Мандзони и Испания

Я думаю, что правы, будут те, кто считает, что по распоряжению Министерства образования, роман Александро Мандзони “ I promessi sposi ” должен быть исключен из школьной программы.

Возвращусь к моему небольшому опыту, когда я еще был учеником, далеким от всякой Церкви, не имеющим никакой связи с религией, и обучался в Туринском лицее, который, как мне кажется, более века является величайшим святилищем итальянского ланцизма. Была у меня любимая книга, она называлась «История Милана. XVII век.», которую я должен прочитать от начала до конца в течение десяти месяцев в пустой аудитории «Massimo d' Azeglio».

Даже на юношу из пятого класса классического лицея, которому казалось, что он далек от всяких проблем веры, эти страницы оказали огромное влияние. Может быть непосредственно, или в какой‑то яркой форме, но поздние результаты, разные нюансы содержания откладывались глубоко в памяти сознания, чтобы в один из дней открыться с неожиданной силой.

Словно для оправдания книги " I promessi sposi ", которая оказалась в коллекции классиков, издатель Джулио Айнауди увлекся долгим вступлением Альберто Морави, старавшегося приуменьшить ее значение. Он переносит проблемы книги из литературного жанра в духовные упражнения, из поэзии — в религиозную пропаганду, и заявляет, что она не могла быть истинным произведением искусства, та как не является ничем другим, как завуалированным катехизисом в виде романа. Более, поэтически выразился на эту тему Франческо де Санчес, утверждая, что гуманизм текстов Мандзони не был овеян небом, а все время находился под мизерными сводами соборов, даже если они были наиболее величественными. А Бенедетто Кроче отозвался о книге так: «Эта книга от начала и до конца, призывающая к нравственности, написана решительно, именно с таким намерением, чтобы в полной мере достичь этой цели; несмотря на это, кажется спонтанной и естественной, независимо от того, как бы сильно критики не подвергали ее анализу и толкованию как романа, о поэтическом вдохновении, и таким образом попадая в необъяснимые противоречия и затуманивая суть дела, которое само по себе является ясным».

Мандзони, был убежден в ее ясности и указал на мотивы ее издания, — «надежда на какое‑нибудь добро». По его мнению, это не было «искусством для искусства», а искусством в служении любви, где высочайшим проявлением любви является любовь к правде.

Я думаю, что мой личный опыт как читателя совпадает с опытом других «отдаленных»: только Бог знает сколько из тех, которые открыли веру, имели возможность прочитать " I promessi sposi ", испытать духовную драму Людвига, позже отца Христофора, который в конце своей грустной ночи слышит далекий зов к новой жизни: звон колокола.

Поэтому по всей вероятности, содержание книги может нанести вред, и можно понять желание некоторых запретить ее для школьной программы. Благодаря мудрости своего смиренного искусства, это произведение каждому поколению подсказывает мысль о Вечности и предоставляет исключительную возможность появления надежды на другую, более человеческую жизнь, в которой можно найти отрезвляющий утренний холод. Таким образом, можно перефразировать IX главу: «Умение воспитания и утешения всех во всех обстоятельствах подходящими словами, является единственной в своем роде способностью в христианской религии… Этот путь настолько протоптан, что независимо от жизненного лабиринта, из бездны, с которой человек вступает на него, делая первые шаги, с этого момента он может спокойно и с уверенностью идти к счастливому концу».

Эта «единственная способность», этот «протоптанный путь» даны лишь тем, которые читают и превращают эту книгу в один из более удачных инструментов евангелизации; так, что избегая несправедливых художественных демистификации, это не кажется таким людям как Де Санчес, Кроче или Морави, испытывающих страх перед христианской экспансией, не имея на то оснований.

Мандзони не имел никаких проблем с основаниями и их нехваткой, создавая лишенный блеска образ «испанской» Италии, который во все времена формировал представления читателя.

Известно, каким образом мощные и более активные силы современного мира объединились для создания черной легенды об Испании, как об отечестве тирании, фанатизма, подкупа, политического игнорирования, хамства и бесплодного сребролюбия.

Для протестантов, прежде всего англичан, это ведение войны являлось делом жизни и смерти, кроме партизанской и психологической деятельности против великого проекта испанских Габсбургов, каким было объединение Европы на основе латинской и католической культуры. Систематическим объединениям, касающимся испанской колонизации, сопутствовали интенсивные попытки завоевания англичанами южно‑американской империи.

Для представителей просвещения и либертенов[19] XVIII века и позднее для всех «развивающихся» и всего масонства XIX и XX в.в., Испания являлась ненавистной землей католицизма, как господствующей религии, землей инквизиции, монашеских орденов и мистиков. Для коммунистов это обозначало поражение в 30‑х годах. Евреи не забыли прошлого: вытеснения и указов, запрещающих им возвращение на другую сторону Пиренейского полуострова.

Несомненно, находясь в бурной светской компании, они хотели бросить тень на народ, который везде, куда бы ни попал, оставил после себя католические земли. Даже в Азии, где испанцы добились того, что никому не удавалось — ни католикам, ни протестантам, а именно, массового и постоянного обращения целого района Филиппин, за исключением Миндального острова, который остался мусульманским. Существуют вещи, которых то или иное общество не прощает. Позже мы вернемся к этой теме.

Читатели очень часто забывают о том, что Мандзони, говоря об Испании и испанцах, позволил себе пойти за просвещенными тенденциями (и не сделал это только в своей последней работе, прекрасной, но не оконченной речи против Французской Революции). Вследствие чего, приукрасил некоторые вещи.

Например, точные и лишенные страстей исследования показали, что заместитель вице‑короля Испании Людовик Мелц, по делам дороговизны в 1629 г., которые в романе был показан, как бездельник и трус, на самом деле был молодой и просвещенный миланец, энергичный и образованный человек, который полностью посветил себя тому, чтобы снабдить город хлебом.

В сценах бунта, в Сан Мартино, стражник справедливости изображен как карикатурная фигура. На самом деле некий Жанбатист Висконт — честный чиновник, уважаемый за отвагу, твердость, равновесие, признанный писателем и поэтом Фаустом Николини, известным историком, другом и возлюбленным Кроче (и поэтому трудно подозревать его в пристрастности), мы обязаны, что имеем несколько интересных работ о Милане, Неаполе и вообще обо всей Италии под управлением Испании. Необходимо сделать анализ общего мнения этой эпохи, которую оцениваем с предубеждением по вине Мандзони.

Ученик Кроче, Николини, исповедующий только «религию свободы», пишет: «Чужое господство, даже испанское, не было непросвещенным, несмотря на внутренние и внешние интриги, смогло сплотиться и удержаться в течение двух веков. Не было также слабым, если сумело в своих итальянских провинциях справиться с феодальной анархией, сохранить наш полуостров от постоянной турецкой угрозы и, в то же самое время, сохранить религиозное неприкосновенное единство, без которого та же самая политика в другой период оказалась бы значительно сложнее. Оно не являлось тиранией, как сложилось мнение, так как относилось с уважением к местным административно‑политическим учреждениям и являлось непреклонным сторонником справедливости. Чужое господство было удивительным эксплуататором, если, несмотря на личные злоупотребления некоторых вице‑королей и губернаторов, в различных итальянских провинциях оно стоило более, чем приносило прибыль. Осмелюсь сказать, что чужое господство, в каком‑то смысле, было прибыльным, несмотря на основательное зло, каким вообще было его существование, и в какой степени встречалось с благодарностью итальянцев. Если даже на это были только эти две причины: большинство земель Италии отошли в связи с тем, что в тот момент страна не в состоянии была самостоятельно существовать. Во избежание большего зла, а именно — стать французской провинцией или непосредственно франко‑атаманской, а также получением первого сильного импульса для освобождения от какого‑либо другого завоевателя в момент получения свободы и провозглашения независимости Сицилии».

Так писал Николини в середине тридцатых годов. С тех пор эти слова были подтверждены в других работах, в основном неизвестных во множестве книг, написанных на эту тему. Поэтому вполне ясно, что без испанского присутствия, которое имело место в XVI — XVIII в.в., Сицилия оказалась бы мусульманской, а Сардиния и часть Южной Италии последовали бы ее примеру. Затем Северная Италия без сомнения оказалась бы разоренной религиозными войнами между католиками и протестантами, как это произошло в других частях Европы. Пьемонт, а также и Лигурия вошли бы в королевство Франции.

Удивляет тот факт, что такой патриот, как Мандзони, которому угрожало отлучение от Церкви, член первой высшей палаты объединенной Италии, тесно связанный с выражением, которое начало звучать в народе: «распутство испанского правительства», не может понять исторического значения этой великой страны.

Дата добавления: 2015-07-26