Глава 9. Несмотря на бессонную ночь, Кит встала рано, натянула штаны цвета хаки

Несмотря на бессонную ночь, Кит встала рано, натянула штаны цвета хаки, вид которых привел бы Элсбет в крайнее негодование, а поверх отделанной кружевом сорочки застегнула мальчишечью рубаху. Жаль, что рукава длинные, но иначе руки скоро станут коричневыми, как калифорнийский орех. Оставалось утешать себя, что белая ткань так же тонка, как батист сорочки, и жарко ей не будет.

Она заправила рубашку в штаны, перетянула талию ремнем и, надев сапожки, наслаждалась их мягкостью. Это была ее первая пара по‑настоящему дорогих сапог для верховой езды, и она не могла дождаться, когда их примерит.

Сегодня Кит заплела длинную косу, из которой мгновенно выбились мелкие завитки, почти закрывшие крошечные серебряные сережки, и водрузила на голову черную мужскую шляпу с прямыми полями и тонким кожаным шнурком, завязывающимся под подбородком. Закончив одеваться, она подошла к зеркалу и нахмурилась. Несмотря на мужской костюм, никто не примет ее за мальчишку! Мягкая материя сорочки недвусмысленно обтягивала грудь, а узкие брюки так и льнули к бедрам!

Впрочем, какая разница! Она намеревается носить этот довольно вызывающий костюм исключительно в пределах «Райзен глори», а для официальных выездов у нее есть новая амазонка.

Кит брезгливо поморщилась при мысли о дамском седле. Омерзительно! До сих пор она пользовалась им исключительно на прогулках в Центральном парке. Господи, до чего же идиотское изобретение, лишавшее ее ощущения силы и свободы! В нем Кит чувствовала себя неловкой и неуклюжей и боялась, что вот‑вот свалится.

Она потихоньку выбралась из дома, обойдясь без завтрака и утренней беседы с Софронией. Старая подруга пришла к ней прошлой ночью, вежливо выслушала ее рассказы, но сама не стала откровенничать. Кит попробовала было расспросить подробнее о ее жизни, но Софрония принялась пересказывать сплетни о соседях, о себе же не говорила ничего. Только спросив о Магнусе, Кит увидела прежнюю Софронию: дерзкую, надменную и сварливую.

Она всегда была загадкой для Кит, а теперь и вовсе казалась сфинксом. Подруга стала другой, и дело не в красивой одежде и хорошей еде. Софрония, казалось, с трудом выносила Кит. Может, так было всегда, но в то время Кит была слишком молода, чтобы это понять. Хотя… удивительнее всего, что под налетом злости и неприязни бурлила прежняя любовь к Кит, и она это ясно чувствовала.

Завернув за угол, Кит осторожно потянула носом воздух. Пахло точно так, как всегда: теплой землей и свежим навозом. Она даже уловила доносившуюся откуда‑то издалека слабую вонь скунса, вовсе не такую уж неприятную, если принюхаться. Из‑за сарая выскочил Мерлин, и Кит остановилась, чтобы почесать его за ухом и бросить палку, которую тот немедленно притащил обратно.

Лошадей еще не выводили в загон, поэтому она вошла в конюшню — новое здание, выстроенное на фундаменте старого, сожженного янки. Каблуки сапог звонко щелкали по полу, подметенному так же чисто, как в те времена, когда за этим следила Кит.

Из десяти стойл были заняты всего четыре. В двух стояли упряжные лошади. Осмотрев оставшихся, она сразу же отвергла одну старую пегую кобылу — очевидно, смирную, но никак не резвую. Неплохая лошадка для неопытного седока, но Кит давно уже нельзя назвать таковой.

Зато в вороного жеребца с белой звездочкой на лбу она влюбилась с первого взгляда. Крупный, статный, он нервно перебирал ногами и косил глазом.

Кит погладила длинную, изящную шею.

— Как тебя зовут, мальчик?

Животное тихо заржало и мотнуло головой. Кит улыбнулась.

— Думаю, мы с тобой подружимся.

В этот момент дверь конюшни отворилась и в проеме появился парнишка лет одиннадцати‑двенадцати.

— Вы миз Кит?

— Да. А ты кто?

— Сэмюел. Майор велел передать вам, что, если захотите прокатиться верхом, седлайте Леди.

Кит с подозрением уставилась на понурую кобылу.

— Леди?

— Да, мэм.

— Прости, Сэмюел, — бросила она, потрепав шелковистую гриву жеребца, — мы оседлаем вот этого скакуна.

— Это Соблазн, мадам. И майор строго‑настрого велел оставить Соблазна в покое и взять Леди. И еще сказал, что, если я позволю вам вывести Соблазна из стойла, он сдерет с меня шкуру и вам придется жить с этим грехом на совести.

Кит едва не взорвалась от столь откровенного шантажа. Вряд ли он выполнит свою угрозу в отношении Сэмюела, но у этого человека сердце черное, как у всякого негодяя‑янки, поэтому рисковать нельзя. Она уставилась на Соблазна горящими желанием глазами. Соблазн. Никогда еще кличка не была такой меткой.

— Седлай Леди, — вздохнула она. — Я сама поговорю с мистером Кейном.

Как она и думала, Леди куда больше интересовали овес и свежее сено, чем скачки по полям. Скоро Кит отбросила все попытки пустить кобылу рысью и стала осматриваться.

Почти все лачуги рабов были снесены. Девушка не позволяла себе думать об этой части «Райзен глори» и сейчас обрадовалась, увидев расчищенное пространство. Несколько уцелевших хижин были отремонтированы и покрашены. Вокруг каждой разбит садик, где росли цветы и плодовые деревья, Кит помахала детям, играющим в тени тех же самых эвкалиптов, которые когда‑то защищали от солнца и ее.

Добравшись до границы первого засаженного поля, Кит спешилась и подошла ближе. Молодые кусты были усыпаны тугими бутонами. У самого носка сапога прошмыгнула ящерица, и Кит улыбнулась. Ящерицы и жабы вместе с ласточками и пересмешниками уничтожали паразитов, пожиравших листья растений. Пока еще рано говорить, но, похоже, Кейн получит неплохой урожай.

Гордость и гнев раздирали ее. Этот урожай должна была вырастить она. Только она!

Кит еще раз оглядела хорошо знакомую землю и едва не вскрикнула. К обуревавшим ее чувствам прибавилась паника. Плантация выглядела куда более процветающей, чем она представляла. Что, если ее денег не хватит на выкуп «Райзен глори»? Нужно любым способом получить доступ к счетным книгам. Кит даже подумать боялась, что Кейн откажется продавать плантацию.

Она подошла к Леди, мирно щипавшей клевер, и схватила поводья, которые не позаботилась привязать к дереву. Встав на деревянную колоду, девушка вскочила в седло и направилась к пруду, где провела столько счастливых часов, резвясь в воде. Здесь все было по‑старому: чистая вода и заросшие ивами берега. Она пообещала себе поплавать здесь, как только уверится, что никто не станет подсматривать.

Вскоре Кит добралась до крохотного кладбища, где были похоронены мать и дед с бабкой, и остановилась у железной ограды. Только отец лежал далеко, в братской могиле Харден‑Каунти, штат Теннесси, неподалеку от церкви Шило. В самом углу кладбища находилась могила Розмари Уэстон.

Кит с тяжелым вздохом подстегнула кобылу и повернула на юго‑восток, к новой прядильне, о которой слышала от Брэндона Парселла. Миновав небольшую рощицу, она увидела стреноженного гнедого и решила, что это, должно быть, Вандал, тот конь, о котором рассказал Сэмюел, пока она седлала Леди. Неплохое животное, но Кит скучала по Аполлону.

Она вдруг вспомнила слова Магнуса: «Майор не позволяет себе привязываться к тому, что любит. Он отдает лошадей и книги прежде, чем поймет, что не сможет без них обойтись».

Кит натянула поводья. Вот она, новая прядильня! Южные штаты обычно переправляли большую часть очищенного хлопка в Англию для дальнейшей обработки. После войны наиболее смышленые плантаторы построили свои прядильни, где выделывались нитки, после чего компактные шпули, занимавшие куда меньше места, чем объемные кипы, грузились на пароходы. Таким образом экономилось немало денег на перевозке грузов. Вскоре эта идея должна получить широкое распространение. Жаль только, что она пришла в голову Кейну.

Прошлой ночью, расспросив Софронию, Кит узнала, что майор не закупил мощных ткацких станков. Только прядильные. Здесь собранный хлопок будет очищаться, расчесываться и заправляться в станки, чтобы потом превратиться в нитки.

Перед ней выросло продолговатое кирпичное здание в два с половиной этажа со множеством окон, куда меньше тех огромных прядилен Новой Англии на реке Мерримэк, которые она видела на картинках. Но здесь это здание казалось чем‑то инородным. Ничего не скажешь, его постройка все усложнила.

Отовсюду слышались стук молотков и голоса рабочих. Трое трудились на крыше, четвертый, со стопкой дранки за спиной, взбирался по лестнице, прислоненной к стене здания.

Все успели сбросить рубашки. Когда один из рабочих выпрямился, на его спине заиграли бугры мышц. Даже не видя лица, она узнала его и снова тронула кобылу. Подъехала поближе и спешилась.

Здоровенный детина, толкавший тачку, увидел ее и подтолкнул соседа. Оба бросили работу и вытаращились на Кит. Постепенно на стройке воцарилась тишина, и мужчины один за другим стали выходить из здания и высовываться в открытые окна, чтобы увидеть молодую женщину, одетую в мужской костюм.

Кейн, удивляясь неожиданному молчанию, свесился вниз. Правда, он увидел только низкую тулью шляпы, но сразу же догадался, кто ее обладательница. Один взгляд на стройное тело, так ясно обрисованное белой рубашкой и штанами, туго обхватившими округлые бедра и длинные ноги, все ему сказал.

Покачав головой, он спустился вниз, остановился перед Кит и стал откровенно ее изучать. Боже, как она прекрасна!

Щеки Кит пылали от смущения. Следовало бы надеть скромную амазонку, которую она ненавидела! Вместо того чтобы дать ей нагоняй, Кейн, похоже, откровенно восхищался ее нарядом. Уголок его губ чуть приподнялся.

— Можешь надевать любые штаны — все равно больше не сойдешь за помощника конюха.

Его приветствие вывело Кит из себя.

— Прекрати.

— Что именно?

— Улыбаться.

— Мне запрещено улыбаться?

— Не рекомендуется. Выглядит по‑дурацки. С твоей физиономией — только хмуриться и рычать на окружающих, больше она ни на что не годна.

— Попытаюсь запомнить.

Он взял ее за руку и подтолкнул к двери прядильни.

— Пойдем, покажу, что тут делается.

Хотя строительство подходило к концу, внутри был установлен только паровой двигатель, которому предстояло приводить станки в движение. Кейн стал рассказывать ей про приводной ремень и веретена, но Кит никак не могла сосредоточиться. Ему следовало бы надеть рубашку, прежде чем выступать в роли гида. Кейн познакомил ее с Джейкобом Чайлдзом, рыжеволосым мужчиной средних лет, уроженцем Новой Англии, которого он переманил с прядильни в Провиденсе. Она впервые узнала, что Кейн за последние годы несколько раз ездил на Север, чтобы изучить работу текстильных предприятий. Кит почему‑то задело, что он ни разу не заехал в академию навестить ее. Она не стала скрывать своего недовольства.

— Я об этом не подумал, — преспокойно заявил Кейн.

— Опекун из тебя и в самом деле никакой.

— Тут я с тобой не стану спорить.

— А что, если бы миссис Темплтон каждый день задавала мне порку?

— Вряд ли. Ты попросту пристрелила бы ее, так что подобные вещи меня не волновали.

Она видела, как Кейн гордится прядильней, но, когда они вернулись во двор, не нашла в себе сил поздравить его.

— Я хотела бы поговорить о Соблазне.

Но Кейн, казалось, ее не слушал. Она опустила глаза, чтобы понять, на что он смотрит, и увидела, что солнечные лучи ярко озаряют контуры ее фигуры, плохо видные в полумраке прядильни. Она проворно отскочила в тень и ткнула пальцем в Леди, уничтожавшую траву на полянке.

— Эта лошадь едва ли не старше мисс Долли. Я хочу ездить на Соблазне.

Кейн с трудом перевел взгляд на ее лицо.

— Он слишком резв для женщины. Понимаю, что Леди немолода, но тебе придется довольствоваться ею.

— Я с восьми лет скакала на таких лошадях, как Соблазн.

— Прости, Кит, но конь чересчур опасен даже для меня.

— Но мы говорим не о тебе, — вкрадчиво заметила девушка, — а о том, кто понимает толк в лошадях.

Укол вовсе не задел Кейна, и он, вместо того чтобы рассердиться, улыбнулся.

— Ты так думаешь?

— Хочешь убедиться? Давай так: ты на Вандале, я на Соблазне. Поскачем от ворот рядом с коровником, мимо пруда, к кленовой рощице и до этого места.

— Я не поддамся на твои уловки. Тебе меня не подначить.

— О, я и не думала тебя подначивать, — мило улыбнулась девушка. — Просто вызываю на поединок.

— Вижу, ты обожаешь опасность, Катарина Луиза?

— Это единственный способ что‑то тебе доказать.

— Ладно, посмотрим, что почем.

Он согласился скакать наперегонки с ней! Она едва не завопила от радости, но вовремя сдержалась, видя, что он схватил рубашку с козел для распилки дров. Застегиваясь, он раздавал приказы мужчинам, сгрудившимся вокруг девушки. Потом надел поношенную широкополую шляпу с засаленной лентой, свидетельствующей о долгих годах службы.

— Встречаемся в конюшне, — бросил он, вскочил в седло и отъехал, не позаботившись подождать Кит.

Леди, давно мечтавшая о кормушке с овсом, радостно побежала домой — куда быстрее, чем перед этим, — но все равно они прибыли туда гораздо позже Кейна. Соблазн уже был оседлан, и Кейн проверял ремни подпруги. Кит спешилась, бросила поводья Сэмюелу и, подойдя к жеребцу, провела ладонью по бархатистому носу.

— Готова? — коротко спросил Кейн.

— Готова.

Он подсадил ее, и Соблазн, едва ощутив на себе тяжесть, тут же стал перебирать ногами и становиться на дыбы, так что Кит потребовалось все ее мастерство, чтобы укротить его. К тому времени как конь наконец успокоился, Кейн уже вскочил на Вандала.

Кит, опьяненная ощущением скрытой, но готовой каждую минуту вырваться на свободу силы, едва удерживала желание дать Соблазну волю. Неохотно натянув узду, она подъехала к воротам.

— Выигрывает тот, кто первым доберется до прядильни, — объявила она Кейну.

Он с издевательским почтением коснулся пальцем шляпы.

— Я не собираюсь делать ничего подобного.

— Что ты хочешь этим сказать? — поразилась Кит. Ей необходима эта скачка! Она хотела потягаться с ним в таком деле, где его рост и сила не дают преимуществ. В седле все различия между мужчиной и женщиной исчезают.

— Только то, что сказал.

— Неужели герой Мишинери‑Ридж боится потерпеть поражение от женщины на глазах у своих работников?

Кейн слегка прищурился от неестественно яркого солнца.

— Мне нечего доказывать, и тебе не удастся поймать меня на удочку.

— Почему же ты в таком случае приехал сюда?

— Ты слишком расхвасталась там, у прядильни, вот я и решил убедиться, есть ли хоть капля правды в твоих словах.

Кит положила ладонь на луку и улыбнулась:

— Я не хвасталась. Просто констатировала факт.

— Болтовня немногого стоит, Катарина Луиза. Посмотрим, какова ты в деле.

И прежде чем она успела ответить, он пришпорил коня. Она растерянно смотрела, как Вандал перешел с легкой рыси на галоп.

Для человека его размеров Кейн идеально держался в седле: свободно и прямо, словно прирос к спине коня… Кит поняла, что как наездник он ничем ей не уступает. Еще одна заноза в сердце. Еще один пункт в списке обид.

Она пригнулась к самой гриве Соблазна и прошептала:

— Ну же, парень, давай покажем ему!

И Соблазн показал. Показал все, на что способен. Сначала они скакали голова в голову с Вандалом, но, почувствовав, что Соблазн так и рвется вперед, она дала ему волю. Свернув в сторону от поля, они поскакали по открытому лугу. Конь летел как ветер, стелясь над землей, и для Кит все окружающее исчезло. Осталось только непередаваемое ощущение свободы и счастья. Великолепное животное словно срослось с всадницей.

Впереди она заметила низкую живую изгородь и, чуть сжав бока Соблазна, направила его туда.

Когда они подскакали ближе, Кит подалась вперед, продолжая стискивать бока животного. Соблазн без малейшего труда взял препятствие, и Кит ощутила мощь и силу его мышц.

Она неохотно натянула поводья и обернулась. Пока и этого достаточно. Если она станет подгонять коня, Кейн обвинит ее в безрассудстве. Не стоит давать ему предлог для отказа, иначе не видать ей Соблазна.

Кейн ждал ее на лугу. Она остановила коня и вытерла рукавом пот со лба. Седло Кейна слегка скрипнуло.

— Неплохо, совсем неплохо.

Кит молчала в ожидании вердикта.

— Ты и в Нью‑Йорке такое вытворяла, когда ездила верхом?

— Ну… я не назвала бы это ездой, — призналась она. Кейн повернул обратно.

— Значит, завтра ты ходить не сможешь. Наверное, все себе отбила.

И больше он ничего не хочет ей сказать?

Она с минуту смотрела на удалявшуюся спину Кейна, прежде чем пришпорить Соблазна и догнать его.

— Ну?

— Что «ну»?

— Ты позволишь мне взять эту лошадь?

— Почему бы и нет? При условии, что ты не станешь портить ее дамским седлом.

Кит расплылась в улыбке и подавила желание снова пуститься вскачь.

Она снова обогнала Кейна и оказалась во дворе гораздо раньше. Пока Сэмюел держал коня под уздцы, она спрыгнула на землю и сосредоточенно нахмурилась.

— Дай ему как следует остыть, — велела она помощнику конюха. — И покрой попоной. Я сегодня не жалела его.

Кейн подъехал как раз вовремя, чтобы услышать приказ.

— Сэмюел почти такой же хороший конюх, каким была когда‑то ты, Кит, — сообщил он, спешившись. — Правда, штаны идут ему куда меньше, чем тебе.

Целых два с половиной года Софрония неутомимо наказывала Магнуса Оуэна за вмешательство в свою жизнь. За то, что посмел встать между ней и Бэроном Кейном. И теперь дверь задней гостиной, которой она пользовалась как своим кабинетом, с силой распахнулась.

— Я слышал, ты хотела меня видеть, — произнес Оуэн. — Что‑то случилось?

Служба надсмотрщика в «Райзен глори» изменила его. Мускулы под мягкой коричневой рубашкой и темными брюками налились и окрепли, и теперь в нем ощущалась некая особенная, приобретенная тяжким трудом выносливость, которой раньше не было. Лицо по‑прежнему оставалось гладким и красивым, но сейчас, как всегда в присутствии Софронии, в уголках глаз появились напряженные морщинки.

— Ничего особенного, Магнус, — со снисходительным видом отмахнулась Софрония. — Насколько мне известно, ты сегодня собрался в город, а мне понадобились кое‑какие припасы.

Не поднимаясь со стула, она протянула список, заставив Магнуса подойти к ней.

— Ты оторвала меня от работы только для того, чтобы сказать об этом? Я тебе не мальчик на побегушках! — прошипел Магнус, вырвав у нее список. — Почему ты не послала Джима?

— А я об этом и не подумала, — хмыкнула Софрония, испытывая извращенную радость при мысли о том, что она так легко смогла вывести Магнуса из себя. — Кроме того, Джиму поручено вымыть окна.

Магнус сжал кулаки.

— Должно быть, мытье окон куда важнее, чем забота о хлопке, благодаря которому эта плантация еще держится.

— Ну и ну! Высокого же мнения ты о себе, Магнус Оуэн! — усмехнулась Софрония, вставая. — Воображаешь, что плантация разорится только потому, что надсмотрщик на несколько минут покинул поля?

Крохотная жилка задергалась на лбу Магнуса. Шершавая от работы ладонь уперлась в бедро.

— Не очень‑то нос задирай, женщина, тебе это не к лицу. Смотреть уж больно неприятно. Кое‑кому следует немножко укротить тебя, прежде чем попадешь в настоящую беду.

— Кое‑кому? Уж не тебе ли? — фыркнула Софрония и, вскинув голову, выплыла в коридор.

Магнус, обычно настолько спокойный, что разозлить его было почти невозможно, сейчас выбросил руку вперед и, как клещами, сжал ее запястье. Софрония охнула от неожиданности, когда он втащил ее обратно в гостиную и захлопнул дверь.

— Ну да, верно, — протянул он, вдруг обретя знакомый мягкий говорок своего детства, — я и позабыл, что миз Софрония слишком хороша для нас, бедных ниггеров.

Ее золотистые глаза гневно сверкнули, когда он притиснул ее к двери.

— Отпусти! — взвизгнула она, толкнув его в грудь, но, хотя они были одного роста, Магнус оказался куда сильнее. С таким же успехом она могла пытаться сдвинуть тростинкой могучий дуб. — Отпусти меня!

Напрасно. То ли он не расслышал панических ноток в ее голосе, то ли до смерти устал от постоянных издевок — как бы там ни было, вместо того чтобы разжать руки, он лишь усилил хватку, пригвоздив ее плечи к лакированным доскам. Раскаленное тело Магнуса обжигало даже сквозь юбки.

— Значит, миз Софрония думает, что если изображать из себя белую леди, то, проснувшись в одно прекрасное утро, она и в самом деле окажется белой. И тогда ей не придется никогда больше разговаривать с черномазыми… разве что надо будет отдавать приказы.

Софрония повернула голову и зажмурилась, пытаясь не видеть его презрительной гримасы, но

Магнус и не думал ее щадить. Голос стал мягче, но слова ранили хуже острого ножа.

— Будь миз Софрония в самом деле белой, ей не пришлось бы обращать внимание на чернокожего, жаждущего заключить ее в объятия, сделать своей женщиной и иметь от нее детей. Зачем ей беспокоиться, что чернокожий хочет всегда быть рядом, утешать, когда он чувствует себя одинокой, стариться рядом с ней, вместе лежать на широкой перине? Нет, миз Софронии ни к чему было бы думать о таких пустяках. Для этого она слишком хороша! И слишком бела!

— Замолчи! — выдохнула Софрония, зажимая руками уши, чтобы не слышать жестоких речей. Магнус отступил, но она не пошевелилась. Словно окаменела. Спина неестественно выпрямлена, ладони по‑прежнему прижаты к ушам. По щекам струятся слезы.

Магнус со сдавленным стоном притянул к себе неподатливое тело.

— Ну‑ну, девочка, — ворковал он, — все хорошо. Прости, что заставил тебя плакать. Ни за что на свете не хотел тебя обидеть. Ну же, успокойся, все будет хорошо.

Постепенно, мало‑помалу Софрония расслабилась и на мгновение обмякла. Он такой теплый. Такой надежный. С ним хорошо и безопасно.

Безопасно?

Какая чушь!

Она дернулась, как от укола, распрямила плечи и, несмотря на то что слезы никак не высыхали, гордо вскинула голову.

— У тебя нет права говорить со мной в таком тоне! Ты не знаешь меня, Магнус Оуэн! И не смеешь оскорблять!

Но и Магнус не собирался отступать. У него тоже была своя гордость.

— У меня есть глаза, и я вижу, как ты расточаешь льстивые улыбочки всякому белому, что посмотрит в твою сторону. Зато черных видеть не желаешь.

— А что может дать мне негр? — свирепо прошипела она. — У них нет власти. Моя мать, бабка и прабабка… их всех любили черные мужчины. Но когда белый ворвался в хижину среди ночи, ни один из этих так называемых любовников не защитил своих женщин. Ни один не бросился на помощь собственным детям, которых продавали на невольничьих рынках. Ни один пальцем не шевельнул, когда женщин, которых они любили, привязывали к столбам и пороли, пока спины не превращались в кровавую рану. И нечего говорить мне о черных!

Магнус снова шагнул к ней, но, видя, что она отвернулась, подошел к окну.

— Времена изменились, — мягко напомнил он. — Война окончена. Ты больше не рабыня. Мы все свободны. Теперь все по‑другому. Мы получили право голоса.

— Дурак! Думаешь, только потому, что белые разрешили тебе голосовать, ты стал им равным? Да это ничего не значит!

— Еще как значит! Теперь ты американская гражданка и защищена законами этой страны.

— Защищена? — пренебрежительно выплюнула Софрония. — Для черной женщины нет другой защиты, кроме той, что она найдет себе сама.

— Продавая свое тело любому белому богачу, который захочет его купить? Это, по‑твоему, правильно?!

Софрония, круто развернувшись, набросилась на него:

— Может, подскажешь, чем еще торговать негритянке? Мужчины веками пользовались нами, не давая ничего взамен, кроме выводка детей, которыми потом торговали плантаторы! Ну так вот, мне нужно больше, и я это получу. У меня будет свой дом, красивые платья и сытная еда. И самое главное — меня никто больше не обидит!

Магнус съежился, как от пощечины.

— Не обидит, потому что продашь себя в неволю? Только что иного рода! Именно так собираешься добиться безопасности?

Но Софрония не отвела взгляда.

— Если я сама выберу хозяина и оговорю условия, о какой неволе может идти речь? И сам знаешь, если бы не ты, я уже имела бы все это. Но тебе приспичило лезть не в свое дело!

— Кейн не даст тебе того, что ты хочешь.

— Ошибаешься! Он дал бы мне все, о чем бы я ни попросила, да только ты все испортил!

Магнус оперся о резную спинку диванчика, обитого розовым дамаском.

— Во всем мире нет другого человека, которого бы я уважал больше. Он спас мне жизнь, и я готов сделать все ради него. Он честен и справедлив, и это знают все, кто на него работает. Парни пойдут за ним в огонь и воду. И ты, должно быть, уже поняла, что с женщинами он настоящий кремень. Пока еще ни одной не удавалось прибрать его к рукам.

— Он хотел меня. Не ворвись ты к нам в ту ночь, он дал бы мне все, чего я хочу.

Магнус стремительно подошел к ней и коснулся смуглого плеча. Софрония инстинктивно отпрянула, хотя от его прикосновения, как ни странно, стало легче.

— А если бы и дал, что дальше? — спросил он. — Смогла бы ты скрыть дрожь, которая охватывает тебя, когда мужчина всего лишь сжимает твои пальцы? Даже если твой покровитель белый и богат, сумеешь ли ты забыть, что он еще и мужчина?!

Он ударил в больное место. Слишком близко подошел к разгадке ее ночных кошмаров.

Софрония повернулась и, ничего не видя перед собой, побрела к столу. Только уверившись, что язык ей повинуется и голос не выдаст бушующего в душе смятения, она холодно заявила:

— У меня много дел. Если не согласишься привезти мне припасы, я пошлю Джима.

Она не думала, что Магнус ответит. Прошло несколько бесконечных минут, прежде чем он кивнул:

— Я все сделаю.

Взяв список, он пошел к выходу. Софрония долго смотрела на закрывшуюся дверь, охваченная безрассудным желанием броситься за ним. Но разум взял верх. Пусть Магнус Оуэн получил завидную должность надсмотрщика плантации, все равно он был и остался чернокожим и никогда не сможет дать ей безопасность и защиту.

Дата добавления: 2015-07-20