Умопомрачение интерчеловеков.

В XIX веке каждый русский человек был безмерно богат русским образом жизни своих родовых мест. Люди могли без конца живописать о своих родовых корнях, о своих сородичах, о своей родной сторонке. Куда бы человека не забросила судьба – его никогда не оставлял образ его малой родины вместе с живущими там людьми. Этот образ придавал русичам многие силы в преодолении различных невзгод и испытаний. И каждый русский человек стремился вернуться к своим родовым угодьям, чтобы или уже больше никуда не выезжать со своей родимой земли-матушки, или хотя бы на краткий срок подышать воздухом Отчизны, окинуть её сыновним взором, дабы исполниться благости на новые дерзания во Славу Земли Русской.

Вполне естественно, литература «серебреного века» преисполнена отражением стремления русских людей к сохранению своих родовых корней. И хотя наиболее рельефно подобные стремления отражались литераторами при живописаниях жизнестроя дворянских усадеб, представители других сословий также наделялись ими ощущением исконности своих истоков.

В патриархальной России своими родовыми корнями пренебрегали только поганые выродки – западники, революционеры, бездушные людишки, то есть нелюди или их гибриды. Но об этом – особый разговор.

Наступил XX век. В 1917 году в России началась новая эпоха с резко иным укладом общественной жизни. При новом укладе в противоположность прежней эпохе всячески возвеличивалось, как бы такое не казалось странным и диким, забвение людьми своих родовых корней. Возникло мощное в своей громадности государство – СССР. Это государство стало Родиной, по сути, безродных строителей коммунизма, в результате чего малая родина советских людей была безапелляционно принесена в жертву этому новому пониманию большой Родины – Союзу Советских Социалистических Республик. Молодая поросль государства рабочих и крестьян демонстративно открещивалась от всего, что соединяло прошлое с настоящим. Патриархальные традиции были объявлены буржуазными пережитками, заклеймены позором и исключены из обихода общества победившего социализма.

Очевидно, не стоит останавливаться на тех масштабных и жёстких методах, с помощью которых из сознания русских людей выкорчёвывалась память об их происхождении, об их предках, о культурных преданиях родовых мест. Всё это было отнесено к ненужному хламу истории, стало считаться обузой для нового человека нового времени, старорежимными веригами буржуазного общественного строя, который по теории основоположников марксизма-ленинизма должен был загнить и умереть в ближайшей исторической перспективе.

Господствовавшая общественная мораль объявила все материально-духовные свидетельства стародавних времён ничтожными и подлежащими уничтожению за ненадобностью. В стране строится новый мир, формируется новый человек прекрасного завтра, а тут какая-то историческая рухлядь, мешающая возводить сверкающий дворец «интернационализма». Долой её с дороги нового человечества!.. И сатанинская вакханалия тотального обнуления памяти народа разгулялась во всю мощь. Если же кто-то не желал забывать старое, он подлежал расстрелу или отправке в концентрационные лагеря на перевоспитание. К семидесятым годам XX века результаты всей этой политики были, что называется, налицо – в память о родовых местах у советского человека осталась, в лучшем случае, запись в паспорте о месте рождения.

Однако оставалась ещё литература – великая и могучая русская литература, которую, за неимением лучшего, продолжали изучать в школах, которую продолжали издавать многомиллионными тиражами, которую читала вся страна, будучи самой читающей в мире. А там – Пушкин, Некрасов, Тургенев, Чехов, Лесков, Бунин, Толстой, Вересаев и другие исполины русской словесности, в произведениях которых всё, в основном, только и крутится вокруг темы родовых мест происхождения и проживания человека.

И вот, у школьника, впрочем, как и у любого думающего взрослого человека, советские реалии и картины дореволюционной жизни входили в полный диссонанс. Советские люди формировались на безграничной любви к Советскому Союзу, которая, однако, не опускалась на уровень конкретной деревни или посёлка, а у литературных светил прежнего времени любовь к Отчизне основывалась на любви к родовым местам. Получалось, что, с одной стороны, советские люди были патриотами некоей абстрактной конструкции, за которой стоял всего лишь формальный перечень регионов, входивших в СССР, а, с другой стороны, русская культурная традиция выводила понятие патриотизма из принадлежности человека к своим родовым корням. Поскольку же без какой-то реальной, вполне осязаемой основы патриотизм как понятие, в принципе, невозможен, то его определение в интерпретации такой науки советского времени, каковой являлся научный коммунизм, – это всего лишь безжизненная абстракция, относящаяся к разряду вульгарных категорий идеологии кочевого образа жизни.

…И вот рухнул в небытиё СССР со всей своей государственной идеологией коммунистического общества. Наступил XXI век. Население спешно слепленного СНГ, кроме отсталых (в партийно-идеологическом понимании обществоведов страны Советов) национальных окраин и национальных анклавов на территории России, вдруг сразу оказалось в положении «везде и нигде». И тогда настало время говорить о масштабной культурной трагедии основной массы населения, проживающего на постсоветском пространстве, и, в особенности, – на территории России.

Вообще же, идеологический ландшафт начала третьего тысячелетия очень напоминает некогда красивый пейзаж после случившегося всеохватного пожара – головешки, дымящиеся ямы, сухостой и пепел, много пепла, в котором вязнешь и от которого задыхаешься.

Гарь и прах – вот, пожалуй, квинтэссенция нашего времени. Кстати, этими ёмкими словами поэтесса Екатерина Якушина сегодня точно выражает суть происходящего, силой и глубиной своего таланта обострённо воспринимая всю трагичность судеб наших современников, прозревая при этом безнадёжность и беспросветность их жизни в наступивших временах. Многим маститым грандам культуры и науки следовало бы осмыслить поэтические откровения этой молодой провидицы эпохи Апокалипсиса, понять мистическую правоту её мироощущения. Эти два приведённых выше слова – магические ключи, открывающие образно-смысловые картины разворачивающейся в душах людей битвы Света и Тьмы. Через посредство этих слов поэтесса бичует сладостную порочность человеческих страстей, обнажает язвы и гниль официальной культуры с прилепившейся к ней псевдокультурой, срывает лживые покровы с призрачного процветания того гиблого общества, в которое современные правители страны загнали плетьми и обухом вчерашних ревностных строителей «светлого коммунистического завтра».

В результате иезуитских пертурбаций XX века бывшие сородичи распавшихся и размётанных по белу свету русских родов, некогда составлявших духовный оплот Руси, сегодня превратились в примитивизированных сомнамбул. Целый век продолжалась адская оргия выкорчёвывания родовой основы Руси. Целый век опустошалась русская земля. Целый век подвергалась поруганию многовековая русская культура.

Одни люди, которые несмотря ни на что смогли сохранить свои родовые корни, были искусно лишены своего продолжения в потомках по аналогии с пнями деревьев, у которых корни есть, да нет самого дерева с его стволом, ветвями, почками, листвой, новыми побегами.

Другие люди, утратившие родовые корни, были превращены в нечто похожее на несущийся по течению реки плавник, у которого нет возможности закрепиться где-нибудь по причине отсутствия корневой системы, пока, прогнив, окончательно не утонет или безжизненной корягой не будет выброшен на берег во время половодья. И то, и другое – суть, печальный погост и тлен: трухлявые пни да побитые на речных перекатах, ободранные и засохшие кучи плавника на речном берегу.

Если перейти от образности к конкретике, то картина получается очень похожей на сюрреалистическую. По русским сёлам, деревням, посёлкам в своих покосившихся избах живут-доживают свой век старики. Порой на всё село, ранее насчитывавшее 500, 800, 1000 и более дворов, осталось всего несколько стариков. Давно уже не слышно детского гомона, не видать молодых работников – только старичьё бедуют в таком поселении-призраке. Их-то и можно сравнить с упоминавшимися выше пнями, из которых одни ещё крепкие, а другие – труха. Запустение, одичание и смерть.

А вот – другая сторона процесса искоренения русских. Представители бывшей общности «советский народ» – люди 50-ти, 60-ти, 70-ти лет, более молодые и более старые, перемещаются по городам без всякой надежды на лучшую долю. Там пожили на чужой квартире – здесь пожили в общежитии. Там получили убогое жильё – здесь приобрели квартиру. Там продали одну квартиру – здесь купили другую… И так – из года в год. Друзья порастерялись на необъятных просторах страны. Родственники тоже где-то кочуют. Вокруг всё чужое и антипатичное. Нигде нет тёплого огонька, где этих горемык готовы принять таковыми, какие они есть на самом деле, отогреть душой. Куда ни пойдут, куда ни обратятся – везде деньги, деньги и всегда – одни только деньги, которыми нужно проплачивать решение любого вопроса, в том числе – и уравновешенность души. И несёт человека по жизни без остановки, без передышки, когда бы он мог осмыслить себя и свою участь в этой чуждой его природе жизни. Всё – некогда. Времени и денег хронически не хватает. Суета поглощает такого кочевника безраздельно и без остатка, пока не выбросит на погост.

А ради чего? Где остался его дом детства? В бараке, давно снесённом и сгнившем под чистую? В хрущобе, разваливающейся от времени? Нет места отдохновения души, где можно было бы перевести дух и набраться новых сил, где его ждут и верят в него. А тут и старость подоспела. Дети – и те куда-то поразъехались: у них свои кочевые тропы. Кому до него есть дело? Кто в конце жизненного пути сможет утешить его душу? И может так случиться, что по смерти его бездыханное тело будет попросту свалено в общую могилу вместе с какими-нибудь бомжами и забулдыгами ввиду отсутствия кого бы то ни было, кто отдал бы ему посмертные почести. А в дальнейшем о нём, о его подвигах во славу СССР, почившем в бозе, о его жизненных достижениях и свершениях на трудовом поприще никто никогда не вспомнит. Он вроде бы и был на свете, а вроде бы и не был – просто какая-то букашка, родившаяся, попархавшая, окочурившаяся и размётанная во прахе по ветру. И у детей его, забывших своих отцов и дедов, будет похожая история…

Такова участь и жребий советского номада, у которого в XX веке подменили систему жизненных ценностей, изъяв жизнетворящие и подсунув погибельные. В результате – пред его глазами, как в калейдоскопе, картины жизни всегда меняются, уносятся куда-то безвозвратно, бесцельно и бесследно. Да и сам этот интерчеловек протекает мимо жизни. Сомнамбула, одним словом.

Человек Разумный по принципиальным соображениям не может быть ни пнём, ни плавником – он может быть только полнокровным живым древом. Но где сегодня найти рощи живых деревов? Среди умопомрачённых интерчеловеков искать их бесполезно. Очевидно, следует вернуться на родовые пепелища, и на этих некогда благословенных местах взрастить дерева живых священных рощ.

Русский человек, блокировать разум которого до сих пор никому не удалось, какие бы средства для этого ни применялись, сегодня отчётливо понимает необходимость сделать всё возможное и невозможное, чтобы не позволить оборваться последним донельзя источённым корешкам, связывающим каждого великоросса со своей родовой землёй, с поверьями своей родины, с её обычаями и традициями. Те, кто ещё гордится своей русскостью, не должен допустить забвения Заветов Предков. Эти Заветы вновь должны зазвучать в душах русских людей набатным звоном, перекрывающим крысиный писк и зубоскальство новых хозяев жизни, которые сегодня похабят великую культуру древних русичей и претендуют на безраздельное владение их землями.

19-20.11.2002

Дата добавления: 2015-07-24