Идеи Сэмюэля Хантингтона

Сэмюэль Хантингтон и до статьи «The Clash of Civilizations?» в 1993 г. был политологом известным и признанным: профессор Гарвардского университета, директор Института стратегических исследований им. Дж. Олина при Гарвардском университете, основатель и соиздатель журнала «Внешняя политика». С 1985 г. он – президент Американской ассоциации политических наук. После его книг «Политический порядок в изменяющихся обществах» (1968) и «Кризис демократии» (1975) Хантингтона считают «либеральным консерватором», одним из зачинателей «неоконсервативной волны» в западной политической жизни.

Само по себе направление довольно симпатичное: не отказываться от достигнутой сложности и в то же время обратиться к самым простым фундаментальным ценностям: семья, личные отношения, дружба, сельское хозяйство, образование, культура, история страны. Неоконсерваторы считают важным сохранить устои нации и государства от напора разного рода экстремистов.

Жаль, в России неоконсерваторов почти нет.

Но настоящий «звездный час» Хантингтона настал после 1993 г. Его версия войны цивилизаций простая и невеселая. Хантингтон полагает, что традиционное соперничество между национальными государствами [3] себя исчерпало. Вернуться к нему и невозможно, и никому не нужно.

По его мнению, «в нарождающемся мире» основным источником конфликтов будет уже не идеология и не экономика. Важнейшие границы, разделяющие человечество, и преобладающие источники конфликтов будут определяться культурой.

Обычно началом Нового времени в мировой истории считают Вестфальский мир 1648 г. Он разделил Европу на протестантскую и католическую, с ним окончилась долгая череда религиозных войн Реформации.

После Вестфальского мира между собой воевали короли и императоры. Эти абсолютные или все чаще конституционные монархи стремились укрепить экономическую мощь своих империй, а главное – присоединить новые земли к своим владениям.

Для этого они увеличивали свои армии, укрепляли свою техническую мощь, делали сильнее бюрократический аппарат. Процесс развития государства и породил нации-государства.

После Великой Французской революции 1789-1793 гг. основные линии конфликтов стали пролегать не столько между правителями, сколько между нациями. Вражда между «нациями-государствами» длилась весь XIX в. Первая мировая война велась между объединениями «наций-государств».

После двух революций в России 1917 г. и Гражданской войны 1917-1922 гг. лицо мира определяли идеологии. Сначала конфликтовали нацизм, коммунизм и либеральная демократия. Потом нацизм разбили, и после Второй мировой войны в мире противостояли коммунизм и либеральная демократия.

«Во время холодной войны этот конфликт воплотился в борьбу двух сверхдержав, ни одна из которых не была нацией-государством в классическом европейском смысле. Их самоидентификация формулировалась в идеологических категориях.[4]

Но холодная война окончилась. Теперь мир не разделен на идеологические блоки. Фукуяма считал, что тут все и кончилось. Хантингтон же полагает, что как только прекратились войны между идеологическими системами, тут же начались войны между цивилизациями.

Кто с кем будет воевать и почему?

По Хантингтону, главными участниками исторического процесса в ближайшие годы будут семь-восемь цивилизаций. К ним он относит западную, конфуцианскую, японскую, исламскую, индуистскую, православно-славянскую, латиноамериканскую и, возможно, африканскую цивилизации.

Почему они буду враждовать?

Во-первых, различия между людьми разных цивилизаций проявляются в истории, языке, культуре, традиции, в религии [5]

В разных цивилизациях за сотни и тысячи лет сложились разные взгляды на отношения между Богом и человеком, гражданином и государством, родителями и детьми, свободой и властью, равенством и подчинением. Они намного более фундаментальны, чем различия между идеологиями, политическими режимами или лояльностью национальным государствам.

На протяжении веков самые затяжные и кровопролитные конфликты порождались именно различиями между цивилизациями. Например, между миром христианства и ислама войны практически не прекращались с момента появления ислама в VII в.

Во-вторых, мир становится субъективно «меньше». Раньше люди могли веками не видеть «чужих», не сталкиваться с ними экономически и политически. Сегодня стремительно усиливается взаимодействие между людьми различных цивилизаций. Речь идет не только о туризме и Интернете, но об экономическом и политическом взаимопроникновении. Люди постоянно видят «других», общаются с ними, сталкиваются в быту и в делах.

Эти взаимодействия усиливают цивилизационное самосознание, потому что при них обостряется понимание различий между цивилизациями. Люди по-разному смотрят на проникновение в экономику и общественную жизнь их стран «своих» и «чужих». К примеру, американцы хуже относятся к японским капиталовложениям, чем к более крупным капиталовложениям из Канады и европейских стран. Во Франции негативно относятся к эмиграции из Северной Африки, но спокойно – к эмиграции из католической Польши.

В-третьих, по мере ослабления роли «наций-государств» душевную пустоту в душах людей занимает религия. Она начинает играть все большую роль для самоопределения человека. Фундаменталистские движения возникли по сути, во всех мировых религиях: в западном христианстве, иудаизме, буддизме, индуизме и исламе. Если двадцать лет назад религия казалась уделом малограмотных и отсталых людей, сегодня в большинстве стран и конфессий фундаментализм поддерживают образованные молодые люди, высококвалифицированные специалисты из средних классов, лица свободных профессий, бизнесмены.

В-четвертых, во всем мире происходит своего рода «возвращение к корням». Есть оно и в западном мире, а среди незападных цивилизаций становится важнейшим фактором. Идет «азианизация» в таком форпосте западного понимания жизни, как Япония, исчерпание наследия Неру и «индуизация» Индии, крах западных социалистических и националистических идей и отсюда «реисламизация» Ближнего Востока.

Современные проблемы культурного самоопределения в России Хантингтон тоже считает таким «антизападным» явлением и попыткой обретения «корней».

В-пятых, культурные особенности и различия менее подвержены изменениям, чем экономические и политические. Поэтому их сложнее разрешить либо сводить к компромиссам. «В бывшем Советском Союзе коммунисты могут стать демократами, богатые превратиться в бедных, а бедняки – в богачей, но русские при всем желании не смогут стать эстонцами, а азербайджанцы – армянами»[6].

«В классовых и идеологических конфликтах ключевым был вопрос: «На чьей ты стороне?» И человек мог выбирать – на чьей он стороне, а также менять раз избранные позиции. В конфликте же цивилизаций вопрос ставится иначе: «Кто ты такой?» Речь идет о том, что дано и не подлежит изменениям. И, как мы знаем из опыта Боснии, Кавказа, Судана, дав неподходящий ответ на этот вопрос, можно немедленно получить пулю в лоб. Религия разделяет людей еще более резко, чем этническая принадлежность. Человек может быть полуфранцузом и полуарабом, и даже гражданином обеих этих стран. Куда сложнее быть полукатоликом и полумусульманином»[7].

В-шестых, усиливается экономический регионализм. Доля внутрирегионального торгового оборота возросла за период с 1980 по 1989 г. с 51 до 59% в Европе, с 33 до 37% в Юго-Восточной Азии, и с 32 до 36% – в Северной Америке. Судя по всему, роль региональных экономических связей будет усиливаться.

Экономический регионализм может быть успешным, только если он коренится в общности цивилизации. Европейское Сообщество покоится на общих основаниях европейской культуры и западного христианства.

Успех НАФТА (североамериканской зоны свободной торговли) зависит от продолжающегося сближения культур Мексики, Канады и Америки.

А Япония, напротив, испытывает затруднения с созданием такого же экономического сообщества в Юго-Восточной Азии, так как Япония – это единственное в своем роде общество и цивилизация. Какими бы мощными ни были торговые и финансовые связи Японии с остальными странами Юго-Восточной Азии, культурные различия между ними мешают продвижению по пути региональной экономической интефации по образцу Западной Европы или Северной Америки» [8].

Хантингтон считает, что облик мира будет формироваться в ходе взаимодействия разных цивилизаций. Он уверен, что все более тесный мир обречен на столкновения все более обособленных цивилизаций. Неизбежный конфликт цивилизаций разворачивается на двух уровнях. Есть макроуровень глобальной политики. На нем страны и блоки стран, относящиеся к разным цивилизациям, соперничают из-за влияния в военной и экономической сфере, борются за контроль над международными организациями и третьими странами. Все они стараясь утвердить во всем мире собственные политические и религиозные ценности.

А есть микроуровень... Группы, обитающие вдоль линий разлома между цивилизациями, ведут кровопролитную борьбу за земли и власть друг над другом. Если столкновение цивилизаций станет важнейшим фактором мировой политики, то «линии разлома между цивилизациями – это и есть линии будущих фронтов» [9].

Дата добавления: 2015-08-03