Сущность и значение совести человека как субъекта практической деятельности и общения

Наиболее обобщенно и кратко сущность совести определяет академический Словарь русского языка: "Совесть - внутренняя оценка своих поступков, чувство нравственной ответственности за свое поведение"*(190). Однако в этом определении не отражены следующие существенные моменты:

1) человек внутренне оценивает не только свои поступки, но и намерения;

2) критерием внутренней оценки человеком своих намерений и поступков является их нравственная достойность;

3) при оценке нравственной достойности своих поступков и намерений человек учитывает общечеловеческие нормы морали, в которых отражено общечеловеческое представление о добре и зле, и личные нравственные идеалы, выражающие его ценностные ориентации;

4) чувство нравственной ответственности у человека как субъекта деятельности и общения возникает не только перед самим собой, но и перед другими людьми и обществом.

С учетом сказанного понятие совести можно сформулировать так: совесть - это внутренняя оценка человеком нравственной достойности своих поступков и намерений с учетом существующих в обществе норм морали и нравственных идеалов данной личности и обусловленное этой оценкой чувство нравственной ответственности за свое поведение перед окружающими людьми и обществом.

Основное значение совести заключается в том, что она помогает человеку как субъекту практической деятельности и общения регулировать свои действия в соответствии с требованиями других людей и общества.

Категория "совесть" возникла на том этапе развития человечества, когда человек начал сознавать, что считается добром, а что - злом.

Для более детального раскрытия значения совести человека как субъекта практической деятельности и общения необходимо рассмотреть два конкретных вопроса:

1) совесть как способность личности к нравственной саморегуляции;

2) совесть как способность личности к нравственному самоконтролю.

Совесть как способность личности к нравственной саморегуляции. Различные проявления сущности совести, ее значение как способности личности к нравственной саморегуляции в соответствии с требованиями общества, других людей, своих представлений о добре и зле очень точно передают следующие строки из стихотворения В.А.Жуковского, в котором совесть выступает одновременно в роли и законодателя, и судьи, и свидетеля, и обвинителя:

Сколь неизбежна власть твоя,

Гроза преступников, невинных утешитель,

О совесть, наших дел закон и обвинитель,

Свидетель и судья*(191)

Значение совести как внутреннего закона прекрасно выразил Сенека, который, определив ее как осознанную разумом и пережитую чувством нравственную норму*(192), обратил внимание на то, что в качестве внутреннего "закона" могут выступать только такие нормы, которые не только осознаны человеческим разумом, но и внутренне приняты человеческим сердцем, эмоционально пережиты личностью, т.е. в качестве внутреннего закона выступают только личностно значимые нравственные нормы.

По мнению Эрика Фромма, именно через внутреннее усвоение норм общественной морали формируется совесть: "При формировании совести такие авторитеты, как родители, церковь, государство, общественное мнение, сознательно или бессознательно признаются в качестве нравственных и моральных законодателей, чьи законы и санкции усваиваются, интернализируются индивидом. Таким образом, законы и санкции внешнего авторитета становятся частью индивида и вместо чувства ответственности перед кем-то внешним появляется ответственность перед своей совестью. Совесть - более эффективный регулятор поведения, чем страх перед внешним авторитетом; ибо если от последнего можно спастись бегством, то от себя не убежишь, а значит, нe убежишь и от интернализированного авторитета, ставшего частью индивидуального "я"*(193).

В этом высказывании хорошо показано происхождение и значение совести как внутреннего закона, но не отражен существенный момент: личность в процессе усвоения и реализации в практической деятельности тех или иных социальных норм проявляет активность, свободу выбора, что отражает понятие "система ценностных ориентаций личности", под которой понимается ее аксиологическое "Я", т.е. "связанная по определенной личностной логике совокупность убеждений, идеалов и запретов, принимаемых индивидом для себя как свои собственные внутренние ориентиры"*(194).

Представляется, что совесть как внутренний закон - это прежде всего наше аксиологическое "Я", которое определяет содержание, силу и чистоту нашего внутреннего голоса, его способность "шептать", "говорить", "взывать" или даже "вопить", когда человек в своих поступках или "грешных" намерениях покушается на личностно значимые ценности.

В системе ценностных ориентаций человека особенно важное значение имеет личностное отношение к другим людям, правам человека, нормам общественной морали, которые в концентрированном виде выражены в библейских заповедях: "возлюби ближнего своего", "не убий", "не прелюбодействуй" и т.д., нормам профессиональной этики, закону, окружающей природной среде. Голос совести, выстрадавшей свое (личностное) отношение к этим фундаментальным ценностям, является, говоря словами В.А.Сухомлинского, "эмоциональным стражем убеждений", который побуждает человека к активной жизненной позиции в соответствии со своими внутренними убеждениями - ценностными ориентациями. Например, в произведениях В.Распутина и Ч.Айтматова изображена борьба между героями с чистой и нечистой "экологической" совестью.

Голос совести, в котором выражается ценностное отношение к закону, праву, проявляется как чувство законности, чувство права. Л.Е.Владимиров, подчеркивая важное значение чувства законности как "энергетического мотива жизни", идеального мотива, побуждающего к активной жизненной позиции, направленной на защиту права, иногда за счет других своих личных интересов, приводит великолепный пример об одном путешествующем англичанине, который, "чтобы отстоять неправильно просчитанный в отеле гульден, остается в городе на несколько дней и издерживает десятки гульденов на процесс, бьется не из-за гульдена, а из-за своего права...". Далее Владимиров отмечает, что смысл этого поступка англичанин видит в защите не только права, но и других, не менее значимых для него личностных ценностей - личного нравственного достоинства, достоинства своих сограждан и, наконец, достоинства своей страны, которую он представляет: "В том гульдене он защищает свою старую Англию. Защита приобретенного права есть, таким образом, прежде всего нравственная обязанность каждого человека как личности. Но затем, далее это есть нравственная обязанность по отношению к обществу"*(195).

Естественно, что такая активная гражданская позиция, требующая во имя общественных интересов жертвовать, поступаться личными интересами, устанавливается не без внутренней борьбы, в которой осознается, "взвешивается" ценность конкурирующих мотивов.

После того как личность свободно изберет и реализует практически тот или иной мотив поведения (личностно значимую моральную ценность, которая выступает в роли внутреннего морального закона), совесть выступает уже в роли внутреннего "судьи", "свидетеля", "утешителя" или "обвинителя". Она осознается человеком как самооценка нравственной достойности своих намерений и поступков с точки зрения их соответствия или несоответствия общечеловеческим нормам морали и личностно значимым ценностям. Именно это значение совести имел в виду Сенека, говоря о ней как о "внутреннем голосе, обвиняющем и оправдывающем наши поступки с точки зрения их нравственного достоинства"*(196).

Роль совести как внутреннего "утешителя" или "обвинителя" обусловливается внутренней оценкой нравственной достойности своих намерений и поступков (как правильных, достойных, так и неправильных, недостойных), чувством нравственной ответственности за свое поведение перед окружающими людьми и обществом. Это чувство эмоционально переживается личностью как чистая совесть или как угрызения совести.

Чистая совесть, основанная на осознании моральной чистоты помыслов и поступков, преисполняет человека внутренним спокойствием, уверенностью, придает ему твердость и решимость в борьбе со злом. И наоборот, угрызения совести, возникающие, когда человек сознает, что поступил или намеревается поступить не так, как должен был по требованию внутреннего убеждения, морали, закона, проявляются во внутреннем беспокойстве, неуверенности, страхе, чувстве стыда и других неприятных переживаниях, которые представляют собой моральное наказание за нарушение моральных норм*(197).

Переживаемые человеком состояния чистой совести и угрызений совести хорошо описаны А.С.Пушкиным в "Борисе Годунове":

...Едина разве совесть?

Так, здравая, она восторжествует

Над злобою, над темной клеветою.

Но если в ней единое пятно,

Единое случайно завелося,

Тогда - беда! как язвой моровой

Душа сгорит, нальется сердце ядом,

Как молотком стучит в ушах упрек.

И все тошнит, и голова кружится,

И мальчики кровавые в глазах...

И рад бежать, да некуда... ужасно!

Да, жалок тот, в ком совесть нечиста.

Научной основой, объясняющей эмоциональные переживания чистой совести и угрызения совести, является разработанная академиком П.В.Симоновым психофизиологическая теория эмоций, раскрывающая их отражательно-оценочную и регуляторную функции*(198). В свете этой теории "совесть есть присущая человеку способность эмоционально реагировать на последствия своих прогнозируемых или совершаемых поступков в той мере, в какой они затрагивают удовлетворение двух фундаментальных потребностей - в объективной истине и альтруистической потребности добра"*(199). Основная функция совести заключается в том, чтобы "просигналить об отступлении от истины и напомнить о причиненном зле"*(200). Представляется, что психофизиологическое понятие совести объясняет ее значение в качестве не только внутреннего "судьи", "утешителя", "обвинителя", но и внутреннего "свидетеля".

Совесть как внутренний "свидетель". Эмоциональные сигналы совести, свидетельствующие об отступлении от истины и напоминающие о причиненном зле, осознаются личностью как чувства стыда, вины и раскаяния, которые выбивают человека из обычной колеи и сопровождаются потерей внутренней, психологический устойчивости. Это душевное состояние великолепно описано А.С.Пушкиным:

...Совесть,

Когтистый зверь, скребущий сердце, совесть,

Незваный гость, докучный собеседник,

Заимодавец грубый, эта ведьма,

От коей меркнет месяц и могилы

Смущаются и мертвых высылают...*(201)

Чувства стыда, вины и раскаяния по поводу безнравственного или противоправного поступка проявляются в виде не только субъективного переживания, внутреннего психологического дискомфорта, напряженности и беспокойства, но и определенных психофизиологических реакций, обусловленных тем, что угрызения совести по психофизиологической природе представляют собой стрессовое состояние, вызванное недостойным поступком. Это состояние прекрасно выразил английский поэт Генри Филдинг:

Тому, чья совесть нечиста,

Не утаить вины,

Кричат глаза, когда уста

Молчать принуждены.

Комментируя эти строки, доктор медицинских наук, профессор Л.П.Гримак пишет: "К этому следовало бы добавить, что кричат не только глаза, кричит нервная система, кричит весь организм, кричит непременно, даже если человек сознательно старается не слышать этого крика. Здесь оказывается бессилен любой аутотренинг, так как травмирующая причина представляет собой явление значительно более высокого порядка и не может быть подвластна аутогенной тренировке - относительно более низкому уровню регуляции"*(202).

Человек в таком состоянии субъективно и объективно предрасположен к двум типам поведения:

1) к откровенному признанию и искуплению своей вины перед самим собой, соответствующим человеком или коллективом;

2) к различным формам дезадаптивного поведения, усугубляющим его положение.

Первый тип поведения может проявляться в деятельном раскаянии, в частности в активном содействии правоохранительным органам в раскрытии и расследовании преступления. В процессе деятельного раскаяния виновное лицо сообщает известные ему фактические данные, сведения о расследуемом событии, имеющие значение прямых, косвенных и вспомогательных (оценочных) доказательств, что создает благоприятные процессуальные условия для раскрытия, полного и всестороннего расследования преступления (лицо, совершившее преступление, осведомлено о нем лучше, чем десятки или даже тысячи свидетелей).

Такое деятельное раскаяние, сопровождающееся удовлетворением присущей обвиняемому или подсудимому потребности в объективной истине и альтруистической потребности добра, субъективно переживается им как внутреннее облегчение, удовлетворение своими добрыми поступками, свидетельствующими о его чистосердечном раскаянии в причиненном зле.

Если же виновный человек пытается скрыть от других людей и общества свою причастность к преступлению, то это может усугубить душевный разлад, сопровождающий угрызения совести, что способствует различным формам дезадаптивного поведения: самоубийству, девиантному поведению, эмоциональным срывам. Кроме того, в таком состоянии человек способен проговориться или разоблачить себя своим поведением. По-видимому, именно это имел в виду М.Монтень, рассказывая, какие удивительные вещи способна проделывать с нами совесть: "Она заставляет нас изменять себе, предавать себя и самому себе вредить. Даже когда нет свидетеля, она выдает нас против воли". В подтверждение он приводит рассказ о финикийце Бессии, который, когда его стали упрекать в том, что он без причины разорил гнездо и убил воробьев, "оправдывался тем, что эти птички без умолку зря обвиняли его в убийстве отца. До этого мгновения никто не знал об этом отцеубийстве, оно оставалось тайной, но мстящие фурии человеческой совести заставили раскрыть эту тайну именно того, кто должен был понести за нее наказание"*(203).

Вот почему совесть, по выражению В.А.Жуковского, - это "гроза преступников". Рассказ о Бессии помогает понять и смысл латинской поговорки: "Совесть - тысяча свидетелей"*(204).

Следует, однако, иметь в виду, что "улики поведения" могут проявляться и у невиновных людей как защитная психологическая реакция совестливого человека в связи с обрушившимся на него подозрением в причастности к совершению опасного преступления. Нравственно-психологическую подоплеку таких "улик поведения" очень хорошо понимал герой детективных романов Агаты Кристи - сыщик Эркюль Пуаро: "...я хорошо знаю человеческую натуру... и я должен вам сказать, что даже самые невинные люди теряют голову и делают невероятные глупости, если их смогут заподозрить в убийстве"*(205).

Подобные "улики поведения" могут появляться и у работников правоохранительных органов в экстремальных ситуациях, вызванных применением преступниками различных форм противодействия раскрытию истины, направленных на компрометацию, нейтрализацию опасных для них сотрудников милиции, прокуратуры. В интересной и содержательной повести Станислава Родионова "Долгое дело"*(206) умная и волевая преступница, в отношении которой следователь Рябинин расследовал уголовное дело, оговорила его в вымогательстве и получении от нее взятки, предварительно проникнув к нему в квартиру и спрятав конверт с деньгами в шкафу, где они и были обнаружены при обыске работниками прокуратуры. В результате Рябинина задерживают по подозрению во взяточничестве. Далее психологически убедительно показана парадоксальная психология невиновного, но заподозренного совестливого человека: обрушившееся на гордого, впечатлительного, порядочного следователя подозрение в тяжком преступлении вводит его в состояние сильного нравственно-психологического шока, сопровождающегося дезорганизацией мышления и других психических процессов, что существенно ограничивает его возможности защищаться от несправедливого и ошибочного обвинения. Более того, в поведении невиновного человека под влиянием оборонительной доминанты начинают проявляться защитные реакции, которые обычно свойственны виновному: сильное волнение, растерянность, суетливость, выжидательное поведение, односложные ответы, продолжительные паузы в разговоре и т.п.

Такие защитные реакции могут проявляться и у близких подозреваемому лиц. Очень характерно, что жена Рябинина, когда на квартире была обнаружена подброшенная преступницей сумма денег, для того чтобы защитить мужа, стала давать ложные показания: сначала о том, что эти деньги она одолжила у разных людей, затем - что нашла их на улице и спрятала в шкафу.

Все это убедительно свидетельствует о том, что если подобные защитные реакции - подозрительные "улики поведения" - проявляются даже у вооруженного специальными юридическими знаниями следователя и близких ему людей, то тем более уязвимыми в подобных ситуациях оказываются простые граждане, заподозренные в убийстве или другом тяжком преступлении в силу случайного стечения обстоятельств.

Как справедливо отмечает П.Д.Баренбойм, "виновность или невиновность, искренность или лживость не могут быть точно диагностированы по внешним проявлениям и психофизиологическим симптомам, которые не специфичны для определенных состояний даже одного человека в разное время. Одни и те же переживания могут приводить к различным реакциям, а одинаковые реакции вызываться разнородными переживаниями. Поэтому в теории уголовного процесса, следственной и судебной практике поведению обвиняемого, манере вести себя, экспрессии, мимике, жестикуляции, интонации и физиологическим реакциям не должно придаваться никакого доказательственного значения"*(207).

Даже если ложь заподозренного человека и близких ему людей бесспорно доказана, такая "улика поведения" сама по себе еще не доказывает причастности лгущего к расследуемому преступлению, его виновности. Поэтому добросовестный судебный оратор в своей речи не только сам не будет преувеличивать значение "улик поведения", искажать с их помощью "перспективу" дела, но и предостережет от подобных ошибок присяжных, как это сделал Л.Е.Владимиров в защитительной речи по делу Кравцова, обвинявшегося в подлоге: "Это вообще очень слабая категория доказательств. Опыт показывает, что и невиновный человек при первом к нему прикосновении страшного аппарата уголовной юстиции может прибегать к самым предосудительным средствам для своего спасения. Но из этого нельзя еще делать заключения, что спасающийся таким образом действительно виновен. Что делать, никто не хочет погибать! Люди, спасаясь, лгут, запутываются в своей лжи и неповинно гибнут"*(208).

В то же время "улики поведения", а также чувство вины, угрызения совести и другие переживания могут не проявляться у виновного человека, если он не воспитан в духе общественной морали, не приучен соотносить свои поступки с принятыми в обществе нормами, руководствуется в жизни антиобщественными ценностями, интересами, сугубо эгоистическими мотивами и представлениями о дозволенном и недопустимом и к тому же обладает невысоким общим уровнем развития (как чеховский Злоумышленник).

В подобных случаях нечистая, не воспитанная в духе общественной морали совесть выполняет функцию самооправдания, рационализации совершенного или предполагаемого поступка. Как отмечает Э.Фромм, многие люди, творившие зло или совершавшие недобрые дела, "...уверяют, что мотивом их поступков тоже является их совесть: инквизиторы, сжигавшие людей заживо на кострах именем своей совести; завоеватели, требующие действовать от имени их совести, тогда как превыше всех соображений ставят жажду власти. Поистине нет ни одного жестокого или равнодушного поступка, совершенного против других или против самого себя, который нельзя было бы подвести под веление совести, а это говорит о том, что власть совести в том и проявляется, что всегда испытывают нужду в ее поддержке"*(209).

Таким образом, совесть - это весьма сложный и противоречивый духовный феномен, который как внутренний голос может проявляться в качестве не только строгого "обвинителя", "судьи" и "свидетеля", но и "священника", милостиво отпускающего ocтyпившeмycя или падшему человеку его нравственные грехи.

Совесть как способность личности к нравственному самоконтролю. Правильность и справедливость человеческих поступков в сложных жизненных ситуациях, требующих нравственного выбора, зависят от способности личности как субъекта практической деятельности и общения к нравственному самоконтролю. Содержание этой способности также раскрывает психологическое понятие совести: "Совесть - это способность личности осуществлять нравственный самоконтроль, самостоятельно формулировать для себя нравственные обязанности, требовать для себя их выполнения и производить самооценку совершаемых поступков"*(210).

С точки зрения психологии совесть - это своеобразный внутренний "контрольный прибор"*(211), "это наше собственное воздействие на самих себя"*(212). Значимость этого внутреннего "контролера" определяется тем, что обыкновенным людям в повседневной жизни вообще свойственны противоречивые желания, что очень тонко подметил Омар Хайям:

Противоречивых мы полны желаний:

В одной руке - бокал, другая - на Коране.

В таких случаях совесть как доброжелательный внутренний "собеседник", "советчик" или "контролер" подсказывает, какое из противоречивых внутренних побуждений предпочесть.

Указания совести имеют особенно важное значение в сложных, экстремальных жизненных ситуациях, требующих нравственного выбора одного из нескольких конкурирующих мотивов, имеющих личностную и общественную значимость. В подобных ситуациях человек, прежде чем отдать предпочтение тому или иному мотиву, тщательно, порой мучительно взвешивает их на весах своей совести и склоняется к тому мотиву, который занимает более высокое место в "табели о рангах" системы ценностных ориентаций личности, осуществляющей нравственный выбор с учетом общественной и личностной значимости каждого "взвешиваемого" мотива.

В произведениях художественной литературы эта борьба мотивов изображается как рефлексирующий внутренний голос совести человека, проникнутого чувством личной ответственности за свои поступки и намерения в сложной нравственно-конфликтной ситуации, требующей морального выбора одной из двух взаимно исключающих форм поведения, одной из двух моральных ценностей, скажем, между личным и общественным интересом, между целями и средствами их достижения.

Например, как поступить сотруднику уголовного розыска или следователю в нравственно-конфликтной ситуации, когда можно оказать снисхождение, поблажку одному преступнику, чтобы поймать несколько других, не раскрыть до конца одно преступление, зато быстро и эффективно раскрыть несколько других? Разрешая этот нравственно-этический конфликт, герой романа Аркадия Адамова "Петля" приходит к правильному выводу, что "покупные" методы работы с преступником способны принести лишь неисчислимые нравственные потери: "Мало того, что "спасенный" убедится, что за счет предательства, доноса по довольно-таки циничному и не очень совестливому "раскладу" власть может списать твое собственное преступление. Так можно ли уважать такую власть? Может ли она иметь авторитет? Может ли требовать нравственных поступков от людей, если она сама безнравственна? А ведь от "спасенного" многие узнают об этой его сделке с властью. Далеко пойдут круги от каждого такого случая.

Но мало этого... Такая "выгодная" сделка, а за ней и другая, и третья в конце концов расшатают и сметут нравственные принципы у самой власти, у людей, ею уполномоченных вести борьбу с преступностью. И это во сто крат опаснее всего остального"*(213).

Таким образом, совестливый сотрудник милиции разрешает возникший моральный конфликт в соответствии с естественными нравственными идеалами, правильным представлением о том, что в борьбе со злом могут быть использованы не любые средства. Эту нравственную норму прекрасно выразил азербайджанский поэт Мирза Шафи:

Добру и злу дано всегда сражаться,

И в вечной битве зло сильнее тем,

Что средства для добра не все годятся,

Меж тем как зло не брезгует ничем.

Следует, однако, иметь в виду, что в состоянии необходимой обороны, для защиты законных личных и общественных интересов, прежде всего жизни, здоровья и других прав и свобод человека, допустимо использовать любые средства, соразмерные грозящей опасности. Неиспользование этих средств в подобных ситуациях, особенно для работника правоохранительных органов, безнравственно, поскольку поощряет, способствует злу в различных его проявлениях.

Но и в экстремальных жизненных ситуациях при выборе соразмерных средств защиты от грозящей опасности человек не лишен свободы выбора оптимального крайнего средства. В любом случае "надо стремиться к тому, чтобы избираемое средство, обеспечивая достижение поставленной цели, было наименьшим злом, а тем самым по возможности и наибольшим в данной ситуации добром"*(214).

Все это художественно убедительно показано в произведении В.Астафьева "Печальный детектив", в котором совестливому герою романа милиционеру Сошнину, неоднократно раненному в схватке с опасными вооруженными преступниками, противостоит его бессовестный коллега Федя Лебеда, который "ни разу не то что не ранен, но даже не поцарапан", потому что "жил и работал по принципу: "нас не трогай, мы не тронем", а когда нужно было вступить в единоборство с вооруженным преступником, вместо себя подставил под его пулю безоружного молодого сотрудника, вчерашнего выпускника училища, "забыв" передать ему пистолет".

Нравственная состоятельность Сошнина проявляется и в его умении преодолеть безнравственную стихию в самом себе, когда нужно было проявить "сверхнормативную" активность - прогнать из подъезда подвыпившую компанию распоясавшихся хулиганов. Сначала Сошнин сделал вид, что "ничего не видит, ничего не слышит", и попытался усыпить свою совесть: "Надоело на службе возиться со всякой швалью, yстал... от нее, и психовать, нарываться на нож или драку не хотелось - донарывался". Память услужливо напомнила слова тюремного парикмахера: "Усю шпану не перебреешь".

Дальше психологически достоверно показано, что пассивное поведение, уступки при столкновении со злом на руку лишь антигероям, которые, убедившись, что намеченная ими жертва не проявляет никакой инициативы и даже подыгрывает им своим молчанием или заискивающими репликами, постепенно растормаживаются и переходят в наступление. И в этот самый критический момент Сошнин сумел перебороть свою минутную слабость, собраться с духом и разбросать "героев подворотни", которые на самом деле оказались "голыми королями" с жалкими, трусливыми душонками.

Таким образом, в сложных жизненных ситуациях, требующих нравственного выбора, борьба противоположных мотивов свойственна любому человеку. У совестливого и мужественного человека, в системе ценностных ориентаций которого преобладает чувство долга, личной ответственности перед другими людьми, обществом, борьба мотивов завершается выбором нравственно достойного поступка.

Итак, мы убедились в том, что основное значение совести как внутреннего "контролера" заключается в том, что она в особых, нестандартных, специфических человеческих ситуациях управляет процессом мотивации поведения, под которым понимается процесс осознания мотивов и выбор из них мотива действия*(215).

Проведенный выше анализ свидетельствует о том, что процесс мотивации может быть условно разделен на три основных этапа, каждый из которых находится под неусыпным контролем совести:

1) осознание (понимание и чувственное, эмоциональное влечение) конкурирующих мотивов;

2) рациональная и эмоциональная оценка нравственного достоинства конкурирующих мотивов и соответствующих им намерений с учетом их возможных последствий для себя, других людей и общества, а также того места, которое данный мотив занимает в системе ценностных ориентаций личности, ее аксиологического "Я";

3) свободный выбор одного из конкурирующих мотивов.

Главным звеном процесса мотивации является свободный выбор одного из конкурирующих мотивов, который представляет собой волевой процесс. Воля - это психический процесс сознательного управления деятельностью, проявляющийся в преодолении трудностей и препятствий на пути к достижению поставленной цели*(216).

В сложных жизненных ситуациях, требующих нравственного выбора, основной мотив, имеющий по "шкале" ценностных ориентаций личности наибольший личностный и общественный "рейтинг", осознается как цель деятельности (поступка), а другие конкурирующие мотивы - как внутренние препятствия. К ним относятся побуждения, желания, влечения, мешающие достичь намеченной цели. Человек преодолевает их при помощи волевого усилия - особого нервно-психического напряжения, мобилизующего его физические, интеллектуальные и моральные силы*(217).

Но даже у сильного, волевого человека волевой процесс "запускается" не сам по себе, а совестью*(218), которая выступает в роли свое-образного эмоционального "допинга", "генератора" и "аккумулятора", усиливающего:

желание добиться цели (основной мотив);

способность отказаться (полностью или частично) от препятствующих достижению этой цели конкурирующих мотивов, т.е. совесть помогает набросить на эти мотивы "уздечку", сдерживающую их проявление.

Усиление желания добиться основной цели и мобилизация способности отказаться от конкурирующих мотивов происходят потому, что совесть как присущая человеку способность эмоционально реагировать на последствия своих прогнозируемых или совершаемых поступков в той мере, в какой они затрагивают удовлетворение потребности в объективной истине и альтруистической потребности добра, энергизирует, эмоционально "подпитывает" не только волю, но и интеллект человека, что помогает в практической деятельности и общении переориентироваться в сложной, проблемной ситуации, по-новому осмыслить ее и принять разумное, ответственное решение.

Дело в том, что интеллект сам по себе не функционирует, он живет и работает в тесном единении с миром эмоций и ценностных установок человека*(219), которые проявляются как человеческие чувства. Известный российский психолог П.Я.Гальперин обращает внимание на то, что "чувства... представляют собой не просто субъективное отражение большей или меньшей физиологической взволнованности. Проявление чувства означает резкое изменение оценки предмета, на котором сосредоточивается чувство, а в связи с этим изменение в оценке остальных предметов и, следовательно, ситуации в целом. Созревая и оформившись, чувства становятся могучим средством переориентировки в ситуации"*(220).

С учетом сказанного можно сделать вывод, что психофизиологической основой совести как способности личности к нравственному самоконтролю и нравственной саморегуляции являются эмоциональные сигналы, оценивающие вероятность удовлетворения или неудовлетворения потребности в объективной истине и альтруистической потребности добра, которые активизируют познавательно-волевые процессы субъекта практической деятельности и общения, что имеет особенно важное значение в процессе доказывания.

Совесть и долг как морально-психологические механизмы самоконтроля личности

Совесть - один из наиболее древнейших и интимно-личных регуляторов поведения человека. Вместе с чувством долга, чести, достоинства она позволяет человеку осознать свою нравственную ответственность перед самим собой как субъектом морального выбора и перед другими людьми, обществом в целом. Совесть - одно из выражений нравственного самосознания и самочувствия личности. Разнообразие ситуаций, в которых оказывается человек, не позволяет предусмотреть процедуру действий в каждом конкретном случае, дать готовый рецепт морального выброса для каждой своеобразной ситуации. Моральным регулятором поведения во всех этих случаях выступает совесть. Она нравственный страж поведения личности в самых разнообразных ситуациях, и особенно в тех, где контроль общественного мнения отсутствует или затруднен. Совесть - моральный самосуд, которому человек подчиняет свой внутренний мир. Она представляет собой своеобразный сплав рационального осознания и чувственного переживания в психике человека. Она наиболее остро выражает ощущение моральной удовлетворенности или неудовлетворенности (недаром говорят о «нечистой» и «чистой» совести), выступает в форме глубоких эмоциональных переживаний личности (угрызения совести).

Совесть как инструмент самопознания и нравственного самоконтроля личности охраняет и выражает, как правило, то социальное содержание морали, которое является достоянием этой личности. Это содержание не вечное, внесоциальное свойство, оно обусловлено положением человека в обществе, его классовой, профессиональной принадлежностью. Степень развитости, эффективности совести индивида зависит от его воспитания и самовоспитания, общения с другими людьми, его характера и темперамента, всего его нравственного опыта.

Совесть, как контрольно-императивный механизм нравственного сознания созвучна повелительной силе нравственности, действующей в обществе. Она охраняет во внутридушевном мире личности ту или иную систему нравственных ценностей, объективно закрепленную в общественных отношениях, в культуре, в образе жизни и деятельности социальных общностей.

Развитость совести в немалой мере говорит о степени моральной воспитанности человека. Без нее невозможна полноценная работа нравственного сознания. Однако нельзя одну только совесть считать мерилом моральности поступков, их нравственной ценности. Будучи чувством исключительно субъективным, зачастую не поддающимся четкой рассудочной оценке со стороны, с позиций общественного мнения, она может и ошибаться, укрепляя человека в неправильной линии поведения. Совесть должна быть дополнена всей совокупностью моральных требований, предъявляемых личности обществом, классом, проверена в практике нравственных отношений и деятельности.

Осознание долга, как и совесть, в структуре нравственного сознания личности играет роль одного из основных нравственно-психологических механизмов самоконтроля. Общественные требования морали предстают перед личностью в виде разумно осмысленной обязанности, ответственности за свое поведение перед обществом, коллективом, самим собой. Концентрированным выражением этого и является долг. В отличие от совести, долг, как правило, так или иначе мотивирован (опирается на осознание, на приведение в систему целей и побуждений личности, подчинение их моральным требованиям).

Долг - высокая нравственная обязанность, ставшая внутриличным источником добровольного подчинения своей воли задачам достижения, сохранения тех или иных моральных ценностей. Он выражает осознанность нравственного решения личностью вопроса о соотношении собственных и общественных интересов. Понимание своего долга связано с социально-классовыми позициями, с предпочтением определенных ценностей жизни, оно предполагает осознанный выбор человеком той или иной мировоззренческой системы, той или иной совокупности ценностей и норм. В этом отношении долг тесно связан с идеалом. Вот почему человек несет ответственность и за выбор тех принципов, норм и ценностей, исполнение которых считает своим внутренним долгом.

Долг, как рациональный механизм самосознания, тесно связан с волевыми побуждениями, с совестью, да и вообще со всеми внутренними ориентациями, пережившими устремлениями личности. В долге закрепляются высшие, нравственные обязанности человека не только перед обществом, но и перед самим собой. (Речь идет не о формальном догматическом понимании долга).

Долг и совесть - важнейшие регуляторы охраны и соблюдения чести, достоинства, честности личности.

Согласно философским воззрениям И. Канта, единственно, что изначально предопределено в человеке - его стремление к счастью.
Самые фундаментальные потребности и интересы людей, в конечном счете, сводятся к достижению блаженства. И.Кант писал «Чистое представление о долге имеет на человеческое сердце... гораздо более сильное влияние, чем все другие мотивы».
Но если даже эту фундаментальную природу человека можно отличить от наличной психологии людей и предписать человеку некий «первородный» интерес и стремление в отличие от его непосредственных, фактических склонностей и желаний, то все равно в этом случае мораль будет сведена к некоторому «разумному эгоизму».
Кант рассуждает здесь, прежде всего как моралист, с точки зрения самого нравственного сознания, последовательно проводя собственную логику. В данном случае он отстаивает чистоту морального мотива.
Принцип счастья, говорит Кант, «подводит под нравственность мотивы, которые, скорее, подрывают и уничтожают весь ее возвышенный характер, смешивая в один класс побуждения к добродетели и побуждения к пороку и научая только одному — как лучше рассчитывать, специфическое же отличие того и другого совершенно стирают».
Подлинно моральный настрой человека должен состоять в том, чтобы не ожидать наград ни в этом, ни в ином мире, а исполнять свой долг безотносительно к каким-либо надеждам, пусть даже желание счастья.
Если нравственность основывать на стремлении человека к счастью, то побуждение к действию, пусть даже правильному, будет обременено инородными, «гетерономными», не свойственными самой морали мотивами — надеждой на достижение успеха, на обретение блаженства в этом или потустороннем мире, на вознаграждение добродетели, наконец, на получение внутреннего удовлетворения от сознания правильности своих поступков.
Мораль, как считает Кант, нельзя рассматривать лишь как способ достижения какого-то результата. При такой интерпретации нравственность превращается в чисто техническую, прагматическую задачу, в вопрос о «благоразумии», умении и способности эффективно достигать поставленные цели.
Такие принципы действия, конечно, имеют место в человеческой жизни.
Кант называет их условными, гипотетическими императивами: «если желаешь достичь такого-то результата, следует поступать так-то».
Но все дело в том, что такие правила, определяя средства (методы, способы, пути, технику) осуществления искомой цели, оставляют в стороне вопрос об определении самих целей. Действительно, моральные требования к человеку нельзя свести к каким-то техническим предписаниям, которые указывают лишь то, как можно эффективно достигнуть преследуемую цель.
Во-первых, далеко не каждая цель может быть признана нравственной; успешное действие может иметь и противоморальную направленность.
Во-вторых, даже во имя благой цели могут быть применены средства, притом эффективные, которые могут быть аморальными.
Таким образом, гипотетический императив, будучи руководством к действию технического порядка, еще ничего не говорит о нравственном характере действия. Целесообразность вовсе не всегда совпадает с требованием морали, вот какая проблема возникает в данном случае.
Решение ее сводится к следующему: в жизни люди преследуют различные цели, но из этих - особенных, частных, «эмпирических» - целей еще невозможно вывести нравственность.
Напротив, это нравственность признает правомерными одни и осуждает другие цели.
Стало быть, не понятие цели обосновывает моральное долженствование, а наоборот, эмпирические цели могут быть обоснованы или отвергнуты с точки зрения морали. Поэтому «цель, которую ставят, уже предполагает нравственные принципы. Например, идея высшего блага в мире... следует из морали, а не есть ее основа».
Кант сторонник приоритета долженствования над ценностью в морали, в этом он видит специфику нравственности, кроме того, он первым в истории этики обратил внимание на всеобщий характер нравственных требований, на то, что они в своем обязующем значении распространяются на всех людей, в конечном счете, на человечество в целом. Кант обращает особое внимание на то, что в морали человек должен сам осознавать необходимость (долженствование) определенных действий и сам понуждать себя к этому. В этом он и видит специфику моральности, отличая ее от легальности (просто исполнения вменяемых человеку требований, внешнего подчинения). Мораль не выводится Кантом из анализа человеческого бытия, истории, общества, а просто постулируется как нечто изначально данное разумом и как некое особое измерение мира.
Из отождествления Кантом морали и свободы (как способности человека давать себе самому законы) вытекает его формализм в понимании нравственности.
По Канту «безусловно добрая воля, принципом которой должен быть категорический императив, неопределенная в отношении всех объектов, будет содержать в себе только форму воления вообще, и притом как автономию»; это и есть «единственный закон», не имеющий никакого другого содержания. Он считает, что из чисто формального закона в решении любой конкретной моральной проблемы всегда следует только один возможный вывод, предписание к действию, принцип.
Теснее всего нравственность у Канта сплетена с правом. Если какого-либо человека долг заставил сделать выбор не в пользу своего ближнего, то для Канта это служит свидетельством его нравственности.
В действительности здесь проявляется лишь абстрактный гуманизм — ведь отнюдь не всегда это справедливо на самом деле, то есть отнюдь не всегда «любовь к дальнему» нравственнее «любви к ближнему». Кант прав в том, что нравственный императив требует оказания людям нужной помощи, но совсем не вынуждает любить их за это. И, действительно, чувство долга как будто исключает чувство любви, ибо любить по обязанности невозможно.
Но Кант не прав, считая, что они никогда не могут совпасть, поскольку подлинная человечность предполагает любовь ко всем людям, а тогда и сострадание, и жалость будут адекватными долгу (скорее даже будут заменять долг). «Людей, поступающих согласно принципам, совсем немного, что, впрочем, очень хорошо, так как легко может случиться, что в этих принципах окажется ошибка, и тогда вред, отсюда проистекающий, распространится тем дальше, чем более общим будет принцип и чем более непреклонным лицо, которое им руководствуется. Людей, действующих из добрых побуждений, гораздо больше и это превосходно». Но Кант снижает ценность таких добрых побуждений: это скорее инстинкты, которые не следует переоценивать, хотя и нужно хвалить.
В этике Кант развивает учение об автономии морали: утверждая свободу, человек выступает творцом собственного нравственного мира, он сам себе предписывает закон действий. Кант провозглашает нравственную установку, характер и законы которой, существенно отличаются от тех, что преобладают в периоды спокойного и размеренного постепенного развития, отличаются радикализмом предъявленных требований: «эти законы повелевают безусловно, каков бы ни был исход их исполнения, более того, они даже заставляют совершенно отвлечься от него», людям «достаточно того, что они исполняют свой долг, что бы ни было с земной жизнью и даже если бы в ней, быть может никогда не совпадали счастье и достойность его».
В отличие от условных правил поведения долг выступает по своей сущности абсолютным требованием, следовать которому надлежит безусловно. В обстановке громких требований прав человека и его свобод Кант своим категорическим императивом напомнил об ответственности, требования всегда поступать так, чтобы максима поступка могла в то же время стать принципом всеобщего законодательства. Действие не «сообразно с долгом», а «из чувства долга» - вот что имеет истинно нравственную ценность. Человек поистине нравственен только тогда, когда исполняет долг не ради какой-либо внешней цели, а ради самого долга.
Поведение, закон которого совпадает с законом природы, не имеет, по Канту, никакого отношения к нравственному закону. То, чего нет в естественном законе, — это внутреннее принуждение. Моральную способность «свободного самопринуждения» Кант называет добродетелью, а поступок. исходящий из такого умонастроения (из уважения к закону), — добродетельным (этическим) поступком. «Добродетель есть твердость максимы человека при соблюдении своего долга — всякая твердость узнается через те препятствия, которые она может преодолеть, для добродетели же такие препятствия - это естественные склонности, могущие прийти в столкновение с нравственным намерением... всякий долг содержит понятие принуждения со стороны закона, этический долг содержит такое принуждение, для которого возможно только внутреннее законодательство.
Кант заботится о чисто интеллектуальном «строгом образе мыслей», подчиняющем эмпирические суждения и действия «принципу исключения между добрым и злым». Он пишет: «Для учения о нравственности вообще очень важно не допускать, насколько возможно, никакой моральной середины ни в поступках, ни в человеческих характерах, так как при такой двойственности всем максимам грозит опасность утратить определенность и устойчивость». По Канту, из двух добродетелей, если они конфликтуют друг с другом, действительно добродетелью может быть только одна, та, что составляет долг.
Но Кант знает о разрушающей веление долга естественной диалектике, под которой он разумеет «наклонность умствовать наперекор строгим законам долга и подвергать сомнениям их силу, по крайней мере их чистоту и строгость, а также, где это только возможно, делать их более соответствующими нашим желаниям и склонностям, то есть в корне подрывать их и лишать всего их достоинства, что в конце концов не может одобрить даже обыденный практический разум».
Кант знает и другую диалектику, которая «возникает в обычном нравственном сознании, тогда оно развивает свою культуру и восходит к практической философии, чтобы избавиться от двусмысленности, рассматривающей нравственные принципы».
Для Канта нравственное начало сводится лишь к субъективному сознанию долга. Долг есть долг — чистый долг, исполнять его следует единственно из уважения к нему.
Обосновывая это требование, Кант апеллирует к совести.
Действительно, совесть человека является наилучшим судьей в вопросах морали, высшей способностью нахождения моральной истины и выработки правильного решения и подлинно нравственной точкой зрения, если она не только субъективна, но и соединена со знанием объективной истины. Но у Канта, совесть как раз и появляется там, где голос разума умолкает, где мышление не справляется с познавательными проблемами. Так что совесть у Канта уже в своем появлении по необходимости оказывается субъективной.
В кантовском учении наряду с эстетической и разумной потребностью человека в совести имеет значение и сфера религиозного опыта, своего рода «религиозно-совестливая» установка. Речь идет о первоначальных задатках моральности, в которых склонности, порыв к действию, само действие требуют волеизъявления, не обходящегося без совести; временные ступени выражения этих задатков, а также формы их осознания (смутная, отчетливая и религиозно-верующая) придают учению о совести законченный вид. Учение о совести — это, по сути дела, учение о благе, имеющем всеобщее значение - это деяние, воля и сознание морального человека.
В 60-е годы Кант приходит к убеждению, что в Бога следует верить, но доказать его существование трудно, а может быть, и не нужно, ведь теоретические и религиозные принципы не совпадают с нравственными. В работе «О единственно возможном доказательстве бытия бога» (1763) он напишет: «… необходимо, нужно быть убежденным в существовании бога, но вовсе не столь необходимо доказать это. Если человек совершает какой-либо нравственный поступок из-за боязни воздаяния за гробом, то на самом деле это безнравственно, так как Богу тогда подчиняются, как подчиняются деспоту; тогда это вовсе не грех, а политичное неблагоразумие».
Не подобное корыстное благоразумие и непрактическое благоразумие являются источником нравственности.
Нравственный императив (так в эти годы уже называет нравственные требования немецкий философ) ценен сам по себе и поэтому безусловен: «Цель при моральном императиве в сущности неопределена, поступок определяется не целью, а восходит к свободному выбору, цель же может быть какой угодно. Моральный императив повелевает, таким образом, абсолютно, невзирая на цель». Мораль указывает, следовательно, на внутреннюю абсолютную человеческую самоценность; она выходит за границы познавательного отношения, не включается в компетенцию теоретического разума.
Принцип «уважения к моральному закону» является сердцевиной кантовской этики, поскольку в нем открывается измерение гуманного поведения.
Только личность, согласно Канту, может выражать это уважение, которое является априорным чувством; осознание этого уважения идентично осознанию законообразного долга и имеет характер необходимой всеобщности. Уважение к закону есть единственная движущая сила морального долга.
Человек, по Канту, не просто разумное существо, он призван побуждаться разумом к моральному поведению, что выражается в почитании морального закона. Казалось бы, здесь нет речи о личном стремлении к счастью. Но противоречие долга и стремления к счастью - лишь кажущееся. Кант преодолевает его, утверждая, что счастье отдельного человека и блаженство всего человечества достижимо лишь тогда, когда их поведение подчиняется моральному закону. Смысл жизни — в связи добродетели и блаженства. Только такой долг, который способствует счастью человека и человечества, имеет этическую ценность. Учение Канта о долге, таким образом, есть забота о достоинстве человека и о счастье человечества.
Долг - «мост» между личным счастьем и общественным благом, точка оптимального их соединения.
Невозможно замкнуть все многообразие проблем, поставленных Кантом в этике, на деятельности чистого разума. Поэтому в последние годы отмечается тенденция рассматривать физические, социальные, терминологические аспекты его практической философии. В частности, большое внимание уделяется анализу проблемы деятельности, условия реализации свободы. Этому вопросу мы посвятим третью главу.

) Совесть - - категория этики, выражающая способность личности осуществлять моральный самоконтроль, определять с позиций добра и зла отношение к своим и чужим поступкам, линии поведения. С. выносит свои оценки как бы независимоот практич. интереса, однако в действительности в различных проявлениях С. человека отражает воздействие на негоконкр. историч., соц.-клас. условий жизни и воспитания. С. не порождает, а лишь закрепляет и воспроизводит те ценностии оценки, к-рые выработаны в обществ. практике, а следовательно, зависит в конечном счете от клас. и обществ, принадлежности человека. Науч. атеизм выступает как против нигилистич. отношения к С., считая ее существ, чертой духовного облика личности, так и против отношения к ней как неизменному и непогрешимому судье, данному нам богом. Сходом соц. и культурного прогресса интеллект. честность как одно из требований С. все более настоятельно требует отказа от релит, веры, как не имеющей логич. и фактич. обоснования, а также и морального оправдания.

2) Совесть - (греч. syneidesis, лат. conscientia) - обычно трактуется как способность человека различать добро и зло, как внутренний голос, говорящий нам о нравственной правде, о высших ценностях, о нашем достоинстве. Человек не просто "имеет совесть ", но "сам есть совесть" (С.Фейджин). Совесть действует сверхразумно как нравственная интуиция: " существование совести не совместимо с последовательным рационализмом, ибо ее духовная реальность ограничивает претензии разума на абсолютизм, а рационализма - на право быть исчерпывающей философской позицией" (Ю.Шрейдер). В христианстве: совесть - дар Божий для свидетельства Высшей правды: "Совесть - самое тайное и святое святых человека, где он пребывает наедине с Богом, Чей голос звучит в глубине его души. Через совесть дивным образом исполняется закон, который исполняется в любви к Богу и ближнему" (Ват.-II. РН, 16). Нередко говорят, что она не ошибается, а ее действие ограничивается или извращается ошибками разума, неверной направленностью воли, неведением, невниманием к высшим ценностям, пристрастиями к земному, самоутверждением или разладом психики человека. Искажения есть, но верно и другое: совесть не безгрешна и нуждается в очищении и развитии в духе смирения и открытости к Богу, к Церкви, к Евангелию. Человек должен всегда поступать по совести, отдавая себе отчет в ее возможности ошибиться, и должен трудиться, чтобы в голосе совести все яснее звучал голос свыше. Совесть может омертветь, если человек не раз отвергал ее и поступал вопреки. Голос совести может вступить в конфликт также и с требованиями, провозглашаемыми от имени Церкви. В таком случае долг христианина - следовать голосу совести, а не церковного авторитета. В жизни святых это в конечном счете служило благу Церкви.

3) Совесть - - этическая категория, выражающая способность личности осуществлять моральный самоконтроль,определять с позиции добра и зла отношение к своим и чужим поступкам. Совесть выносит свои оценки как бы независимоот практических интересов, однако в различных проявлениях совесть человека отражает воздействие на него конкретных социальных и исторических условий жизни и воспитания. Совесть не порождает, а лишь закрепляет и воспроизводит теценности и оценки, которые выработаны в общественной практике. В отличие от мотива (чувства долга) совесть включает и самооценку уже совершенных действий на основе понимания человеком своей ответственности перед другими людьми и обществом [11,14].

4) Совесть - - одно из качеств человеческой личности (свойств человеческого интеллекта), обеспечивающее сохранение гомеостаза (состояния среды и своего положения в ней) и обусловленное способностью интеллекта моделировать свое будущее состояние и поведение других людей по отношению к "носителю" совести. Совесть является одним из продуктов воспитания. По [16] совесть - категория этики, характеризующая способность личности осуществлять моральныйсамоконтроль, самостоятельно формулировать для себя нравственные обязанности, требовать от себя их выполнения и производить самооценку совершаемых поступков; одно из выражений нравственного самосознания личности (во многих европейских языках слово "совесть" этимологически значит "совместное знание "; в русском языке оно происходит от слова "ведать" - " знать "). Ассоциативный блок. В связи с тем, что совесть - свойство личности, то ее "наполнение и качество " существенно зависят от той культуры, которой обладает человек (как этнической, так и индивидуальной).

5) Совесть - (совместное знание, ведать, знать): способность человека осознавать свой долг и ответственность перед другими людьми, самостоятельно оценивать и контролировать свое поведение, быть судьей своим собственным мыслям и поступкам. «Дело совести есть дело человека, которое он ведет против себя самого» (И. Кант). Совесть – нравственное чувство, позволяющее определять ценность собственных поступков. Через совесть человек познает этические ценности в их фактическом виде. В узком смысле совесть определяется как нравственное чувство, а в широком, как барометр мудрости, как софийное сознание, ориентирующее человека в космосе поступков. Способность в оценке действий с точки зрения добра и зла – основная черта человека, которая хотя и изменчива, все же, без сомнения, свойственна людям.Однако в реальности оно может притупиться или оказаться предельно ослабленным. Христианская этика сравнивает совесть с окном, через которое проникает божественная воля. Совесть может выражаться в чувстве стыда, раскаяния, сожаления о содеянном, в ощущении разлада с самим собой, что свидетельствует о наличии у человека самокритичности В то же время совесть – это деятельное сострадание чужому горю, несчастью, осознание несправедливости существующего порядка вещей с позиций добра и зла, нравственного идеала. Совесть требует от человека самооценки, самоосуждения с точки зрения интересов, надежд, чаяний окружающих. Чуткость, открытость миру, его проблемам и перспективам ведут к изменению взгляда на самого себя, позволяют подняться над собственными убеждениями и пристрастиями, стать их господином, а не рабом. В чувстве совести отражается не только неудовлетворенность человека самим собой, но и конфликт между тем, что существует, и тем, что, по его мнению, должно быть (между сущим и должным). Противоречивость окружающей действительности, ее несовершенство создают импульс для изменения себя и мира, заставляют человека жить по совести. Таким образом, совесть – это способность человеческого духа познавать этические ценности в их реальности и поступать в соответствии с выдвигаемыми ими требованиями, способ, каким чувство ценности становится значимым для человека. В более узком смысле – нравственное сознание, чувство или знание того, что хорошо и что плохо, справедливо или несправедливо, что мудро, а что глупо; субъективное сознание соответствия или несоответствия собственного поведения нравственным ценностям. Совесть как изначальное онтологическое нравственное побуждение является врожденной, но благодаря внешнему, влиянию может развиться или заглохнуть. Христианская этика рассматривает совесть как окно, через которое проникает божественная воля. В фундаментальной онтологии Хайдеггера совесть – это призыв заботы. Она зовет человека и возвращает его от затерянности, потерянности в мир, к свободе на основе ничто. Очень интересны и актуальны взгляды казахского мыслителя Шакарима, ученика Абая на проблему совести. Он считает, что совесть обладает онтологическим статусом существования. Чтобы исправить природу человека и избавить его от пороков, надо создать науку совести и обучать этой науке всех «с младых ногтей». Для зрелого культурного человека существует не только нравственная, но и логическая и эстетическая совесть, он знает обязанности как для своей воли и поведения, так и для своего мышления и чувства и в то же время знает, ощущает с болью и стыдом, как часто естественнонеобходимый ход его жизни нарушает эти обязанности.

6) Совесть - - способность человека осуществлять моральный самоконтроль, самостоятельно формировать для себя нравственные обязанности, требовать от себя их выполнение и производить самооценку совершаемых поступков. С. может проявляться не только в форме разумного осознания нравственного значения совершаемых действий, но и в форме эмоциональных переживаний, например, в чувстве угрызений С. или в положительных эмоциях "спокойной С.".

7) Совесть - - понятие морального сознания, внутренняя убежденность в том, что является добром и злом, сознание нравственной ответственности за свое поведение; выражение способности личности осуществлять нравственныйсамоконтроль на базе сформулированных в данном обществе норм и правил поведения, самостоятельно формулировать для себя высокие нравственные обязанности, требовать от себя их выполнения и производить самооценку совершаемых поступков с высот морали и нравственности.

8) Совесть - – “Зов совести имеет характер призыва присутствия к его наиболее своей способности быть самим собой, причем в модусе взывания к его наиболее своему бытию-виновным. Зов совести, взывая к способности быть, не выдвигает пустого идеала, а вызывает в ситуацию.

9) Совесть - - категория этики, характеризующая способность личности осуществлять моральный самоконтроль, самостоятельно формулировать для себя нравственные обязанности, требовать от себя их выполнения и производить самооценку совершаемых поступков; одно из выражений нравственного самосознания личности (во мн. европейских языках слово «С.» этимологически значит «совместное знание»; в рус, языке оно происходит от слова «ведать» - «знать»), С. может проявляться не только в форме разумного осознания нравственного значения совершаемых действий, но и в форме эмоциональных переживаний, напр. в чувстве угрызений С. или в положительных эмоциях «спокойной С.». Т. обр., С. - это субъективное осознание личностью своего долга и ответственности перед об-вом. Но форма этого осознания такова, что они выступают как долг и ответственность человека перед самим собой. Руководствуясь личной С., человек судит свои поступки как бы от своего собственного имени. Эта субъективная форма проявления С. послужила источником множества идеалистических мистификаций данного понятия в истории этической мысли. С. истолковывалась как голос «внутреннегоЯ», проявление прирожденного человеку чувства (Нравственного чувства теории), как единственное основание морального долга (Кант, Фихте). Ее часто противопоставляли не только повиновению внешним авторитетам, но такжетребованиям, предъявляемым человеку об-вом (Экзистенциализм). Марксистская этика доказывает, что С. имеет общественное происхождение, определяется условиями социального бытия и воспитания человека, зависит от егоклассовой и общественной принадлежности. «У республиканца иная совесть, чем у роялиста, у имущего - иная, чем у неимущего, у мыслящего-иная, чем у того, кто неспособен мыслить», - писал К. Маркс (т. 6, с. 140). И если С. человека, его внутренние убеждения приходят в столкновение с повелениями, идущими извне, то происходит это потому, что объективная действительность по-разному отражаетсяв сознании различных социальных групп, в официальных установках государственных и общественных институтов и убеждениях отдельных людей. Источник этих столкновений -общественные противоречия и социальная несправедливость, конфликты классовых интересов. В социалистическом об-ве требования С. нравственной личности не могут означать ничего иного, кроме служения интересам др. людей, коллективу. Поэтому возникающие иногда конфликты между личной С. и предъявляемыми извне требованиями являются только результатом неправильного понимания данной личностью или др. людьми долга человека перед об-вом. Принцип коллективизма в коммунистической нравственности нисколько не умаляет значения индивидуальной С. каждого. Напротив, в процессе строительства коммунистического об-ва все более возрастает роль сознательности каждого человека. С. все в большей мере проявляется в непримиримости к собственным недостаткам, в нравственной самокритике, к-рая в условиях развитого социализма выступает как нравственное требование (см. также Самодеятельность и творчество, Свобода нравственная).

10) Совесть - - способность человеческого духа познавать этические ценности в их реальности и вместе с выдвигаемыми ими требованиями; способ, каким чувство ценности становится значимым для человека; в более узком смысле - нравственное сознание, чувство или знание того, что хорошо и что плохо, справедливо или несправедливо; субъективное сознание соответствия или несоответствия собственного поведения нравственным ценностям. Совесть как изначальное нравственное побуждение является врожденной, но благодаря внешнему влиянию может развиться или заглохнуть. Христ. этика рассматривает совесть как окно, через которое проникает божественная воля (Вюнш). Для Канта авторитарный судья совести - это идеальная личность, которая сама себе создает разум. В фундаментальной онтологии Хайдеггера совесть - это призыв заботы. Она зовет человека и возвращает его от затерянности, потерянности в Man к свободе на основе ничто. Этот призыв делает возможным движение собственного самостановления. Желание иметь совесть конституирует подлинную бытийную возможность существования (Брехт). Для зрелого культурного человека существует не только нравственная, но и логическая и эстетическая совесть, он знает обязанности как для своей воли и поведения, так и для своего мышления и чувства и в то же время знает, ощущает с болью и стыдом, как часто естественно-необходимый ход его жизни нарушает эти обязанности (Виндельбанд).

Дата добавления: 2015-07-26