Глава 10. — Слышал, — сказал как-то Жора, — опять кого-то грохнули

— Слышал, — сказал как-то Жора, — опять кого-то грохнули. Без единого следа насилия. Как тогда того турка в Багио. Без единого… Теперь в Эмиратах. Наверняка это дело рук твоего Юрки.

И тут он скривился, как от кислого.

— Какого турка? — спросил я.

— Никакого!..

Никакая логика не могла заставить меня поверить в такую нелепость: Юра — убийца! Это не укладывалось в голове. Этот хлипкий вегетарианец и тихоня, пай-мальчик, галантный ухажер и послушный ученик, вдруг — убийца! Могла ли с ним произойти такая трансформация? Вряд ли. Зачем же я себя мучаю? Подобные вопросы не давали покоя. Изысканное интеллектуальное убийство? Да, это бы Юре понравилось! Это бы ему подошло. И было бы впору и по плечу. Ему, тихоне, гурману и гуманисту. Он бы взахлеб рассказывал, как ему такое удалось. И я бы поверил его рассказу. Мне и самому было бы интересно разобраться в такой методе лишения жизни. Когда-то я зачитывался детективами с такими сюжетами. Жизнь и смерть неразлучны, как сиамские близнецы. Мы каждый день понемногу умираем и каждую долю времени теряем частичку жизни, приобретая частичку смерти. Что-то от нас отпадает, отшелушивается, отлепляется, отстает. Но что-то и пристает, прилепляется, как банный лист к заднице. Кто кого? Ясно, что мириадами умирают эритроциты, клетки кожи, желудка, кишечника и на смену им толпами спешат новые. И каждую из этих частичек-клеточек мы можем увидеть, пощупать, взять, так сказать, на зуб. Мы, ученые, не имеем права этого не знать, это наш хлеб, наша соль, если хочешь, смысл нашей жизни. Мы знаем законы жизни, изучили и наперечет знаем признаки смерти. Но ее, смерти, законы нам неподвластны. Мы можем лишь констатировать: пришла карга старая... У нас хорошо получается следить за ее поступью, за каждым ее шагом и в чем-то даже мешать ее уверенности в себе. Нам иногда удается ее отодвинуть. Но остановить — никогда. Никому (кроме Иисуса!) еще не удалось провозгласить: «Я тебя, старая, победил!», хотя каждый жаждет этой победы. Куда там! Мы перед нею, как моська перед слоном. В каком же месте нашего величественного «Я» таится эта смертельная закваска? С чего она начинается, где искать ее зародыш? Смешно сказать, но в наш просвещенный и продвинутый век никто, никто! этого не знает (кроме Иисуса!). Догадок тысячи, гипотез и теорий — тьма. Но ни одна из них не выдерживает проверки временем. Идут годы, налево и направо плодятся новые и новые доктора наук и академики, раздаются направо и налево Нобелевские премии в области медицины, химии и биологии. Она только ухмыляется нашим потугам. Какой позор, какое бесстыдство и какая вопиющая беспомощность перед смертью! Зачем тогда жить? А она, хитрющая, милая и ласковая, просто душка, живет себе поживает, без забот, без стыда и совести, перемалывая нас, как Молох, таинственно и нежно, без каких-либо заметных усилий, стелется по лицу планеты как утренний туман. Только и слышны ее жуткие напевы: то тот умер, то этот. «Печальная весть пришла из Парижа: скончалась Франсуаза Саган…». Какая потеря! Уходят и уходят. Лучшие из лучших. Страх, жуть и беспардонное безобразие. Понимание всего этого просто бесит. А что можем мы? Ни-че-го…

Так вот, разобраться в этом смертельном деле мне всегда было интересно. Интересно! Какую несусветную чушь я несу! Это стало делом моей жизни, если хочешь — мечтой. Мечтой, которую можно осуществить, вылепить, как воробышка из глины. Я понимал и сейчас понимаю, что в наших руках были вожжи жизни, и осталось совсем немного, чтобы ее кони понесли тебя в желанную вечность. Вот тут-то и нужны были Юра и Аня, Юля и Тамара, и Вит, и, конечно же, Жора со всеми своими недюжинными достоинствами испытателя природы и всеми своими спичами и свечами. Жора такой, какой есть. И никакой другой. Ну и все наши Джоны, Таи и Гвинет, Ахметы и Ии, Сань-Ли и Мохаммед-Али-ибн-Сины и Моники, весь наш коллектив, бригада, команда, если хочешь — семья.

— И Тина? — спрашивает Лена.

— Погоди с Тиной… Еще наплачешься.

— Я?! Я наплачусь?.. Я-то чем не пришлась ей по вкусу?

— Она не выбирает по вкусу. Она — всеядная…

— Змеюка!..

— Хочешь послушать? На этот счёт?

— Нет!

Да мы сроднились, слились воедино, образовали некий биоконгломерат, синцитий, этакую ноосферу, да, разумную каплю, концентрат интеллекта, кипящий слой ума и недюжинной творческой силы, кристалл творца. Мафия! И вот этот кристалл сиял и светился, рассеивая тьму труднодоступного и неизведанного и, казалось, мы проникли и погрузились по уши в тайну жизни, ухватили ее за павлиний хвост и… Что-то оказалось не так, не все складывалось, не клеилось, чего-то недоставало… И вот тут-то и понадобилась реторта, чтобы взорвать тишину неудовлетворенного недовольства.

— Чего еще не хватает этим твоим чертовым клеточкам?!

— Жор, — сказал я, — ты же…

— Да нет, — сказал он, — ты не волнуйся. Ты же знаешь, я — сильный.

Разве я в этом сомневался?

Не хватало (как потом и оказалось) Юры…

(И как потом оказалось — и Тины).

Клетки, с которыми мы работали, отказывали нам в самом простом — они не хотели так жить. Кто-то из нас им не нравился. Они умирали сотнями тысяч, целыми толпами, популяциями, молча, без нытья и ропота, ухмыляясь и с улыбкой на лице. Мы не понимали: в чем дело? Я тоже делал вид, что не понимал, но теперь-то я точно знал: только Юра вытащит нас из этой бездны непонимания.

— Надо Юрку искать, — сказал я.

— Пожалуй…

— Завтра же вылетаю.

Жора посмотрел на меня с недоумением.

— Ты что же сам будешь это делать?

— Я считаю, — сказал я, — что надежнее и быстрее, чем я, никто этого не сделает.

Жора подумал секунду и кивнул.

— Пожалуй…

Улыбнувшись, добавил:

— Там и Тинку найдешь…

— Да иди ты… Не каркай. А то как найду!.. Ты же знаешь: мысль материальна!

— Знаю, знаю: если соловью долго вдалбливать, что он петух, он — закукарекает.

Апрель, как сказано, был уже на исходе, приближалась Пасха. Тина становилась для нас притчей во языцех.

— Я — с тобой? — спросила Юля.

Я ничего не ответил, точно зная, что на поиски Юры отправлюсь один. Юлей я не мог рисковать.

Дата добавления: 2015-08-03