Процессами в сфере культуры

Рассматривая проблему гуманитарных технологий можно обратить внимание на то, что подобного рода технологии могут нести как положительную, так и негативную нагрузку. Примерами такой негативной нагрузки является искусственно управляемая, целенаправленная деструкция норм, удары по архетипам культуры[17] и т.п. То, что такого рода процессы возможны в искусстве и в определенной мере могут носить управляемый характер заставляет нас обратиться к рациональности искусства, художественного и эстетического познания. Как мы уже отмечали (см. рис. 1.1), существует семь видов познания, каждому из которых присущ свой специфический тип рациональности. При этом наука с некоторых пор начала «вырываться» вперед и в некотором роде доминировать над другими видами познания. Но как бы то ни было, наличие рациональности у искусства, мифологии, религии и иных видов познания необходимо признать. Так, рациональность религии обсуждается в работах П.С. Гуревича, К.Леви-Стросса, А.Ф. Лосева, К.Хюбнера и др.

Культурам присущи свои специфические технологии духовного мира (духовные, духовно-практические технологии) [89], которые адресуясь к религии, мифологии, эзотерике и т.п., косвенно подтверждают наличие рациональности у тех видов познания, которые находятся вне науки и философии. Такого рода технологии в обществах существовали еще до осевого времени.

Анализу духовных и духовно-практических технологий, хотя эта терминология напрямую чаще всего не применяется, посвящены труды многих исследователей XX столетия – Е.В. Антоновой, А.В. Бенифанда, Р.Генона,
Д.М. Генкина, Е.Э. Келлер, А.В. Козинцева, Л.Леви-Брюля, К.Леви-Стросса, Ю.М. Лотмана, А.Ф. Некрыловой, И.А. Панкеева, Е.Н. Романовой, Б.А. Рыбакова, Э.Б. Тайлора, В.Тернера, С.А. Токарева, Д.М. Угриновича, Д.Д. Фрезера, Я.В. Чеснова. Серьезный этнографический, аксиологический, философский и культурологический материал для рассмотрения технологий духовного мира человека дают также работы В.Виндельбанда, Г.П. Выжлецова, В.-Д. Грина, Н.Я. Данилевского, О.Г. Дробницкого, М.С. Кагана, В.П. Каширина, К.Кереньи, Г.Когена, Д.Лауэнштайна, Ж. Ле Гоффа, Р.Г. Лотце, В.-Ф. Отто, Б.Рассела, Г.Риккерта, Л.Н. Столовича, А.Тойнби, А.Франклина, Й.Хейзинга, К.Хофа, В.В. Чешева, О.Шпенглера и др. [89, с. 5-6].

Рис. 2.6

В рамках [89, с. 7-8, 14] мы можем увидеть различение технологий в культуре на три основных вида (рис. 2.6): духовные, духовно-практические и материально-практические. При этом, вообще говоря, для традиционного общества в существенной мере характерен синкретизм технологий, а в различных типах обществ доминирует тот или иной вид технологии (в индустриальном социуме доминируют материально-производственные технологии, в традиционном – духовно-практические). Важнейшим фактором дифференциации этих технологий, вне всякого сомнения, является различение сущностей, которые конкретная технология производит (материально-производственные технологии производят материальные вещи, духовные технологии – идеи, духовно-практические технологии – ценности) (рис. 2.6). Духовно-практические технологии выступают средством воспроизводства ценностно-смыслового ядра в духовной уникальности и мировоззрении народа, что обеспечивает жизнестойкость общества. Такого рода технологиям, равно как и любым другим видам технологий, присуща некоторые цели: как достаточно общие (закрепление устоев общества, обеспечение его самоидентификации), так и более конкретные (развлекательно-досуговые, гедонистические, рекреационные, формирование ценностных ориентаций). Духовно-практические технологии в традиционном обществе очень плотно связаны с обрядами. Обряды бывают самые разнообразные: свадебные и поминальные, обряды имянаречения и сватовства, новогоднего моления, очищения у священного огня, поклонения Солнцу, празднования наступления каких-то новых этапов в природных циклах, смены кочевых территорий и т.п. Так, похоронные и поминальные обряды выражают как личностное, так и социокультурное отношение человека к способу собственного бытия, фиксируют витальные ценности традиционного общества. Похоронные и поминальные обряды фиксируют биологическую цикличность, лежащую в основании социальных и культурных процессов традиционного общества, формируют ее ценность и непрерывность – от рождения до социализации и аккультурации. Регламентация обрядов, т.е. соблюдение процедуры и операций, утверждает в сознании традиционного общества те или иные ценности, фиксирует акт изменения социального статуса его членов (инициация, свадьба и т.п.), окончание процесса социализации, укоренение индивида в культурных процессах общества, формирует его социальную и культурную ответственность за воспроизводство поколений. Такими способами обеспечивается воспроизводство социума и его ценностно-культурных норм [89, с. 8, 15-19].

Однако с развитием общества, появилась наука и с некоторых пор наука «научилась» посредством социально-гуманитарных технологий управлять множеством процессов, протекающих в социокультурном континууме. С нашей точки зрения, это говорит о том, что научная рациональность и рациональность других видов познания (искусства, религии, мифологии и т.д.) находятся в состоянии некоторой коммуникации. Связан этот вывод с тем, что без возможности взаимодействовать с рациональностью, скажем искусства, научно отрефлексированные гуманитарные технологии, связанные с искусством, были бы невозможны. Именно благодаря возможности различных видов рациональности взаимодействовать между собой, наука и научная рациональность могут оказывать влияние на социогуманитарные процессы, связанные с искусством, религией, мифологией (миф связан с архетипами культуры; в современном мире, несмотря на его декларируемую рациональность также существуют мифологические (неомифологические) представления, в т.ч. и поддерживаемые искусственно, к примеру, в рекламных и политических образах).

Однако эта возможность коммуникации между научной рациональностью и иными видами рациональности порождает многие проблемы. Во-первых, связанные с негативными проявлениями социально-гуманитарных технологий, а во-вторых, связанные с тем, что всепроникновение науки грозит тем, что наука может не только все сильнее доминировать, но и вообще погубить другие виды познания (а значит и соответствующие сферы бытия).

2.7. Инобытие научного духа и деятельность

С точки зрения Г.Гегеля, изначально существовал Абсолютный дух, который решил познать себя и с этой целью породил материальный мир, вышел за свои начальные рамки и посредством людей, общественного и индивидуального сознания стал познавать себя сам (рис. 2.7). У Платона и Гегеля, материальный мир является миром опредмеченных идей, т.е. предстает перед нами как инобытие Абсолютного духа. Проводя некоторые параллели и учитывая, что наука – одна из форм общественного сознания, можно сказать, что техносфера (в т.ч. и социогуманитарная) – это инобытие научного духа.

Гегель одним из первых строит цельную концепцию деятельности, «в рамках которой центральное место занимает поясняющая и рационализирующая работа духа», а саму деятельность интерпретирует «как всепроникающую характеристику абсолютного духа, порождаемую имманентной потребностью последнего к самоизменению». Немецкая классическая философия (подобно классическому интеллектуализму античности) перенесла центр тяжести с мира природы в сферу деятельности. Связано это, видимо, с тем, что объяснительный потенциал этого понятия оказался существенно более высоким. Ориентация на деятельность позволяла глубже и точнее понять характер открываемых человеком законов мироздания, т.к. раскрывала зависимость познания от наличных форм, а не только от объекта исследования, на что указывал еще Э.Г. Юдин [42, с. 80-81]. Деятельностный подход в науке и технике, педагогике и психологии, самых различных сферах жизнедеятельности человека и общества вообще получил развитие в трудах Л.С. Выготского, П.Я. Гальперина, В.П. Зинченко, А.Н. Леонтьева, Г.П. Щедровицкого, Э.Г. Юдина и др.

Рис. 2.7

Нельзя не отметить, что деятельностный подход у Г.П. Щедровицкого в существенной мере основан на достаточно резком отрицании идеи личности: «Главное мошенничество – это идея человека с его психикой, а второе мошенничество – это идея субъекта… Пока эта категориальная схема не преодолена и вы продолжаете мыслить в ней – вы ничего не сможете сделать. Поэтому я бы сказал, что эта схема есть величайшее мошенничество последних 800 лет европейской культуры» [183, с. 86]. Связана, видимо, такая позиция с развитием деятельностной сферы в культуре. В каком-то смысле еще более обезличенное гуманитарное знание стали развивать, к примеру, структуралисты и постструктуралисты [183, с. 86-90].

Со второй половины ХХ в. процесс развития деятельности принял качественно новый характер. Деятельность стала предметом целенаправленного и планомерного конструирования и проектирования [42, с. 97; 166; 270], со временем появился новый вид проектирования – социотехнического, как, к примеру, эргономическое и близкое к нему инженерно-психологическое проектирование, дизайн систем (художественное проектирование), градостроительное и организационное проектирование (оргпроектирование) [42, с. 285-287]. Эти виды сложной человеческой деятельности имеют весьма серьезные особенности. Так, к примеру, дизайн систем предполагает охватывание объекта и процесса деятельности как единого целого. Это заставляет разрушать традиционную для классической естественной и технической науки монологичность, монотеоретичность, монодисциплинарность, стирает грани между исследованием и проектированием, получением знаний и их использованием, между знанием и деятельностью наконец. Главное отличие дизайна систем от дизайна вещей состоит в том, что сама организационная ситуация становится предметом осмысления, моделирования и программирования, неотъемлемой частью объекта проектирования [42, с. 287-288]. В градостроительном проектировании остро стоит задача, связанная с идеей «перманентного проектирования», когда отдельные стадии реализации проектов уточняются на основе опыта функционирования уже выполненных на предыдущих стадиях блоков проектируемой системы [42, с. 288]. В чем-то близкие, но в любом случае не уступающие по своей совокупной сложности, встают задачи в процессе проектирования открытых информационных систем (развивающихся интернет-проектов и т.п.). В таком виде деятельности порой сложно бывает отделить технико-технологические тонкости от социальных факторов, изучаемых, к примеру, в социологии виртуальных пространств. В свою очередь, это адресует к постнеклассической социологии и целому ряду ее специфических черт, особенно касающихся социологии науки и социологии техники и технологии [298].

Оргпроектирование связано с совершенствованием, модернизацией, развитием организационных систем управления, проектированием организаций, организационных систем управления, построением структур управления организациями, с проектированием новых структурных форм организации и т.п. Все это неразрывно связано с системным анализом как средством рационализации управленческой деятельности [42, с. 289]. Социотехническое проектирование как вид социального проектирования существенно отличается от традиционной инженерной деятельности, поскольку выходит за пределы традиционной схемы «наука – инженерия – производство» и замыкается на самые разнообразные виды социальной практики (к примеру, обучение, обслуживание и т.п.), где классическая инженерная установка не работает и даже может иметь негативные последствия [42, с. 289-290]. Специалистам приходится обращаться не только к проектированию, но и к тому, что можно назвать «проектированием проектирования». Очень часто объект исследования является как бы ускользающим и неопределенным. Неопределенность становится важным понятием системного анализа, а сам он уже обращается к проблемам развития целых отраслей промышленности, национальной экономики, целых государств, глобального прогнозирования, моделирования мировой экономической, политической, военно-политической, геополитической, геостратегической, экологической и иной динамики [42, с. 290-295; 166].

2.8. Отношения рассудка и разума в дискурсах

Дата добавления: 2015-07-20