Читайте также: |
|
Сегодня, ты знаешь сам,
Сегодня, мы приносим сверхурочно
Жертву, пока нефть ушла от нас
Жертвам, ребята, вновь перевыполнить план
Новую жертву под план!
Нефть ушла от нас!
Ты, жертва, не стоит жить
Ты жертва ради нефти! Ради жизни!
Нефть, чтобы жить!
Красть, есть
Боги зачтут и простят
Нефть ушла от нас!
О Боги! Где ваш ответ?
О Боги! Похватал, какая жертва,
А нефти нет!
Отблески солнца, Мистер Степанов,
Гуд-бай! Богом заброшенный храм
Нефть ушла от нас!
Это наваждение! Это наваждение!
Нефть ушла от нас!
Рыба с Людкой часами слонялись по Арбату. Каждая группа притягивала внимание подружек и они, не зная кого предпочесть, перемещались от одной к другой. Вкусы подружек разошлись, Людка долго самостоятельно занималась йогой и поэтому ее внимание притягивала тусовка экстрасенсов. А Рыбе же больше нравились эмоциональные проявления поклонников «Гражданской обороны». И чтобы не мешать друг другу, подружки решили разлучиться и «забили стрелку»15 у начала Арбата. Людка осталась с экстрасенсами рассуждать об энергиях. А Рыба, почуяв свободу, «поплыла» по Арбату в поиске новых необычных, ярких впечатлений.
Бессмысленно блуждая от одной группы к другой, Рыба увидела человека с очень яркой внешностью и неординарным поведением. Высокий жгучий брюнет с темно-карими немигающими глазами, глядящими из-под рельефных черных вразлет бровей. Огромный нос и волосы, стоящие на голове «щеткой», придавали его внешности яркий, колоритный и в то же время вызывающий вид. Рядом с ним стояли два человека с гитарами в руках, одетых в неряшливые панковские одеяния. По всей видимости, они представляли единую группу, название которой Рыба еще не знала. Группа пела явную антисоветчину. Лидер двигался очень резко и эксцентрично выкрикивал слова незнакомой песни. Рот его брызгал слюной. Верхняя губа обнажала вставные железные зубы. Тело его сотрясалось в конвульсиях, то сгибаясь, то выпрямляясь. Он входил в раж и начинал делать непристойные движения, дергаясь как наэлектризованный. Публика тоже входила в раж. Взведенные поклонники кричали ему:
– Ник, давай! Прикольно, Ник! Заторчи, Ник!
«Удивительно, странное имя» – подумала Рыба, пытаясь получше разглядеть этого панка. Его лицо показалось ей знакомым. Она стала болезненно вспоминать, где же она его раньше видела.
Женщины, большинство из них очень даже привлекательные, окружавшие его в толпе зевак, просто тащились от каждой его выходки. Сексуальная энергия так и шарашила от него во все стороны. Самки испытывали экстатическое состояние и входили в раж в резонанс вместе с ним.
И вдруг Рыба со всей отчетливостью вспомнила, где она раньше видела это лицо. Оказывается, раньше она встречалась с этим человеком на дне рождения у Майкла из Новосибирской группы «Спид».
«Так это же Ник Рок-н-ролл! – молнией пронеслось в ее голове. – Тот самый!»
Она вспомнила, с каким вожделением она смотрела на него, когда увидела его в первый раз. И вот теперь этот эксцентричный темпераментный брюнет опять предстал перед ней. И вновь то незабываемое дикое чувство пылкой страсти вспыхнуло в ней.
Ник был увлечен процессом пения и не обращал внимания на публику. Взгляд его выражал безумие и самолюбование одновременно. Всмотревшись в его движения, Рыба поняла, что он изрядно пьян, но это, наоборот, придавало всем его действиям гротескность и артистизм. Он то пел, растягивая слова, то, наоборот, скороговоркой выкликал сумасбродные пророчества, то начинал быстро приближать–убирать кулак ото рта. Получался необычный прерывистый звук. Под конец песни Ник стал выкрикивать:
– Приближается полный пи-сов-дец! Пи-сов-дец!
Толпа взвыла и захлопала в ладоши. Песня прекратилась. Ник упер одну руку в бок и, обернувшись вполоборота к публике, пренебрежительно спросил:
– Ну, как? Ничего?
– Ник! Клево! Классно, Ник! – орали возбужденные зрители.
– Второй эшелон! Второй эшелон! – истово стал выкликать Ник название своей группы. Публика поддержала его бурей оваций. Все вошли в раж и создали единое поле.
– Да здравствует анархия! – орал Ник.
– Хой! Хой! Хой! – отвечала толпа.
– Анархия – мать порядка! – не унимался он.
– Хой! Хой! Ник, давай! – бесновались зеваки.
Ник вошел почти в бесконтрольное состояние. Публику это взвело до предела.
«О, так это же основной йогический принцип, о котором мне рассказывала Людка, – подумала Рыба. –Первозданный хаос. Основа всего мироздания. А у панков Анархия, то есть хаос – основа порядка? Как, оказывается, похожи йоги и панки! Эх, жалко, что Людки сейчас нет, а то бы она сильно прикололась по панкам!»
Не успела Рыба додумать все это, как неожиданно из толпы нарисовалась старая скандальная бабка и заорала на музыкантов, тряся своей клюкой:
– Ах вы, нехристи окаянные! Да как вас еще земля-то терпит! Я на вас в милицию пожаловалась, бездельники.
– Ох, и стукачка же ты, бабка! – только и успел произнести один из сочувствующих пареньков, как неподалеку от тусовки остановился ментовский воронок. Из него выскочили четверо ментов, и они ломанулись прямо к Нику Рок-н-роллу. Зеваки обернулись и увидели приближающихся фараонов.
– Шухер! Атас! – заорала вся кодла. – Бежим! Менты нагрянули!
Все бросились врассыпную. В том числе и музыканты. Один только самый эмоциональный слушатель задержался. Выхватил у бабки ее клюку и как следует ей накостылял по заднице и хребтине.
Бабка вырывалась, как могла, но силы были уже не те. И за свое она получила сполна. Это-то как раз и отвлекло внимание ментов. Вместо Ника и других рокеров менты напали на этого паренька.
Рыба беспечно стояла и не соображала, что нужно самой тоже быстрее сматываться, чтобы, не дай Бог, не влипнуть в лапы мусоров. Слава Богу, ее никто не замечал. Все были отвлечены импульсивной выходкой парня. Рыба безмолвно наблюдала, как его скрутили, повалили на асфальт и стали пинать почем зря, затем подняли на ноги, ошманали, вывернули все карманы. Но не найдя ничего подозрительного, все равно потащили его в каталажку, так как у бедолаги не оказалось с собой паспорта.
– На выяснение личности. И на пятнадцать суток за хулиганство! – рявкнул самый толстый коренастый мент.
Дверь машины захлопнулась за этим смельчаком, и воронок укатил в неизвестном направлении.
Рыба некоторое время еще стояла на месте происшествия, бессмысленно глядя на корчащуюся старуху, которая пыталась подобрать свою трость. А потом, словно очнувшись из своего забытья, она двинулась дальше в поиске новых впечатлений.
В одном из закутков сидели художники. Один из них предложил Рыбе написать с нее портрет. Та охотно согласилась. Битых сорок минут она сидела со своим тупым ебальником, пока художник трудился над своим «произведением». Когда же работа была окончена, художник торжественно вручил Рыбе свое «творение». Рыба сначала не узнала себя на этом рисунке. На нем она была какой-то «прилизанной», строгой и чуть ли не писаной красавицей. Короче, это был канонический портрет, а не живое изображение, отображающее характер человека.
– Пятьдесят рублей! – любезно произнес художник, подавая свое «произведение» Рыбе.
– Какие пятьдесят рублей? – удивилась она.
– Ну, за работу, за ваш портрет.
– А у меня нет денег, – прочадосила Рыба.
– А почему же вы тогда согласились? – с раздражением спросил художник.
– Ну, вот вы меня пригласили, вот я и согласилась, – мямлила Рыба.
– Надо было тогда не соглашаться, если у вас нет денег, – не унимался пидер.
– А вы разве сказали, что платить за это нужно? – огрызнулась Рыба.
Художник осекся, задумался, а через некоторое время сменил гнев на милость:
– Ну, ладно, возьмите этот портрет, только давайте с вами договоримся, что вы этот портрет будете показывать своим знакомым и рассказывать обо мне. Что этот портрет нарисовали на Арбате и именно я. Вот тут я свой автограф поставил.
– Угу, скажу, – радостно сказала Рыба.
Художник смягчился и самодовольно протянул ей свое художество. Рыба взяла и хотела, было, сложить его вчетверо, но художник жутко запротестовал:
– Что же вы делаете! Так нельзя!
– А как надо? – удивилась Рыба.
– Аккуратно свернуть, а что ж вы мнете! – и тут же он ловко свернул свой рисунок, завернул и протянул Рыбе.
Та бездумно взяла этот сверток, и пошла дальше искать приключений.
Художник поступил очень умно. Может быть, он и не получил с Рыбы пятьдесят рублей, но его рисунок мог послужить хорошей рекламой для всех знакомых, перед которыми будет хвастаться глупая Рыба. И тем тоже обязательно захочется иметь свой портрет, и они пойдут на Арбат и заплатят этому художнику в десять раз больше, чем он мог бы получить за один портрет. Тем более, что тогда, в первые месяцы перестройки, все было внове и желающих было хоть отбавляй! Те, кого он нарисует, покажут свои портреты своим знакомым, и так будет идти цепочка. И он сможет заработать много денег. А если бы он оставил этот портрет у себя, то никто не узнал о его работе и он бы остался без заработка.
Беспечная Рыба шла по улице в поиске новых впечатлений. Вечерело, и она стала задумываться, где бы ей остановиться на ночлег. У нее было несколько адресов и телефонов, оставленных Летовым. Обзвонив их, она в некоторых местах получила отказ, а некоторые были заняты, либо не поднимали трубку.
Не зная, что же делать, Рыба подошла к первому встречному «волосатику» и сказала:
– Эй, пипл! Ты не скажешь, куда можно вписаться на найт?
– Вписаться? Нет проблем! Ты «Маму Иру» знаешь? – очень уверенно сказал он.
– «Маму Иру?» А кто это такая?
– А ты сама-то откуда будешь?
– Да из N-cкa, – ответила Рыба. – Автостопом сюда приехала.
– Автостопом?! – уважительно произнес «пипл». – Ну, тогда держи адрес. С этими словами он вытащил листок и на нем накарябал заветный адрес.
Рыба поблагодарила его и поплыла к месту, где они договорились встретиться с Людкой. Радостная и гордая, Рыба представляла, как она заявит Людке, что она спасла их обеих от бомжовской ночи.
Но не тут-то было! Рыба пришла на место встречи и с гордым видом стала выглядывать Людку среди толпы. Прошло полчаса. Людки не было. Прошло еще полчаса, Людка не появлялась. Радость Рыбы стала куда-то улетучиваться. Еще через полчаса состояние Рыбы стало мрачнеть, появился страх и паника. Где же Людка? Что теперь делать? Оказалось, Рыба пришла на встречу на два часа раньше, чем они договаривались. И, не дождавшись никого, она решила отправиться ночевать к «Маме Ире». Не зная, кто это такая, что это за человек, одна в чужом городе, без копейки денег, она решительно двинулась вперед как боевой слон.
Ехать нужно было на метро. Пятачков у нее не было. И поэтому веселая ободранная хиппарка начала искать прямо у разменных аппаратов. Подойдя к одной жирной старухе, она промямлила:
– Тетенька, а у вас пятачка не найдется?
– Ишь, чего захотела! – зашипела та. – Здоровая уже! Иди работай!
Так она подходила к нескольким людям и получала все тот же отрицательный ответ.
Но вот она присмотрела молодого паренька с мягкими и добродушными чертами.
– Извините, пожалуйста, я вижу у вас очень доброе сердце! Не дадите ли вы мне пятачок, а то я деньги дома забыла, – как можно более жалостливо и вкрадчиво произнесла Рыба. При этом она послала такой сильный эмоциональный импульс, что отказать ей было практически невозможно. И парень под воздействием этого импульса и добрых слов, размяк, совсем расслабился и отвалил ей сразу три пятачка, а один оставил себе.
Рыба радостно улыбнулась и, пожелав удачи, пулей ломанулась в метро. Пацан еще какое-то время стоял как завороженный, а потом вышел из забытья и, словно заснув новым сном, пошел дальше в своем направлении.
Рыба весело катилась в метро и разглядывала мышей. Разношерстные, но все прилизанные и однотипные, они казались ей толпой стеклоглазых роботов, бездумно шагающих в одном и том же направлении. Запрограммированных на одну лишь программу: институт – семья – могила.
Своим оборванным внешним видом Рыба сильно привлекала внимание мышей. Вольно или невольно взгляды их направлялись на нее. Большинство их были осуждающими. Некоторые просто любопытными. Сначала ей было немного не по себе. Но, с другой стороны, ей нравилось идти на протест против мышиной ереси. Она тут же вспомнила слова своего давнего знакомого, Кисы:
– Вы что, думаете, это вы в зоопарк пришли? Нет! Это я в зоопарк пришел!
И тут же она весело рассмеялась над всей оценкой мышей, и ей сразу же стало легко и свободно. И она стала меньше реагировать на все людские оценки.
Поезд примчал ее к нужной станции. Пользуясь чутьем, Рыба быстро нашла нужный ей адрес и позвонила в нужную ей дверь.
Некоторое время не открывали. Рыба позвонила второй раз.
– Сейчас! Сейчас! Иду! – послышался за дверью разбитной агрессивный женский голос.
Через мгновение дверь распахнулась и на пороге предстала женщина лет тридцати. С обесцвеченными волосами до плеч и сигаретой в зубах. На ней были новые джинсы и облегающая красная майка.
– А это кто к нам пожаловал?! – пренебрежительно процедила она сквозь зубы.
– А меня зовут Рыба. Можно к вам? Я от Егора Летова, – произнесла она свою присказку.
– А нам от Егора ни холодно, ни жарко, – гадливо произнесла женщина. – Ну, проходи, коли пожаловала.
Рыба вошла во вполне уютную и цивильную квартиру, сильно выделяющуюся среди запущенных панковских хибар. Она сняла свои борцовские бутсы, в которых ходила еще с самого N-ска, с весны.
– Проходи, проходи, гостем будешь, – властно и пренебрежительно произнесла «Мама Ира». По всей видимости, она была пьяна, но, казалось, что пить ей не привыкать, и держалась она очень уверенно.
– А вы «Мама Ира?» – восторженно глядя на нее, спросила Рыба.
– Так точно! – снисходительно улыбнулась хозяйка, обнажая золотую коронку на переднем зубе, которая придавала ей вульгарный вид. – Ну, проходи, коли уж пришла. А Егора ты давно видела? – проницательно глядя на Рыбу, спросила хозяйка.
– Да месяц где-то назад, в Омске, – ответила Рыба, проходя в комнату.
– Пойду, поставлю-ка чай, – сказала «Мама Ира» и удалилась.
– А это кто к нам пожаловал? – услышала Рыба разбитной мужской голос.
Вначале она не поверила своим глазам. Пред ней стоял сам Ник Рок-н-ролл. Сильно выпивший, но уверенно держащийся на ногах, он пристально изучал Рыбу.
– Где-то я тебя раньше видел, – вымолвил он, оглядывая Рыбу с ног до головы. – Как тебя зовут?
– Рыба, бешеный сов! – недолго думая, выпалила Рыба.
– А где я тебя видел? – ласково произнес он.
– Кажется, у Майкла, на дне рождения, – чистосердечно сказала Рыба.
– А! Так ты знаешь Майкла, ну тогда проходи! Пить будешь?
– Нет, я не хочу!
– Брось! Ты меня не уважаешь? Если уважаешь, то пей!
С этими словами он налил ей стакан вина. Рыба съежилась, вся напряглась, но деваться было некуда. Она взяла стакан и, морщась, сделала из него несколько глотков.
– Молодец! Хорошо! – одобрительно хлопнул ее по плечу Ник. – А спать со мной ты будешь?
Рыба сильно удивилась такому скоропалительному переходу, но радости ее не было предела! Как быстро она достигла предела своих мечтаний!
– Конечно, буду! – громко закричала она
– Чего вы тут разорались! – ввалилась в комнату «Мама Ира».
– А, знаешь, мы сегодня с Рыбой вместе плавать будем ночью, – пошутил Ник.
– А это еще с чего?! – возмутилась «Мама Ира».
– А просто мне интересно. Прикинь, я ее еще у Майкла на дне рождения видел!
– А мне насрать, где ты ее видел! – бесновалась фурия. – Какое мне до этого дело!
– Ириш, все в ажуре! Я сначала с ней прилягу, а потом к тебе на всю ночь приду, – придумал хитрый компромисс пройдоха.
– Ах, так! Тогда можешь вообще не приходить! – выпалила она и, громко хлопнув дверью, выскочила из комнаты на кухню.
– Ну, вот так! – надменно произнес Ник. – Полежи-отдохни. Может и пройдет!
И стал корчить рожи и ломать пальцы, глядя в сторону кухни.
– А, пошла ты! – махнул он рукой и переключил внимание на длинноволосую хиппарку.
– А ты как к Майклу на день рождения попала? – спросил он, усаживая Рыбу на диван и садясь рядом с ней.
– А он меня сам в рок-клубе пригласил, – скованно ответила Рыба, чувствуя внутренний дискомфорт.
– А так ты еще и на рок-клубе была, – вкрадчиво спросил он, обнимая одной рукой ее за плечи и прижимая к себе.
Только сейчас Рыба ощутила, как от него несет перегаром, и увидела, что лицо у него давно не брито.
– Да, я там постоянно тусовалась, – сдержанно выдавила из себя она, делая попытку отодвинуться от него. – А еще я автостопом сюда из N-ска приехала.
– Автостопом?! –ошарашено спросил Ник, высвобождая ее из своих клешней. – Ну, ты даешь! Вот за это уважаю!
– А что тут особенного! – пренебрежительно бросила Рыба. – Мне кажется, это несложно!
– Ну, ты вообще-то молодец, – с хитринкой в голосе произнес Ник. – Скажи, а сколько тебе лет, Рыба?
– Семнадцать, простодушно произнесла она.
– Что?! – как ошалелый выпалил Ник.
– А что тут такого страшного, – не понимала она. – Автостопом можно, мне кажется, еще и раньше начинать ездить.
– Да я не про это спрашивал, – как сквозь сон отозвался Ник. – Ты понимаешь, у меня ведь судимость была.
– Какая судимость? – не въезжала Рыба.
– Да за житье с малолеткой, сука!
– Какой малолеткой? – не всасывала она.
– А такой, которая трахалась со мной, говорила, что любит, а когда менты меня повинтили, то сдала меня и все показания против меня дала! Сука! Убью! – бесился Ник, размахивая в воздухе кулаками. – О! Если бы я знал! Если б знал!
Похоже, психика его была сильно расшатана, судя по тому, как бурно и резко он реагировал на каждое слово.
– Да какая разница! – махнул рукой Ник. – Но ведь ты же не такая?! Не такая? – истово спрашивал он, тряся ее за плечи.
– Нет! Что ты, Ник! – клялась Рыба. – Я никогда бы так не поступила! Успокойся, пожалуйста! Я тебя бы никогда не выдала!
Рыба тараторила как сумасшедшая, пока Ник не оборвал ее:
– Ладно. Вижу ты не из таких. Верю тебе. Скажи! А ты девственница?
– Да! – чистосердечно призналась Рыба.
– Хорошо! Тогда у меня в случае чего будет алиби. Правильно?
– Да, – промычала Рыба, плохо понимая значение этого слова. – А что это такое?
– Потом, поймешь, – оборвал ее Ник. – Скажи, а ты будешь делать все, что я тебя попрошу?
– Буду! – радостно ответила она. – А что нужно делать? Я все сделаю.
– Да ничего особенного, ты все сама потом поймешь.
– Ну, ладно, – ничего не понимая, промямлила овца.
– Тогда давай ложиться спать, – резко «завернул гайки» корифей Рок-н-ролла.
– Хорошо, только скажи, почему у тебя такое странное имя, Ник?
– Ник – Николай – Коля, – махнул он рукой. – А Рок-н-ролл – потому что я начал еще на заре этого движения. Так за мной и повелось это прозвище.
– А, тогда понятно, – бессмысленно промямлила Рыба. – Ник Рок-н-ролл! Звучит!
– А ты как думала! – гордо задрал нос пункер. – Ну, ладно, пошли спать. Ты помнишь наш уговор? – неожиданно переменился он.
– Какой? – испуганно спросила Рыба.
– Ты обещала делать все, что я тебя попрошу. Ты обещала!
– Ну, хорошо, хорошо, – тупо долдонила она, не понимая, чего от нее хотят.
Ник разложил диван, бросил на него пару подушек, расстелил одеяло и, не раздеваясь, прямо в джинсах и тельнике завалился на диван. Спать надо было без постельного белья.
– Прошу! – артистичным жестом поманил он Рыбу, ошарашено глядящую на все это представление.
Та, последовав его примеру, завалилась спать прямо в одежде. Ник дернул за веревочку выключателя и свет погас.
Наступила полная тишина и темнота.
Ник вплотную придвинулся к Рыбе и подложил свое плечо ей под голову. Только теперь она почувствовала, как от него разит перегаром и табаком. Она вся сжалась от страха и отвращения в ожидании чего-то пакостного. Но, к счастью, почти в ту же минуту Ник повернулся на другой бок и захрапел.
«Боже мой! И вот об этом я мечтала, когда смотрела на его выкрутасы!»– думала Рыба, прислушиваясь в темноте, не проснется ли Ник. Но тот глубоко заснул и дрых без задних ног.
Терзаясь сомнениями, которые убивали все ее мечты, Рыба погрузилась в забытье.
Во сне она была безмятежна и счастлива. Светило ярко солнце, благоухали цветы, пели птицы. Она шла по цветущему лугу, играла с бабочками и стрекозами, купалась в чистой прозрачной воде горных ручьев. Ласковые лучи солнца наполняли ее тело теплом. Хотелось петь, танцевать. Переполняющее ощущение счастья казалось безграничным! Вдруг в следующую секунду она вспорхнула и полетела над землей, как птица. Удивительное чувство восторга наполнило все ее существо.
«А как же я лечу? – вдруг подумала она. – У меня же нет крыльев!»
И начала внимательно осматривать себя. Но никаких крыльев она почему-то не обнаружила.
«А как же я летаю?» – с удивлением задумалась Рыба. И буквально в эту же минуту прекрасный сон растаял, и она вновь проснулась в обыденной реальности.
Так всегда наше существо гораздо лучше понимает, что нам нужно, нежели наш ум.
Он все время дурачит нас и не дает быть естественными, спонтанными и счастливыми. Если бы человек всегда поступал в согласии со своим существом, он давно бы уже был счастлив. Но именно то, что он постоянно о чем-то думает, оценивает, сравнивает, подсчитывает, лишает его всякого покоя, а тем более счастья. Ум – это самый страшный враг человека. Это причина всех бед и несчастий!
Рыба почувствовала какое-то прикосновение к себе. Спросонок она не поняла в чем дело. Протерев глаза, она увидела, что Ник с расстегнутыми штанами залазит на нее.
– Ты действительно девственница? – исступленно спрашивал Ник.
– Да-а-а! – проблеяла Рыба.
– Подожди, может, проверить? – не унимался он.
– Ну, давай проверим, – беспечно пошла на поводу у него Рыба.
– Раздевайся! – скомандовал он.
Рыба, как загипнотизированная зомби, стала стаскивать с себя свое вонючее шмотье. И оставшись «в чем мать родила», она вопросительно уставилась на Ника.
Тот, недолго думая, завалил ее на спину и, раздвинув ей ноги, начал тычиться своим коротким толстым обрубком в ее лохань.
«Боже мой! У него еще толще, чем у Егора! – подумала с ужасом «целка». – Что же теперь будет?!»
И зажмурилась, думая, что же зажать в зубах, чтобы не заорать от боли. Но, к сожалению, под руками ничего не оказалось.
Ник, пыхтя как паровоз, начал долбиться сильнее, но плева никак не поддавалась. Он сделал несколько «кабаньих» ударов и, не добившись успеха, настороженно замер и задумался.
– Что случилось? – стала «будить» его Рыба.
– Что-что! Ты действительно оказалась «целкой»! – взбешенно произнес он.
– А что теперь делать? – участливо спросила она.
Тот немного задумался, а потом радостно воскликнул:
– Я придумал! Ты будешь меня целовать, а я в это время буду дрочить.
– И все? – облегченно вздохнула «бронецелка», радуясь тому, что теперь не придется мучиться от боли.
– Ну, конечно! – раздосадовано сказал он. – Я же не хочу, чтобы из-за тебя меня посадили.
– А за что? – не въезжала дурица.
– Потом поймешь! – оборвал он ее. – Малолетка ты еще! Вот что! Ну ладно, давай, приступай к делу и смотри, чтобы мне было приятно.
– Давай, – бессмысленно промычала Рыба и очень неумело и вяло стала целовать своего «кумира». К этому времени она уже успела привыкнуть к запаху перегара и почти не замечала его.
Пока Ник объяснял Рыбе, что почем, его обрубок уже успел упасть и скукожиться и дабы возвернуть его в прежнее состояние, он начал усиленно им тереться о ляжки и живот Рыбы.
– Обними меня, обними меня! – как безумный повторял он, прерывая лобызания.
Рыба неумеючи захватывала его шею, подобно борцу рукопашного боя. Пьяная скотина продолжала тереться об нее своей «култышкой» и при этом издавала экстатичные возгласы.
– Посильней целуй меня, Рыбонька! – воскликнул Рок-н-ролл. – Во всю силу!
Рыба опять присосалась. Что было мочи. А он начал уже рукой дрочить свой набухший и вставший колом член.
Рыбе было и любопытно и отвратительно одновременно. Но вида она не показывала и самоотверженно целовала его взасос. Ник чуть не задохнулся. Резко рванувшись, он как рыба, выброшенная на берег, глотнул воздуха и в тот момент позорно обкончался себе на живот. Истовый вопль вырвался у него изо рта, затем он как-то неестественно закряхтел, застонал, а потом обмяк и поник, как мешок с дерьмом. Сперма забрызгала все штаны и живот ублюдка. Сам он валялся в отрубе со спущенными штанами и уже успевшим скукоржиться желудем.
– Ну вот! Опять не получилось! – думала Рыба, ощупывая рукой свою целку. – И этот не смог меня пробить. Ну, когда же это, наконец, случится!
Мечась в сомнениях, ее ум остановился на зрелище валяющегося Ника. И в тот же момент ей стало жутко: «Неужели это и есть тот самый кумир, которого я недавно еще боготворила?! Неужели к этому я так стремилась? Ведь он казался таким ярким, таким привлекательным! О, как же я ошибалась! Как же я ошибалась!»
С этими мыслями Рыба заплакала от самосожаления. В этом состоянии она и провалилась в глубокий сон.
– Вставай! Эй ты! Вставай! – раздался громовой голос над самым ухом Рыбы.
– Кто здесь? – спросонок не поняла она.
– Давай, быстрее расшевеливайся! Солнце уже высоко! Рыба подняла голову и протерла глаза.
Перед ней стояла «Мама Ира» собственной персоной. Лохматая и нечесаная, с помятым лицом и мешками под глазами, она была настоящей стервой. Сейчас на ней был домашний рваный халат и стоптанные тапочки. «Мама Ира» стояла, уперев руки в боки и пристально глядя на Рыбу.
Та нехотя поднялась, не понимая, чего от нее хотят, и уставилась на хозяйку.
– Ну, че вылупилась! Давай, вали отсюда! – сорвалась на нее «Мама Ира», как собака с цепи. – Давай, проваливай! Живо!
– А где Ник? – промямлила Рыба.
– А твоего Ника уже давно моль почикала!
– А когда он придет? – чадосила здоровая дылда.
– Когда рак на горе свистнет! – злобно отрезала «Мама Ира».
– А он вам ничего не сказал?
– Слушай! Детка! Хватит тут комедию разыгрывать. Мне сейчас не до тебя и не до Ника. Давай-ка, побыстрее собирайся и иди куда хочешь! Побыстрее! Прошу очистить помещение!
Рыба нехотя, медленно встала, собрала вещи в рюкзак, одела свои бессменные борцовки и вышла на лестничную площадку. Она обернулась как побитая собака.
– Вот еще ты забыла! – напоследок бросила хозяйка и швырнула на пол Рыбе застиранный белый лифчик.
Дверь с грохотом захлопнулась, и Рыба осталась одна, выброшенная на улицу. Поняв весь ужас своего положения, она села прямо посреди подъезда и разревелась как белуга. Мало того, что Ник так выкрутасничал ночью, ее вдобавок и выперли на улицу. Как бродячая собака, она теперь была вынуждена скитаться по улицам и питаться объедками в столовых! Несчастная так и зашлась от самосожаления. Рушились ее мечты о красивых замках, о сказочных принцах и счастливом будущем. Ее окружала серая беспросветная реальность, тупое выживание, не дающее ничего перспективного. Все, что ее окружало, было удивительно механичным и беспросветным и от этого возникало ощущение тупости и обреченности. Жить такой жизнью, какой живут большинство мышей, ей казалось хуже смерти. Работать, выращивать детей, постоянно где-то мучиться, копаться на огороде, получать «три копейки» и жить в полном невежестве. Все это вызывало ощущение брезгливости и отвращения.
Нет! Так жить она не хотела! Она хотела чего-то живого, необычного, яркого, сверхъестественного! На обычную жизнь она была не согласна. Но где найти то, чего она так хотела? Этого она пока еще не знала. И была в состоянии постоянного поиска. А пока что судьба сводила ее с разными людьми и давала возможность получить духовный опыт.
Сама не зная, зачем и почему, Рыба опять поехала на Арбат. Видимо, по привычке.
Было обычное серое будничное утро. Москва, как большой муравейник, расшевеливалась и приходила в движение. Мыши спешили по своим делам. И никому не было до Рыбы никакого дела.
Рыба пришла в небольшой скверик и села на скамейке. Неподалеку уже виднелся Арбат. Хиппушке Рыбе было хорошо и спокойно. Она была одна, ее никто не беспокоил.
«Эх, надо бы где-нибудь насчет хавки что-нибудь сообразить!» – подумала она.
И пошла на Арбат, в ближайшую столовую.
Там уже было полным-полно народу. Уборщица с тележкой то и дело проезжала мимо столов и собирала объедки и грязную посуду.
Рыба выбрала столик, наиболее заставленный тарелками, и уселась за него, как король на именинах. Окружающим мышам наплевать на нее. И она принялась исследовать содержимое тарелок. Чего тут только не было! и остатки супа, и бефстроганов, и картофельное пюре, и остатки булочек, и фрукты от компота! И даже куски недоеденных пирожных! Настоящий пир!
Голодная хиппушка с жадностью волчонка набросилась на все это и начала поглощать. Тарелки стали на глазах пустеть. Но вдруг на горизонте появилась вражеская тележка уборщицы и начала зловеще приближаться к ней. Рыба уже съела первое и второе и перешла к сладостям. И тут проклятая уборщица стала убирать с ее стола пустые тарелки, стаканы, а затем прихватила и кусочек пирожного, которое оставила для себя Рыба.
– Постойте! Не трогайте! Это мое! – закричала Рыба на уборщицу.
– А я тут убираю! – парировала та.
– Ну, и убирайте пустую посуду. А меня не трогайте! Видите, я ем.
– А я, между прочим, для собаки своей тут корм набираю! – напала уборщица.
– А меня это не колышет! – взбесилась Рыба. –Убирайтесь отсюда, не то я на вас напишу жалобу в книге жалоб.
Уборщица изрядно струсила, но все-таки еще пару раз ругнулась напоследок для порядка. И укатила со своей тарантайкой.
Рыба с большим аппетитом набросилась на откусанную ватрушку и остатки яблочного компота. В стакане на дне плавали дохлые червячки и песок, но это ничуть не смутило ее. И скоро стакан был пуст.
Та же участь ждала и обкусанные пирожные, остатки киселя и кефира. При этом Рыбу как-то мало волновало, кто до этого ел и не доел все это. Здоровый он или больной. Совместимы ли вообще все те продукты, которые она поедала.
Съев все, что только можно было съесть, Рыба смачно отрыгнула, составила тарелки горкой и отодвинула ногами стол от себя. Раздался резкий тарахтящий звук и несколько мышей «проснулись» из своего забытья и посмотрели на «возмутителя их спокойствия». Рыба радостно расхохоталась и помахала им рукой.
– Эй! Продолжайте дальше спать! – громко выкрикнула «дикарка» и ураганом выскочила из столовой. Никто из мышей так и не понял, что произошло, но на время вышли из своего забытья, а потом опять заснули глубоким сном.
Рыба опять направилась в скверик и уселась там на лавочку. Беспечно оглядываясь по сторонам, она вдруг заметила, что навстречу ей идут три странные фигуры. Одна из них манерами и эксцентричными жестами очень напоминала Ника Рок-н-ролла, хотя лица его еще не было видно. Другая была на голову выше Ника, очень худощавая, с большой копной волос на голове и прихрамывающей походкой. Третий был коротышка, который постоянно вертелся, активно жестикулировал, обращаясь то к одному, то к другому.
«Святая троица» приближалась к Рыбе. Тень деревьев еще скрывала их лица, но уже издалека стало видно, что это Ник Рок-н-ролл, его дружок Уксус, которого она видела на дне рождения у Майкла и Патрик по кличке «Хромой», который тоже был на том злополучном дне рождения. Рыба сидела и молча смотрела, как эти трое приближаются к ней. С одной стороны, ей было не по себе и хотелось уйти, чтобы избежать этой встречи. С другой – она даже радовалась ей, потому как тяга к глупости у нее была очень велика. Пока она, как буриданов осел выбирала, что же ей сделать, «святая троица» уже заметила ее. Ник свистнул ей, и она как собачонка кинулась к нему.
– А ты почему не сидишь у «Мамы Иры?» – ревниво спросил Ник. – Уже предала меня?
– Да нет, она просто меня выгнала из дома! – пожаловалась Рыба.
– Как выгнала? Совсем, что ли?
– Так! Совсем, – повесила Рыба голову.
– Ну, ничего, Рыба, ты не переживай, – утешил ее Ник. – Ты можешь жить с нами. У нас на даче. В Подмосковье.
– Ура! – заорала, как бешеная, Рыба на весь сквер, так, что рядом стоящие мыши начали таращиться на нее.
– Да не ори ты так, дура! – оборвал ее Уксус. – Айда с нами!
И все вчетвером они пошли к метро. В таком составе вместе с длинноволосой дылдой в матросском тельнике и бутсах они смотрелись еще более нелепо и вызывающе.
Сделав пересадку из метро на электричку, они через пару часов добрались до заветной дачи. По дороге к дому, Уксус начал с Рыбой «просветительскую» работу:
– А ты знаешь, сколько еще ты будешь лет панковаться? – зашел он издалека.
– Ну, я не знаю, – загундосила она. – Наверно еще года два или три.
– Да!? Вот как?! – разбесился Уксус. – Так, значит, ты не настоящая жаба. Ник! Ты приколись! Я ее раскусил! Она хочет временно заниматься панком. А потом к мамочке под крылышко! Во как!
– Чего я не так сделала?! – загундосила Рыба.
– Да ничего! – бешено верещал Уксус. – Панк не может быть панком временно, на год, или два, или три! Панком надо быть всю жизнь или вообще не быть им! Третьего здесь не дано.
Рыба молчала запуганно, как побитая собака. Тут за нее вступился Ник:
– Да ладно ты, сынок, не паникуй, она недавно еще. Молодая. Не понимает многого пока. Ну, ничего, потом поймет! Потусуется.
Но молодой панкер не унимался:
– Да это же урла! Урла самая настоящая. Вы только поглядите на нее! Панком на два года! Да я лучше сдохну как собака, чем буду жить как рабоче-крестьянская урла!
Рыба совсем запугалась и не знала, что сказать в свое оправдание.
– Ну, ладно, Уксус, давай сворачивай базар! Видишь, как ты запугал девчонку! – вступился за Рыбу Патрик. – Она все обдумает, посмотрит и сама решит, что ей дальше делать. Она ведь уже большая!
Уксус закусил губу, замолчал и затаил злобу на Рыбу. И всю оставшуюся дорогу молчал.
Тропинка шла мимо живописного озера, заросшего листьями кувшинок, окаймленного со всех сторон красивым березовым лесочком. На короткое время все отвлеклись от своих мыслей, залюбовавшись живописным видом.
На дальнем конце озера плавали утки, росли камыши. Природа была тиха и безмятежна.
Через несколько минут панки уже подошли к большому старинному деревянному строению с красивой резьбой и гирляндами вьюнка.
Дверь открылась, и панки ввалились в довольно-таки приличное и цивильное помещение. Дача была вся обставлена старинной мебелью, сделанной со вкусом. Везде стояли экибаны и горшочки с цветами. Помещение было очень просторное, с высокими потолками и винтовой лестницей на второй этаж.
– Ух, ты! Ништяк! – оживился Уксус. – А это чья хибара?
– Да, моя! – отозвался Патрик. – Мамаша моя уже завещание на меня написала. Вот будет, где тусоваться. Вообще-то она ничего.
– Я тоже так думаю, – отозвался Ник.
– Ну, что, давай позырим, что тут есть, – прикололся Ник. – А ты, Рыбуля, пока нам похавать приготовь.
И с этими словами панки поставили перед ней сумку с продуктами, оставшимися от последнего посещения мамаши, а сами пошли обследовать второй этаж.
Рыба кое-как начистила картошку, поставила ее на огонь и стала обследовать кухню. Кроме еды там еще обнаружилось много пустых бутылок из-под вина и водки.
– Елки-палки! Кто здесь так много пьет?! – думала Рыба. – Уж не собирают ли они бутылки?
Наконец обед кое-как был приготовлен. К этому времени подоспели и Ник с друзьями.
– Ну, что, давайте приступим! – громогласно выкрикнул Патрик, откупоривая бутылку водки и разливая ее по стаканам. – Ваше здоровье!
– Панки залпом осушили стаканы и закусили. Только Уксус стал показывать себя и вместо закуски понюхал кусок хлеба.
– Молодец, сынок, – хлопнул его по плечу Ник. – А ты чего не пьешь? – обратился он к Рыбе.
– Да я что-то не хочу, – стала отнекиваться она. – Я вообще-то трезвенница.
– Ты посмотри-ка! Какая сука, – взбесился Уксус. – Она еще и пить не хочет!
– Спокойно, сынок, спокойно! Не горячись, – успокаивал его Ник. Она еще не привыкла.
– Не привыкла! Да за такое ее пиздить нужно! Пришла тусоваться, да еще и ломается.
Уксуса с трудом успокоили, напоили и усадили опять на свое место.
Рыба забилась в угол и смотрела оттуда, как загнанный зверь.
Панки увлеклись выпивкой и на время забыли о ней, чему она была очень рада.
Панки говорили тост за тостом, и по мере этого хмель брал их все сильнее. Вспоминали и «маму Анархию», и «весь Рок-н-ролл», и «всех панков», и «цатую пятилетку», и множество съездов КПСС. Так что в конце пиршества все могли держаться не иначе, как на четырех костях. И, не успев расползтись по своим углам, так и уснули вповалку на диване в кухне. Оглядывая «место битвы», Рыба осторожно подошла к столу и немного поела. «Богатыри» не обратили на нее никакого внимания. Все были мертвецки пьяны.
Рыба ушла в коридор, где стоял огромный старинный сундук, обтянутый кожей, и, накрывшись каким-то тряпьем, прикорнула и сладко заснула.
Неизвестно сколько продолжалось это сладкое забытье, как вдруг Рыба ощутила какое-то странное прикосновение к себе.
Кто-то мягко, но настойчиво будил ее.
– Рыба! Вставай! Вставай, Рыба! – услышала она настойчивый требовательный голос. – Рыбонька! Просыпайся.
– Кто это? – спросонок спросила она.
– Это я, Ник! Слушай, Рыба, возьми у меня! Возьми, пожалуйста! – упрашивал он ее.
– Что взять? Не поняла, – пробурчала в ответ Рыба. – Ничего не вижу. Что нужно брать?
– Возьми, пожалуйста, в рот, – умоляюще произнес Ник. – Мне очень это нужно сейчас!
– Что?! – с ужасом стала догадываться она, чего же от нее хотят.
– Подожди-подожди! Ты не торопись. Ты только скажи: ты раньше так делала?
– Как? – веря и не веря самой себе, спросила она.
– Ну, минет ты кому-нибудь делала? – дико нервничая, спросил Ник.
– Нет, – чистосердечно призналась она. Внутренне она содрогнулась от отвращения. Все мамочкины установки тут же всплыли в ее голове. И от них появилась брезгливость и дискомфорт.
– Рыбонька, возьми, пожалуйста! Я тебя всему научу, – умолял ее Ник. –Ты только попробуй, тебе обязательно понравится!
– Ну, я вообще-то не знаю, – заныла Рыба. – Но я попробую. Если уж так надо, только вот мне немного противно.
– А ничего тут противного нет, я его помыл, он у меня чистый, он не воняет. А я тебя научу, что и как нужно делать.
Рыба не сопротивлялась, думая: «а что же будет дальше». С другой стороны, в ней возникало любопытство. И даже хотелось попробовать.
– Ну, давай, иди сюда! – С этими словами Ник притянул ее к своему члену и мягким, но настойчивым жестом стал вводить свой давно уже стоящий колом член ей в рот.
В темноте Рыба почти ничего не видела, а только ощущала, как нечто упругое и горячее входит ей в рот. Член был толстый, но короткий и чем-то напоминал обрубок.
Ник засопел и стал интенсивнее двигать своим поршнем во рту Рыбы. Как ни странно, ей не казалось это противным или неприятным. Скорее, наоборот, ей это было непривычно и любопытно. Член набухал все больше и больше, его тонкая нежная кожица стала растягиваться. Ник стал издавать экстатичные возгласы и задвигался еще интенсивней. Член его стал разбухать, как будто он вот-вот лопнет. Рыба неумелыми движениями пыталась посасывать его головку. Ник, учащенно дыша, стал делать резкие активные движения, а затем, когда возбуждение достигло своего апогея, он вдруг отстранил ее от себя и выбежал на крыльцо. Рыба осталась одна в тишине и темноте.
Невольно прислушиваясь ко всем звукам, она услышала, как Ник что-то возбужденно говорит. Что – было непонятно. Затем раздался экстатичный возглас и крик: «О! Да!» А затем все смолкло. Наступила полная тишина.
Рыба сидела молча на сундуке и пыталась сделать оценку всего происшедшего. Мамочкин голос начал зудеть на ухо:
«Как же так! Так делать нехорошо! Это же отвратительно! Это гадко, и низко, и грязно! Как ты посмела так сделать?!»
Рыба сидела в тишине и молча терзала себя сомнениями. Ее внутреннее существо было безмятежно и спокойно. Было даже желание продолжать так делать. А поганый мамочкин голосок уничтожал ее, и от него ей становилось очень-очень тухло. И все состояние от нормального живого и любопытного становилось тухлым, мрачным и поганым, как сама погань.
Через некоторое время раздались шаги, и в комнату вошел Ник. Он был усталый и тяжело дышал.
– Ну, что, пошли спать, – проявил он внимание к Рыбе.
Она молча встала и механически поплелась за ним. Он завалился прямо в одежде, Рыба тоже. Ник тут же отвернулся и захрапел. А Рыба еще долго не могла уснуть и молча таращилась в темноту.
На помять ей пришел эпизод из общения с поганью. Рыба наслушалась в школе всяких новых словечек. Придя домой, спросила у погани:
– Мама, мама! А что такое минет?
– Никогда не говори таких слов, дочка! – забесилась старая крокодилица.
– А почему? Что плохого в этом слове?
– Потому что оно обозначает плохое! – не унималась старая маразматичка.
– А ты знаешь, мама, мне мальчишки в классе предлагают минет, а я не знаю, что это за штуковина такая, – чистосердечно призналась Рыба.
– Что ты говоришь! – завыла корова. – Да их родителей надо на классное собрание вызвать!
– А, правда, что это такое, мама, минет?
– Ну, это, доча, когда женщина у мужчины… – замялась идиотка. – Ну, как бы это тебе сказать.
– Ну, не тяни резину, так и говори, – стала уже наступать великовозрастная дочурка.
– Ну, это, когда половой член у мужчины женщина берет в рот! – выпалила мамаша и тут же заткнулась.
– Зачем? – не поняла Рыба.
– Затем. – Отрезала погань и опять замолчала.
– Ну, скажи-и-и… – заныла дылда.
– Ну, чтобы ему было приятно, – сконфуженно выдавила из себя старая дура.
– И что, берет в рот, а дальше что? – стала расспрашивать Рыба с разгорающимся любопытством.
– Ну, дальше она сосет и все такое.
– А зачем?
– Ну, чтобы козлу этому приятно сделать! – раздраженно выпалила погань.
– А дальше что? – не унималась дочурка.
– Слушай, прекрати эти расспросы, я больше не хочу об этом говорить, – отрезала погань и замолчала.
Рыба подумала-подумала и через некоторое время опять подступилась к мамаше.
– Слышь, мам, а ты у папы так делала?
– Слушай! Прекрати немедленно эти идиотские расспросы! – взбесилась поганая.
– А что тут такого? – парировала Рыба. – Я просто спрашиваю. Скажи, делала или нет?
– Нет!!! – яростно выкрикнула погань и с психом убежала на кухню.
«Что за психопатка! – думала Рыба. – Я ее как человека спрашиваю, а она психует, бесится. Что, не могла спокойно объяснить мне, что и как делается?! Все равно же я это рано или поздно узнаю!»
Из кухни раздавались вопли и рев поганой.
– Что за ребенок! Что ей от меня нужно!
Рыба, услышав это, подошла к двери кухни и стала корчить рожи, строить пальцы и выкомариваться на все лады.
Вдруг дверь в кухню открылась и на пороге появилась погань – вся зареванная и взлохмаченная. И увидела все выкрутасы своей доченьки.
– Ах ты, негодница! – смеешься над своей же матерью! Совсем меня не уважаешь!
– А за что тебя уважать?! Ты же ведешь себя как идиотка! – засмеялась ей в лицо Рыба.
Поганая отвернулась, насупилась и опять ушла на кухню.
– Ну, ладно, молчи, молчи дальше! Я сама всему без тебя научусь! – бросила напоследок Рыба и, громко хлопнув дверью, вышла на улицу гулять с подружками.
Лежа вместе с Ником в постели, Рыба мучительно думала о своей судьбе:
«Эх, ничему-то меня мамаша проклятая не научила. Ни как гандон надевать, ни как хуй сосать, ни какого мужика надо выбирать. Ничему!
Вот болтаюсь я по жизни и не знаю, что почем. Как слепой котенок! Все на своем горьком опыте узнаю, путем проб и ошибок! Ну, что это за мать! А еще мне всю жизнь на уши плела, что добра желает. Ее добром дорога в ад вымощена! Бездарная тупая корова! Сама ничего в жизни не поняла, а уже брюхо у нее на нос лезет. И рожает. Сама только что с горшка слезла, а уже ребенка рожает. И всякой дурости учит. Дурак выращивает другого дурака. Еб твою мать! Это, ну прям как в анекдоте:
«Пришли новички в бассейн учиться с вышки прыгать. Забрались на вышку, глядь, а воды-то нету. Они спрашивают у тренера:
– А вода-то где?
А он им в ответ:
– А вы прыгать-то умеете?
– Нет! – отвечают те.
– А! Ну, когда научитесь, тогда мы вам и воду нальем! – отвечает тренер».
Так и с мамашей. Столько лет от меня все знание в тайне держала. Столько лет дурой меня растила, а как выпустила меня в жизнь, так сразу в лепешку расшибиться можно! Вот какую свинью она мне подложила! Сволочь! Скотина проклятая!».
На утро Рыба проснулась от шума, доносившегося с кухни.
Вспоминая события прошлой ночи, она стала мечтать и проецировать свои мечты на Ника. Сладкие грезы поплыли перед ее глазами. Ей уже представлялось, как она с ним находится неразлучно, как между ними возникают романтические отношения, и оба верны друг другу до конца жизни, как оба заботятся друг о друге, и в любви и согласии доживают до конца жизни и умирают вместе в один день.
– А ты знаешь, как необъятная тащилась, когда я продирал ее! – раздался глумливый голос Уксуса.
– Да ну, сынок! – послышался назидательный голос Ника. – Неужели она была девственницей?
– Ну, да, – небрежно бросил Уксус. – Но тащилась! О-го-го как! Я ей как засандалил по самые кукры. Ну и кайф!
– Подожди, сынок, а ты ведь тоже тогда был еще девственником? – удивился Ник.
– А ну и хуй! А мне похуй! – глумливо произнес Уксус. – Я малолетка, а она была уже нет. Так что я еще и судиться с ней могу, что она совращением малолетних занимается. Она испугается, а я ей скажу: «Давай деньги, иначе я тебя засужу». И тут я ей цену как заломлю-заломлю!
«Ничего себе! – думала Рыба, слушая все это. – Она подарила ему себя, свою невинность, а вместо благодарности она получает вот что. Мало того, что над ней насмехаются, с ней еще и хотят судиться. Ни хуя себе! Западло такое счастье! Мне-то дура-мать совсем другое напиздела. У, сволочь проклятая!».
– Да ну, не надо, сынок, – начал увещевать Уксуса Ник. – Она девка-то ничего была.
– А че, приколись, Ник, – не унимался Уксус. – Отсудим у нее несколько кусков, и накупим себе бухла всякого, жратвы, кайфа, колес и будем целую неделю бухать-колесить! Приколись!
– Ну, вообще-то ничего идейка, – задумчиво произнес Ник. – Но только вот против своих же что-то мухлевать – это плохо, сынок.
– А че тут такого? – любопытствовал сынок.
– А то, что она тоже часть нашей «системы». И действовать против нее – все равно, что действовать против системы. Она ведь нам и вписку и бухло и хавало давала и даже башли.
– Путево базарить! – переменился в настроении Уксус. – А откуда ты все это знаешь?
– А это закон любого коллектива, любой системы, – отвечал Ник. – Например, в семье никто же не будет судиться с родственником, с которым он хочет сохранить отношения. А на зоне, например, существует неписаный закон: «У своих красть грешно. Кто у своих крадет, тот «крыса». Таких не любят. Пиздят и даже опускают и делают пидерами. То же самое, если кто-то стучит, таких называют суками. Они «сучат» ментам. С ними тоже сурово разбираются.
– А! Ну, ты так бы и сказал сразу, – одумался Уксус. – А то я бы мог ее уже засудить.
– У меня секретов нет, как говорится, – весело подмигнув, сказал Ник.
– Слушай, а может, мы еще где-нибудь денег надыбаем?18 – осенила Уксуса гениальная идея.
– А что ты предлагаешь, сына? – ласково улыбнувшись ему, сказал Ник.
– А, знаешь, у тебя, я помню, какая-то краля была – аферистка.
– А! Точно! Я ведь о ней совсем забыл! – хлопнул себя по лбу Ник. – Молодец, сынок, что напомнил!
– А как же забыть-то? Я помню, как она тебе каждый год по штуке отваливала ни за что! – с завистью выдавил из себя Уксус. – Интересно, за что это она тебя так благодетельствовала?
– Да просто сохла она по мне, вот и все! – пренебрежительно бросил Ник.
– Ну а ты что? – не отставал Уксус.
– А я что! Ну, встречался я с ней. Где-то раз в год. Ну, деньги она мне давала. А что я? Ну не могу я с ней постоянно быть, – поморщился Ник.
– А чего так? – не унимался «сыночек».
– Да, не удовлетворяет она меня, – махнул рукой «папаша».
– Фригидная, что ли? – любопытствовал Уксус.
– Да, нет. Не в этом дело! Просто я так устроен, что не могу я постоянно быть только с одной.
Мне нужно всегда разнообразие. Сегодня одна, завтра другая, послезавтра – третья и так постоянно.
– Ну, ты и гигант Ник! А я тоже так хочу! – заерзал Уксус. – Меня завидки берут. А ты много баб на хую перетаскал?
– Да уже и сам не помню, – махнул рукой Ник. – Сначала считал, даже в список записывал. Три сотни насчитал, а потом надоело. Я понял одно, что ценить их нечего. Особенно после того, как меня малолетка заложила, и меня из-за нее посадили. У, сука! – воскликнул Ник, сжимая кулаки и потрясая ими в воздухе.
– Ну, ладно, не надо, «папочка», – ласково прильнул Уксус к Нику и погладил его по руке. – Она сволочь, но не стоит из-за нее расстраиваться.
– Если б я знал! Если б я знал! – заламывал Ник себе руки. – Я бы ее к себе на пушечный выстрел не подпустил! А так, из-за нее несколько лет – псу под хвост!
– Сволочь она, ну да ладно, че об этом горевать-то. Лучше давай подумаем, как нам денег надыбать, – перевел опять разговор в нужное русло смышленый сынок.
– Да, я думаю, поедем к этой девчонке. Она меня любит. Каждый год мы с ней встречаемся в одно и то же время. А потом я ей говорю «Гуд бай» и она меня отпускает. Кайфная девочка. А главное – что я с этого прилично имею. Молодец, сынок, что подсказал мне! Ну и Уксус! Ты просто молодчина!
– Так, а Патрика мы с собой возьмем? – озадаченно спросил «сынок».
– Ах, да! Я совсем забыл про него. А где он?
– Да он еще дрыхнет без задних ног. Ну и пусть себе дрыхнет. Нам больше достанется, – «предусмотрительно» распорядился Уксус.
– А вот Рыбу я, наверно, с собой возьму, – задумчиво произнес Ник.
– Да на кой она тебе сдалась!?
– Да хорошая она девчонка, – задумчиво произнес Ник. – Знаешь, сына, когда ты один и вокруг одни предатели, хочется, чтобы рядом с тобой был человек, который может тебя выслушать, позаботиться о тебе, чтобы он ничего для себя не требовал, а просто бы радовался твоему присутствию и был бы тебе чем-то вроде тыла.
– Ну, ты, прям чего захотел! – глумливо усмехнулся «сынуля», почесывая выбритую по бокам от ушей голову.
– А чего тут такого? Это естественное желание каждого человека, – парировал Ник. – Понимаешь, сынок, в жизни важен не тот человек, который красив, расписная шлюха какая-нибудь или секс-бомба охуенная какая-то, а тот человек, который тебя понимает, любит, хранит тебя. Вот кто на самом деле нужен. А сексапильные красотки – это так! У меня их хуева туча была! Все это мишура, пойми это, сынок. Я-то пожил, многое повидал! Вот и учись на моих ошибках. Я тебе всю правду-матку рассказал!
– Ну, да ладно ты, Никола, – любовно глядя на «отца» произнес «выродок». – Не расстраивайся ты так! Я тебе верю. Ты правду говоришь. Ну, тогда давай, буди Рыбу-то и похиляем отседова.
На том и порешили. Осторожно прокравшись мимо спящего Патрика, панки вошли в комнату, где сидела посоловелая Рыба.
– А! Так ты уже не спишь! – оживился Уксус. – Ну, тогда собирай вещи.
– Да у меня и вещей-то нет особо, – простодушно сказала Рыба.
– А, ну тогда собери тут немного продуктов и выходи во двор, – скомандовал Уксус. – Да смотри, это волосатое чудовище не разбуди, а то он нам будет мешать.
– Ну ладно. Не будить, так не будить, – бессмысленно произнесла Рыба. И начала собирать первые попавшиеся под руку консервы, бутылки со спиртным и брикетики сухих супов и киселей. Напоследок она прихватила несколько бутылок минералки и несколько пачек чая и сигарет. В целом набралась неслабая сумка, которую, кстати, Рыба нашла во все том же сундуке.
Осторожно прокрадываясь мимо храпящего Патрика, Ник и Уксус не сделали ни единого звука и остановились, ожидая Рыбу. Та навьючила на себя сумку и, сгибаясь «в три погибели», похиляла за ними и, как на грех, споткнулась о вытянутую ногу Патрика. «Отец» и «сын» так и зашлись в безмолвном возгласе!
Патрик перестал храпеть, что-то сонно пробуравил, наподобие: «Убью, сука! Бабки отдавай!», отвернулся в другую сторону и затих. Больше не было никаких звуков. Через некоторое время раздалось зычное сопение, а затем и храп с присвистом. Патрик опять заснул. Рыба осторожно прошла мимо его протянутых «ходуль» и последовала за Ником и Уксусом.
Те уже спускались по крылечку. Рыба за ними. Так они продефилировали по всему дачному поселку и добрались до электрички. Пока Рыба дотащила злосчастную сумку до станции, с нее сошло семь потов.
Ей уже было не до чего: ни до красоты природы, ни до пения птиц. Ей хотелось только одного: чтобы ее спина немного отдохнула от несносной тяжести.
– Ничего-ничего, Рыбуль, – подбадривал ее Уксус. – Готовься к семейной жизни. Ты же ведь мечтала о семейном счастьице?
– Мечтала, но не о таком, – искренне призналась Рыба.
– А о каком же? – радостно включился в этот разговор Ник.
– Да когда любовь, мир, согласие, романтические отношения, комплименты и все такое.
– А это по типу: «Кофе в постель?» – начал прикалываться Уксус. – «Нет, лучше в чашку!»
И панковье весело заржало над глупой пачкой Рыбы, бессмысленно таращащейся то на одного, то на другого.
– А ты пробовала наблюдать за своей поганью? – спросил Ник. – Чем она занималась всю свою, так сказать, «счастливую» семейную жизнь?
– Ну да, – немного призадумалась Рыба. – Она постоянно то готовила, то убирала, то стирала, то гладила, то штопала. Ну, в общем, постоянно работала.
– А как ты думаешь? – подначивал Ник. – Как будет складываться твоя семейная жизнь? А?!
– Ну, я не знаю, наверно, она будет счастливой, я найду свою «половинку», – произнесла Рыба, нервно теребя «фенечки»19 на своем запястье.
– А хуй-то с два! – разбесился Ник, показывая ей жест «фак». – Обосрись! Ты проживешь свою жизнь точно так же, как и твоя мать: стирая, убирая, готовя и все такое прочее! Правда, сынок? – обратился он к Уксусу.
– Верно базаришь! – утвердительно кивнул Уксус, небрежно щупая золотую серьгу в ухе.
– Так вот! – продолжил Ник, переводя внимание на Рыбу. – Ты проведешь большую часть времени то на кухне, то в ванной. Всю жизнь ты будешь, как ломовая лошадь пахать-пахать и еще раз пахать. Вот как!
– А как же мои мечты о счастливом будущем? – не унималась Рыба.
– Урла! Ведь все эти тупые мечты тебе вдолбили в твою тыкву для того, чтобы ты сама, по своей доброй воле, впряглась в упряжь и молотила бы всю жизнь. То на дядю, то на мужа, то на своих выродков, – риторично произнес Ник.
– И на внучков тоже! – поддакнул Уксус, разглядывая свои стильные «ленноновские» очки с круглыми линзами.
– И больше ничего другого мне не светит? – удивилась Рыба.
– А где ты еще видела что-то другое? – подлил масла в огонь Ник.
– Ну, в кино, в фильмах, в книгах.
– Ну, вот там и живи! – отрезал Уксус.
– Во прикольно! У нее будет книжная еда, книжная одежда, обувь, книжный дом, книжная постель, книжные вещи! Вот класс! – прикалывался Ник.
– Ну, я серьезно, ребята, – заныла Рыба. – Я в жизни все по-настоящему хочу.
– А в жизни ты у кого-нибудь такое видела? А?!
– Ну, – задумалась она. – Не знаю.
– Не знаешь! Вот и я не знаю ни одного такого примера, – забесился Уксус. – Ну, что неясно?
– Все мне теперь ясно, – как опущенная в воду ответила Рыба.
– Что непонятно? – не утихал Уксус.
– Все понятно, – запуганно отвечала она.
– А, понятно! Ну, тогда тренируйся, как ты теперь будешь всю жизнь горбиться и таскать здоровые сумки в семейке! – скомандовал Ник, со злобной усмешкой глядя на то, как Рыба не хочет понять простого. То, что и так всем ясно, как Божий день.
В это время как раз подходила электричка.
– А вы почему не хотите мне помогать, почему вы не тащите эту сумку? – ныла Рыба.
– А потому что мы не собираемся гнить в семейке, – отвечал Ник, проводя рукой по голове и взъерошивая на ней волосы, пропуская их между пальцами. – Мы уже все поняли, что никакая семейная «идиллия» нам не нужна. Мы панки по жизни. И поэтому мы всегда будем жить лучше, чем тупые серые мыши!
С этими словами Ник отвернулся к дверям уже подъехавшего поезда. А Рыба стала навьючивать на спину тяжеленную сумку.
Ник и Уксус, бесцеремонно расталкивая мышей, лезли в вагон. Какого-то старикана вообще столкнули со ступеньки. Он уморно шмякнулся и уронил свою котомку. А старуху с тележкой и подавно смяли и чуть не разорвали в клочья.
Весело выебываясь, панки ввалились в вагон и уселись на самые удобные места, поближе к окошку. Уксус и подавно разлегся во всю лавку прямо в своих кирзовых сапогах.
Мыши заполонили вагон и стали браниться на двух пункеров.
– А ну, уступите места, чего расселись!
– А где написано, что это ваши места? – чванливо спросил Уксус.
– Я воевал! Я всю Отечественную…
– В тылу прятался, – перебил его Ник.
– Да что вы такое говорите, – разорялся старпер. – У меня орден.
– Трудового онанирования, – не унимался Уксус
– Да что вы городите! – вне себя от злости бесился красный, как рак, старпер.
– Да не шути ты так, сынок, у него звезда за изнасилование стада вражеских коз! – подколол в ответ Ник.
Старик не выдержал и завизжал:
– Я на вас начальнику поезда пожалуюсь!
– А нам поебать! – безапелляционно отрезал Уксус, перевернулся на другой бок и громко, нарочито вульгарно, зевнул.
Старик не выдержал и, психанув, поперся в другой вагон. Толпа старичков взволновалась этой перепалкой, но в стычку с панками не решалась.
В это время подоспела и Рыба со своей сумкой. Тяжело дыша, она опустилась на свободное место рядом с Ником.
– О! Кого я вижу! – оживился он. – Ну, как она?
– Да, ничего, – радостно и беззлобно ответила та.
– Хвалю за героизм! Система не забудет тебе этого, – похлопал он ее по плечу.
– Какая система? – не въехала Рыба, отирая пот тельником со лба.
– А простая, – поучал Ник, покачивая ногой. – Ты просто сейчас действовала самоотверженно, исполняя интересы системы. А значит, ты нужна системе. Значит, это тебе потом зачтется.
– А каким образом? – удивилась Рыба.
– Ну, хотя бы таким, что я сейчас, видя твои действия, решил тебя взять с собой, чтобы ты мне помогала. А значит, ты будешь входить в контакт со всеми людьми, которых знаю я. А значит, ты можешь войти в систему и продвинуться в ней.
– Как здорово! – заорала Рыба на весь вагон. Старики–дачники даже обернулись на нее.
– Будем дальше проверять, как ты будешь себя вести. Правда, Уксус? – обратился он к валяющемуся напротив «сынку».
– Так точно! – смачно выпалил тот и посмотрел на Рыбу испытующим взором.
– Ну, ладно, ты спи-отдыхай, а мы дальше с Рыбулей потолкуем, – повелительно сказал Ник.
Уксус горделиво заложил руку за голову, поднял вверх свой «орлиный нос» и важно закатил глаза.
Ник опять переключил свое внимание на Рыбу:
– Ты, главное, просеки основной принцип, который поможет тебе выжить: когда приходишь в какую-либо структуру или систему, формальную, неформальную, неважно, главное – это сначала присмотреться, что в ней происходит. Затем понять, как лучше действовать, чтобы быть в гармонии с ее интересами, а затем начинать уже действовать.
– Значит, я сейчас смогла действовать в интересах системы? – спросила Рыба.
– Да, но ты не приложила специальных усилий, чтобы это сделать осознанно.
– А это плохо? – удивилась она.
– Да. Потому что в следующий раз ты можешь поступить точно так же необдуманно, но только уже во вред себе, а не на пользу.
– Но как! – искренне удивилась Рыба
– Так что уже сейчас начинай вырабатывать в себе пытливый взгляд на жизнь. Стремись все понять, а не следовать внушенным обществом догмам и тогда сможешь понять очень многое. А если ты так будешь делать постоянно, то станешь умной.
– А я что сейчас, глупая, что ли? – обиженно надулась Рыба.
– Ну, будем проверять тебя, – загадочно улыбнулся Ник. – А теперь давай немного понаблюдай за мышами. Чем они заняты.
Рыба оглянулась по сторонам и увидела целое множество самых разных мышей. Каждый из них суетился, толкался, чего-то хотел, старики и дети, уставшие сработавшиеся свиноматки, молодые мечтательные, пока еще полные сил, люди, все они в этот момент беспристрастного взгляда показались Рыбе просто каким-то безумным стадом человеко-животных.
– Ты чего задумалась? – вдруг услышала она голос Ника, доносившегося как бы откуда-то издалека.
– Да так, ничего, – скоропалительно произнесла Рыба, выходя из оцепенения.
– Что «любуешься»? – подначивал Ник, видя, как та засмотрелась на толпу. – Что, впервые это увидела?
– Да! – удивленно произнесла Рыба
– Ну и как?
– Стра-а-шно! – протянула она.
– А я вот постоянно вижу одну и ту же картину. И меня уже тошнит от всего этого!
Постоянно смотреть на человеко-месиво, бессмысленную человеческую биомассу – это для меня уже слишком!
Тут неожиданно проснулся Уксус и закричал:
– Да что тут говорить! Взять автомат и всех порасстрелять! Этих мышей проклятых! На хуй!
– А кто же тогда будет развивать техническую цивилизацию, кто будет дальше развивать технический прогресс? – наигранно иронично произнес Ник.
– А похуй на него! – бесшабашно выкрикнул Уксус.
– Ну что ты, сынок, как так можно!
– А хули они так всю землю позасрали? – разбесился еще больше Уксус. – Мне, понимаешь ли, посрать в лесочке хочется, а лесочка нету! Весь порубили! Сукины дети!
– Ну а кто же тогда будет жить на земле, если ты, сынок, их всех перестреляешь? – подначивал Ник.
– А нехуй им всем жить! – бесился Уксус. – И так уже четыре миллиарда гнид всяких расплодились. Уже посрать спокойно негде, не говоря уже обо всем остальном! Совсем уже размножились, что хоть не живи вообще!
– Но, послушай, сынок, – с издевкой в голосе произнес Ник. – Ведь если бы не было людей на земле, тогда бы и ты не родился на свет! Тебя бы просто не было.
Уксус задумался, почесал свой гребень, а потом, разбесившись еще больше, произнес:
– А на хуй! Раз я бы не родился на свет, тогда бы не мучился, не пришлось бы на все эти уродства жизни мне смотреть.
– Но ведь это же так страшно! – не унимался Ник. – Представь, сынок! Вдруг раз, и тебя нигде нет!
Дата добавления: 2015-08-05; просмотров: 76 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Глоссарий | | | ДЕТСТВО МАРИАННЫ |