Эстрада

Получилось так, что эстрада заняла в жизни актера столько месте, сколько раньше, в годы юности, занимал драматический театр. И хотя он еще возвращался к драматическим ролям, основное место в творчестве Константина Гибшмана в зрелые годы было отдану жанру эстрады. Он неоднократно выступал со своими собственными небольшими произведениями.

Но главное его новаторство на эстраде принадлежало конферансу. К. Гибшман был хорошо известен ленинградцам 1930-х годов как конферансье, ведущий концертов. В то время этой роли уделялось немалое значение — это действительно была театральная роль, а не гламурный образ диктора, объявляющего очередной номер.

Театральная критика назвала его «вторым зачинателем жанра» в этом виде эстрадного искусства^[7]. Первое место принадлежало Никите Балиеву.

В отличие от Балиева — уверенного в себе весельчака — Гибшман нашел другой образ, пойдя от обратного и контрастируя с Балиевым^[7], — образ «неудачника».

Константин Гибшман стал первым из русских конферансье, внёсшим в этот жанр сценическое перевоплощение; это был «конферансье-неудачник»^[3]. К. Гибшман перенес в эту роль масочной образ, созданный им еще в драматическом театре в спектаклях режиссеров, с которыми он немало работал: Мейерхольда, Радлова, Евреинова… Гибшман создал новый образ, ярко контрастирующий с другими конферансье того времени, — это был забитый человечек, несуразный, не понимающий происходящего^[1]; он вызывал в зале и смех, и сочувствие одновременно.

Вот как отмечала его театральная критика: «Выйдя на просцениум, терялся, пятился, запинался, пробовал в чем-то оправдаться. Спохватывался, косноязычно рекомендовал следующий номер и вздыхал с улыбкой облегчения, спешил поскорей улизнуть за кулисы, но по пути за что-нибудь цеплялся, путался в складках занавеса, судорожно отбивался от него руками… Словом, возникал смешной и грустноватый образ конферансье „наоборот“: не болтливого и развязного, а испуганного и скованного в слове и жесте» ^[1]; «Работая в качестве конферансье, создал маску конферансье робкого, растерянного, подавленного необходимостью выступать перед публикой. Его речь была невнятна, путанна, прерывалась долгими томительными паузами. Номера объявлялись неясно, сбивчиво, с частыми повторениями одних и тех же слов. Движения неловкие, скованные. Всё, что делал и произносил Гибшман, казалось импровизацией»^[2][7].

Сам того, быть может, и не подозревая, Гибшман создал своего рода пародию на первый, так сказать, массовый выпуск русских конферансье^[7], впоследствие заполонивших советские эстрадные сцены.

При этом, активно работая на эстраде, К. Гибшман не забрасывал и драматический театр — работал на разных сценах в драматических спектаклях, продолжал сниматься в кино.

Дата добавления: 2015-08-05