Часть первая 8 страница. Подозреваю, что и Овчарка почуяла этот запах

Подозреваю, что и Овчарка почуяла этот запах. Но судя по ее растерянной морде, она только не знала, что это такое.

Когда же молодые таможенники - руководители этих маленьких наркоищеек, все-таки попытались их запустить ко мне в фургон, мне ничего не оставалось делать, как сказать этим лохматым малявкам по-нашему, по-животному:

- Только суньтесь. Я из вас такие фрикадельки наделаю, что вы маму родную забудете.

Одна Собачонка, я видел, жутко перетрусила, хотя и продолжала визжать, как зарезанная. А вторая собралась с духом и кричит мне:

- Убирайся оттуда, идиот! Там такая концентрация кокаина, что ты через пять минут сдохнешь, самоубийца!

- Не твое Собачье дело, - говорю. - Что русскому здорово, то немцу смерть.

Помню, Шура Плоткин так сказал по поводу какой-то там их пьянки с иностранными журналистами, и мне это страшно понравилось! Все ждал, когда и я смогу ввернуть в разговор это выраженьице.

Тут обе Собачонки так развопились, что хоть уши затыкай! Но в фургон - ни лапой. Наоборот, шарахаются от меня, как черт от ладана.

На подмогу этим обгадившимся микросыщикам стал ко мне рваться Полицейский Овчар. Да так настырно, что его еле на поводке удерживают. Причем, видно невооруженным глазом - морда глупая, связываться ему со мной, ну, смерть как неохота, но служба!.. Вот он и рвется - верность присяге показывает. Жратву свою полицейскую отрабатывает.

Я, как обычно в таких случаях, несколько раз хвостом постучал по пакету с фанерой, уши плотненько прижал к голове, верхнюю губу приподнял, предъявил ему свои клыки, коготочки выпустил на показуху, и говорю:

- А ты, говно, молчи, тебя не спрашивают. Кто ты такой, засранец?

Этот Овчар чуть от злости не перекинулся! Рвется к нашей машине удержу нет!.. Поводок натянул так, что ошейник ему в глотку врезался. И хрипит мне полузадушенно:

- Я сотрудник немецкой полиции!.. Я чистокровная Немецкая Овчарка! Да я тебя в куски!... В клочья!.. Коммунист!!!

- Лучше к моей машине не приближайся, болван, - говорю я ему. - Сейчас у меня как раз время второго завтрака, а на второй завтрак я обычно ем только Чистокровных Овчарок. Так что смотри сам, жлобяра полицейская...

А вокруг хохот стоит - гомерический! Никто ж из Людей не понимает - о чем Мы. Все видят только одно - три Собаки своим лаем прямо на дерьмо исходят, а Кот преспокойненько сидит себе в фургоне и в ус не дует. И все. Вот Люди и хохочут.

* * *

Вебер слезы вытер и говорит своим Собачьим помощникам и полицейским:

- Уберите собак. Кончайте этот цирк. Я уже почти оглох.

И сам начинает помогать моему Водиле обратно зашнуровывать задник нашей фуры. Я еще пару секунд выждал, убедился, что теперь больше никто не станет проверять наш груз, и в последнее мгновение выпрыгнул из фургона прямо на широкое плечо своего Водилы.

От неожиданности Полицейский Овчар попятился, закрутился и чуть сам себя не задушил собственным поводком. А обе Нарко-Собачки так перепугались, что одна из них со страху даже описалась!

- Я кому сказал - уберите собак, - строго повторил Вебер.

...Мы распрощались с этим пожилым симпатягой и поехали.

* * *

Я таких чистеньких, ухоженных, гладких, ровных и удобных дорог еще в жизни своей не видел!

Хотя мы с Шурой поездили не так уж мало. Один раз его приятель - театральный драматург, возил нас на своей "Волге" к себе на дачу в Усть-Нарву, и мы целую неделю там у него жили.

Шура писал заказной очерк о славном творческом пути драматурга (он, кстати, уже три года как живет в Америке и работает в журнале "Еврейская жизнь"!), а я только и занимался тем, что трахал драматургову Кошку, Кошку соседа драматурга - одного известного композитора - и всех остальных прочих дачных Кошек, которые узнали от первых двух, что в Усть-Нарву на несколько дней прибыл "ОДИН КОТ" из Ленинграда, и делает ЭТО по высшему классу.

Конечно, не обошлось без парочки драк с местными Котами, но это нисколько не умалило нашего с Шурой удовольствия от поездки. Кошек я там перепробовал - не меряно! Помню, я тогда так вымотался в этой чертовой Усть- Нарве...

Несколько раз мы с Шурой на автобусе ездили за город - в Разлив, Репино, Комарово...

Мой Плоткин считал, что я тоже должен дышать свежим воздухом и хоть изредка бывать на природе, а не только драться на нашем пыльном и грязном пустыре и трахаться по чердакам и подвалам.

Так что я очень неплохо знаю наши автомобильные дороги. И, как в этом ни горько признаться, даже самые лучшие наши трассы, специально вылизанные для проезда иностранцев и Людей, держащих в руках власть, - не идут ни в какое сравнение с обычными немецкими автобанами, как назвал эти дороги Водила.

Я помню, что когда волей-неволей приходилось признавать наше общегосударственное поражение (а в последнее время это происходило все чаще и чаще!), Шура Плоткин всегда цитировал фразу из какого-то кинофильма. "За державу обидно..." - говорил Шура, и я видел, что ему, действительно, очень обидно за свою державу. Иногда он еще от себя добавлял: "И жутко стыдно..."

Может быть, потому, что мой Плоткин в своей редакции изо всех сил наивно старался сделать все, чтобы не было ни обидно, ни стыдно за "свою державу", - мы никогда с ним не задумывались об отъезде из этой страны.

* * *

Хотя я знал, что круг Шуриных и моих друзей, - и евреев, и русских, а также их Котов и Кошек - катастрофически таял буквально с каждым днем. Последние пару лет мой Шура чуть не спился с этими навсегдашними проводами, очень похожими на похороны.

Я однажды видел похороны в Комарово. Более грустного и фальшивого зрелища никогда не встречал...

- Как тебе автобанчик, Кыся? - гордо спросил меня Водила так, будто он - хозяин этого автобана, и автобан - его любимое детище.

Вообще-то, если вдуматься, наверное, так оно и есть.

В ответ я только потерся носом о его плечо, благо мне было удобно это сделать - я сидел высоко, на спинке пассажирского сиденья, чтобы видеть мчащуюся навстречу нам дорогу. Кроме всего, я хорошо помнил слова Рудольфа о том, что от самого Киля за нами пойдет микроавтобус "Тойота" с мюнхенскими номерами "М-СН...", цифры я не запомнил, так как все равно не умею их читать. Поведет "Тойоту" тот самый Профи, который здорово умеет убивать Людей. О чем мне сказал Рудик со слов Бармена.

Вот я и взгромоздился на спинку пассажирского кресла, чтобы в в боковом зеркале видеть, когда к нам пристроится эта "Тойота".

- Ну, Кыся, ты дал в порту стружку!.. - вдруг расхохотался Водила и стал в который раз очень матерно пересказывать мне все, что я знал гораздо лучше него.

* * *

Признаться честно, я не слушал Водилу. Я следил за идущим перед нами грузовиком Лысого и поглядывал в правое выносное зеркало величиной с Большую Советскую Энциклопедию в надежде во время увидеть ту самую жутковатую "Тойоту".

Была еще и вторая причина, почему я был так невнимателен к рассказу Водилы. Я все думал, какого черта российские Люди так уснащают свои устные (а Шура говорил, что сейчас и письменные) рассказы таким количеством ругательств, что иногда на слуху остается один мат, в котором исчезают и сюжет, и идея повествования. А многие общественные или политические деятели даже с трибун матерятся. Чтобы быть, так сказать, "ближе к Народу".

Естественно, это не мои Котовые умозаключения. Я так прекрасно нахватался от Шуры Плоткина, что иногда его мысли и соображения на тот или иной счет автоматически начинаю считать своими. Не потому, что тщеславно хочу присвоить его идею, а только потому, что я с ним совершенно согласен.

Однако, это вовсе не значит, что я согласен с Шурой во всем. Да и Шура на этот счет не очень-то обольщается. Он очень хорошо чувствует, когда мне что-то не нравится.

Кстати, по поводу того же мата. Несмотря на всю свою интеллигентность, Шура пользуется матом достаточно часто и свободно. Хотя у него прекрасный словарный запас и без этого. Но я заметил, что в так называемой интеллектуальной среде мат считается неким шиком! Дескать, вот какая у меня речевая палитра. Могу так, а могу и эдак!..

Но у большинства Шуриных приятелей и приятельниц по университету, по редакции, по Союзу журналистов мат звучит и выглядит в их речи достаточно нелепо. Ну, например, как если бы женщина к вечернему платью, пахнущему дорогими французскими духами, напялила бы вонючие солдатские кирзовые сапоги!

Я привел этот пример не потому, что у нас есть французские духи, а потому, что у нас есть такие сапоги. Они валяются в кладовке как Шурино воспоминание о службе в армии.

Другое дело - Шура Плоткин. У него матерные выражения всегда остроумны и составляют ироничную основу почти любой фразы. Или точно выражают всю степень его неудовольствия и раздражения по поводу того или иного явления. У Шуры мат столь органичен, так прекрасно вплетается в слова, исполненные глубокого и тонкого смысла, что иногда даже не замечаешь, был в этой Шуриной фразе мат или нет!...

Но Шура - человек талантливый. А это дано не каждому.

Теперь обо мне. Почему я так против Человеческого мата?

Может быть, если бы его основу составляла другая тема, или вообще, он был бы совершенно другим, я бы на него и внимания не обратил. Но ругань, построенная (кстати, достаточно бедно!..) только на том, чтобы послать кого-то на Мужской половой член, или в Женскую половую... эту, как ее? Ну, вы знаете, что я имею в виду. Сейчас я просто забыл, как это называется.

Или почему через каждое слово так необходимо трахнуть чью-то, наверное, престарелую Мать, когда вокруг есть туча молодых девок, только и мечтающих об этом?!

И потом... Это же совершенно алогично - считать оскорбительными ругательствами самые замечательные действия, дарованные природой любому живому существу! Действия, доставляющие ни с чем не сравнимое, величайшее наслаждение! Продолжение рода, наконец!.. Что может быть изумительнее, чем "куда-то всунуть" и "кого-то трахнуть"?!

Как же можно из ЭТОГО делать грязную ругань, да еще и пользоваться ею в большинстве случаев категорически не по делу?..

Вот с чем я не согласен. И мой Шура прекрасно об этом знает.

У Водилы же, при всех моих к нему симпатиях, словарный запас конечно же меньше, чем у Шуры. Поэтому мат ему иногда просто необходим. Тут я его понимаю. И если я изредка берусь пересказывать события его словами, то лишь потому, что мне необходимо наиболее точно передать ЕГО впечатления от происходящего. Безусловно, с соответствующей корректировкой текста Водилы!

Не из ханжества, как вы понимаете. Из элементарной чистоплотности, свойственной всему Котово-Кошачьему племени - от саблезубых Тигров древности до сегодняшнего бездомного Кота-Бродяги.

-...мы, понимаешь, с Вебером расшнуровываем задник у фуры, а там, бляха-муха, сидит моя золотая Кыся и умывается, бля!

"Черт подери! Да заткнись ты! Неужели ты, дубина стоеросовая, не понимаешь, что я не так уж просто залез в фургон!" - с изрядной долей раздражения подумал я.

- Слушай, Кыся... Кстати!.. - вдруг насторожился Водила. - А какого хера ты вообще туда полез?

Ну, все... Услышал Господь мои молитвы. Мы - в Контакте!

Теперь осторожненько, небольшими щадящими порциями мне нужно поведать Водиле обо всем, что мне известно. И выработать совместный план действий... Только очень осторожно! Иначе переизбыток информации, идущей от меня, как от более сильной Личности, может Водиле только повредить. Заклинит, и все тут!.. Мне об этом Шура читал в книге доктора Шелдрейса.

- Уж не подложили ли мне чего-нибудь такое в фуру, когда загружали мою тачку этой ебаной фанерой? - подозрительно прищурился Водила. - В той ликеро-водочной шараге, мать их...

Нет, Водила определенно талантлив! Мне с ним просто очень повезло.

Я вообще из везучих Котов. Правда, я стараюсь не сильно обременять Судьбу и для своего "везения" многое делаю собственными лапами. Как, например, с Шурой...

Ведь Шуру Плоткина таким, каким он сейчас есть, практически создал я! Надо было посмотреть, что получил я шесть лет тому назад, будучи еще совсем Котенком, в лице Шуры Плоткина!

Это был какой-то кошмар: молодой, пьющий еврей-неудачник, нигде не работающий из-за уже сложившейся репутации и принадлежности к знаменитому "пятому пункту".

- Да, пишет очень неплохо, но... Вы же сами понимаете, - говорили про Шуру.

Ко всему, Шура был женат на хорошенькой злобной сучке, которой в свое время нужно было всеми правдами и неправдами после университета остаться в Ленинграде, а не возвращаться в свою Вологду. История примитивнейшая и банальная, но от этого не менее горькая...

Счастье, что тогда они не обзавелись детьми и в их доме появился Я!

* * *

- Во, гляди, Кыся, как они тут ездят, бля! - неодобрительно покачал головой Водила. - Мы ж с тобой на нашей "Вольве" не слабо идем - сто двадцать в час, а они, суки, на своих легковых "мерсах", "беэмвухах" и "поршах" нас как стоячих делают! По сто восемьдесят, по двести чешут, придурки немецкие!.. Единственная страна, Кыся, где скорость не ограничена, мать их. Вот они друг перед другом и выдрючиваются. А потом удивляются - откуда у них на автобанах такие аварии, машин по сорок за раз в хлам!..

Я с досадой отметил, что Водила, как сказал бы Шура Плоткин, явно "сорвался с крючка". То есть, неожиданно оборвал нить Контакта со мной и переключил свое внимание на чисто внешние, привычные ему раздражители. Но тут же я честно признался себе, что виноват в этом сам. Уж слишком не во время я стал вспоминать Шуру, себя и то время, когда мы были молоды... Слишком отвлекся.

"Водила! - мысленно сказал я и напрягся так, что у меня даже между ушей заломило. - Постарайся сосредоточиться и понять все, что я тебе скажу. Пожалуйста, вспомни опять про свою фанеру. Я тебя очень, очень прошу, Водила!!!"

- И знаешь, Кыся, что мне еще не нравится? - тут же, почти без паузы, проговорил Водила. - То, что меня пытались на наркоту проверить. Меня! Которого здесь столько лет знают как облупленного. И собачки эти чуть на говно не изошли... Ну, их еще можно понять - им службу служить, а тут мой Кыся им кислород перекрывает! А если они не только на тебя лаяли, а, Кыся?...

Я поощрительно положил ему на плечо лапу и даже муркнул. Но Водила ласково отодвинул меня и сказал:

- Отсунься маленько, Кыся. Я закурю. На хера тебе дымом дышать? Эх, жаль я твою зажигалочку посеял...

Я испугался, что Контакт снова прервется и опять напрягся до головной боли: "У тебя в фуре - минимум сто килограммов кокаина! Его погрузил в твою фуру Лысый. Осторожней с ним! Он вооружен. Он трус и от испуга может начать стрелять..."

Стоп, стоп, Мартын!.. Слишком много информации! Что я делаю?! Постепенно, постепенно...

- А не загрузили ли меня чем-нибудь этаким в той шараге? - Водила приспустил боковое стекло, закурил и уточнил: - Кроме фанеры... А, Кыся? Если пошурупить мозгами - в любую пачку фанеры можно килограмм сто кокаина спрятать. Вырезал в листах круг диаметром с метр, снизу и сверху по паре целых листов прихреначил, а в середку хоть слона запихивай! Дескать, водитель на этой машине проверенный, его трясти не станут. А если и стопорнут - все тут не при чем. Водилу - за жопу и в конверт. И пусть доказывает, что он не верблюд!

Признаюсь, я был ошеломлен. Не в обиду Шуре Плоткину сказано - теперь я никогда не поручился бы за то, что Шура понял бы меня лучше, чем Водила!...

- Конечно, - продолжал размышлять Водила. - Товар они потеряют... А это минимум по сотне баксов за грамм! То есть, - сто тысяч зеленых за кило... А за сто кило?! Охренеть можно!

"Ты молодец, Водила! Ты умница! - похвалил я его. - Но ты, как мудак, пропустил мимо ушей то, что я сказал тебе про Лысого!.."

На что Водила мгновенно отреагировал:

- И знаешь, что, Кыся? Если они мне, действительно, какую-нибудь срань в фуру подбросили - слово даю, что вон тот, - Водила показал на идущий впереди фургон Лысого, - наверняка, в этом деле хвост замочил!

Мне так понравилось это выражение - "замочил хвост"! Потрясающе! Нужно запомнить. Очень может пригодиться...

- Уж больно он шустрил при погрузке, - вспомнил Водила. - Я еще тогда подумал - чего он так суетится? И потом... Помнишь, Кыся, когда ночью Бармен вдруг про наркотики заговорил... Не, ты ни хрена тогда, наверное, не слышал - вы там с Рудольфом под столом по буфету гуляли. А я видел, как мой этот лысый сокамерник занервничал!..

"Да видел я все, Водила! - мысленно завопил я. - Во всем этом деле самый страшный человек - Бармен!!! Это он тебя подсунул той фирме, он тебя запродал Сименсу на месяц!.. Он велел Лысому пристрелить тебя, если ты не согласишься на их условия! Он дал Лысому пистолет с глушителем! Видел по телевизору такие?! Когда я сказал тебе, что Лысый вооружен, ты почему-то не обратил на это внимания. Думай, Водила, думай!.."

От волнения я даже не заметил, что дословно повторил фразу Кота-Бродяги, сказанную им мне тогда - в пилипенковском фургончике.

- Вот я и думаю... - почти впрямую ответил мне Водила. - Что за этим стоит кто-то очень крутой. Который и меня хорошо знает, и бабок у него хоть жопой ешь. Чтобы и за дурь отстегнуть, и вокруг всех купить. Ну, и не без своих людей здесь, конечно. В Германии. А может, и еще где... И из рук они свой товар так просто не выпустят. Если все и вправду так, кто же дирижирует всей этой филармонией?.. А, Кыся?

"БАРМЕН!!!" От злости я чуть не укусил Водилу за ухо!

- Неужто, бармен?! - вдруг спросил Водила и потрясенно посмотрел мне в глаза.

* * *

Чего делать на скорости сто двадцать километров в час, конечно, не следовало. Наша огромная машина непроизвольно вильнула из крайнего правого ряда в средний, и обгонявший нас бельгийский автобус от ужаса истерически засигналил и замигал всеми своими фарами.

Водила тут же вывернул руль вправо, вернулся в свой ряд и, глядя теперь только вперед, жестко повторил уже даже без намека на вопросительную интонацию:

- БАРМЕН...

И физиономия Водилы застыла в неподвижном, жутковатом и беспощадном выражении, как у рабочего со скульптуры "Булыжник - оружие пролетариата". Я когда-то про такие скульптуры видел целую передачу по телевизору.

* * *

На подъезде к Ганноверу мой Водила знал уже все!

Последние полчаса, видимо на нервной почве, а попросту говоря, на обоюдном вздрюче, наш телепатический Контакт по доктору Шелдрейсу превратился в быстрый диалог двоих, понимающих друг друга не только "с полуслова", но и "с полувзгляда".

Так мы с Водилой в жилу настроились на одну волну! О чем этот симпатяга Ричард Шелдрейс даже и мечтать не мог в своей Англии. Он и не подозревал, что два обыкновенных, беспородных русских - я и Водила, - настолько расширят границы его теории.

- На чем зтот убивец должен за нами ехать? - спрашивал Водила и внимательно поглядывал по сторонам и в оба зеркала.

"Микроавтобус "Тойота" с мюнхенскими номерами - "М-СН"..."

- По ихнему, это "М-ЦеХа". А цифры запомнил?

"Нет. С цифрами у меня с детства заморочки..."

- Ну, ты даешь, Кыся... Цифры же - самое главное! Что еще говорил Бармен?

"Что это его последнее дело. Потом он уходит на покой".

- Покой я ему, суке, гарантирую. А кто из двоих должен меня на тот свет отправить?

"Или Лысый, или тот - из "Тойоты". Но тогда и Лысого с тобою вместе".

- Ага... А они ху-ху не хо-хо? Бляди!

"Как только они перегрузят кокаин - ты им больше не нужен..."

- Я им уже не нужен, Кыся. Перевез дурь через границу - и ладушки... Когда в деле корячатся такие бешеные бабки и торчат такие крупные фигура, как говорил Бармен, - кто же меня в живых оставит? Так что ты, Кыся, если что начнется - не высовывайся. Я и сам справлюсь...

"Дурак ты, Водила! Мы с Шурой никогда своих не закладывали! Учти, те оба с оружием..."

- Хер я положил на их оружие. Не боись, Кыся - прорвемся. И еще шороху наделаем. И на ночевку в Нюренберге пусть они не рассчитывают. Сейчас в Ганновере пообедаем с тобой, заправился под завязку и почешем мимо Нюренберга с песнями аж до Мюнхена. По дороге они с нами ни хрена не сделают. А там поглядим...

"Сколько мы уже от Киля проехали?" - спросил я.

- Километров двести пятьдесят. А что?

"А до Мюнхена еще далеко?"

- Примерно, шестьсот с небольшим. Тебе-то это зачем?

"Устанешь так, что они нас голыми руками возьмут".

- Не смеши меня, Кыся. Когда я работал на внутрисоюзных рейсах - я по полторы тыщи верст без сменщика и без отдыха шуровал по нашим советским колдоебинам и выебинам. И на чем?! На стошестидесятисильной "Шкоде" с рефрижиратором!.. А у нас с тобой почти четыре сотни лошадей вот под этим шведским капотом. И дорожка - лабораторная... Об чем ты, Кыся! Как говорят в Одессе - мне с вас смешно.

"Ты тогда был моложе..."

- Зато, сейчас я умнее. Гляди, Кыся, как эта лайба ходит!

И Водила пошел на обгон грузовика Лысого.

Я вообще-то ни хрена не понимаю в вождении автомобиля, но по-моему, Водила это делал мастерски!

Ах, как я в эту секунду пожалел, что с нами нет Шуры Плоткина! Во-первых, потому, что ВТРОЕМ мы наверняка бы нашли выход из создавшегося положения. А во-вторых, мне бы так хотелось, чтобы Шура увидел меня сейчас - мчащегося по роскошному германскому автобану в замечательном огромном шведском грузовике, запросто и на равных болтающего с Водилой этого грузовика, которьй вполне мог бы стать Шуриным приятелем.

Но еще больше я пожалел, что рядом с нами нет Шуры, когда мы остановились на обед и заправку под Ганновером!

Он же никогда не владел таких автозаправочных станций... Где, кроме бензина и дизельного топлива, Шура мог бы купить себе все, что взбрело бы ему в голову - от немецкой бутылки водки с милым названием "Ельцин" и американской шапочки с большим козырьком и надписью "Я люблю Нью-Йорк" до автомобильного аккумулятора и шин любого размера.

Здесь же Шура мог бы сходить в неправдоподобно чистенький туалет без запахов мочи и кала, принять горячий душ; пообедать в очень красивом ресторане или (как мы с Водилой и Лысым) в столовой самообслуживания с невероятно аппетитной жратвой; тут же Шура мог бы снять уютную комнатку с ванной в мотеле и переночевать под телевизор с двадцатью шестью программами из Германии, Австрии, Америки, Англии, Франции, Италии и даже Турции, как сказал мне Водила.

Вот что увидел я и чего никогда, к сожалению, не видел мой Шура Плоткин. Подозреваю, что и я все это увидел из-за экстремальности ситуации.

Как говорится - не было бы счастья, да несчастье помогло: приехав на эту "заправку", Водила не оставил меня в кабине, а посадил в сумку, ремень перекинул через плечо и потащил меня по всему этому сказочному придорожному раю, приговаривая тихо:

- А хер их знает, может, они захотят взорвать нашу машину?.. Сейчас это очень даже модно. Мало ли что им в башку встрянет... Так что давай-ка, Кыся, порознь не гулять. Куда я, туда и ты. О'кей? С этой минуты мы оба на военном положении - только вместе! Приказ понял?

Я чего-то муркнул ему в ответ, и Водила добавил:

- А кроме всего, это тебе и поглядеть полезно. Такого у нас в России, к сожалению, еще лет сто не увидишь. А в Германии на каждом шагу. Это их сильная сторона...

То, что такие автозаправочные станции не просто "сильная", а ОЧЕНЬ сильная сторона немцев, я убедился, когда при входе в столовую вдруг увидел две пластмассовые миски на низких подставках. В одной миске были навалены аккуратненькие кубики тушеного мяса с какой-то пахучей подливкой, а в другой - чистая, свежая вода.

Сверху, над мисками, было написано - "Хунде-Бар", что по-нашему, оказывается, - "Собачий Бар"! Так мне перевел Водила и объяснил, что проезжающие мимо Собаки могут тут бесплатно перекусить и утолить жажду.

- Лопай, Кыся. Халява, - сказал мне Водила и поставил сумку со мной прямо у мисок.

Не вылезая из сумки, я немного попил воды, а мясо есть не стал из-за подливы. Хека у них в этом "Хунде-Баре", конечно, не было. Их халява о нашем хеке даже представления не имела.

Но несмотря на подливу, несмотря на то, что само название "Хунде-Бар" для меня звучало несколько оскорбительно, - можно было вспомнить не только о Собаках, но и о Котах, разъезжающих по германским дорогам, сама идея создания такой кормушки показалась мне просто превосходной!

Лысый в Германии был всего во второй раз, языка не знал ни словечка, и поэтому не отставал от нас ни на шаг. А может быть, и не только поэтому. Может, ему хотелось найти наиболее подходящий момент, чтобы поговорить с Водилой насчет кокаина, предложить ему те пять тысяч долларов и договориться насчет возможности перегрузки той "фанеры" в "Тойоту". Которой, кстати, почему-то все не было и не было...

Я чувствовал, что Лысый в глубине души молится своему Господу Богу, чтобы мой Водила согласился на все его предложения и взял бы пять тысяч долларов.Чтобы Лысому не пришлось хвататься за пистолет с глушителем.

На голове у Лысого красовался зеленый военный берет десантника, снизу обшитый тоненькой полоской коричневой кожи. Полностью закрывал лысину. Джинсовая куртка распахнута - и всему миру была предъявлена бьющая по глазам ярко-красная рубашка с выпущенным на куртку воротником. Я уж грешным делом подумал, что Лысый специально надел такую рубаху, чтобы тот Тип из "Тойоты" с мюнхенскими номерами мог его сразу узнать.

К слову сказать, я обнюхал Лысого со всех сторон и оружейного запаха не обнаружил. Наверное, на время пересечения границы Лысый заныкал пистолет в одну из коробок с водкой в своем фургоне.

По логическому развитию событий случай напрямую поговорить с моим Водилой представился Лысому в столовой самообслуживания, где мы втроем обедали.

Я на секунду отвлекусь от всей этой сволочной криминальной истории, чтобы поведать о блюде, которого я никогда в своей жизни раньше не пробовал и узнал о его изумительном существовании только лишь на той автозаправочной станции под Ганновером.

Интересно, ел ли когда-нибудь мой Шура Плоткин "татарский бифштекс?!" Не знаю, не знаю...

А вот я - ел! Я его ел в центре самой богатой страны Европы, как сказал мне мой Водила. А еще он сказал, когда принес мне "татарский бифштекс":

- Я, Кыся, поглядел у "Хунде-Бара" - ты тушонку с подливой не очень уважаешь. Может, тебе эта хреновина подойдет? Мне лично она жутко нравится.

И показывает мне тарелку, на которой лежит такой довольно крупной лепешкой одуряюще пахнущий сырой мясной фарш! А вокруг него - кучка мелко нарезанного лука, горка порубленных в крошево соленых огурчиков и штук десять моих любимых оливок без косточек!

- Етиттвоюмать! - удивился Лысый. - Ну, ты даешь, парень!.. Так ты обе эти тарелки с сырым мясом коту взял, что ли?!.

- Нет. Одну - себе, а что?

- Так они же по двенадцать марок!.. Я же видел...

- Ну, и что?

- Как "что"?!.. Это же почти по девять долларов!..

- А и хер с ним, - сказал Водила. - Лично мне - Кот дороже.

Мне это так понравилось, что я даже об его ногу потерся.

А Водила... Вот он иногда такой умный, такой сообразительный бывает, а иногда - мудак мудаком... Водила, видишь ли, подумал, что я так выражаю свое нетерпение скорей пожрать, и говорит:

- Не торопись, Кыся, не торопись. Я вот только эти приправки себе ссыплю, а то ты их вряд ли есть будешь.

И сгребает с моей тарелки в свою - лук, соленые огурчики и оливки.

Вот когда он дошел до оливок - тут уж извините! Я пулей вылетел из сумки к нему на колени, мгновенно подцепил когтями пару оливок и быстренько отправил их себе в рот!

За маслины и оливки я могу, по выражению Шуры Плоткина, "продать план родного завода". Шура считал, что такой гастрономический изыск - подтверждение моей яркой индивидуальности.

С тех пор, как Шура случайно обнаружил мою необъяснимую страсть к этому, далеко не кошачьему продукту, он мне с каждого гонорара, с каждого аванса, с любой халтурки покупал банку консервированных оливок и первое время даже устраивал маленькие представления для своих друзей. Он брал самую большую оливку в зубы, опускался на ковер, становился на карачки и, оскалившись, тянулся ко мне. Я подходил и осторожно зубами вынимал изо рта Шуры эту оливку под шумные аплодисменты присутствующих.

Если же гостей не было, а оливки имелись, то мы все равно частенько исполняли этот, как говорил Шура, "смертельный номер". Просто так. Друг для друга.

Иногда, глядя на то, как я лопаю оливки или маслины, Шура вспоминал какую-то "чеховскую Кошку", которая жрала с голодухи огурцы.

Долгое время я думал, что "чеховская Кошка" - название неизвестной мне кошачьей породы. Вроде "сиамской Кошки" или "сибирской".

Дата добавления: 2015-08-05