Котлован.

Как у села Романково материализовался Котлован, вернее целых два Котлована, наполненных чистейшей озёрной водой, история скромно умалчивает. Возможно когда-то приехали экскаваторы, вырыли пару больших ям в Поисках-Чего-то-Ценного, но то ли не нашли, то ли нашли то, что искали и выкопали то, что искали до самого конца. И в итоге покинули Котлован, который с тех пор заполнился дождевой водой, а вскоре заполнился и отдыхающтими.
Сначала их было не особо много, и все они были с Левого Берега. Но настоящее раздолье началось, когда в лихие 90-е каким-то чудом удалось достроить Новый Мост через Днепр и горожане массово устремились на Котлован, постепенно забив на всё более зарастающий водорослями и загрязнённый Днепр. Работяги, студенты, школьники, богатые, бедные, дети, родители – все они если не уезжали куда-то в отпуск, то непременно грели свои тела на Котловане. И, разумеется, не забывали о водных процедурах там же и оставляли на Котловане груды мусора.
И вот в сторону Котлована устремилась с пляжными принадлежностями в кульках и наша великолепная четвёрка в лице меня, Вадика, Гриши Кацапенко и его невесты по имени Алёна. Гриша Кацапенко за время моего отсутствия в Дрезден-Сити успел отслужить в десантуре, которую на Украине чей-то надмозг официально переименовал в аеро-мобільні війська (видимо, чтоб патриотичней звучало), повкалывать на стройках в Москве, но в итоге всё равно вернуться в Дрезден-Сити по причине кризиса 2008 года. На радость светловолосой и стройной Алёнке, которую я видел ещё в последний свой приезд, и которая тогда уже была влюблена в Гришу. Гриша, теперь работающий кровельщиком, практически не поменялся – как был в хорошем смысле альфа-самцом, так и остался, в былые годы вообще бил морды всем, кто про него на стенке плохо писал, но теперь его злость превратилась в просто обострённое чувство справедливости. Как оно проявляется, я вам на этих страницах поведаю позже.
А пока вот сейчас мы идём по улице Долматова, всё больше и больше дряхлеющей и покрывающейся трещинами на домах, ямами на асфальте и где точно так же стремительно исчезают погреба, и заводим разговор о выборах в Верховную Раду.
- Гхриш, ты за кого гхолосовать пойдёшь? – спрашивает Вадик
- Не знаю, Вадик! – отвечает Гриша – там в Раде одни п***расы, но прогхолосовать всё равно хочу.
- Я вообще, сколько себя помню никогда и ни за кого не голосовал – вставляю свои 5 копеек я – не верю политиканам и всё тут.
Все уставились на меня с нескрываемым недоумением.
- А как же будущее страны? Как же твой гхолос? Его ж за тебя посчитают! – вразумляет меня Вадик.
- У нас в России – говорю я – точно так же людей любят разводить насчёт ‘за тебя всё порешают’. Один мой приятель тоже решил решить судьбу страны, проголосовав за СправоРоссов, только потому, что хотелось таким образом выразить протест против Путина. А потом офигел, когда увидел среди них Мизуллину, которая везде стала со своими запретами пиариться. Да и я ведь политологию кончал явно не для того, чтоб быть электоратом – слишком хорошо знаю все эти технологии накрутки голосов, равно как и то, что мой голос не имеет никакого значения. Я что пришёл на выборы, что не пришёл – во власть всё равно пролезут м***ки, которые всегда будут обманывать и кидать, вне зависимости от того проголосовал я или нет. Да и когда не голосуешь – ни в ком не разочаровываешься.
- Зря ты так, Саня – вздохнул Вадик, глянув на меня с сожалением, словно на так и не выросшего ребёнка – а я вот пойду гхолосовать, но за тех кого никто не знает и кто не замарался ещё ни в чём. Потому шо все, кто в Раде сидят – они все замаранные.
Переубеждать я его не стал, да и вообще в последнее время я стал остерегаться ввязываться в споры по поводу политики. Я – человек горячийи упёртый – и если я во что-то сильно верю, я своей верой в итоге всех задалбливаю так, что рискую потерять друзей. Потому свои взгляды я не стал навязывать ни Грише, ни Вадику, ни тем паче Алёне, которая в наших беседах не принимала активного участия.
Вскоре мы вышли на проспект Ленина, чуть чуть поднялись по нему наверх и стали голосовать. Маршрутки, как назло не ловились – одни легковушки да грузовики на средней передаче катились себе вниз и медленно, словно опасаясь резких движений, по рельсам спускались трамваи.
- Ну гхде же они? – занервничал Гриша.
- Всё щас будет, Гхриш! – успокоила его Алёна и нежно обняла Гришу.
Наконец через полчаса показался белый микроавтобус Богдан, который мигнул в нашу сторону жёлтой фарой поворотника и остановился перед нами. Глянув на номер и убедившись, что это наша маршрутка, мы заскочили туда, захлопнули дверь и, рассевшись по своим местам, тронулись в путь. Я хотел было заплатить за проезд, но вмешались Вадик и Гриша:
- Сань, ну нє надо – мы сами заплатим за тебя.
- Да ладно, пацаны – смущаюсь я – мне же не хочется быть должником, да и я вроде б ещё при деньгах.
- Да нє – говорит Гриша – Ты ж у нас гхость, вот и чувствуй себя, как в гхостях!
В итоге Гриша и Вадик сами за меня заплатили, я свои рубли переведённые ещё вчера в гривны сунул назад в кошелёк.
Маршрутка пролетела через весь проспект Ленина, а у ДМК свернула в сторону проспекта Пелина. Да так резво, что я даже памятник Прометею – нашу главную городскую достопримечательность, чем то похожую на атеистический ответ Александринскому Столбу рассмотреть толком не успел. С проспекта Пелина маршрутка наша по виадуку взлетела на Новый Мост, в момент этого взлёта я даже заметил рельсы, по которым обычно шла Четвёрка – трамвай номер 4, следовавший по маршруту Одесская улица – Коксохим, единственный в городе маршрут имеющий привелегию не доезжать до ДМК.
А затем с Нового Моста я наблюдал по пути сплошной и бесконечный индастриал – склады, заводики, ДМК, железнодорожные пути для товарняка, портовые краны. И всё это я пробовал снимать на свой фотоаппарат – порой удачно, а порой получая размытое иозбражение. Ведь скорость движения ещё никто не отменял.
Затем под нашим мостом стали проноситься воды Днепра и я ещё активнее стал фотографировать голубые воды этой великой реки и глядя в её глазурь, снова как в том сне погрузился в свои воспоминания.

Флэшбэк. Мечты о Левом Береге.

Ещё не прозвенел звонок, а толпы школьников, включая и 9-летнего меня, дружно выскочила из подвальной столовой нашей школы и стала подниматься наверх – поближе к классам. На лестнице темно, но я отчётливо вижу на одном из ребят писк моды 1996 года – кроссовки со светящейся подошвой. Уже то, как загораются красные лампочки на заднике этих кроссовок, заставляет меня желать, во что бы то ни стало получить эти кроссовки в своё личное пользование. Но, увы, лампочки на кроссовках начинают перегорать, а к тому моменту, когда мы начали взбираться по освещённой солнечным светом лестнице, они гаснут окончательно. И моё желание приобрести эти чудо-кроссовки гаснет вместе с этими лампочками красного цвета.

Вот и преодолена тёмная лестница, а по светлой лестнице я забираюсь наверх на самый верхний – четвёртый - этаж моей старой, доброй школы n 9. Там я отправлюсь в математический класс (я матёшу впрочем ненавижу лютой ненавистью), а перед этим буду наслаждаться зрелищем, которое только на четвёртом этаже и доступно. Именно там из окна четвёртого этажа я вижу совсем другой мир, отличный от того, в котором я живу.
Оттуда всё ниже и ниже сталинские дома, за Ленинградским проспектом сплошные ровные чёрные крыши, над которыми возвышается светлый, но овеянный мрачными легендами Дом со Шпилем. А за горизонтом дымит себе ДМК, течёт тёмно-синим течением едва заметный Днепр, и белеют за Днепром бесчисленные белые девятиэтажки Левого Берега.
И глядя на Левый Берег я представляю себе, как в будущем я заселюсь в одну из этих девятиэтажек, буду кататься на лифте, смотреть по телевизору 20 каналов, а не три-четыре, как на моём телевизоре и все в хорошем качестве. Без шипения и с хорошей цветной картинкой я буду смотреть Обманоидов и Киберов, Паровозика Томаса, и конечно же Территорию А. А ещё в доме не будет рыжих тараканов, которые вечно у нас материализуются.
Одно плохо – трамваев на Левом Берегу нет, и не предвидится, да и не едут трамваи туда, как в Днепропетровске на его собственный Левый Берег.
‘Ну, ничего – думаю я – когда-нибудь я вырасту, стану мэром города и тогда все трамваи непременно поедут на Левый Берег и все на них прокатятся с ветерком’.
- Васько, ну шо ты встал? – спускает меня с небес на землю мой одноклассник Антон Денисов – Пошли уже на урок, звонок прозвенел!
И я иду на урок, чтоб потом дождаться очередной перемены и снова помечтать у школьного окна.

* * *

Днепр остался позади и мы теперь едем мимо левобережных дач. Мимо нас пролетают билборды с рекламой и кандидатами в депутаты Рады. У всех морды ничего кроме омерзения не вызывают и будь я до сих пор гражданином Украины не проголосовал бы ни за одного из обитателей этой кунсткамеры, которую злые языки на Украине не зря прозвали Вэрховна Зрада (Верховная Измена).
А вот и сам Левый Берег.
Ещё одна рухнувшая иллюзия в копилку моих рухнувших иллюзий. Некогда привлекательный в моих глазах район города теперь казался всего лишь скопищем старых брежневских девятиэтажек, в которых я жил на Проспекте Просвещения – таких же в принципе унылых и выцветших, как и все старые девятиэтажки. И ни одного нового дома рядом с ними и посреди них, чего о таких же районах Питера не скажешь. Казалось мне теперь, что это место безнадёжно застряло в своём развитии году эдак в восемьдесят пятом и кроме машин и гипермаркетов, здесь больше ничего не напоминает развитие.
Наша маршрутках ещё немного поплутала по лабиринтам Левого Берега, даже базар проехала какой-то и наконец доехала до конечной остановки – где-то там, где Левый Берег кончался, и начиналось поле. И где-то в этом поле начиналась та самая тропинка, ведущая на Котлован, но сначала надо было подкрепиться.
В каком-то розового цвета мини-маркете мы закупились водой и продуктами, а Алёна ещё и какой-то бульварый журнальчик купила, чтоб не особо скучать. А закупившись всем необходимым направились вглубь поля.
Через несколько километров, едва многоэтажки Левого Берега скрылись за нашими спинами, нам предстало невиданное зрелище, от которого ахнули все – поле усеянное подсолнухами, которых никто явно раньше не видел. При том, что Вадик, Гриша и Алёна практически всю жизнь прожили в Дрезден-Сити, но это поле с подсолнухами они по пути на Котлован не видели ни разу:
- Ни фигха себе подсолнухи! – удивился Гриша
- Шо то мне подсказывает, что они здесь явно не просто так – начал уходить в конспирологические глубины Вадик
- Ну так да! Сначала тут поднимут бабок на подсолнечном масле и сэмках, а потом придут эти, как их, риэлторы и всё тут застроят – углубил Гриша Вадика в ещё большую конспирологию.
- А я бы это сфоткал – вставил я свои 5 копеек в разговор.
- Зачем? – удивилась вся компания.
- Пусть хотя б для истории останется. Чтоб все знали – вот было раньше тут такое поле, а теперь его типа застроили.
- Как знаешь – Вадик уже откровенно смотрел на меня, как на конченного чудика – этого места тут скорее всего по-любому через гход не будет, а ты его фоткать надумал.
- Ну, Вадик – отвечаю я своему ангелу-хранителю с умоляющим взглядом – Это ж история, другого раза наверное и не представится.
Все пошли дальше, а я едва догоняя компанию принялся активно фотографировать подсолнухи и всё, что попадало в поле моего зрения. Вплоть до телеграфных вышек. Пацаны подгоняли меня:
- Ну шо ты встал? Бегхи быстрей за нами!
И я бежал за ними, равнялся и снова фоткать. А потом я наступил на камень и старая мозоль на ступне заставила меня чуть ли не выть от боли.
- Да шо с тобой сегодня, Сань? – спросил явно недовольный мной Вадик.
- Мозоль – ответил я со стоном – Проклятая мозоль опять мне покоя не даёт. Как натёр её в 12 лет, так с тех пор и не залечил и теперь расплачиваюсь.
Кроме того сама дорога была настолько долгой, что я с непривычки готов был с ног свалиться от усталости, но ни Алёне, ни Вадику, ни Грише всё было нипочём и я испытал жгучий стыд за то, что я такой слабак по сравнению с ними всеми. ‘Испортил тебя Питер, Саня, ой как испортил’ – думалось мне тогда.
Наконец мы добрались до Котлована. И тут же я увидел прямо наводящую на размышления картину: озеро, которое слева было многолюдным и в то же время страшно изгаженным: окурки, бычки, банки из под пива и энергетиков, бутылки, банановые кожуры, кульки яростно и вызывающе портили весь пейзаж пляжа. И озеро было бесплатным. А озеро, которое было справа напротив: было чистым до стерильности, заполненным разнообразными аттракционами, мыслимыми лишь в турецких и египетских отелях у Средиземного и Красного морей. Но было оно абсолютно безлюдным. Потому что было платным.
‘Вот таким образом Бог Халявы одержал блестящую победу над Богом Алчности’ – подумалось мне – ‘1:0. Чистейшая победа!’.

Мы вписались на бесплатное озеро и, найдя наименее загаженное место, расположились на нём, раздевшись до плавок и разложив на песке покрывало и всё накупленное в мини-маркете. А разложившись, стали заходить в воду.
- Бррр! Какая вода холодная – сказала Алёна, явно пожалев, что зашла в непрогретую солнцем воду.
- Так ещё утро, милая, вода даже не прогхрелась – объяснил ей всё Гриша
- Ничё, пацаны! – говорю я – искупаемся, прогреется!
И с этими словами мы разбежались, чтоб со всей дури плюхнуться в воды Котлована.
Холод воды обдал всё моё тело, когда я нырнул, но затем моя масса жира быстро адаптировалась к этому холоду, да так, что стало тепло. И вскоре я как ленивый тюлень плавал по озеру, чувствуя себя в воде как дома, чем немало удивил всю нашу компанию в очередной раз.
- Саня – сказал Гриша, усмехаясь – да ты походу совсем плавать не умеешь!

- Ах, не умею? – весело и с вызовом закричал я – Ну щас вы увидите, как я плавать не умею!
И тут же начал демонстрировать плавание то брасом, то кролем, а то и вообще собачкой, бросаясь то налево, то направо. После этого никто мне больше по поводу плаванья не предъявлял.

Целый час мы плавали в Котловане, плескались друг в друга, словно дети, расплывались в разные стороны, чтоб потом снова плавать вместе. Наконец мы вышли обратнона пляж обсыхать и загорать.
Был полдень, и июльское солнце грело невероятно жарко. На пляже во всю загорали и купались дети, подростки, женщины, мужчины, красавицы, чудовища и собаки. За буйками рассекали воды Котлована квадроциклы, а в голубом украинском небе парили то и дело дельтапланы.
Я лежу и почитываю себе журнальчик, вернее ту страницу, где говорится про похороны в Киеве актёра Богдана Ступки, и разглядываю не без интереса тело Алёны. Блондинка Алёна обладала довольно стройной фигурой и голубыми глазами и глядя на неё я даже позавидовал Грише, который явно разбирался в женщинах. Сама же Алёна интересовалась мной, но совершенно в ином плане.
- Я хотела тебя спросить, Саш! – сказала она – что тебя привело в наши места?
- Меня? – отвечаю я – Тоска по родине. По дому. Я ж как-никак с детства знаю Вадика и Гришу. Ну и одноклассников желаю увидеть.
- Ну и как тебе? Сильно всё изменилось с тех пор.
- Друзья, какими были, такими и остались. А вот город если и изменился, то явно к худшему.
- И не гховори – ответила Алёна – Тут всё меняется к худшему.
Потом мы все вместе загорали, Гриша травил байки из армейской жизни и жизни в Москве, а Вадик просто загорал. А я мечтательно рассматривал холмистые берега Котлована и синее небо, лишённое облаков и приятные воспоминания из детства и предыдущих поездок грели мне душу.
И вдруг посреди всей этой идиллии случилось ЧП. По пляжу и по воде, распугивая отдыхающих, на огромной скорости мчался наглухо затонированный жигулёнок. Гриша вскочил, явно разозлённый этим зрелищем и стал фотографировать бешенную машину, сочно при этом матерясь и приговаривая:
- Ну, паскуды, скоро вы проснётесь гхероями!
‘Гхерои’ остановились справа от нас, и мы увидели, как из машины вышли трое каких-то совсем стрёмных парней. И один из этих стрёмных парней как-то совсем подозрительно дёргался в такт, звучавшему на полной громкости из колонок драм-эн-бэйсу. Это дёргание явно в нём выдавало любителя спидов, который прятал к тому же свои глаза за тёмными очками в какой-то совсем уж кислотной оправе. Таких как он я регулярно видел в Питере и как правило они любили Радио Рекорд, до недавнего времени были завсегдатаями Тоннеля, а так же гоняли на своих дешёвых тазиках с Купчино на Тэрапи-Сешны, Пиратские Станции и Сэнсэйшны – очень распространённый и многочисленный типаж, превышающий во много раз количество неформалов всех мастей, которыми так же знаменит Питер. Но даже под MDMA и под самыми жёсткими спидами они не вели себя так, как те персонажи, которых мы повстречали на Котловане.
‘Жаль камеры у меня нет – стал бы ты у меня, г***нюк, героем Ютьюба’ – подумалось мне – ‘Денис Ляпапам бы в сторонке курил’.
Гриша обстрелял из мыльницы персонажей из ТАЗика ещё несколько раз, а затем сфотографировал номер машины, на которой приехали любители спидов, удовлетворив своё чувство справедливости.
- Ну, посмотрим теперь, как они с ментами побазарят сегодня вечером! – прошипел Гриша не без удовлетворения.
‘Пропаленные’ Гришей наркоманы, в конце концов, смылись с Котлована на своих Жигулях восвояси, к всеобщему облегчению всего пляжа, мы по плавали ещё раза три и в конце концов начали собираться домой.
Я поленился сменить плавки на свежие трусы, и это мне тут же вышло боком. Когда мы шли обратно, через полное подсолнухами поле, Вадик, мой ангел-хранитель, тут же во всеуслышанье заметил:
- Саня, да у тебя вся задница мокрая! Шо ты о себе думаешь?
- Где? – спросил я и взглянул на свой копчик.
А взглянув, тут же ахнул – бриджи и впрямь сзади промокли, словно я в них сел в лужу. В этот момент я был готов, как в мультике про Тома и Джерри от стыда превратиться в осла, на шерсти которого написано Jackass. А вся компания в этот момент смеялась надо мной и Вадик, глядя на меня с нескрываемым стыдом, только и нашёл что ответить:
- Сань, вот ты меня поражаешь, вот честное слово! Как мы теперь в маршрутку сядем с твоими критическими днями?
Но, в конце концов, мы сели таки в маршрутку, которая шла до проспекта Ленина, я пробрался туда незамеченным на заднее сидение и, в конце концов, мы выбрались с Левого Берега без особых приключений, а я ещё и пофотографировал виды из окна. Мы высадились у пересечения проспектов Ленина и Аношкина (бывшего Ленинградского проспекта) и стали идти вверх по проспекту Ленина.
Я заметил, что фонтаны-водопады, находящиеся на проспекте не только не работают - в них вообще отсутствует вода и спросил Гришу:
- А почему фонтаны не работают?
- Не знаю, Сань – ответил Гриша – Два гхода назад их тут ещё вроде включали, а теперь перестали.
И я с грустью глянул на то во что превратились со временем фонтаны – простые чёрно-серые каменные бассейны, которые к тому же потихоньку замусорились.
На следующее утро Гришины фотки с участием торчков и их затюнингованного Жигулёнка появились на одном из городских интернет-порталов с короткой заметкой о происшествии. Возымели ли фотки воздействие на судьбу этих додиков, я судить не берусь, ибо не знаю продолжения этой истории.

Еду в Соцгород или Квест ‘Найди могилу бабушки!’

- Да ты шо, с ума сошёл, Саша? – тётя Даша всплеснула руками от удивления – В такую жару да ещё на кладбище ехать?
- Тётя Даша – говорю ей я – я что совсем старый жары бояться? Или может у меня сердечко слабое? Да и если к прабабке своей не пойду завтра, то потом вообще забуду.
- А если заблудишься? Ты вообще знаешь, гхде этот самый Соцгхород?
- Знаю, тёть Даш, хорошо знаю! Меня мама в детстве туда часто возила по экстрасенсам и на кладбище с бабушкой ходили на могилу прадеда и тёти по материнской линии. Да и в универе я не зря спортивным ориентированием занимался, потому, тёть Даш, будьте спокойны – я в городе не пропаду!
Тётя Даша не стала спорить дальше. Не потому что я её переубедил, а потому что поняла, что со мной бесполезно спорить дальше. И махнула на меня рукой. Я же упёртый, как баран по жизни, а у всех Васько упрямство – наследственная черта, как-никак. Да и посещение могилы бабы Гали давно входило в мои планы.

Свою прабабушку Галю я помнил хорошо – благо она ещё была жива, когда я был совсем сопливый. Эта сильная, но вместе с тем и ласковая женщина, попала в наши края вместе с мужем – тем самым моим прадедом, которого после войны отправили поднимать завод ПХЗ. Она так никогда и не научилась говорить по-украински (хотя в нашем русскоязычном городе в этом не было особой нужды), её русский язык был прекрасен сам по себе и не испорчен никаким шоканьем и гхэканьем. Она была настоящим русским интеллигентом старой закваски и всегда держала себя с достоинством. Она ушла, когда мне было всего 12 лет. Я до сих пор помню, какой я её увидел при смерти – почти безжизненное, но ещё пытающееся хвататься за жизнь 80-летнее тело, лежащее на кровати в тёмной спальне и бабушка – её дочь – изо всех сил пытается облегчить её участь. Её смерть, равно как и смерть моего деда, годом позже и в другом городе стала началом окончательного конца моего детства.
Эх, баба Галя, сколько добрых и светлых моментов с тобой связано и прости меня, пожалуйста, за всю ту хрень, которую я вытворял, и которая тебя огорчала, ибо мне и сейчас стыдно об этом вспоминать!
И вот теперь я еду к бабе Гале на могилу. Впервые через много лет, чтоб напомнить ей, что я её ещё не забыл и всё ещё помню и её и прадеда с тётей, которые не дожили до дня моего рождения.
Ранним утром, заранее предупредив всех домашних Вадика, я покинул дом и поднялся вверх по улице Черняховского.
К тому моменту, когда я вышел на площадь Освободителей (бывшую Октябрьскую площадь), солнце начало немилосердно печь и белый, похожий на ракету и штык одновременно памятник Советским Воинам-Освободителям стал ещё белее. А на другом конце площади блестел и прохлаждался себе в тенёчке золотой и увешанный орденами прижизненный бюст Брежнева.
Я решил добираться до Соцгорода на трамвае. Как и всегда мы делали это прежде, когда мама возила меня в Соцгород к разным гадалкам и экстрасенсам лечить меня неведомо от чего или когда я ехал туда же с бабушкой на кладбище сначала на могилу родственников, а потом и на могилу бабы Гали. Но трамвая не было долго. Битых полчаса прошло в его ожидании, за время которого я съел мороженное и выпил бутылку сока, очередной автобус ушёл с автовокзала, мимо железнодорожной станции ‘4-ый километр’, которая стояла рядом с площадью, прокатился одинокий зелёный тепловозик, а рабочие заделали очередную дыру в асфальте.

И только через полчаса на остановку прикатила ‘Двойка’ – он же трамвай n 2 модели КТМ-8, идущий от улицы Дунайской в ДМК и обратно. Как только его дверцы тяжело и со скрипом отворились, я вошёл в вагон, живо представляя себе, как проедусь я на Двойке, как и в былые времена – быстро и с ветерком. Но не тут, то было – как только дверь закрылась, трамвай не стал слишком быстро разгоняться и со скоростью меньше среднего стал ездить по Юбилейному проспекту, по одну сторону которого были жилые сталинские дома, а по другую – расположенные между двух железнодорожных полотен гаражи, в одном из которых когда-то мой батя держал свой автомобиль.
И вот я проехал разворотное кольцо на улице Маяковского, а затем следующей остановкой стала улица Чапаева, в народе названная просто – Чапа.
На Чапе я увидел, что стоявшие там рельсы были разобраны и только обрывающиеся рельсовые повороты, ведущие с Юбилейного проспекта на Чапу говорили о том, что здесь когда-то ходили трамваи. Я такому повороту событий не удивился – эти рельсы давно должны были убрать ещё с тех пор, как в 1996 году по ним перестала ходить Шестёрка, шедшая с Дунайской в Карнауховку. А ходить Шестёрка перестала из-за трагедии, случившейся с другим трамваем здесь в том году. На момент, когда она произошла меня в городе не было – я проводил каникулы у другой своей бабушки совсем в другом городе, но все новости мира рассказывали тогда о ней и в Дрезден-Сити о ней до сих пор не забыли.

Трагедия на Чапе

(быль)

Когда-то давно в Дрезден-Сити не все трамвайные маршруты вели в ДМК и не Четвёрке единой разрешалось отклоняться от этого предсказуемого маршрута в Коксохим.
Был ещё трамвай Шестёрка, который как я уже говорил выше шёл от Дунайской улицы до села Карнауховка и пролегал его путь через улицу Чапаева, где трамвайная линия органично соединяла линии Двойки (идущей от Дунайской улицы к ДМК) на Юбилейном проспекте и Тройки (идущей с Карнауховки ко всё тому же ДМК) на Ленинградском проспекте.
В тот роковой 1996 год рельсы на проспекте Ленина подверглись капитальному ремонту и Двойку пустили в обход ‘подъёмной’ части проспекта по маршруту Тройки на Ленинградском проспекте, где трамвай обычно сворачивал на Чапу и шёл дальше в сторону пункта своего назначения. И эта Двойка потом сыграла роковую роль в судьбе Шестёрки и рельс на Чапе в частности.
Одним прекрасным утром на Чапу со стороны Юбилейного проспекта зашла очередная двойка. В кабине водителя сидела совсем молоденькая девушка лет 20-ти, незадолго до этих событий окончившая курсы вождения трамвая в Виннице и опыта в том, как вести себя во время ЧП у неё совершенно не было.
И вот стоило трамваю пойти на спуск, как выяснилось, что тормоза у трамвая не работают. Перепуганная девушка стала жать по всем кнопкам и рычагам, какие только были в кабине, но всё было бесполезно – трамвай всё быстрее катился по спуску и в придачу к тормозам у него отказали ещё и двери.
Пассажиры мигом почуяли неладное, какой-то мужик выбил специально предназначенным для этого красным молотком в трамвае окно и громко гаркнул:
- СПАСАЙСЯ КТО МОЖЕТ!
Испуганные пассажиры мгновенно отреагировади на клич и стали разбивать стёкла и выпрыгивать из окон взбесившегося вагона, неизбежно калечась на ходу.
А трамвай уже вылетел на Ленинградский проспект и сойдя с рельсов потерял платформу с колёсами, врезавшуюся в маленький столбик вместе с частью сидений и людей. Кабина же продолжила своё пуьешествие аж до десятой школы, после чего остановилась в паре десятков метров от неё.
Трупы и части тел валялись на перекрёстке Чапы и Ленинградского проспекта, истекая тёмно-красной кровью, раненные так же истекавшие кровью оглашали всю округу стонами и криками о помощи.
Долго во многих дворах Правобережья не смолкал марш Шопена, лились слёзы родных и близких и могильщики несли открытые и закрытые гробы с мужчинами, женщинами и маленьким ребёнком. Несчастная девочка, управлявшая трамваем и вовсе на всю жизнь осталась инвалидом и бог знает теперь, где она теперь.
После случившегося трамваи исчезли с Чапы навсегда, ну а теперь с Чапы окончательно пропали и рельсы.

* * *

Но вот двери закрылись и мой трамвай уехал с Чапы. Вернее как уехал – укатил оттуда со скоростью черепахи мимо старых общаг и автомобильного виадука. Я спрашиваю кондукторшу, которой ещё недавно оплачивал проезд:
- Простите, а почему мы так медленно едем?
- Да вы шо – в пєрвый раз в гхородє? – не без удивления спрашивает кондукторша – Да посмотрите ж на эти дома! Они обрушатся, как те девятиэтажки в Днепре во время оползня, как только мы побыстрее поедем. Потому тут официально запрещено увеличивать скорость.
- Но почему же эти дома не снесут? – интересуюсь я.
- А нєкому! Да и людєй куда девать прикажете?
‘А жаль – подумал я – снесли бы общаги, нашли бы людям новое жильё, и всем было бы хорошо’.
Двойка тем временем свернула на мост через железку, и пока трамвай ехал на прежней скорости, я вновь увидел всё те же впавшие в вечную осень деревья и снова загрустил.
Постояв какое-то время у трамвайного депо, Двойка снова набрала прежнюю скорость. И тут я окончательно понял – прокатиться на трамвае, так как я катался в детстве у меня больше не выйдет. Одного взгляда в окно на зарастающие травой и давно не подвергающиеся ремонту рельсы хватило мне, чтоб это понять окончательно. По этим рельсам можно было теперь только уступать дорогу маршруткам и автомобилям – теперешним властелинам дорог Дрезден-Сити.
‘Ехали по улицам трамваи, ехали куда-то помирать’ – вспомнил я про себя с тоской старую песню одного героя русского рок-н-ролла, ныне сошедшего с ума и ставшего Свидетелем Иеговы. Трамвай в Дрезден-Сити если и не доживал свои дни, то просил о помощи, но пересевшим на маршрутки и машины обывателям явно не было до него никакого дела. ‘Трамвай это же для лохов и пенсионеров’ – вспомнилась мне одна жестокая фраза одного приятеля, аборигена здешних мест.
Но невзирая ни на что Двойка проехала Баглей и Азот и на Днепропетровском шоссе свернула в сторону сталинок Соцгорода. На остановке Соцгород я вышел из трамвая и тут для меня начался увлекательный квест под названием

‘Найди могилу бабушки’

Уровень 1-й: Купи живые цветы.

За трамвайным кольцом, где давненько не поворачивали трамваи, я вышел в какую-то явно сельскую часть Соцгорода и принялся там разыскивать живые цветы.
В процессе поиска, я достаточно надышался приятными и неприятными запахами кур, гусей и индюков, в обилии тут расточаемыми и насладился здешними белыми хатами, которые, правда, уже давно отличались наличием шифера вместо соломы на крыше. Наконец вижу первую продавщицу.
- Здравствуйте, бабушка, а есть у вас живые гвоздики?
- Нє, сынок, только лилии искуствєнныє!
- Извините!
Вторая продавщица.
- Здравствуйте, у вас есть живые гвоздики?
- Та нема, синку! Тіки пластмасовиє пійони.

- Тьфу ты!

Третья, четвёртая, наконец, пятая.
- А у вас хоть есть живые гвоздики на могилку положить?
- Молодой человек! Хіба ж вы их тут найдёте? Жара такая, шо всє цвєты пагхибают живые, так шо нє марочьтє гхолову і купітє хотя б іскуствєнниє! Бо ніхто вам их нє продаст эти ваши… живые цвєты!
Скрепя сердце, я всё же согласился купить каких-то пластмассовых жёлтых цветов и с ними я направляюсь в сторону кладбища.
Не знаю, как на настоящем квесте, но с пивком результат вполне потянет.

Уровень 2-й: Дойди до кладбища и не сдохни от жары!

Село, если его можно было так назвать осталось позади вместе со всеми свинячье-индюшачьими запахами и суржиком от местных бабушек. На горизонте было уже видно явно непомерно разросшееся кладбище, но его от меня отделял огромный пустырь с сухой травой и прорезанной через него песочной тропинкой.
И мне пришлось преодолевать пустырь с препятствиями. Солнце было раскалено до предела, воздух стал совсем как в парилке, а пот потёк с меня градом. Я шёл, шёл, шёл и шёл, дороге конца и края не было видно, казалось меня сейчас хватит солнечный удар и я так и подохну на дороге, как собака на Парнасе, не дойдя до могилы прабабушки. Уже начали ссориться между собой полушария моего мозга приобретшие виды ангела и чёрта соответственно и за меня пошла борьба не на жизнь, а на смерть:
- Зря ты тётю Дашу не послушал, дурачок! – уверял меня ангел – Сидел бы сейчас себе тихо мирно, но нет, искатель приключений по имени Александр Васильевич Васько опять решил приключений на свой копчик поискать!
- Пасть заткни, нытик! – огрызался чёрт – Раз начали дело, так доведём его до конца. А ты забейся под шконку и дрожи там дальше от страха!
- Да пошёл ты, чёрт, на три весёлые буквы!
- Радуйся, что я всего лишь правое полушарие мозга Саши Васько, а то так бы тебе накостылял!

Но тем не менее не прошло и 10 минут, как я уже стоял у ворот кладбища.
Уровень был пройден и чертяка с правого полушария оказался прав.

Уровень 3-й и финальный:Найди могилу бабушки, наконец!

А найти могилу бабушки оказалось не так то и просто. Во-первых я зашёл не в те ворота и пришлось мне долго вспоминать ворота, через которые входил когда-то, а во-вторых кроме нескольких примет, я вообще забыл дорогу к прабабушкиной могиле. И даже когда благодаря подсказкам неравнодушных граждан я таки вышел к тем воротам, в которые когда-то входил, я не смог от находившихся у ворот могильщиков узнать, где лежит моя бабушка.
- Так это ж вам на цементный завод нужно ехать. Там все записи по кладбищу. Он гхде-то на маршруте Четвёрки находится, у кондуктора спрОсите! – сказал мне один из них.
‘Ага, стану я ещё гнать к чёрту на кулички, чтоб разыскать бабкину могилу. Я же ведь помню, где она, надо только напрячь извилины и вспомнить где, что и как’ – подумал я с нескрываемым разочарованием.
И с этими мыслями я пошёл по кладбищенской аллее, высматривая любую знакомую могилу на предмет подсказки. Вот прошёл я воинский мемориал и могилу какого-то забытого трагически погибшего артиста. Наконец наткнулся на могилу умершего в 1988 году Сажина Жени и по старой памяти зашёл за его могилу в поисках всё той же, что я искал.
Раз 10 я обходил квадрат с могилой Сажина Жени с целью отыскать надгробие оранжевого цвета с портретом моей прабабушки в молодости, но ничего не находил. И наконец, на 11-ом подходе обнаружил её, правда не оранжевого могила была цвета, а чёрного. Заодно нашлись и могилы моих прадеда и тёти, которая даже на надгробном фото выглядела красивой, но сильной женщиной.
Я мысленно поговорил с моей прабабушкой, попросил прощения за всё и на автомате помолился за упокой её душе. Затем моя рука на точно таком же автомате взяла и перекрестила меня. Я положил на могилу прабабки и родственников искусственные цветы, а потом покинул место погребения окончательно.

---

Дата добавления: 2015-07-20