Немного фальши.

Если уж нечистый расточает улыбки весны, значит, нацелился на душу.

Души людские – вот их истинная страсть, их нужда, их пища.

(из наставлений отца Бартоломью, духовника Хейли Мейза)

Перевод В.Пятков (с)

М.A. Erynn, Ph.D., «King’s blood».

У каждого дела запах особый, кто-то там пахнет кремом и сдобой. Так было написано в тонкой книжке, что в детстве меня заставляли читать. На, натурально, родном языке автора. Да-да, на мягкой обложке с ядовитой абстракцией красовалось имя этого макаронника в самом настоящем, мать его, итальянском оригинале. Какого черта, хотелось бы спросить у родителей, оно мне было нужно? Да и черт с ним, на самом-то деле. Как по мне, так сейчас даже кондитер пахнет искусственными заменителями аромата, а вовсе не натуральными корицей, ванилью или даже сливочным маслом для крема. Многие сейчас даже не могут представить как это: торт, в котором все настоящее. Время, когда «Пепси» любили из-за большего содержания сахара, никогда не вернуть. Забудьте, натуральный сахар слишком дорог, чтобы добавлять его в жидкую порцию коричневого дерьма для торчков поколения «next». Им достаточно заменителя самого дешевого сахара, в самый раз. К чему все это я? Да все просто – запах у каждого свой.

Девушка на сиденье, все еще порывающаяся вскочить, работает в одном из дешевых съемных офисов. Такие серые коробки, полные кабинок с картонными перегородками, что натыканы повсюду там, где конечная станция этой линии. От нее пахнет утренним кофе из светлого стаканчика с большой буквой «m» и пластиковой крышкой. И каким-то сэндвичем с яйцом и ломтиком поджаренного бекона. Или плоской котлеткой из свинины/курицы/теленка, в зависимости от добавленного заменителя. Уверен, что сэндвич ей кинули из лотка, на котором стоит значок «двадцать». Завтрак клерка, затяжка сухой сигаретой «пэлл-мэлла», гастрит, одиночество, следы на ежедневке, лежащей в дешевых трусиках из недельного комплекта, купленного в универсальном магазине на распродаже. И тонкий, еле уловимый, рыбный запах заразы, подхваченной на прошлой неделе из-за отсутствия нормальной личной жизни.

Парочка, мужчина и женщина, с темной кожей, черными жесткими волосами, в шуршащих поддельных спортивных костюмах. Чесночная колбаса на завтрак и настоящий чай, дешевое, но от того не ставшее хуже чем «с добавлением натурального крема», туалетное цветочное мыло. Эти тоже как обычно, по утреннему маршруту, на орущий и галдящий рынок, забитый под завязку такими как они, узкоглазыми, жадными, наглыми. Новые люди в великой стране, ничего для нее не сделавшие, но решившие здесь жить. Но зато они пахнут своим утренним счастьем, наполнившим острой перечной страстью крохотную квартирку среди панельных сот, населенных их земляками. Счастьем, сотворенным наспех, в скрипучей и просевшей кровати, застеленной протертыми и вспотевшими простынями. А вот нагреть воды на двух конфорках узкой плитки и помыться они не успели. Потому запах счастья так ощутим.

Еще не старый мужчина, одетый в костюм из натуральной шерсти. Ему явно жарко, но он терпит, потеет и преет в своей шерстяной броне. Он весит на добрый десяток, если не больше, лишних единиц по шкале соотношения веса и массы тела. Ему бы что-то полегче, и пройтись расстояние между станциями, а их всего две от первой до последней, пешком. Нет, отставить, никак невозможно, у него не в меру дорогой костюм, лучше покрываться испариной и темными дорожками на поверхности сорочки под пиджаком. Но даже запах его прокисшего пота, лосьона после бритья «Burberry», вчерашнего крепкого алкоголя и начищенных утром туфель, не перебьет внутреннего ambre, отдающего сладостью разложения. Он обречен, но не хочет признаваться в этом даже самому себе. Рак, цирроз печени, переходящий в стадию некроза, или еще что-то, не менее плохое. Но он лишь вытирает полнокровное лицо платком, и потеет дальше. С кишечником тоже не все в порядке. Он думает, что никто не понимает, когда портит воздух. Ошибается, сильно ошибается, добавляя еще немного в общий букет.

И звуки, звуки, звуки. Перелистываемых страниц, быстрых еле слышных кликов клавиатур, эхо от мелодий в наушниках плееров, почесывание, еле сдерживаемая отрыжка или икота, поскрипывание сиденья под чьим-то нервно дергающимся задом. Да-да, все это могу слышать и ощущать. И не завидуйте, не стоит. Я слеп как крот. Ничего не вижу, но все слышу и ощущаю своим, сильно обострившимся обонянием. Думаете, рад этому? Нет, совсем нет.

И все они, и милая в чем-то девушка-клерк, хотевшая уступить мне место, и краснолицый толстяк с пока отсроченной смертью, все, наверняка, постоянно смотрят на меня с жалостью и тут же отводят глаза. Взгляд чувствуешь, чувствуешь всей кожей, самим собой, тонкой прослойкой меня недавнего, и новорожденной и нарастающей броней меня настоящего. Они цепляются за тебя, хватают, прилипают, отдираются со звуком раздавленной подошвой плоской жирной мокрицы. Отдергиваются, когда широкие полосы бинтов под непроницаемо черными овалами очков поворачиваются к ним. Прячутся, уставившись в одну точку и немедленно возводя вокруг себя крепостную стену из «нет-нет, не хочу, это не я, но помог/помогла бы, бедный-бедный-бедный, но ведь недавно, как же???». Да вот так, и не надо смотреть на меня с жалостью. Я еще не умер, черт вас подери, а очки? И что? Да, на моих глазах толстый слой пахнущей умирающей стерильностью ткани. Но это я, живой и теплый человек, несколько месяцев, после переезда в район третьей станции линии, катавшийся с вами в это время в последнем вагоне. Так что не надо, вот так. Паутина из трех перекрещивающихся липких нитей лопается со звуком бьющегося стакана. Помните меня другим? Я очень рад.

Сколько? Два месяца, полторы недели и три дня полной темноты, насыщенной только слуховой волной и запахами. Уже привык. Уже научился. Даже стараюсь не быть как один из постоянных попутчиков, который не ходит в очках и пользуется палкой, похожей на мою. Нет, нет, ни за что. Никогда не мог понять этого человека, который вылетал из вагона подземки со скоростью биатлониста на старте, размахивая своей этой клюшкой. Пару раз при мне больно задевал ею по детям, родители не ругались, объясняя детишкам про слепоту. А мне, почему-то, не верится. Из-за врожденного цинизма? Из-за наушников, в которых громко орет тяжелый металл? Говорю же – слышишь и ощущаешь все совершенно по-другому. Плюс ли это?

Не знаю, тяжело сказать. Лето начинается, тепло с мая, три месяца назад представлял себе, как могу скоро начать любоваться девушками. Не вышло, как сами понимаете. Не вопрос, женскую красоту можно ощутить и по запаху, и по касаниям… по тактильным касаниям. Опыт уже есть, врать не стоит. Но одно дело видеть женскую спину, бедра, грудь, задницу, в конце концов, другое – только ощущать ладонями. А с другой стороны? Не видеть дешевый шелушащийся лак на не обстриженных ногтях без признаков педикюра? Да я только за! Слишком обтягивающую блузку, грозящую треснуть по швам, когда владелица намеренно сексуально, как она думает, встает, выгибаясь лишними килограммами? Великолепно! Наверное, что великолепно. Мне сейчас покажется Венерой любая, если быть честным.

Я так и не ответил на вопрос: что делать в вагоне подземки, идущему по линии, ведущей к той станции, где выходил раньше, человеку с бинтами на глазах? Отвечу – привыкание с помощью привычного маршрута. За половину года ноги запоминают многое, но понимаешь это тогда, как окажешься в моем положении. Вначале может показаться, что такое невозможно, но именно показаться. Понимая, что это мне надо, начал свои прогулки. Первые две… д-а-а-а.

На третьей прогулке я дошел до поворота к спуску, ведущему к станции. На пятой споткнулся об выступающий бортик канализационного люка и отбил все пальцы в легких мокасинах. На шестой в мои колени ткнулся умной мордой Улисс, лохматый черный ньюфаундленд, обычно прогуливающийся с утра. Пса я помнил очень хорошо, как и его хозяина, моего ровесника, если судить на первый взгляд. От предложения помочь – отказался. На девятой прогулке дошел до автобусной остановки, купив пачку жевательной резинки и наткнувшись на пьяного бродягу. Тогда случилось две вещи. Первая – я понял, что запах немытого тела, дешевого алкоголя и сигарет почувствовал заранее, но не придал значения и принял решение бросить курить. Вторая – заворчавшего бездомного нежно и твердо взяли за предплечье клыки Улисса. И таким образом стала ясна причина легкого цоканья сзади, шедшего за мной последние три утра. Когти своей собаке хозяин Улисса не стриг. Я пригласил его зайти вечерком, поговорить, попить кофе. Выяснилось, что сделать это он сможет ни раньше июля, когда собака уедет к родителям, живущим на природе. Не очень сильно расстроился, так как это было неплохо. Слишком неуклюже выходило то, к чему привык. На одиннадцатой прогулке под подошвами моих новых, приобретенных в ТВ-шоп «Reebook» оказались скользкие от дождя ступени входа в метрополитен. Спуститься на платформу оказалось легким делом… после моих ежеутренних попыток быть самостоятельным. Судя по разговору, в котором требовали одеть намордник, Улисс и его хозяин шли за мной. Оказывается, легкий дождь скрывает звуки от когтей. В поезде было интереснее. Времени на попадание в свой вагон выделил с запасом и оказался в нем в обычное время. Паутина взглядов в первый раз накрыла меня с головы до ног, не забыв зацепить даже порванный, как оказалось, на пятке левый носок. Понятно, что дырку никто не увидел, это так, к слову. И до сих пор эти клейкие нити продолжают постоянно касаться, щекоча кожу, везде, проникая в первую очередь за стекло очков. Нет, не стекло. Пластик, противоударный. По громкой связи объявили мою станцию. Встаем, делаем три шага по диагонали, трость чуть вперед. Стук, дверь, на месте.

Вышел на платформу, быстро сделал два широких шага вперед. Задели, толкнув в плечо, не страшно. Теперь, подождав, пока схлынет волна знакомых запахов, поворачиваем налево и вперед. Так, это что такое? Какие же тонкие и горячие у нее пальцы, которые легли на кожу моего левого локтя. Втянем, незаметно, воздух. Ах, вот как, это вы, моя скромная мышка-клерк, здравствуйте-здравствуйте. Черт, зачем же уловил тот запах? Хотя… посмотрим. Аптеки работают круглосуточно.

- Здравствуйте.

- Добрый день. Разрешите, я вам помогу.

- Не стоит, справлюсь. Уже привык.

- Но… можно я вот так с вами пройдусь?

- Ну, если хотите. Разрешите вопрос?

- Да, конечно. Хотите спросить, почему решила помочь?

- Нет, с этим все понятно. Какого цвета у вас сейчас волосы?

- Каштанов… но, почему?

- Надо же… - на самом деле, учитывая ее светлые волосы три месяца назад, это неудивительно. Вот если бы была брюнеткой… - Скажите, вы так сильно любите «Kenzo» из-за его хорошей повседневности? А линзы вы сменили с неестественно зеленых на другие?

Она смеется. Смеется хорошо, открыто, без кокетства. Что знаю про нее, вернее про внешность? Блонд…, нет, простите, рыженькая, это снова модно. Средний рост, длинные ногти, не свои, четвертый, если не пятый, размер груди. Грудь своя, если присмотреться. Линзы были неестественно зелеными, помадой не пользовалась. Ну что… неплохой вариант для слепого.

- А как вас зовут?..

Две недели спустя, чаще всего, в подземку она спускалась вместе со мной. Возможно ли такое, учитывая мои очки и бинты? Наверное, что да, раз одна из моих подушек стойко пахла ее шампунем и «Kenzo». В голосах кассиров ближайшего маркета четко слышалось одобрение и мной, и ею. Естественно, как же может быть по-другому? Молодая женщина, в меру симпатичная, видно, что заботливая. И с инвалидом, у которого, надо думать, от глаз мало что осталось. Это было хорошо, это было то, что надо. Она мне нравилась. Было в ней что-то притягательное, заставляющее не думать про нее плохо. Хотя обоняние и не обмануло.

Когда она оставалась у меня, то утром и вечером, принимая душ, пила лекарства. Если после захода солнца одинокий звук ломаемого блистера понятен (умница, пока детей или абортов следует избегать), то остальные объяснялись только инфекцией. Но мы это не обсуждали, а также не занимались никаким сексом кроме обычного. С презервативом, естественно. Где-то к среде, девятому или десятому дню отношений, перед тем как прийти ко мне, она зашла в магазин для взрослых, купив лубрикант. Я не ханжа и не пуританин, удовольствия у меня прибавилось, и против этого я не был. Взгляд со стороны мог бы четко и ясно сказать наблюдателю – эй, у этого парня налаживается жизнь. И это замечательно, нужный результат. Ходить становилось проще. Ко мне привыкли везде, и мне не грозило задеть ребенка палкой. Расплачивался я кредиткой, пальцы быстро запомнили необходимые клавиши.

Хозяин Улисса позвонил, как и обещал, в начале июля. Сказал, что может зайти и пообщаться. Был ли я рад этому? Был, не сомневайтесь. Общение сближает, вы же знаете. Поговорив с ним, не стал вешать трубку. Хотя это и невозможно, если телефон у тебя переносной. Набрал номер коммунальной службы, сделав заявку на обслуживание слесарем по газу. Да-да, каркнула в динамике дежурная, но только завтра, на сегодня заявки не принимаются. Да-да, подтвердил я, хорошо, но у меня ощущается, изредка, запах газа, возможно утечка. Ну, хорошо, подожду до завтра. Включил кофе-машину, наполнившую квартирку божественным ароматом. В это время раздался вызов домофона. Гость в дом – счастье в дом. Из квартиры, тщательно закрыв дверь, вышел ближе к вечеру.

В мое обычное время для покупок, как раз когда из подземки выходили отработавшие люди, я зашел в магазин. Задел ногу секьюрити на входе, извинившись, и прошел в сторону алкогольной зоны. Люблю виски, люблю хороший, ни в коем случае не односолодовый виски. Но не люблю шотландский, предпочитая ирландское «Jameson». Но сегодня не его время. Возьмем слегка кисловатый рислинг, из Южной Европы. То, что надо. А теперь к кассе. Уже подходя, в нос ударил запах ружейной смазки и металла. Двое парней, одних и тех же, двигались сбоку, неся в руках матерчатые сумки с наличностью. Корзинка, в которой лежала бутылка вина, выскользнула из пальцев, ударив одного из них по ноге. Стекло разлетелось в стороны, тонкое, брызнувшее веером тонких и острых осколков. Охнула женщина, потом завопила на высокой ноте. Мое плечо задело одного из инкассаторов, скользнувшего по разлитому вину ногой. Он извинился, стараясь подхватить меня, от растерянности выронившего трость. И зря, это он сделал зря. Не стоит доверять нищим, цыганам и калекам. Две из этих трех категорий частенько фальшивы.

Нож, до поры до времени скрытый за пиджаком, рыбкой метнулся вперед, перерубив ему артерии и дыхательные пути. Второй стоял столбом, если судить по звуку упавшей сумки и отсутствию металлического лязга от поднимаемого оружия. Выпад, хрип, острый и соленый запах крови. Очки долой, вместе с бинтами, рванув его так, что куски пластыря по его краям выдрали с корнями два куска волос. Глаза чуть резануло светом от ламп, но не так, чтобы ослепнуть. В конце концов, моя девушка с четвертым размером ночевала у меня не каждую ночь, да и днем хватало времени походить без бинтов. Одни плюсы от этой слепоты, курить бросил, эффект неожиданности, обострившиеся обоняние и слух опять же. Рванул на себя ремень короткого автомата, уже почти упавшего с плеча мертвого парня в темной форме. Снял с предохранителя, передернул затвор и веером прошелся по толпе. Одна женщина, две, мужчина в строгом костюме с сиреневым галстуком, студенты, кассир. В магазине стоял крик, люди попрятались. Я бросился вперед, успев заметить жирную тушу секьюрити, спрятавшегося в (как он там поместился?!!) узкой прорехе среди нескольких банкоматов. Пролетел вперед, перепрыгивая через ступеньки, ловя глазами момент появления третьего инкассатора, остававшегося в машине. Тот сглупил и выскочил, заметив меня, словив пулю. И я побежал в сторону дома. Чтобы погибнуть в огненном смерче взрыва природного газа, полыхнувшего от искры в замкнувшей проводке. Вместе со своей девушкой-сообщницей, выведшей меня на инкассаторов ее организации. Да простит меня Улисс, лишившийся хозяина.

Я воскрес спустя неделю, приехав назад в город и встретившись с заказчиком. Вернее – с заказчицей. Дело было сложным и интересным, пришлось подойти с выдумкой. И все из-за одного единственного пункта завещания, составленного мужчиной в деловом костюме и с сиреневым галстуком. Составив его, и одновременно подписывая брачный контракт со второй женой, этот модник, сам того не предполагая, погубил много людей. И все из-за проформы: «опекунство над детьми, равно как и право распоряжения наследством, переходит к моей супруге…. лишь в случае моей случайной гибели, подтверждаемой непреложными фактами и свидетельскими показаниями в числе не менее семи». Вот дурень-то. Разрешить его запрос оказалось делом техники, творческого подхода и импровизации. И немного психологии. Пули веером по толпе, камеры, обуглившаяся сумка с купюрами, два людских обгоревших костяка.

Дата добавления: 2015-07-20