов, связанных с деятельностью ремесленников и торговцев. В результате наметилась тенденция к основанию городских поселений во владениях духовных и светских феодалов, а также создания в великокняжеских городах так называемых «юридик», заселенных подданными того или иного феодала. Это способствовало развитию ремесла и торговли, достигших в XVI - первой половине XVII в. высокого уровня. В белорусских городах этого времени насчитывалось около 200 ремесленных специальностей. Наиболее распространенными были специальности, связанные с обработкой металлов, кожи, производством продуктов питания, строительным делом, изготовлением одежды. Основывались предприятия (мельницы, лесопильни, сукновальни, предприятия по производству железа, поташа, стекла и т. д.) с элементами капиталистического производства и использованием наемной рабочей силы, однако доминировало мелкое ремесленное производство.

Для защиты своих экономических интересов ремесленники белорусских городов с XV в. объединялись в цехи. Они были организованы по образцу западноевропейских ремесленных корпораций и преследовали аналогичные цели (регламентация производства продукции и ее сбыта, недопущение на рынок города нецеховых производителей), но не имели такой точной регламентации и не смогли до конца вытеснить нецеховое производство. Цехи состояли из мастеров, имевших в своем распоряжении подмастерьев («товарышей») и учеников. Во главе цехов стояли цехмистры, выбираемые из числа наиболее авторитетных мастеров.

В это же время появляются и профессиональные объединения купцов, которые играли важную роль в осуществлении товарного обмена между городом и деревней, а также между важными производственными центрами внутри страны и зарубежьем. Главными статьями экспорта были зерно и технические культуры (лен, конопля, хмель), лес и продукты деревообработки (смола, деготь, зола, поташ), сало, мед, воск, кожи, меха и ремесленные изделия. С Запада импортировались металлы и изделия из них, ткани, вина, пряности, соль, сельдь, с востока - шкуры ценных пушных зверей. Важное место в зарубежной торговле занимал транзитный обмен между Востоком и Западом.

Интенсивность урбанистических процессов на белорусских землях в XV - XVI вв. проявилась не только в стремительном увеличении числа новых городских поселений, но и в достаточно быстром приросте их населения. Этот прирост осуществлялся за счет крестьян, выходцев из других городов и зарубежья. Иностранцы составляли значительный процент мещан и были представлены поляками, выходцами из Московского государства, немцами и даже такими «экзотичными» народами, как итальянцы и шотландцы. Последние проявляли такую активность в экономической сфере, что практически монополизировали розничную торговлю рядом товаров. Начиная с конца XIV в. в белорусских городах появляются евреи, количество которых неуклонно росло. Евреи активно занимались арендой (особенно питейных заведений с начала XVII в.), торговлей, финансовой деятельностью.

Важным шагом по привлечению населения в города служило предоставление им самоуправления, преимущественно на основе магдебургского права. Это право сформировалось в немецком городе Магдебурге и являлось одним из вариантов немецкого городского права. В конце XIV - XVI в. его получили Брест, Гродно, Новогрудок, Полоцк, Минск, Витебск и другие населенные пункты. Частные лица также активно добивались самоуправления для своих городов и местечек.

Центральной фигурой органов самоуправления белорусских городов являлся войт, которому принадлежали функции главы суда, а также верховной административной власти в городе. Он обычно назначался владельцем города из числа шляхты или богатых мещан. Для решения текущих дел войт мог назначать себе помощника - ленвойта.

Собственно магистрат, являвшийся высшим коллегиальным руководящим органом в городе, состоял из рады и лавы. В раду (городской совет), являвшуюся ядром городского самоуправления, входило от 6 до 24 выборных радцев во главе с бурмистрами (обычно двумя). Раде принадлежали функции суда по имущественным и гражданским делам. Активно занималась рада и административной деятельностью - определяла общее направление развития городского хозяйства, следила за ведением торговли, изготовлением и продажей жизненно важных для города товаров, проводила сбор податей, организацию выборов и отчетность органов самоуправления, заведовала городским имуществом, устанавливала нормы и правила внутригородской жизни. Важную сторону деятельности рады составляли обязанности по обеспечению благоустройства города и безопасности его жителей, боеготовности на случай войны.

Более ограниченные функции отводились лаве, члены которой (лавники) избирались магистратом или назначались войтом из числа наиболее полезных для города мещан христианского вероисповедания. Лавники входили в состав войтовско-лавницкого суда, который рассматривал уголовные дела. В реальности же войтовско-лавницкий суд в белорусских городах занимался также делами, в которых одна из сторон не подлежала юрисдикции рады и выступала в качестве апелляционной инстанции на решения бурмистровско- радецкого суда. Практиковались также совместные заседания, на которых разбирались случаи выступлений против магистрата, волнения городских низов, недоразумения на религиозной почве. Оба органа собирались и для выбора служебных лиц, занимавшихся непосредственно текущими делами.

Магдебургское право не получило в белорусских городах всеобъемлющего развития. Это проявилось не только в наличии городов без самоуправления, но и в существовании определенных категорий городских жителей, неподвластных магистрату. Не подчинялись ему евреи, объединенные в национально-религиозные общины - кагалы во главе со своими старшинами. Не распространялась власть магистрата и на феодалов, которые пользовались этим и селили в городах своих подданных, также неподвластных городу. Наличие феодальных юридик подрывало позиции городских общин, которые вели с ними упорную борьбу и к XVII в. достигли в этом значительных успехов.

Существенной частью населения городов являлись социальные низы - «люзные люди», «гультяи». Они пополнялись за счет обедневшего безземельного крестьянства, искавшего в городе спасения от голодной смерти. Спектр занятий городских низов был весьма широким: они могли заниматься перепродажей товаров, работать по найму, находиться на услугах. На самом низу городской социальной лестницы стояли нищие. Городские низы, часто не имевшие постоянного места проживания («оселости») и стабильных занятий, слабо поддавались контролю и выступали как фактор дестабилизации. Поэтому магистраты и владельцы городов стремились ограничить приток в города обедневшего люда.

Таким образом, вхождение белорусских земель в состав Великого Княжества Литовского дало им мощный импульс для хозяйственного развития. В XV - первой половине XVII в. территория Беларуси включилась в европейский рынок, что поспособствовало распространению товарно- денежных отношений, появлению товарного феодального хозяйства — фольварка, проведению аграрной реформы и окончательному закрепощению крестьянства. Втягивание сельского населения в товарно-денежные отношения обусловил начало нового этапа урбанизации: складывание густой сети городских поселений, превращение их в центры ремесла и торговли, а также оформление мещанского сословия

Дата добавления: 2015-08-03