Глава 10. Держа друг друга за руки, мы пошли по заросшей травой тропинке

Держа друг друга за руки, мы пошли по заросшей травой тропинке, и я боялся даже шепотом вспугнуть это мимолетное ощущение счастья, да-да, счастья, ибо я знал, да, я это знал наверное: это были те редкие в жизни мгновения, когда счастье переполняет тебя до краев.

— Это правда, Рест!

Я знал, что это правда. Я их помнил, эти мгновения. Я уверен, что каждый человек переживает в жизни подобные минуты и по пальцам может пересчитать, сколько их было. И неправда, что есть люди изо дня в день купающиеся в счастье. Они только делают вид.

— На самом же деле путь к счастью тернист и труден, и ты понимаешь, в каком поту и какой кровью добываются его золотые крупинки.

— Милый, милый мой Рест! Все это так, просто дух захватывает. Но ты знаешь, что жизнь гораздо сложнее твоих сказочных сооружений. Знаешь, знаешь, ты же у нас ум.

Аня сжала мои пальцы и снова заглянула в глаза.

— Скажи честно: все эти твои конструкции из хрусталя и бетона, все эти стальные сваи, эти фермы и мосты, канаты и тросы, быки и леса, все эти пирамидальные, сверкающие полировкой гранитные глыбы — это же… ловушка. Утопия чистой воды! Ну, скажи! Сам-то ты веришь в реальную возможность построения своего рая?

— Сredo, quia absurdum est, — выпалил я, — верю, потому что нелепо.

— Вот-вот... Нелепо!

Наступило молчание. Мне ничего не оставалось, как только отвести взгляд в сторону и сглотнуть слюну. Но потрясение (она мне не верит!) длилось только секунду, долю мгновения. Я понял, что пришло время последней козырной карты. Мы уже сидели в машине, я взял ее руку.

— Анна! Анечка! Анюта!..

Я удивлялся самому себе: я не мог сдержать себя!..

— Ты делаешь мне больно.

— Да-да, ты прости… Слушай, слушай же!..

— Не ори ты так, я прекрасно слышу.

Я умолк, не зная с чего начать.

— Большая половина человечества,– затем произнес я, — христиане, это те, кто слепо верит в Христа.

Аня подняла брови и посмотрела на меня так, будто слышала это впервые. Но я не замечал ее удивления. Это «слепо» прозвучало фальшиво, но я часто использовал его в разговорах о вере для большей убедительности, и не стал и на сей раз отказываться от него.

— Он у каждого в сердце, — продолжал я, — но не перед глазами. К нему невозможно прикоснуться. Доктрина христианства основана на вере, и каждый день, каждую йоту времени верующие должны — ибо это закон их существования! — подтверждать эту веру молитвой, ритуалом, изучением священных писаний и т. д. и т. п. И вот я, мы с тобой, им, неверам, покажем живого Христа! Представляешь!? Как вот эту карту…

Я взял карту туристских маршрутов и ткнул ею Аню в предплечье.

— …вот как эту твою расческу, как пачку сигарет или вот эти твои побрякушки…

Все, что я перечислял, я брал с мест, где эти предметы лежали и поочередно вручал их Ане, а она спокойно брала их и складывала рядом с собой на сидение.

— Как Папу римского, как Алена Делона или вон того лысого типа, бегущего трусцой вдоль автобана, будто запах выхлопных газов ему приятнее аромата лесной фиалки.

Аня включила зажигание.

— Живой Христос! — прошептал я, — это второе пришествие! Разве это не стоит наших усилий и трат и разве это не перевернет нашу жизнь? Поэтому я и верю. Сrede ut intelligas! Верь и ты, чтобы понимать! Чтобы понимать, нужна вера, не так ли?

Аня, провожая взглядом марафонца, включила первую передачу.

— Постой, — потребовал я, — ответь: ты веришь?

Пальцами левой руки я взял ее за локоть. Она вернула рычаг передач в исходное положение и выключила зажигание. Мы молчали.

— Представь себе своего Наполеона, — сказала она, рассматривая теперь небо, — с мобильным телефоном в руке. Он же упадет в обморок, услышав голос своей Жозефины из какого-то серебристого пластикового коробка. И у меня есть еще множество возражений.

Мы уже, набирая скорость, мчались так, что в ушах свистело.

— Ты не могла бы ехать потише!— крикнул я.

Аня сбавила газ.

— Пожалуй, ты прав, — сказала она, — я уже привыкла ехать по жизни без тормозов и не замечать этого. Ты прав и в том, что жизнь сволочная, продажная, мерзкая, что ее нужно менять, но возвращать к жизни тех, кто давно из нее ушел… Зачем? Они были и они ушли. Они сделали все, на что были способны. Их следы уже не смоют никакие дожди. Зачем же?.. Я не вижу смысла, будь со мной честным, скажи: в чем тут соль?..

— Вся соль в том, — возражал я и снова седлал своего коня.

Чтобы нас лишний раз не беспокоили, Аня отключила телефон, но иногда, вдруг что-то вспомнив, сама куда-то звонила, то быстро и озабочено говоря по-французски, то вдруг просто хохоча в трубку, на ходу решая какие-то неотложные вопросы. И я думал, как нелегко мне с нею придется в дальнейшем. Даже смех ее был французским.

— Твоя Пирамида блистательна! Но у каждого власть имущего она своя. Никто тебя и слушать не станет. Ты же знаешь наших вождей, их убогость и серость, ты послушай их речи… Их ты не переубедишь никогда, а без них не построишь.

— Но я знаю истину.

Я сказал это и сам удивился. Но что сказано, то сказано.

— «Что есть истина?». Помнишь Пилата? Истина — это Бог! Ты готов стать Богом? Вспомни Иисуса. Не было и нет пророка в своем отечестве. Ты будешь изувечен, оплеван, растоптан, распят. Ты готов к этому? Но сперва надо стать ну хотя б президентом. Я не верю, что тебе это удастся. Ты станешь только фараоном своей пирамиды и будешь заживо в ней погребен. Зачем это тебе? Ты же не станешь, надеюсь, революционером?

— Разве что революционером сознания…

Какое-то время мы молчали, затем Аня сказала:

— Тебе, я знаю, плевать на истину, и за это я тебя люблю. И, знаешь, мне кажется, я уже готова идти за тобой, да-да… Даже если мы и не изменим историю. Чем ты берешь?

— Прекрасно! Идем!..

— Но ты же ни во что не веришь!

— Неправда — в тебя!

— Ах, какая прелестная музыка! Рест, нельзя доверять человеку, которого ты любишь.

— Ты будешь разочарована — я как раз так не думаю.

Снова наступила тишина. Я ждал, что она, в конце концов, выскажет свое мнение о Пирамиде.

— Знаешь, — наконец тихо произнесла Аня, — мне кажется, ты строишь корабль, для которого в мире еще нет ни одной пристани.

Она мне не верила. Она не верила ни в нашу Пирамиду, ни в какую-то там сверкнувшую вдруг во тьме мою истину. Нет. Для нее истина давно была открыта, ее истина — та трудная, но и счастливая необходимость, которая заставляла светиться глаза всех, с кем ей приходилось иметь в этом мире дело и делить грубый хлеб повседневности.

Так, то журя, то потакая и льстя друг другу, мы с невероятным наслаждением, я бы сказал с упоением, проводили эти вдруг свалившиеся на нас с Неба и стремительно теперь летящие, счастливые дни. Часы и минуты. Да, эти неповторимые мгновения…

Вернулось прошлое?..

Все мысли о Юле просто испарились… Надо же!

И никакая Тина не вмешивалась в нашу жизнь! Попробовала бы только!

— Ты, в конце концов, можешь объяснить, что собой представляет эта твоя Пирамида!

Господи, Боже мой! Значит, лед тронулся, если она задает такие вопросы!

— Пирамида — это… это наша силиконовая долина. Но только не долина, плоская как неудачная шутка, а вся в пупырашках, в холмах…

— В пупырышках?

— Ага, вся в прыщах и выступах…

— Сифилис какой-то, — рассмеялась Аня.

— Да нет! Какой сифилис?! Все эти выступы и выпуклости — это горы ума, понимаешь, Эвересты и Джомолунгмы ума! Понимаешь? Мировой ум! Ну…

— Понимаю, — с серьезным выражением лица произнесла Аня, — теперь я тебя вполне понимаю.

— Ну вот!

— Теперь — да!

Теперь я не смог сдержать улыбки.

— Да нет, брось, — сказал я, — не издевайся. Так вот: Пирамида — это такой закон незыблемой и безукоризненной справедливости жизни на планете Земля. Если хочешь — диктатура! Да-да, диктатура Любви! Такая всеобъемлющая и самодостаточная штуковина, рисующая жизнь со всеми ее подробностями и во всей своей умопомрачительной красе. Простая, как палец!

— Как палец?

Аня только хмыкнула. Палец ее не совсем устраивал.

— Это такое состояние мира, понимаешь, некая плерома…

— Как ты сказал?

— Плерома, — сказал я, — идеальное состояние мира, понимаешь?

Аня внимательно посмотрела мне в глаза и сказала:

— Хорошо… Du sens commun (С точки зрения здравого смысла, — франц.) ваша затея — чистой воды иллюзия и ничего больше. Ну, да ладно. Лучше скажи, как ты меня нашел?

Я коротко упомянул про киевскую тетю.

— Слушай, а какое сегодня число?! — вдруг воскликнул я.

Аня посмотрела на меня так, словно мне срочно требовалась медицинская помощь.

— Двадцать первое!

— Мне срочно нужно позвонить!..

— Ты же недавно звонил!

— Правда?

— Звони, звони…

— Тебе нужно было позвонить Тине? — улыбнувшись, спрашивает Лена.

— Ага… Тине! Мне как раз её-то и недоставало!..

Дата добавления: 2015-08-03