Бб) Возрасты греховной жизни

Различают и в греховной жизни возрасты, как есть они в истинно христианской жизни. В Слове Божием о грешнике вообще говорится, что он, все более и более преуспевая на горшее (2 Тим. 3:13), приходит наконец в глубину зол (Притч. 18:3); означаются и степени ниспадения в сию глубину, например, он болит не­правдою, зачинает болезнь и рождает безза­коние (Пс. 7:15); или, яснее, по противополож­ности с мужем, ублажаемым в первом псалме, идет на совет нечестивых, останавливается на пути грешных и наконец садится на седа­лище губителей (Пс. 1:1). Последние выраже­ния можно принять за характеристические черты греховных возрастов. Их тоже три: мла­денческий, юношеский, мужеский. В первом — грешник только пошел в грех, во втором — остановился в нем, в третьем — стал распоря­дителем в его области.

Младенческий возраст. Это период образу­ющейся греховной жизни, не установившей­ся в своих формах, колеблющейся; время борьбы остатков внутреннего добра и света с вступающим злом и тьмою. Здесь поблажающий греху человек все еще думает отстать от него; мало-мало, говорит он себе, и брошу. Грех еще кажется ему как бы шуткою, или он занимается им, как дитя, резвящееся игруш­кою; он только будто рассеян и опрометчив. Но в сем чаду, в сем состоянии кружения не­видимо полагаются основы будущему ужасно­му состоянию грешника. Первые черты, пер­вые линии его полагаются в первый момент отдаления от Бога. Когда сей свет, сия жизнь и сила сокрываются от человека, или человек сокрывает себя от них, вслед за тем начинает слепнуть ум, расслабляться и нерадеть воля, черстветь и проникаться нечувствием сердце, что все и заставляет человека часто говорить себе: нет, перестану. Но время течет и зло растет. Кто-то из ума крадет истины одну за другою; он уже многого не понимает даже из того, что прежде ясно понимал; многого никак не может удержать в голове по тяжести и не­вместимости того в теперешнее время; нако­нец совсем ослепляется: не видит Бога и ве­щей Божественных, не понимает настоящего порядка вещей, ни своих отношений истин­ных, ни своего состояния, ни того, чем он был, ни того, чем стал теперь и что с ним будет... вступает во тьму и ходит во тьме (см. прп. Тих., ослеп, челов., тол. 5). Воля, побуждаемая совестию, все еще иногда радеет и приемлет заботы о спасений человека... иногда он напря­гается, восстает, удерживается от одного или другого дела в надежде и совсем поправиться, но и опять падает, и чем более падает, тем ста­новится слабее. Прежние остановки и отказы делам действительные превращаются в одни бесплодные намерения, а из намерений — в хо­лодные помышления об исправлении; наконец и это исчезает. Грешник как бы махнул рукою: так и быть, пусть оно идет, авось само как-нибудь остановится! И начинает жить как живется, предаваясь порочным желаниям, удерживаясь от явных дел, когда нужно, не беспокоясь ни угрозами, ни обещаниями, не тревожась даже явным растлением души и тела. Грех есть болезнь и язва. Сильно терза­ет душу после первого опыта. Но время все сглаживает. Второй опыт бывает сноснее, тре­тий еще сноснее и т.д. Наконец душа немеет, как немеет часть тела от частого трения по ней. То были страхи и ужасы, и гром готов был раз­разиться с неба, и люди хотели будто пресле­довать преступника, стыд не давал покоя и не позволял показываться на свет; а тут наконец все ничего! Человек смело и небоязненно про­должает грешить, понять даже не умея, отку­да это прежде бывали у него такие тревоги. Когда таким образом образовались ослепление, нерадение и нечувствие, видимо, что человек-грешник остановился на пути грешных. Все добрые восстания улеглись... Он покойно, без смущений и тревог, пребывает в грехе... Здесь вступает он в период юношеский.

Возраст юношеский. Это период пребыва­ния в грехе или стояния на пути грешных в слепоте, нечувствии и нерадении. Высшие силы человеческого духа поражены летарги­ческим сном, а силы греха возобладали над ними и как бы наслаждаются покоем. Сначала это есть как бы точка безразличия. Но с сей точки начинается покорение лица человечес­кого греху. Силы его одна за другою приводят­ся к подножию греха и поклоняются ему, при­нимают или признают над собою его царскую власть и становятся его агентами. Поклоняет­ся ум и принимает начала неверия, поклоняет­ся воля и вдается в разврат, поклоняется серд­це и полнится робостию и страхом пред грехом и греховным началом. Не все спит грешник, иногда и просыпается. В это время хотел бы все оставить, но боится начать сие дело по непо­нятной некоторой робости, в которой отчета дать нельзя. Так застращивается человек ти­ранством греха, что о возмущении против него как бы и подумать не смеет. Тут свидетельство, как через грех глубоко падает сила духа и по­носное рабство ему до чего унижает благород­ное лицо человека! Ум сначала только не ви­дит или теряет все истинное, но с продолжени­ем времени вместо истины вступает в него ложь. Здесь все начинается сомнением или простыми вопросами: почему так, не лучше ли так или вот этак? Вопросы сии сначала пропус­каются без внимания, только тень некоторую,. подобно сети паутинной, налагают на сердце; но, прилегая к нему ближе, сродняются с ним и обращаются в чувство; чувство сомнения есть семя неверия. Начинают говорить свободно, потом сшивать остроты, наконец презирать и отметаться всего Божественного и святого. Это неверие! И воля спит в беспечности, действуя по началам недобрым, сама того не замечая, как ими вытесняются начала добрые. Она может пребывать покойною, не высказывая резко сво­его внутреннего растления, но где ее начина­ют тревожить, где хотят ее заставить действо­вать по другим началам, там она высказывает всю строптивость своего нрава, не уважая ни очевидности убеждений, ни даже крайности: она идет всему наперекор, поставляя себя глав­ным правилом для всего. Закон ли совести будет ей внушать это или законы положитель­ные, она говорит: отойди, путей таких ведать не хочу; и это не по чему иному, как по растле­нию нрава. Таким образом, грешник, робостию застращенный восставать на грех, неверием принявший начала лжи, волею усвоивший пра­вила развратные, являет себя довольно надеж­ным, чтобы его возвести в некоторые прави­тельственные распоряжения в греховном цар­стве. Таковой посаждается на седалище губите­лей. Он вступил в возраст мужа для заведыва-ния частию дел греховного царства.

Возраст мужеский. Это период самостоя­тельного, настойчивого действования в пользу греха, против всего доброго, от чего человек приходит на край пагубы. Степени ниспаде-ния его определяются степенями противления свету и добру. Ибо и тогда, как он так живет, совесть не престает тревожить его. Но, при­нявши другие начала, он не слушает и идет на­против. Иногда он только не внимает сему гласу, в состоянии нераскаянности, иногда отвергает и вооружается против него, в состо­янии ожесточения, иногда же самого себя со­знательно предает пагубе, в состоянии отча­яния. Это конец, куда приводит наконец греш­ника грех, им возлюбленный.

Таким образом, греховных три возраста дают девять состояний. К ним можно прило­жить еще три состояния несовершенного об­ращения грешника, или обращения недокон­ченного и недозрелого, именно состояния: рабства, когда по страху наказаний и угроз Божиих удерживают руки от грехов более важных, не стыдясь питать страсти и помыс­лы худые; самопрелъщенгш, когда считают себя совершенными по нерешительным и началь­ным только делам добра; лицемерия, когда ос­танавливаются только на внешних делах бла­гочестия и на том основывают свою надежду. И будет всех состояний греховных, вне добро­го пути, двенадцать.

Большая часть людей вязнет в первых трех и в трех последних. Но немало их во вторых и третьих. В утешение грешному роду нашему должно сказать, что пока человек в сей жиз­ни, какие бы ни делал он грехи, всегда есть ему возможность возвратиться к милосердному Богу, милующему кающихся. Так хороша и добра человеческая природа, что всеми не­правдами своими человек не может вконец исказить ее здесь. Только пока он не раскаян, пока ожесточен, пока отчаивается, не может быть помилован, и если не изменит сего нрава, не начнет плакать и надеяться, то так сой­дет и во гроб и погибнет вечно. Всему злу ви­новник диавол. Если бы не он, не было бы отчаивающихся, А то он сначала твердит: Бог милосерд; а когда нагрешит много человек и задумает каяться, страшит его грозным право­судием Божиим. Но кто изобразит все ковар­ство и злобу сатаны и какими сетями опуты­вает он грешных, поддающихся ему? Ужаса­ется и не может понять грешник образумив­шийся, как мог он сделать то и то, хотя преж­де так это казалось ему легким. Человек гре­шит всегда в некотором самозабвении.

Сколь велико зло греха! Грехом оскорбля­ется беспредельное величие Бога. Презирая закон, презираем Самого Законодателя и ос­корбляем Его. Не так сие надо понимать, что­бы сим оскорблением нарушалось всеблажен-ство Божие, ибо Он вне всякого прикоснове­ния от твари, но так, что с нашей стороны уже все бывает сделано к тому, чтобы оскорбить Его беспредельное величие подобно тому, как простой гражданин, хотя величество царское остается неприкосновенно, оскорбляет его своими делами. В сем отношении грех есть зло бесконечно великое. Но правда требует, что­бы оскорбление было удовлетворено. Удовлетворение должно быть равно оскорблению. За бесконечно великое оскорбление должно представить бесконечно великое удовлетворе­ние. Вот здесь и горе! Имея возможность сде­лать бесконечное оскорбление, человек не имеет возможности сделать за него должное удовлетворение. Остается человеку вечно быть виновным и, следовательно, вечно нести наказание. Таковы как первый грех, так и все последующие. Всякий раз, как грешит-чело­век, он ввергает себя в бесконечное зло.

О человеке же христианине пишет апостол, что он, согрешая по крещении, второе распи­нает Сына Божия (Евр. 6:6), попирает кровь Завета и становится в ряд распинателей, кри-чавшихъ: кровь Его на нас и на чадех наших!

Отделившись от Бога и Христа, человек через грех присоединяется к полчищу сатаны и становится для него засадным местом, отку­да он воюет на Бога, издеваясь над беспредель­ною Его милостию, и слепотою, и безумием христианина. Бог Сына Своего Единородно­го дал, говорит сатана, а я и так умею владеть людьми. После же, на суде, всю вину взнесет он на самого человека и еще увеличит ее, что­бы поспешнее свесть в ад. А что грех произво­дит в самом человеке? Он извращает его и, как бы в какую тьму ввергая, в мечты фантазии, суету желаний и беспорядочность сердечных волнений, кружит его всю жизнь, не давая опомниться. Между тем мучительство страс­тей съедает и душу, и тело. Грешник есть су­щество тлеющее.

Судя по сей заключительности и по сему безобразию греха, грешнику надлежало бы начать всесторонние страдания еще здесь. Но по судьбам Божиим сего не бывает. Грешник нередко веселится и упивается счастьем зем­ным, сколько сумеет или сколько попустит Бог частию для воздаяния за какие-нибудь добрые дела, частию для вразумления. Но под этим видимым счастьем всегда кроется круше­ние духа непрестанное, по временам только заливаемое чувственным упоением и то не вполне. Грешник всегда мрачен и как будто боится чего-то.

К умирающему грешнику нераскаявшему­ся приходят демоны и, исторгши душу его, ввергают в место мрака до второго прише­ствия. Здесь пока терзается дух один, а когда по втором пришествии соединится с телом, с телом и страдать будет бесконечные веки, и мучений тех изобразить нельзя. Имеем теперь общее очертание христианской добродетели и нехристианского греха. Довольно и сего, что­бы уразуметь, как хороша первая и как худ вто­рой. Но это еще очевиднее обнаружится, ког­да изображено будет подробно, как отпечатле­вается христиански добродетельная жизнь и жизнь противоположная ей во всем существе человека и на всех отправлениях его сил. Тут яснее всего можно увидеть, что производит в человеке Божественная благодать ради покор­ности человека указаниям Слова Божия и что бывает с человеком, когда он, оставаясь сам с собою, следует внушениям своей воли и свое­го самоугодия, и тем более когда предается какой-либо страсти или греху.

Дата добавления: 2015-08-05