Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

МЭРФ И ПОЛИДОРИ

Читайте также:
  1. СЭР ВАЛЬТЕР МЭРФ И АББАТ ПОЛИДОРИ

Лицо у сэра Вальтера Мэрфа сияло. Выйдя из кареты, он отдал слугам принца пару пистолетов, снял свой длинный дорожный сюртук и, не тратя времени на то, чтобы переодеться, последовал за Родольфом, который, не скрывая нетерпения, направился в свои апартаменты.

— Хорошие новости, ваше высочество, хорошие новости! — воскликнул эсквайр, оставшись вдвоем с Родольфом. — С негодяев сорвана маска, господин д'Орбиньи спасен... Вы вовремя послали меня туда... Опоздай я всего на час, и новое преступление совершилось бы!

— А как госпожа д'Арвиль?

— Она просто светится от радости, что вновь обрела нежную привязанность отца, она несказанно рада, что, последовав вашим советам, прибыла вовремя для того, чтобы вырвать его из лап неминуемой смерти.

— Стало быть, Полидори...

— Был и на этот раз достойным сообщником мачехи госпожи д'Арвиль. Но какое чудовище эта мачеха! А как хладнокровна!.. Как дерзка!.. Ну а уж этот Полидори!.. Ах, ваше высочество, вы как-то сказали, что хотите поблагодарить меня за то, что вы именуете доказательствами моей преданности вам...

— Я всегда говорил о доказательствах твоей дружбы, мой славный Мэрф...

— Так вот, ваше высочество, никогда, никогда еще моя дружба к вам не подвергалась более трудному испытанию, чем в сложившихся там обстоятельствах, — сказал эсквайр полусерьезным и полушутливым тоном.

— Что ты хочешь этим сказать?

— То, что я щеголял в костюме угольщика, то, что я претерпел, бродя по улицам Сите, и tutti quanti[119]мои деяния — ничто, просто ничто, ваша светлость, по сравнению с той поездкой, какую я только что совершил в обществе этого окаянного Полидори.

— Что я слышу? В обществе Полидори?..

— Да, я привез его с собой...

— Привез с собой?

— Вот именно... Судите сами, какой у меня был спутник... Целых двенадцать часов мне пришлось пробыть рядом с человеком, которого я презираю, которого я ненавижу больше, чем кого-либо другого на свете. Уж лучше путешествовать в обществе змеи... самой ненавистной для меня твари.

— А где Полидори сейчас?

— Он в доме на аллее Вдов... под хорошей и надежной охраной...

— И что же, он не противился и послушно поехал с тобой?

— Нет, совсем не противился... Я предоставил ему выбор: быть на месте арестованным французскими властями или стать моим узником на аллее Вдов. Он без колебаний предпочел второе.

— Ты совершенно правильно поступил, лучше, чтобы он был тут, у нас под руками. Ты просто золотой человек, мой милый старый Мэрф... Но расскажи мне о своей поездке. Мне не терпится узнать, как тебе удалось изобличить эту недостойную женщину и ее столь же недостойного сообщника.

— Это оказалось куда как просто: я лишь в точности следовал вашим указаниям, и мне удалось устрашить и раздавить этих гнусных людишек. В сложившихся обстоятельствах вы, ваше высочество, как всегда, были на высоте: вы спасли людей порядочных и покарали злодеев. Поистине вы подобны благодетельному провидению!..

— Сэр Вальтер, сэр Вальтер, вспомните о льстивых речах барона фон Грауна, — сказал Родольф улыбаясь.

— Ладно, пусть так, ваше высочество. Я приступаю к рассказу, а еще лучше будет, если вы соблаговолите сначала прочесть вот это письмо маркизы д'Арвиль, из него вы узнаете обо всем, что произошло до моего приезда, который привел в полное замешательство Полидори.

— Где это письмо? Давайте его сюда скорее.

Мэрф вручил Родольфу письмо маркизы и прибавил:

— Как было между нами условлено, я не стал провожать госпожу д'Арвиль в дом ее отца, а слез раньше и остановился в гостинице, вернее, на постоялом дворе, он находится в нескольких шагах от замка: там я должен был дожидаться часа, когда понадоблюсь госпоже маркизе.

Родольф с нетерпением и нежным вниманием принялся за чтение письма. Вот что в нем было написано:

 

«Ваше высочество!

 

Я и так у вас в неоплатном долгу, отныне я вам обязана еще и жизнью моего отца!..

Я буду излагать только факты; они вам скажут лучше меня, как безмерна моя благодарность вам, она переполняет меня до самой глубины души.

Поняв всю важность советов, которые вы мне передали через сэра Вальтера Мэрфа, нагнавшего меня по дороге в Нормандию вскоре после того, как я выехала из Парижа, я постаралась как можно скорее попасть в замок Обье.

Уж не знаю почему, но физиономии встретивших меня людей показались мне зловещими; я не увидала среди них ни одного из наших старых слуг, живших в доме; меня никто не знал, и мне пришлось назвать себя. Я узнала, что отец уже несколько дней серьезно болен и что моя мачеха только что привезла врача из Парижа.

Сомнений больше не было: речь шла о докторе Полидори.

Я хотела, чтобы меня тут же проводили к отцу, и спросила, где сейчас старый камердинер, к которому отец был сильно привязан. Оказалось, что некоторое время тому назад этот человек покинул замок; об этом мне сообщил дворецкий, проводивший меня в предназначенные мне покои; после этого он сказал, что пойдет предупредить о моем приезде мою мачеху.

Владело ли мною предубеждение, была ли я во власти заблуждения? Но мне чудилось, что мой приезд был нежелательным для теперешних отцовских слуг. Все в замке казалось мне каким-то мрачным, даже зловещим. В том расположении духа, в котором я пребывала, человек старается ничего не упустить и сделать правильные выводы. Я замечала повсюду следы беспорядка и нерадивости, могло показаться, что все вокруг решили не уделять должного внимания жилищу, ибо его вскоре предстояло покинуть.

Мое беспокойство, моя тревога возрастали с каждой минутой.

Кое-как устроив дочь и ее гувернантку в моей комнате, я уже собиралась отправиться к отцу, как вдруг вошла моя мачеха.

Несмотря на присущее ей двуличие и свойственное ей самообладание, она, как мне показалось, была ошеломлена моим внезапным приездом.

— Господин д'Орбиньи не ожидал вашего визита, сударыня, — сказала она мне. — Он в таком тяжелом состоянии, что такого рода сюрприз может оказаться для него гибельным. Вот почему я полагаю необходимым оставить его в неведении и не сообщать ему о вашем появлении; ведь он не сможет понять, чем вызван ваш приезд, и...

Я не дала ей закончить фразу.

— Произошло огромное несчастье, сударыня, — ответила я. — Умер господин д'Арвиль... Он стал жертвой роковой неосторожности. После этого ужасного происшествия я не могла оставаться в своем доме в Париже, и я хочу провести первое время траура возле своего отца.

— Стало быть, вы теперь вдова!.. Какое неслыханное везение! — воскликнула моя мачеха с яростью.

Вы ведь знаете обстоятельства моего злосчастного брака, который эта женщина устроила, чтобы отомстить мне, и потому вашему высочеству будет понятна вся жестокость ее возгласа.

— Именно потому, что я опасаюсь, как бы и вам, сударыня, не выпало на долю столь неслыханное везение, я и приехала сюда, — сказала я ей, быть может, и немного неосторожно. — Я хочу видеть своего отца.

— Сейчас это совершенно невозможно, — ответила она, побледнев, — встреча с вами будет для него опасной встряской.

— Если мой отец так серьезно болен, — воскликнула я, — как могло случиться, что меня об этом не известили?

— Такова была воля самого господина д'Орбиньи, — ответила мне мачеха.

— Я вам не верю, сударыня, и хочу сама убедиться в правдивости ваших слов, — сказала я и сделала шаг к двери.

— Повторяю вам, что ваше неожиданное появление может нанести вашему отцу непоправимый вред, — воскликнула она, встав передо мной и преграждая мне путь. — Я не позволю вам войти в покои господина д'Орбиньи, прежде чем я не сообщу ему о вашем приезде со всеми предосторожностями, каких требует его состояние.

Я была в ужасной растерянности, ваше высочество. Мое неожиданное появление и в самом деле могло причинить опасное волнение отцу; но моя мачеха, обычно такая хладнокровная, отличавшаяся таким самообладанием, теперь, казалось, была настолько испугана моим присутствием, у меня были столь веские основания сомневаться в том, что она искренне заботится о здоровье моего отца, человека, за которого она вышла замуж из алчности, и, наконец, присутствие в замке доктора Полидори, убийцы моей матери, — все это переполняло меня ужасом, и, понимая, что мое появление может стать причиной сильного волнения отца, я больше не колебалась, сознавая, что его жизни грозит опасность, и только я могу его спасти.

— Я хочу немедленно видеть отца, — сказала я мачехе.

И хотя она вцепилась мне в руку, я направилась к двери...

Потеряв над собой власть, эта женщина попыталась вторично, чуть не силой помешать мне выйти из комнаты... Ее невероятное упорство удвоило мою тревогу, и я вырвалась из ее рук. Зная, где расположены покои отца, я опрометью кинулась туда и вошла...

О ваше высочество! Никогда в жизни я не забуду представшее мне зрелище и то, что затем последовало...

Мой отец изменился до неузнаваемости; он сильно исхудал, был бледен, и черты его лица выражали сильное страдание; он полулежал в большом кресле, откинув голову на подушку...

Возле камина, совсем рядом с моим отцом, стоял доктор Полидори; сиделка поднесла ему чашку, и он уже собирался накапать в нее несколько капель какой-то жидкости из небольшого хрустального флакона, который был у него в руке.....

Длинная рыжая борода придавала его физиономии особенно зловещий вид. Я вошла так стремительно, что у Полидори вырвался удивленный жест, он обменялся выразительным взглядом с моей мачехой, которая поспешно вошла в комнату следом за мной, и, вместо того чтобы подать моему отцу приготовленное питье, он поставил флакон на камин.

Подчиняясь инстинкту, в котором я до сих пор не могу отдать себе отчета, я быстро завладела флаконом.

Тут же заметив удивление и страх, овладевший моей мачехой и Полидори, я мысленно поздравила себя с тем, что так поступила. Мой отец, ошеломленный моим приходом, казалось, был этим возмущен, чего, впрочем, я ожидала. Полидори бросил на меня свирепый взгляд; несмотря на присутствие сиделки и моего отца, я боялась, что этот негодяй, поняв, что его преступление вот-вот раскроется, может дойти до крайности.

Я поняла, что в этот решающий миг мне необходима поддержка; я позвонила, в комнату быстро вошел какой-то слуга; я попросила его передать моему камердинеру — тот был заранее мною предупрежден, — чтобы он отправился на постоялый двор и принес мне несколько нужных мне вещей; сэр Вальтер Мэрф знал: для того чтобы не вызвать подозрений у моей мачехи в том случае, если мне придется послать за ним в ее присутствии, я прибегну к такому условному знаку.

Изумление моего отца и моей мачехи было так велико, что слуга вышел из комнаты раньше, чем они успели произнести хотя бы одно слово; и тогда я успокоилась: через несколько минут должен был появиться рядом со мною сэр Вальтер Мэрф.

— Что все это значит? — спросил у меня отец слабым голосом, но тон у него был властный и разгневанный. — Вы приехали сюда, Клеманс... без моего приглашения... Затем, не успев появиться в моих покоях, вы завладеваете флаконом, в котором содержится микстура, прописанная мне врачом... Объясните мне ваше сумасбродство!..

— Выйдите из комнаты, — приказала моя мачеха сиделке. Та послушно удалилась.

— Успокойтесь, друг мой, — продолжала моя мачеха, обращаясь к моему отцу. — Вы ведь знаете, что малейшее волнение может причинить вам вред. Коль скоро ваша дочь пожаловала сюда против вашей воли и ее присутствие вам неприятно, обопритесь о мою руку, я провожу вас в маленькую гостиную; а тем временем наш славный доктор объяснит госпоже д'Арвиль, до какой степени ее поведение неосторожно, чтобы не сказать более...

И она бросила многозначительный взгляд на своего сообщника.

Я угадала намерения моей мачехи. Она хотела увести отца, оставить меня наедине с Полидори: в возникших крайних обстоятельствах он применил бы, без сомнения, силу, чтобы вырвать у меня флакон, который мог послужить неопровержимой уликой, явным доказательством его преступных замыслов.

— Вы совершенно правы, — сказал мой отец, обращаясь к моей мачехе. — Раз меня преследуют даже в моем собственном доме, не уважая моей воли, я уйду и освобожу место назойливым людям.

И, с трудом поднявшись, отец оперся на руку моей мачехи и сделал несколько шагов, направляясь в маленькую гостиную.

В ту же минуту Полидори двинулся ко мне; я, не теряя времени, подошла к отцу и сказала ему:

— Я хочу объяснить вам свое неожиданное появление, объяснить, почему я, как вам кажется, странно себя веду... Со вчерашнего дня — я вдова... И со вчерашнего дня мне известно, что ваша жизнь под угрозой, отец.

Он, сгорбившись, передвигался с трудом. При этих моих словах отец остановился, с усилием выпрямился и, с глубоким удивлением посмотрев на меня, воскликнул:

— Вы овдовели?.. Моя жизнь под угрозой?! Что все это значит?

— Кто осмелился угрожать жизни господина д'Орбиньи, сударыня? — с вызовом спросила моя мачеха.

— Да, от кого исходит эта угроза?.. — подхватил Полидори.

— От вас, сударь, и от вас, сударыня, — ответила я.

— Какое ужасное, какое отвратительное обвинение!.. — воскликнула моя мачеха и шагнула ко мне.

— Я докажу то, что сказала... — ответила я.

— Но ведь это страшное обвинение!. — вырвалось у моего отца.

— Я сию же минуту покину этот дом, коль скоро на меня возводят здесь столь неслыханную клевету! — вскричал Полидори с деланным негодованием человека, чья честь оскорблена.

Поняв, какая ему угрожает опасность, он, без сомнения, хотел спастись бегством.

В ту самую минуту, когда он отворял дверь, на пороге появился сэр Вальтер Мэрф и преградил путь шарлатану».

 

Родольф прервал чтение письма, протянул руку эсквайру и сказал ему:

— Превосходно, старый друг, твое появление должно быть, сразило негодяя.

— Вы нашли точное слово, ваше высочество... Он стал мертвенно бледным... попятился на два шага, ошеломленно глядя на меня; казалось, он был раздавлен... И в самом деле: встретить меня в такую минуту в сердце Нормандии!.. Ему, должно быть, почудилось, что он видит страшный сон... Но вернитесь к письму, ваше высочество, и вы увидите, что эта окаянная графиня д'Орбиньи в свой черед была сражена благодаря тому, что вы мне своевременно сообщили о том, что она нанесла визит этому шарлатану Брадаманти-Полидори, пришла к нему домой на улицу Тампль... Ибо, что ни говори, ведь действовали-то вы... вернее сказать, я был всего лишь орудием, послушным вашей мысли... и клянусь вам: никогда еще вы столь удачно и столь своевременно не заменяли провидение — а оно порою запаздывает, — как в сложившихся обстоятельствах.

Родольф только улыбнулся и вновь стал читать письмо г-жи д'Арвиль.

 

«При виде сэра Вальтера Мэрфа Полидори буквально окаменел; моя мачеха переходила от удивления к изумлению, а мой отец, сильно взволнованный всем происходящим и ослабевший от болезни, без сил опустился в какое-то кресло. Сэр Вальтер Мэрф запер на два поворота ключа дверь, в которую вошел; затем он остановился перед другой дверью, что вела в соседнюю комнату, с тем чтобы помешать доктору Полидори ускользнуть через нее, и, обратившись к моему отцу, самым почтительным образом сказал ему:

— Тысяча извинений, граф, за ту вольность, что я себе позволил; но побудила меня так действовать крайняя необходимость, продиктованная защитой ваших интересов; вы сейчас поймете, в чем дело... Меня зовут Вальтер Мэрф, это может подтвердить вам стоящий здесь негодяй, который при виде меня дрожит всем телом; я советник его высочества великого герцога — правителя Герольштейна.

— Это верно, милостивый государь... — пролепетал охваченный страхом Полидори, обращаясь к графу д'Орбиньи.

— Но в таком случае, сударь... что привело вас в мой дом? Что вам угодно? — спросил мой отец.

— Сэр Вальтер Мэрф, — ответила я отцу, — приехал сюда вместе со мной, чтобы изобличить негодяев, чьей жертвой вы чуть было не стали.

Затем я протянула сэру Вальтеру хрустальный флакон и сказала:

— По счастливому наитию я завладела этим флаконом в ту самую минуту, когда доктор Полидори собирался влить несколько капель содержащейся в нем жидкости в питье, которое он приготовился дать моему отцу.

— Врач из соседнего городка исследует в вашем присутствии содержимое этого флакона, который я вручаю вам, граф, — сказал сэр Вальтер Мэрф, — и если будет установлено, что он содержит сильный и медленнодействующий яд, то у вас больше не останется сомнений в том, какой опасности вы подвергались; к великому счастью, вас избавила от этой опасности нежная привязанность вашей дочери.

Мой бедный отец смотрел поочередно то на свою жену, то на доктора Полидори, то на меня, то на сэра Вальтера с потерянным видом; черты отца выражали неизъяснимую тревогу. По его удрученному лицу можно было угадать, какая ужасная борьба надрывала его душу. Он, без сомнения, изо всех сил противился охватывавшим его ужасным подозрениям, он страшился, что ему придется признать все коварство, все злодейство моей мачехи; наконец, закрыв лицо руками, он воскликнул:

— Господи боже, боже правый!.. Все, что я услышал, ужасно... невероятно... невозможно! Быть может, я просто вижу кошмарный сон?!

— Нет, это не сон!.. — с вызывающей дерзостью закричала моя мачеха. — Все это кошмарная действительность: вы выслушали жестокую клевету, ее заранее измыслили для того, чтобы погубить злосчастную женщину, единственное преступление которой — стремление посвятить вам всю жизнь! Пойдемте, пойдемте мой друг, мы не останемся здесь ни минуты, — прибавила она, обращаясь к моему отцу, — надеюсь, ваша дочь не посмеет удержать вас силой, помимо вашей воли...

— Да, да, уйдем, — ответил мой отец, не помня себя, — все, что я услышал, — неправда, не может быть правдой, я не хочу больше ничего слышать, мой ум мешается, ужасные подозрения могут поселиться в моем сердце, и они отравят те немногие дни, что мне еще остались, и ничто не сможет утешить меня, если я поверю столь отвратительным козням.

Мой отец так сильно страдал, он был в таком отчаянии, что мне захотелось во что бы то ни стало положить конец этой столь жестокой для него сцене. Сэр Вальтер Мэрф догадался об этом; однако он хотел, чтобы истина целиком и полностью открылась и чтобы справедливость восторжествовала; вот почему он сказал, обращаясь к моему отцу:

— Еще только несколько слов, граф! Я понимаю, что вам будет очень тяжело и больно узнать о том, что женщина, которая, как вы полагали, была из чувства признательности привязана к вам, на самом деле — лицемерное чудовище; но я уповаю на то, что вы почерпнете некоторое утешение в искренней привязанности вашей дочери, а она неизменно питала и питает ее к вам.

— Это переходит всякие границы! — в ярости завопила моя мачеха. — По какому праву вы, сударь, и вы, сударыня, возводите на меня столь ужасную клевету? На какие доказательства вы опираетесь? Вы утверждаете, что в этом флаконе яд?.. Я отрицаю это, сударь, и буду отрицать до тех пор, пока вы не докажете обратного; ну а если даже доктор Полидори по ошибке смешал два разных лекарства, из-за чего они стали вредными, то по какому праву вы обвиняете меня в том, будто я того желала... обвиняете меня в том, что я его сообщница... что я хотела... О нет, нет, я даже не могу произнести этого слова... Одна мысль о таком плане уже преступна! Я снова повторяю, сударь, я требую, чтобы вы предоставили доказательства — и вы, милостивая государыня, также, — опираясь на которые вы осмелились возвести на меня столь ужасную клевету!.. — закончила моя мачеха с невероятной наглостью.

— Да, какие у вас есть доказательства?! — воскликнул мой несчастный отец. — Нужно положить конец мукам, которым вы меня подвергаете.

— Я бы не пришел сюда, не имея веских доказательств, граф, — ответил сэр Вальтер, — и эти доказательства будут сейчас подтверждены ответами находящегося тут негодяя.

Затем сэр Вальтер обратился по-немецки к доктору Полидори, который успел уже немного оправиться, но, услышав обращенные к нему слова эсквайра, снова и окончательно потерялся.»

 

— Что ж ты такое ему сказал? — спросил Родольф у сэра Вальтера Мэрфа, отвлекаясь он чтения письма.

— Я сказал ему несколько веских слов, ваше высочество. Вот к чему они сводились: «С помощью бегства ты избежал наказания, к которому тебя приговорило правосудие великого герцогства; ныне ты живешь в Париже, на улице Тампль, под фальшивым именем некоего Брадаманти; всем известно, каким отвратительным ремеслом ты промышляешь; ты отравил первую жену графа д'Орбиньи; три дня тому назад госпожа д'Орбиньи побывала у тебя дома и привезла тебя сюда для того, чтобы отравить своего мужа. Его высочество находится сейчас в Париже, в руках у него есть доказательства всего того, о чем я тебе только что сказал. Если ты скажешь всю правду и тем изобличишь эту презренную женщину, ты можешь рассчитывать не на помилование, конечно, но на смягчение кары, которой ты заслуживаешь; ты последуешь за мной, вернее, поедешь со мной в Париж, я поселю тебя в надежном месте, и ты там пробудешь до тех пор, пока его высочество не решит твою судьбу. Если же ты откажешься следовать за мною, тебя ждет одно из двух: либо его высочество потребует и добьется твоей высылки из Франции в Герольштейн, либо я немедленно пошлю в соседний город за полицейским чиновником, передам ему флакон с ядом, тебя тут же возьмут под стражу, затем произведут обыск в твоей квартире в доме семнадцать на улице Тампль, а ты ведь хорошо знаешь, что там найдут немало компрометирующих тебя вещей, и французское правосудие займется тобой... Так что выбирай...»

Мои разоблачения, обвинения и угрозы, как он понимал, вполне обоснованные, тут же возымели действие, они просто сразили этого негодяя, который не ожидал ни того, что я так осведомлен, ни того, что я захвачу его на месте преступления. Надеясь на смягчение ожидавшей его участи, он без колебаний согласился принести в жертву свою сообщницу и сказал мне в ответ: «Спрашивайте, я скажу всю правду относительно этой женщины».

— Хорошо, очень хорошо, славный мой Мэрф, меньшего я от тебя и не ожидал.

— Пока я разговаривал с Полидори, черты лица мачехи госпожи д'Арвиль исказились до неузнаваемости от страшного испуга, хотя она и не понимала по-немецки. Но по все возраставшей подавленности своего сообщника, по тому, с каким умоляющим видом он на меня посмотрел, она поняла, что он полностью в моей власти. В смертельной тревоге она пыталась встретиться взглядом с Полидори, чтобы подбодрить его и убедить все сохранить в тайне; однако он старательно отводил глаза.

— А что же граф?

— Он испытывал невыразимое волнение; он изо всех сил судорожно впивался пальцами в подлокотники своего кресла, по лбу его струился пот, он тяжело дышал и не сводил с меня пристального пылающего взора. Им владела не менее мучительная тревога, чем та, что терзала его жену. Письмо госпожи д'Арвиль расскажет вам, ваше высочество, чем закончилась эта тягостная сцена.


Дата добавления: 2015-07-24; просмотров: 84 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: ВОСПОМИНАНИЯ | Глава ХII. | КАКОЕ СЧАСТЬЕ — СВИДЕТЬСЯ ВНОВЬ! | ВОЛЧИЦА И МАРСИАЛЬ | ДОКТОР ГРИФФОН | ПОРТРЕТ | АГЕНТ СЫСКНОЙ ПОЛИЦИИ | Глава VI. | В ПОДВАЛЕ | ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
СОСЕД И СОСЕДКА| Глава XI.

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.02 сек.)