Глава 99

– Когда я говорю: «Новый фильм с Афелией Ковальски», я испытываю волнение, равное которому я испытывал только пятнадцать лет назад…

Кой черт он сказал: «пятнадцать лет»? Все, все к чертям; ничего не осталось от премьерного настроения, от чувства сладостного триумфа; ничего не осталось от ожидания визгов, и восторгов, и аплодисментов, и мягко разливающегося тепла, когда на экране твое собственное тело, прекрасное и совершенное, когда… «Пятнадцать лет» – сказал, идиот, и все как рукой смыло; может, специально, нарочно сказал? Что такого было у него специального пятнадцать лет назад, у этого сморчка?

– …когда наша студия выпускала на экраны фильм, масштабы звездности которого мы только предполагали – но не смогли по-настоящему вообразить себе и предсказать…

Кто мог вообразить и предсказать, что заявленное мной об убийствах – вернее, смертях, погибелях, ох, как еще назвать, чтобы снять флер умышленности и злодейства? – что придуманное мной, сказанное мной в четкой уверенности, что Глория, конечно, от таких нелепых инсинуаций отмажется в полтычка, что сочиненное мной в качестве способа заставить полицию начать дело побыстрей, поскорее, пока Дэн не… кто мог подумать, что за этим правда стоит?! Я – не могла! Слышите, я – не могла! Я не знала! Не представляла себе! Ни на секунду! Потому что всегда, всегда, все было – safe! Sane! Secure! Врач на площадке – всегда! Вопрос о самочувствии перед съемкой – всегда! Лучшее оборудование – всегда! Я – не знала, никто – не знал! Как объяснить ей теперь, что я не знала? Как ей теперь это доказать?

– …И вот уже во второй раз…

Во второй раз за последние несколько месяцев меня отказываются видеть те, к кому я прихожу с объяснениями и извинениями, – не многовато ли? Глория отказалась видеть меня в тюрьме. В предварительном, как они выражаются, заключении. В постоянном ей грозит пятнадцать лет: непреднамеренное, да, убийство – но ведь многолетнее укрывательство! Ад. Это ад. Это невозможно все вообразить, я не могу все это вообразить. Не уверена, что адвокат передал ей мое письмо – может, она запретила передавать мои письма; по крайней мере, он утверждает, что передал, но она не передала мне никакой ответ – может, отказалась читать? Если бы она хоть немножко подумала… Если бы… Мне еще свидетельствовать, говорят, суд через три недели – первое слушание – мне еще там клясться, что – случайно, что – ничего не знала, но адвокат ее говорит – это не поможет, не может помочь, бесполезно, потому что все уже раскопали; но – там-то она обязана будет меня услышать. Выслушать. Хотя бы это.

– …дальше задерживать ваше внимание. Смотрите и наслаждайтесь: Патрик Божоле, Афелия Ковальски, «Мантра»!

Тысячу раз повторить: я не знала, я не знала, я не знала, я трусливая дура, я сказала, чтобы… я надеялась, что вы… Тысячу раз повторить – и она не услышит, как если бы я сейчас встала в этом исходящем слюной и восторгом премьерном зале на восемьсот человек и заорала: Я ничего не знала! Я трусливая дура! Они бы не услышали даже, погруженные в аплодисменты и завывания – вон уже жопа моя голая на экране, оооо, понеслось, – закричи я – может, только пара репортеров из тех, что сверху сидят, дернулась бы, засуетилась, – но и то решили бы, что звезда вечера Афелия Ковальски встала осмотреть ликующий зал…

Если бы не это все – как хорошо бы мне было сейчас, как сладко. Потому что фильм – упоительный, зал – упивающийся. Никогда не могла бы подумать, в наших-то полутемных подземельях, что мне так безумно пойдет – к моей рыжине, к белой коже – этот мягкий ванильный свет, переливы шелка, цветные ковры, нежные движения рук (Патрик, надо сказать, прекрасен, и все страхи, что дам плохой бион, – снялись в первую же съемку, потому что… потому что Патрик все-таки совершенно прекрасен. Многое касательно его карьеры в тот, первый, день съемок поняла). Бешено аплодируют, когда мои руки как бы случайно запутываются в пояске – и Патрик немедленно и очень осторожно освобождает этот «узел» – зал взрывается, поняли намек, оценили, мне бы тут хохотать и самой в ладоши хлопать, ведь все получилось! – но настроения никакого, господи, за что такое наказание. Патрик (тут, в зале) перегибается через подлокотник, руку жмет, в ухо шепчет: «По-моему, все офигенно у нас, а?» – и я киваю, потому что и правда – все офигенно, все безумно хорошо, и не зря такие деньги выброшены на съемки в Индии и в Тибете, и не зря покупали все – настоящее, аутентичное, от ковров до опиумных трубок, и не зря я требовала, чтобы из-под земли вырыли, не знаю, у кого купили опиумные бионы (и купили!) – и под ними снимались с Патриком, и было это… очень хорошо это было, и Патрик, как и велела ему гадалка, шесть раз повторил свою «мантру», а с дублями – двадцать восемь за две недели, и все… удалось, каждый раз.

И сейчас, когда зал аплодировал стоя и лезли обниматься все, от старого Цинцинатти, директора студии, до каких-то явно зарвавшихся журналистов, становилось ясно: триумф, триумф, новая звезда ванильного порно – Афелия Ковальски – оправдала надежды, все смогла, царица, королева, последний раз такое было пятнадцать лет назад…

Пятнадцать, значит, лет.

Дата добавления: 2015-08-05