ГЛАВА 4. «Триумф, как вино, пьянит и чреват похмельем»

«Триумф, как вино, пьянит и чреват похмельем». Этот афоризм когда-то Женька выбрала в качестве эпиграфа к реферату про Наполеона. Что такое похмелье, она не знала, но опьянение испытала в полном объеме.

Все началось с урока английского. Бледная Собака Павлова прибежала на него, когда до конца оставалось минут двадцать. Наверное, выясняла отношения с директрисой. На Женю классная не смотрела, но, стоило той поднять руку, — немедленно спрашивала.

В первый раз, когда Женька встала из-за парты для ответа, за спиной послышалось шипение Блиновой — подруги Стекольниковой:

— Глянь, какие у нее джинсы!

— Мейд ин Чайна? — Алька старательно изображала равнодушие.

— Ты что! Это же настоящие Гуччи! Я просила мать такие купить — она мне дулю показала. Говорит, если каждый раз столько бабла за шмотки выкладывать — разориться можно!

— Обезьяну как ни одень — останется обезьяной!

Алькины укусы не могли испортить Женьке настроение. Бедная глупая блондинка, она не знает, что отныне Смородина другая — одна из Людей крыш. И ей все равно, что думает по ее поводу дочка какого-то там депутата! Женька в сотый раз посмотрела на крошечные часики, подаренные ей Диной. Сразу после уроков Марта пообещала за ней приехать. А пока оставалось ловить на себе любопытные взгляды одноклассников.

— Смородина, ты влюбилась, что ли? — спросил ее на перемене Костя Изгаршев — официально признанный ловелас седьмого «Б». Он слыл своей раскованностью в обращении со слабым полом. Ради поддержания имиджа вполне мог поинтересоваться: «На какой барахолке шмотки покупаешь?» или «Знаешь, что такое французский поцелуй?». От него всегда стоило ждать подвоха.

— Да, Изгаршев. В тебя! — криво усмехнулась Женька. — Так влюбилась, что сейчас пойду повешусь!

— Я же серьезно! — надулся Костя. — Вон, какая ты сегодня.

— Просто я наследство получила. Дядя в Америке умер — все мне оставил. Экзамены сдам и сразу уеду.

На удивление, это дурацкое объяснение Изгаршева вполне устроило. Уже через пять минут Женя, благодаря своим новым способностям, слушала, как Костя пушит хвост перед одноклассницами:

— А вы разве не в курсе? Смородина получила в наследство семь миллионов долларов, виллу в Калифорнии и яхту. Кстати, дамочка, которая ее сегодня подвозила, — вдова покойного дядюшки.

К концу шестого урока вся школа знала, что ученица седьмого класса неожиданно стала миллионершей. Дверь кабинета химии, где сидела в это время Женя, то и дело нахально скрипела — это самые любопытные рвались посмотреть на счастливую наследницу. В конце концов, учительница не выдержала и закрыла класс на замок.

Но ажиотаж от этого не ослаб. Скорее наоборот.

Сразу после уроков Женьку схватил за руку Семен Перегудов — парень из параллельного класса и капитан школьной команды КВН.

— Слушай, Смородина, приходи завтра на репетицию в сто двенадцатый кабинет. Нам симпатичные девчонки нужны! — сказал он, демонстрируя в широкой улыбке почти прозрачные брекеты.

Женька не хуже его знала, что в симпатичных девчонках у команды дефицита не было. Присутствие в ней Перегудова и Изгаршева гарантировало их постоянный приток. Лучше бы уж сразу спросил про наследство. Она тоже улыбнулась и ответила, что подумает.

В вестибюле ее ждал новый сюрприз. Радостная, как продавщица в Макдоналдсе, Блинова поинтересовалась, не хочет ли Женя сходить в субботу вместе с девчонками в аквапарк? О том, что в компании будет Стекольникова, ее верная подруга не упоминала. Блинова, словно флюгер, всегда точно знала, в какую сторону ветер дует и на чьей стороне сила. Она безошибочно угадывала среди новых учителей тех, к кому стоило подлизываться с особым усердием. Недаром именно она оказалась первой фрейлиной королевы класса.

Женя честно ответила, что в выходные она занята, и направилась к выходу. Ее лучший день в школе подошел к концу. Все произошедшее казалось невероятной выдумкой режиссера телесериала. Только в кино аутсайдер может вмиг стать звездой школьного масштаба. Раньше Женька считала это такой же фантастикой, как существование народа, живущего на крышах.

Когда она вышла на залитое весенним солнцем крыльцо, там уже толпились ее одноклассники. Каждый делал вид, что просто так задержался у дверей школы поболтать с друзьями.

На самом же деле они хотели увидеть, кто приедет встречать после уроков наследницу миллионов.

Минуты текли, как автомобильная река в час пик, а Марта все не появлялась. Вот уже обмелел поток учеников, покидающих школу, продребезжал звонок на седьмой урок и в спортзале начались занятия в секции карате. Ноги с непривычки к каблукам налились тупой болью. Дико хотелось сесть, но рядом со школьным крыльцом не было ни одной скамейки.

Постепенно в сознание тонкой иглой проникла мысль: «А что, если никто за ней так и не приедет?» Может, люди крыш, Дина, Ник, Мамаша Мурр — плоды ее фантазии? Воображаемые друзья?

Женька поежилась.

Верный способ убедиться, что она ничего не выдумала, — это вспомнить о своих способностях. Подняться на третий этаж школы и сигануть вниз. На каблуках? Бред какой-то! Лучше попробовать подслушать, о чем говорят ее одноклассники.

Она уже дважды за сегодня, не считая самого первого раза в приемной, включала свой новый слух. Нужно было только представить лицо кого-нибудь из стоящих сзади. Например, Изгаршева. Женька зажмурилась. Увидела ежик волос, карие глаза, сросшиеся на переносице брови и… Никакой реакции! Как она ни пыталась вызвать покалывание в затылке, ничего не выходило. Женька не на шутку испугалась. Неужели все-таки придумала?

— Эй, ягода-малина, кого ждешь? — Голос Стекольниковой был приторным, словно сироп от кашля. — Тебе к мамочке не пора?

— Похоже, наследницу кинули! — поддержал подругу Горячев.

Ну откуда эти шакалы так хорошо знают, чего она больше всего боится? Почему их удары каждый раз попадают точно в цель? Женька сжала кулаки, чтобы не расплакаться. Надо что-то делать! Нельзя здесь стоять до вечера.

Не оборачиваясь, она шагнула вниз по лестнице. И тут на площадку перед крыльцом вырулил огромный черный внедорожник. Переваливаясь с колеса на колесо и пугая голубей, пасущихся на горячем от солнца асфальте, он злобно рыкнул и остановился. Водительская дверь тяжело распахнулась. Из машины выглянула Динка.

— Прости-прости-прости меня, пожалуйста! — закричала она. — Малый совет затянулся, и Марта попросила тебя встретить. А я, как дура, застряла в пробке! Давай сюда!

Счастливо улыбнувшись и не обращая внимания на боль в ногах, Женька сбежала по лестнице. Напоследок, уже сидя в пахнущем кожей салоне автомобиля, она глянула в сторону своих одноклассников. Лица у них были ошарашенные. Чувствовалось, что красавица Динка за рулем ворчливого монстра произвела не менее сильное впечатление, чем Марта за рулем «Ягуара».

— Куда мы сейчас? — осторожно спросила Женька, когда внедорожник, сыто урча, выехал за ворота школы.

— К тебе!

— Ко мне? Зачем?

— Ты в Башню хочешь переехать или нет?

— Хочу!

— Тогда нужно у матери отпроситься. А то она тебя искать начнет. По моргам.

Женька притихла, разглядывая Дину украдкой. Тонкие загорелые руки уверенно управлялись с механической коробкой передач. Сколько же ей на самом деле лет, раз она уже водит машину? Может, Дина — это японская кошка-оборотень? Нэко? По ночам она обрастает шерстью и отправляется охотиться на мышей. Просто так, ради спортивного интереса. Тогда ей точно не меньше ста. Японские оборотни живут долго и взрослеют поздно.

— Приехали! Вываливайся! — скомандовала кошка-оборотень. Сверкающее чудовище замерло возле подъезда, вызвав ажиотаж среди дворовых мальчишек. Женя почувствовала, что ноги отказываются нести ее домой. Каждый шаг давался с трудом, словно идешь против речного течения. Будь рядом Марта, Женька бы ничего не боялась! Но Марты рядом не было.

— Запомни, я твоя школьная подруга. Мы вместе готовимся к экзаменам. Представишь меня маме и молчи. Я сама. — Сказав это, Дина нажала на заляпанный краской звонок.

Дверь открылась почти мгновенно. Как будто мать сидела в прихожей, прислушиваясь к шагам на лестнице.

— Женечка, я… — Она замолчала, разглядывая свою дочь. Недоумение на ее лице сменилось мимолетной радостью, которую тут же вытеснила тревога. — Что с тобой случилось?

— Здравствуйте, Елена Александровна! Мы тут немножко с имиджем поработали. Вам нравится? — бодро защебетала Дина, едва Женя ее представила. — Если бы вы только видели, как на нее сегодня смотрели учителя и одноклассники! Все девчонки обзавидовались!

— Да, доченька, тебе очень идет, — осторожно согласилась мать. — Но откуда ты взяла такие вещи?

— А-а, ерунда! — ответила вместо нее Дина. — Одежда моя. Поносит — отдаст. Ой! Неужели это… это… Венская опера! — Дина подбежала к настенному календарю с большой фотографией серого здания. — Вы там были?

— Нет, — вздохнула Елена Александровна. Ее взгляд потеплел. — Но всегда мечтала. Как некоторые рвутся в Париж, так я — в Вену.

— В этом сезоне дают «Тристана и Изольду». Я ужасно хочу туда попасть!

— Неужели, Диночка? Это так не характерно для современной молодежи! Женя не слушает ничего, кроме тяжелого рока. Знаете, такой жуткий грохот…

Конец фразы расслышать не удалось. Мама потащила Дину показывать музыкальные диски, а Женя толкнула дверь своей комнаты. Нужно собрать учебники.

Кажется, она не была здесь целую вечность. Как будто только что вернулась из поездки в деревню на все лето. Изменилась, повзрослела, пережила сотню приключений, а ее комната осталась прежней. И теперь предстоит заново привыкать к старой скорлупке, вспоминая, какой ты была когда-то.

О чем это она? Ни привыкать, ни вспоминать больше не нужно. Ее ждет Башня. Женя скользнула взглядом по надорванному постеру с раскинувшей крылья летучей мышью, короткому диванчику и стопке незаконченных концептов. Прощайте! Пишите письма. Адрес: «Новая жизнь».

Женя на мгновение застыла на пороге. В груди кольнуло внезапным предчувствием — она никогда сюда не вернется. Никогда.

— Диночка, ты уверена, что твои родители не будут против? — Мама с мнимой школьной подругой снова появились в коридоре.

— Ну что вы! Им ужасно понравилась Женя! Они сами предложили ей пожить у нас.

— Правда? Передай им, что ты мне тоже понравилась. Очень-очень. Только, девочки, прошу вас, звоните мне почаще!

— Конечно, мам! Не сомневайся!

Уже сидя в машине, взявшей курс на Башню, Женька восхищенно вздохнула:

— И как ты так быстро ее уломала? Магия кошек?

— Просто всегда нужно начинать разговор с того, что интересно собеседнику, а не тебе. Это сильно упрощает жизнь.

— Слушай, можно вопрос? Личный? — Женя собралась с духом. — А бывает такое, что сначала способности есть, а потом раз — и пропали?

Дина сбросила скорость и внимательно посмотрела на нее.

— Бывает. Можно вообще лишиться способностей. Но все это, пока не пройдешь посвящение. Тогда уже пути назад нет. У тебя что-то перестало получаться? Не бойся! С сегодняшнего дня к тебе приставлен учитель!

— Марта?

— Ты что! Она глава Большого Совета. У нее дел по горло.

— Ты?

— Нет. — Дина поджала губы. Похоже, она была не согласна с теми, кто выбирал наставника.

— Рано ей учить! Самой нужно из памперсов выбраться!

От неожиданности Женька чуть не сползла на пол автомобиля. Между ней и Диной появилась голова. Взъерошенная, медноволосая со свекольным полумесяцем на щеке — следом от удара кроссовки.

— Проснулся, сенсей? — Дина не пыталась скрыть сарказма. — Знакомься, Женя, это твой учитель — уважаемый Тимофей. Между нами, девочками, — Тимоша. Жуткий злюка и балабол!

— Я буду звать тебя Жэка!

— Зачем? — Женька терпеть не могла этот вариант своего имени.

— Женя — слишком сопливо, Евгения — как-то официально, Жэка — в самый раз! Вот, держи.

На кровать перед ней шлепнулся темный сверток. Первым, что бросилось в глаза, едва она его развернула, была серебристая эмблема. Жене выдали униформу людей крыш. Черный эластичный костюм. Следом за свертком на шелковое одеяло приземлились черные замшевые ботинки.

— Подбирал на глаз! — небрежно заметил Тим. — Если промахнулся, уж извини!

— А меня нельзя было позвать? — огрызнулась Женька.

— Нельзя. Ты — ученик. Твое дело с благодарностью принимать все, что делает учитель. То есть я. Одевайся. Жду на крыше.

В целом костюм оказался как раз. Рукава немного длинноваты, но это — меньшая из бед. И ботинки велики. По ощущению на размер. Хотя велики — не малы. Стоит затянуть шнурки потуже и, дай Бог, не свалятся.

В большом зеркале ее комнаты на последнем этаже Башни появилось отражение синоби. Щуплого и нестрашного. Женька встала в боевую стойку, наподобие тех, что принимали в фильмах убийцы-невидимки. Получилось до ужаса неуклюже. Она сложила руки лодочкой, поклонилась зеркалу на восточный манер и помчалась к своему новому учителю.

Найти Тимофея оказалось не просто. Женька несколько раз обошла крышу Башни, прежде чем заметила его вихрастую голову. Он сидел на узком балконе снаружи стеклянного купола, по-турецки скрестив ноги. Смотрел на город. Прямо под ним один за другим вспыхивали желтые глаза домов — город переходил на ночное зрение.

Минут пять Тим делал вид, что рядом никого нет. Тени на травяном ковре становились все темнее. Алый плавник круглой рыбы-солнца завис ненадолго над иглами многоэтажек, чтобы через минуту нырнуть в море грязно-сиреневого смога. Женя начала терять терпение.

— Ну? — наконец не выдержала она. — Ты будешь меня учить?

— Буду! — немедленно откликнулся Тим. — Урок первый. Если учитель молчит, он думает. Если учитель думает, его нельзя беспокоить.

— Прекрасно! Пока, Тимоша!

— Учитель!

— Что?

— Урок второй. Ко мне нужно обращаться — «учитель».

— Не вопрос, учитель. Пока ты тут сидишь, я пойду готовиться к контрольной по алгебре.

— Иди. Только посвящение ты не осилишь.

Все-таки права была Дина — злюка и балабол!

Женя скрестила на груди руки и осталась стоять на месте.

— Что ты знаешь о посвящении?

— Всё! В отличие от некоторых, я его давно прошел. — Тим не спеша поднялся, сплюнул в пропасть, внимательно проследив неровный полет слюны, а затем сердито уставился на Женьку. — Чего стоим? Работать пора! К лифту шагом марш!

Они шли совсем недолго. Десять минут, и Женя со своим новым учителем оказалась в кольце разноуровневых крыш. Дома из красного кирпича, словно старые сплетницы, стояли тесным кружком, поэтому Дорога в этом месте делала кольцо. Метров триста в диаметре.

— Это твой тренировочный полигон! — важно сообщил Тим. — Полигон, знакомься, это Жэка. Жэка, это полигон.

— Очень смешно. — Она начала оглядываться и почти сразу заметила на стенах и крышах крупные цифры. «1», «4», «3», «7»… Кто-то недавно нарисовал их белой краской. А вот и пустое ведерко валяется… — Ну и что мы будем делать?

— Не мы, а ты. Это — полоса препятствий. Каждое препятствие пронумеровано. Твоя задача — пройти их все по порядку. — Тим перевернул ведро из-под краски и сел на него верхом. Приготовился наслаждаться Женькиным позором.

Первым испытанием оказалась вертикальная стена. Два дома стояли вплотную друг к другу, но один был на пару этажей выше. Жене предстояло запрыгнуть на его крышу.

— Эй! И как это делается? — Она запрокинула голову. В синей вышине неслись клочья облаков, похожие на хлопья серой пыли. Казалось, черная громадина дома заваливается на стоящую под ней Женьку.

— Думай! Ты же, вроде, одна из нас.

Вот гад! Сенсей недоделанный! Она попыталась подпрыгнуть. Получилось не очень — ноги оторвались от рубероида в лучшем случае на полметра. Тимофей за спиной презрительно фыркнул. Ну и черт с ним! Еще одна попытка. То же самое. Нужно успокоиться и вызвать знакомое ощущение, что она уже справилась. Стоит наверху и снисходительно смотрит на своего самоуверенного учителя.

А вдруг способности пропали навсегда? Не вышло же сегодня подслушать одноклассников. Покалывание так и не появилось. Стоп! Хватит изводить себя тем, что было. Есть только здесь и сейчас.

Крыша, стена, небо…

Женька сама не поняла, как это произошло. Словно в каждой ноге появилось по пружине. Эти пружины внезапно разжались, и ее выстрелило в темное небо. Она взлетела чуть выше нужной высоты и мягко приземлилась на крышу среди бутылочного стекла и кирпичной крошки.

— Тим, смотри! Получилось! — Восторг до отказа наполнил легкие и потребовал немедленно им с кем-то поделиться.

— Так себе. Давай работай.

От радости ничего не осталось. Как водой смыли. Потянули за веревочку и смыли. Ладно, что там дальше? Испытание номер «два» — провал между крышами. Метров пять, не больше. И не на такие расстояния прыгали.

«Три» — ряд труб, спрятанных в кирпичные саркофаги. Нужно перемахнуть? Разбег, толчок. Есть!

«Четыре» — спрыгнуть вниз. Всего каких-то три этажа.

«Пять» — еще одна пропасть между крышами.

«Шесть» — прыжок через чердачную постройку.

«Семь» — полет над крошечным двориком…

Я все прошла.

— Учитель!

— Я все прошла, учитель. Что дальше?

— А дальше то же самое. Только теперь я буду называть цифры вразнобой.

— Это еще зачем?

— Затем, что по приколу! Выполняй, ученик! «Шесть»!

Ну и флаг ему в руки! Вразнобой так вразнобой. Женька разбежалась и еще раз перелетела через кирпичный домик с зеленой дверцей, ведущей на чердак. Наверное, в таком жил Карлсон.

— «Два»!

Издевается! Выбирает, что подальше.

— «Пять»! Быстрее давай!

Точно, издевается! Все Марте расскажу!

— «Семь»!

Ненавижу! Почему он вообще мной командует?!

— «Один»! Шевели оглоблями!

Да пошел он! Женька изменила направление и перепрыгнула на крышу за пределами полигона. Не слушая крики Тима, она неслась вперед. Навстречу убывающей луне.

Город смотрел на нее желтыми квадратами окон, подсвечивал уличными фонарями и чуть-чуть сдвигал дома, когда Женя прыгала с крыши на крышу. Ему нравилась эта девочка, рисовавшая на его стенах яркие картины. Поэтому Город вздрогнул, когда она совсем немного не долетела до очередной крыши. Усики телевизионных антенн и спутниковые тарелки замерли в испуге, наблюдая, как хрупкая тень вскрикнула и заскользила по серой стене дома.

Вниз, вниз, по торцу, цепляясь за стыки бетонных плит.

Стоявший рядом пирамидальный тополь сосчитал этажи и ахнул: «Десять!» Слишком много для неопытной кошки. Но уже в следующую минуту кусты акации вздохнули с облегчением: «Жива!»

Женя лежала на узкой асфальтовой дорожке, идущей вдоль стены. Пахло бетонной пылью, влажной землей и сладкими духами. Откуда здесь запах духов? Она попыталась сесть и тихо заскулила от боли. Похоже, коленки и локти содраны в кровь. Женька начала осторожно закатывать штанину, поэтому не сразу заметила три сутулые фигуры. А когда подняла глаза, бежать было поздно.

Они стояли совсем рядом. Низкорослые. Лысые. С узкими, как у людей крыш, зрачками.

Стояли и ухмылялись.

Оглушенный ударом, Чухонь лежал на дне каменного стакана и чувствовал, как по нему снуют крысы. Тяжелые, каждая размером с молодую кошку, они совали усатые морды в ноздри и уши, лезли за шиворот, царапали, скребли и щекотали открытые части тела. Их испражнения толстым слоем покрывали дно темницы. От сладковатой вони Чухонь почувствовал тошноту. Он закашлялся, приподнялся на локтях, стряхнул с себя возмущенно орущих грызунов и встал на ноги.

Голова гудела, как будто в ней шел Чемпионат по шерстоканьим боям. Чухонь сделал пару нетвердых шагов наугад и уперся в холодную стену.

— Эй, Сиплый, — крикнул он, задрав голову, — хватит прятаться! Мне уже эти приколы надоели!

Ему ответило эхо и крысиное попискивание. К дурацким шуткам товарищей он давно привык. Главное, — не показывать, что тебе обидно. А вот от Сиплого такой подлости не ожидал. Зачем только он его сюда притащил? Разбудил, велел быстро собраться, намекал на важное задание. Чухонь обрадовался. Скоро ежегодные шерстоканьи бои — нужна дополнительная группа чесальщиков. Он недавно подал заявку и, когда в Норе появился Сиплый, как последний дурак, решил, что ему повезло — его приняли.

Правильно вычесывать шерстокана — целая наука. Шерсть у него мягкая, словно пух, в колтуны сваливается. Они делают зверя неуклюжим и лишают боевого духа. Шерстокан ведь существо нежное, обидчивое — чуть что, сразу в меланхолию впадает и начинает лопать, как не в себя. Хрысь в юности был подающим гребня у самого мастера Плюха. Тот только с чемпионами работал. Вот и Чухонь, наслушавшись дядькиных рассказов, тоже мечтал стать знаменитым чесальщиком.

Размышляя над странным поступком Сиплого, он брел по кругу, касаясь ладонью скользкой стены. Крысы не обращали на него внимания — посвистывали рядом, занятые своими делами. Под ногой что-то хрустнуло и рассыпалось в пыль. Чухонь решил, что раздавил один из крысиных домиков. Они были в беспорядке разбросаны по дну каменного мешка — круглые, белые, с маленькими окошками…

Вдруг сердце сделало бешеный скачок и провалилось куда-то под коленки. Вопль ужаса застрял у Чухоня в горле.

Это не домики!

Это черепа!

Человеческие!

Он вжался в холодную стену, с ужасом глядя на мохнатых грызунов. Крысы больше не казались ему безобидными комками шерсти. Когда же они нападут? Сейчас? Или подождут, пока он сам сдохнет от голода и жажды? Выходит, Сиплый и не думал шутить. С чего он вообще взял, что у горбуна есть чувство юмора?

— Жрите! — завопил Чухонь. — Жрите, гады! Быстрее уже! Ну?

Он не сразу заметил, как тихо стало вокруг. Писк и шуршание прекратились. Крысы сидели на задних лапах. Рядами, как в театре. С минуту они заинтересованно разглядывали его черными бусинами глаз, потом синхронно умыли острые морды и расступились, открывая узенький проход к противоположной стене. Хуже уже не будет, решил Чухонь и двинулся по дорожке, искоса поглядывая на пасюков.

Ничего необычного в том месте, куда привели его обитатели темницы, он не заметил. Стена как стена. Холодная, корявая, покрытая вонючей слизью. Ощупав в сотый раз каждый выступ, Чухонь в отчаянии саданул кулаком по неровному камню.

Вечно с ним что-то случается. Прав был дядька Хрысь, когда говорил: «Крысомать при твоем рождении отвлеклась почистить хвост». Небольшого роста, бесцветный, с острыми чертами лица, Чухонь казался себе недоношенным крысенком — самым мелким в помете.

Вдруг камень под рукой дрогнул, издал низкий стон и уполз вовнутрь. На его месте в полутора метрах над полом открылся квадратный проход. Достаточно большой, чтобы пролезть тщедушному Чухоню. Он подтянулся на руках и нырнул в спасительную щель.

Туннель оказался таким тесным, что ползти приходилось, не отрывая живота от пола. Пахло плесенью и ржавчиной. Влажные стены блестели желто-зелеными подтеками. Наверное, раньше эта труба служила для подачи воды в колодец, пока его не приспособили под крысиный загон.

Чухонь одолевал метр за метром и с тоской думал о родной Норе. Как весело там горят желтые фонарики, как уютно мурлычет шерстокан и бубнит дядька Хрысь. Даже Гоблин с Пельменем теперь казались славными ребятами.

Внезапно туннель закончился, и он замер, высунувшись до пояса из дыры, словно дождевой червь из земляного склона, созданного лопатой рыбака. В обе стороны уходил широкий коридор с высокими сводами. По стенам тянулись черные кишки проводов и тонкие трубы, покрытые капельками воды. Где-то рядом была Нора. Конечно, не своя, чужая, но братья везде братья. Он пойдет к местному бригадиру и расскажет про колодец с крысами. В Братстве законы суровые — Сиплого накажут. А за то, что прикрывался распоряжением Старшего Сына — Крысоматери, еще и язык отрежут! Не мог Глухой отдать такой приказ.

Точно, не мог!

Чухонь бодро шагал по тоннелю, мыслями уже находясь в Норе. Он то и дело принюхивался, надеясь почувствовать братьев, но воздух был наполнен запахом сырости и плесени. С каждым поворотом росло беспокойство: куда же ведет эта дорога, если не к жилью?

Коридор в очередной раз свернул, и Чухонь очутился в огромном зале. Его потолок и стены терялись в темноте, а пол представлял собой гигантскую бетонную платформу. По ее поверхности змеились провода, уходя в круглые отверстия по краям. Из отверстий шел слабый свет, и слышались приглушенные голоса. Чухонь присел на корточки, заглянул в одно из них и едва не свалился вниз от удивления.

Он сидел на крыше бункера тайной резиденции Глухого — главы Норного Братства. Любящего, но строгого Старшего Сына Крысоматери. Того, чей портрет висел в каждой Норе подземного города. Чухонь ощутил прилив восторга. Его руки задрожали, на глаза навернулись слезы — он почувствовал, что все кошмары остались позади. Глухой поможет ему и накажет лысого горбуна!

Сквозь решетку, прикрывавшую круглое отверстие, Чухонь ошалело разглядывал роскошный кабинет Глухого. Это тебе не Нора с деревянными нарами и жгущими кислород буржуйками. Огромную комнату мягко освещали дымчатые шары светильников. Их держали в когтистых лапах позолоченные статуи странных существ, напоминавших одновременно крыс и ящериц. Стены драпировал бордовый бархат. Черные, отполированные до блеска колонны подпирали низкий потолок.

В центре помещения, поразившего воображение бедного Чухоня, находился стол. Он был таким огромным, что человек, сидевший за ним, казался лилипутом, занявшим место Гулливера. Но это только казалось. Глава Норного Братства вот уже без малого тридцать лет занимал свое и только свое место. Его предшественники, чьи кости давно сточила сырость заброшенных коридоров, могли бы подтвердить полное право Глухого жить в роскошных покоях, но никому из братьев не приходило в голову их об этом спросить.

Худой, болезненно бледный, с темной шапочкой зализанных волос, он напоминал унылый гриб, выросший среди позолоты и бархата. Однако трепещущий от счастья Чухонь немедленно прогнал это нелепое сравнение — Старший Сын должен быть образцом красоты и мужества! Этому не могло помешать даже отсутствие правого уха. На его месте зияла окруженная страшными шрамами дыра.

Глухой сидел в огромном кожаном кресле. Позади него во всю стену раскинулось белое полотно с двумя рваными черными полосами. Эмблема Братства.

— Ну, объясни, как это могло случиться? — с обманчивой мягкостью попросил Глухой, и Чухонь задрожал от волнения — он слушал голос Старшего Сына, словно волшебное пение синегрибов.

Перед столом замер широкоплечий человек в плаще из черной кожи. Его лицо походило на гнилую картофелину. Редкие песочного цвета волосы тщетно пытались прикрыть обширную лысину. Кайзер, догадался Чухонь. Начальник личной охраны Старшего Сына. Специалист по изощренным наказаниям и пыткам. Верный хранитель интересов Братства. Тех, кто попадали к нему на допрос, спускали потом в канализацию в спичечном коробке. После Кайзера хоронить было нечего.

Чухонь никогда не видел руководителей Братства так близко. Сидя в своем убежище, он, затаив дыхание, старался не пропустить ни слова.

Дата добавления: 2015-07-24