Глава 1. Артем Тихомиров

Артем Тихомиров

Седьмая пятница

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1

Утром четырнадцатого сентября настроение у меня было лучше некуда. Словно молодой козлик, я прыгал из угла в угол и радовался неизвестно чему, напевая веселые песенки из подзабытого детского репертуара.

Странно, не правда ли? Особенно если учесть хандру, которая всегда нападает на меня осенью, и отвратительную погоду за окном: нудный мелкий дождь, не собирающийся прекращаться как минимум ближайшие часов двенадцать.

Короче, оптимизм хлестал из меня тугими струями, внося в элегический осенний настрой явный диссонанс.

С этим диссонансом на физиономии я влетел в столовую и плюхнулся на стул, чтобы наполнить чрево завтраком. Завтрак состоял из омлета с зеленью, горячих бутербродов со свиной колбасой, выпечки и чая. Селина, как всегда, постаралась на славу. О прекрасная дева! Как хорошо, что мне удалось уговорить ее поступить ко мне на службу! До нее в моем доме командовала одна кошмарная особа, при воспоминании о которой я до сих пор содрогаюсь. Звали ее Гарния, и призвание свое она видела в том, чтобы угнетать Браула всякую минуту и попрекать паразитическим образом жизни. Лишь когда домомучительница (так я называл ее за глаза) испарилась в туманных далях, я смог вздохнуть свободно. Селина, сменившая Гарнию, была просто подарком судьбы.

Я набросился на омлет и прикончил его. И едва взялся за бутерброды и чай, в столовую на своих коротеньких кривых ножках вошел Квирсел.

— Привет! — сказал я, размахивая хлебом с колбасой, как флажком. — Прекрасное утро, не правда ли?

Квирсел только с виду симпатичный мопсик, но на самом деле он, по его собственным словам, могучий чародей из другого измерения. Появился этот субъект в моем доме пару месяцев назад и с тех пор стал неотъемлемой частью интерьера. Так уж сложилось. Я привык воспринимать его компанию как данность, изменить которую невозможно никакими средствами. Квирсел заявил, что ему здесь удобно, значит, все, разговор окончен. На самый важный вопрос, касающийся причин его приезда в наш мир, Квирсел сказал только, что в настоящий момент он эмигрант. Родина, дескать, указала ему на дверь. Именно по причине своего довольно шаткого общественного статуса Квирсел и скрывается в собачьем образе.

Добравшись до свободного стула слева от меня, Квирсел неуклюже вспрыгнул на него и уселся на подушке. Голова его торчала из-за края стола и была преисполнена глубоких мыслей. Взгляд больших глаз на морщинистой мордашке остекленел.

— Ты размышляешь о вечном и преходящем? — спросил я.

Говорить приходилось с полным ртом, и в результате крошки летели по столовой шрапнелью.

— Что? — Мопс вынырнул из своих интеллектуальных глубин. На самом деле в большей степени он считает себя мыслителем, чем чародеем. Размышлять любит, пожалуй, даже больше, чем пожирать с чавканьем мясной рулет. Видели бы вы его в библиотеке, когда он сидит за книгой, нацепив на нос-пуговку очки и колпачок с кисточкой на голову.

Я повторил свой вопрос.

— Браул, я иногда думаю, что в детстве твой мозг подвергся какому-то травматическому воздействию, — сказал мопс сочным баритоном. — Кормилица не роняла тебя с третьего этажа?

Я задумался, почесывая вилкой затылок. В таком вопросе нельзя полагаться на авось. Чтобы ответить на него, нужны точные сведения, из первых рук, как говорится, а первыми руками может быть лишь моя родительница, графиня и могущественная чародейка Эльфрида Невергор.

— Ладно, забудь, — сказал Квирсел, прежде чем я успел хоть что-то промычать на заданную тему. — Жизнь слишком жестока, чтобы обращать внимание на такие мелочи.

— Что случилось? — спросил я. — Разве мопсы тоже испытывают осеннюю депрессию?

— Мопсы — не знаю.

— Но ты мопс.

— Только внешне, Браул. Я сто раз тебе говорил…

— Да, ты чародей. Ты выбрал мой дом в качестве убежища, чтобы скрыться от тиранического режима, который свирепствует в твоих родных пенатах. Но, хоть убей, я до сих пор ничего не понимаю.

Квирсел скосил на меня свои громадные глаза. Очень знакомый взгляд. Удачно копирует те, что бросает на меня моя троюродная сестра Гермиона Скоппендэйл.

— В том твоя беда, Браул, — качнул головой Квирсел. — Ты ничего не понимаешь. Ты живешь в мире слишком сложном и противоречивом, чтобы дать ему самостоятельно правильную оценку.

Я фыркнул, выстреливая изо рта кусочком колбасы. Квирсел проследил его полет до того места, где намечалась посадка, то есть до края стола.

— Я и не стремлюсь. Жизнь так часто била меня по голове, что я давно бросил попытки привести весь этот хаос к общему знаменателю. Да и зачем?

— И правда…

— Но какая муха тебя укусила, Квирсел? Большую часть времени ты бодр и весел, бегаешь по дому или по заднему двору по своим собачьим надобностям. Или торчишь в библиотеке, постигая различные мудрости. А сегодня я тебя не узнаю!

— Это называется ностальгия, — сказал мопс.

— Что «это»?

— То состояние, в котором я пребываю.

— Ностальгия… если я правильно понял, тебя снедает тоска?

— Тоска.

— По дому?

— Надо же, с первого раза догадался, — сказал Квирсел краем рта.

— Давно не получал вестей?

— Я их не получал ни разу с той поры, как поселился здесь.

В наступившей тишине я нарочно громыхал ложечкой в чашке с чаем. Продолжения, как всегда, не последовало. Вот и поговори с таким балдахином.

— Ну, — сказал я, заметив, что чародей вновь уставился в пространство глазами-плошками, — может, теперь наконец расскажешь подробности?

— Нет.

Это «нет», короткое и ясное, я слышал уже, наверное, миллион раз.

— И спрашивать «почему?» не имеет смысла?

— Не имеет! — Тон мопса был ледяным. Ну, этот скажет — как отрежет.

— Ладно! — Я махнул рукой, не желая портить себе радужного настроения.

Чародей пыхтел, высунув розовый язык, но я не обращал на него внимания, продолжая расправляться с завтраком.

Изо дня в день мы перетираем одно и то же: я пытаюсь выудить из него что-нибудь интересное, а мопс упирается. С мертвой точки дело до сих пор не сдвинулось, и я сильно подозреваю, что Квирселу, по существу, и сказать-то нечего, а все его многозначительные фырканья и вздохи — лишь способ поддерживать интерес к своей персоне. Так и живем. Устраиваем перепалки на философские темы, в которых я неизменно проигрываю, и вместе ставим магические опыты у меня в лаборатории. А еще ходим на прогулки, где я изображаю хозяина милого песика, а он — самого милого песика. В общем, худо-бедно находим компромисс.

Не имею понятия, что именно привлекло в моем доме Квирсела, ведь в Мигонии можно найти места куда лучше и собеседников куда умнее, но факт остается фактом. Этот доморощенный политический беженец, похоже, обосновался здесь надолго. В целом я не возражаю, с ним как-то веселее. Проблема лишь в том, что иной раз мне хочется его пристукнуть, позабыв о своей любви к животным.

Набив желудок, я промокнул губы салфеткой и поинтересовался дальнейшими планами Квирсела. В ответ мне адресовали взгляд страдающих собачьих глаз. Я спросил, что это значит, и не добился ответа. Мопсик терзался ностальгией так сильно, что не мог и слова вымолвить.

Я встал из-за стола и чинно, как полагается аристократу-волшебнику, поплыл из столовой. По грации я намного превосходил самый красивый из эртиланских кораблей, какие были когда-либо спущены на воду. Лебедь и тот взрезает плоть воды не так элегантно — в сравнении со мной он был просто кряквой.

Но мой плавный ход был прерван Селиной. Маленькая блондинка появилась в дверях столовой как раз в тот момент, когда в них появился я, и таким образом мы столкнулись нос к носу.

— Простите, граф! — выпалила служанка, размахивая руками.

— Ничего страшного. Мне приятно. Можете и дальше налетать на меня на всем скаку.

— Да? — И без того большие голубые глаза Селины расширились. Если хорошенько приглядеться, можно было различить сквозь них, точно через увеличительные стекла, ее затылок. — Хорошо!

Приподняв бровь, я покровительственно улыбнулся. Я нисколько не преувеличивал, ибо одно дело — натыкаться на страшную домомучительницу, похожую на тысячелетнего демона во плоти, а другое — на это чудесное создание. Лишь тот, кто близко знаком с Гарнией, знает, о чем я веду речь. Контраст между двумя ощущениями разительный.

— К вам гость, граф. Ждет в прихожей.

— Гость, значит? — сказал я. — Он назвался?

— Да…

Тут мне следовало бы сурово прокашляться и заподозрить неладное. Проще говоря, навострить уши, как делает всякий безобидный зверек, почуявший, что хищник ждет его за углом, но я не навострил. Слишком велик был в ту минуту во мне заряд оптимизма, чтобы думать о плохом, и поэтому никаких мер я не предпринял. На свою беду, как стало ясно позже. Можно было, например, спрятаться в шкаф и сказать, что я улетел на ковре-самолете, или телепортироваться в другой город, снять номер в тамошней гостинице и переждать опасность… да мало ли способов, всего не перечислить!..

Но точно следуя своей карме, ничего подобного я не предпринял. Недаром Гермиона считает, что я дурак из той категории, которым закон не писан, а если писан, то, по ее твердому убеждению, не читан…

Короче говоря, широким шагом я направился в прихожую.

Дата добавления: 2015-08-05