Сонный городок.

Описанию Петрозаводска в своей будущей книге Пришвин отведет чуть больше страницы, найдя такие точные, проникновенные слова о сне губернского города: «…он дремлет не так, как наши провинциальные города центра, а как-то по-своему. В нем всегда тихо, и было бы нехорошо, если бы на берегу такого красивого озера, между холмами, что-нибудь сгущенное человеческое шумело и коптело. Городок дремлет в тишине, и только время от времени что-то тяжело звякнет, стукнет или загудит снизу из котловинки в середине города». Позже Пришвина назовут основоположником «экологического реализма», и не зря - уже в этом описании слышна гармония человека и природы, озера и города, железный звук стихает в почти безлюдном пространстве на краю огромной неизведанной страны. Это созвучно душе Михаила Михайловича, он готовится принять эту страну в свое сердце, волнуется, ждет встречи…Далеко позади остались Петербург, семья, еще дальше где-то работает Первая государственная Дума, которая через месяц будет разогнана, где-то первая русская революция еще проходит свой путь.

«…иметь негласное наблюдение за деятельностью г. Пришвина…»

Последний штрих цивилизации на пути в неведомое – визит к властям. В канцелярии Олонецкого губернатора Н.Протасьева Пришвин получил открытое предписание от 5 июня 1906 года и разрешение продолжить поездку, а в Повенец уездному исправнику отправлен документ с предложением «иметь негласное наблюдение за деятельностью господина Пришвина». Основанием к такому, мягко говоря, недоверию к командированному Императорской Академией наук столичному гостю, причины были. Бдительность в революционное время в «подстоличной Сибири» и опыт контроля за политическими ссыльными всех окрасок в Олонецкой губернии были налицо, а удостоверение нисколько не проясняло личность Пришвина. И это везение. Представим, что сведения о революционном прошлом Михаила Михайловича достигли губернатора…. Карелия тогда бы не гордилась первой книгой Пришвина. Вероятнее всего, он бы ее написал, но не о нас. Как уж там власти осуществляли это наблюдение, но в действиях Пришвина не было усмотрено чего-либо подозрительного, и экспедиция состоялась.

Позже племянник Пришвина: писатель Андрей Сергеевич Пришвин, в 1983 году в романе «Жизнь как жизнь» попытается воссоздать творческую биографию своего уже знаменитого родственника под именем Дмитрия Соловьева. В его интерпретации встреча будущего писателя Михаила Пришвина с Олонецким губернатором могла происходить так:

«…Чуть ли не с петровских времен постройки здание встретило его гулкими коридорами, по которым носились взад и вперед чиновники с бумагами. На посетителей они не обращали ровно никакого внимания.

— Сюда! — на ходу бросил один из них и помчался дальше.

— Вы по какому делу? — спросил Дмитрия чиновник, ведавший приемом у губернатора. И, узнав, что перед ним собиратель фольклора, окинул взглядом его изрядно по­ношенный костюм и сказал с чуть заметной улыбкой: — Может, к вице-губернатору?

— Нет, мне надо к самому губернатору,— сказал Соловьев с неожиданной для него злостью.— И если губер­натор меня принять не может, то я и так поеду. Что, я в Российской империи не волен ехать куда я хочу?! …Через десять минут Дмитрий стоял перед губернатором.

— Садитесь! — сказал губернатор сухо, едва ответив на приветствие.— Чем могу служить?

Начальник губернии Николай Васильевич Протасьев был известен в Петрозаводске тем, что строго следил за всеми пожертвованиями. И если он жертвовал пять рублей, то никто, ни один человек, будь он хоть в десять раз бо­гаче губернатора, не мог пожертвовать больше. Нельзя — и всё! Пять рублей — это вершина, на которой мог быть только он. Был он грузен, пудов, наверное, пять с хвости­ком, что не мешало ему обжираться у монахов семгой; осанист, служба для него — это все: награды, почести, лесть окружающих.

— Господин губернатор, я приехал в ваш край, чтобы записывать фольклор. Думаю проехать на Выг-озеро, по­селиться там и записывать былины, сказки, плачи. Вот мое направление от Академии наук.— И он протянул письмо.

Губернатор взял лист веленевой бумаги, глянцевитой и плотной, на которой было напечатано письмо, надел пенс­не и углубился в чтение. Он читал так внимательно, вду­мываясь в каждую букву, что у Дмитрия почти иссякло терпение, но он смотрел не шевелясь, ничем не выражая нетерпения. «Черт знает, как обернется! Может, ничего, а может...»

Губернатор наконец оторвался от документа, причем пощупал рукой бумагу, как бы говоря уважительно: «Ака­демия!..» Снял пенсне, аккуратно положил на стол и, нако­нец заговорил, растягивая слова:

— Что ж, господин Соловьев, это хорошо, что вас на­правила к нам Академия наук. Очень хорошо. У нас есть такой господин Шайжин, очень неутомимый человек. Он много записал былин и даже опубликовал их для всеоб­щего сведения. Да вот даже два дня назад были опубли­кованы его записки в «Губернских ведомостях», одну ми­нуточку...— Он позвонил в колокольчик.— Ворсонофий Ни­китович, найдите нумер газеты, где опубликованы записи Шайжина, и дайте господину Соловьеву.

Когда чиновник вышел, спросил, чтобы запять время:

— Ну, как там, в Петербурге... Город большой, шумит, наверное?

Дмитрий подтвердил, что город действительно большой и шумный, но ему некогда было прислушиваться к шуму города, потому что у него свой план жизни, а у города свой, и они нигде не пересекаются.

—Так уж и нигде?

- Абсолютно нигде.

—А позвольте вас спросить, что же... собирание фольк­лора— это ваше призвание?

— Не совсем так,— улыбнулся Дмитрий.— Дело в том, что я по специальности агроном, работал четыре года в Сельском хозяйстве, а потом ушел — и вот... увлекся соби­ранием фольклора.

— Что же, сами ушли? Или...

— Сам.

— Вы учились в Петровском институте? Похвальное учебное заведение.

- Нет, я кончил курс за границей.

Чиновник принес газету. Дмитрий начал было просмат­ривать записи Шайжина, но сразу увидел, что это только подыгрывание под былинный стиль.

— Берите, берите их с собой, прочитаете на досуге,— сказал губернатор.— От всей души желаю успеха...

Дмитрий вышел. А губернатор немедленно вызвал к себе того же чиновника и сказал:

- Вот, Ворсонофий Никитович, какое дело... Составьте телеграмму в министерство внутренних дел с просьбой при­слать мне сведения о Дмитрии Михайловиче Соловьеве,— ну, словом, знаете, в смысле его благонадежности. Срочно! А я подпишу. Не нравится мне этот молодой человек. Знаете -понимаете, не ровен час...

Ответ пришел быстро. Кликнув все того же Ворсонофия Никитовича, губернатор продиктовал ему текст срочного предписания исправнику Повенецкого уезда учредить негласный надзор за пребыванием Соловьева Дмитрия Михайловича во вверенном тому уезде.

— Да припишите еще: Соловьев выезжает сегодня на пароходе «Свирь». Срочно перепишите — и с богом...»

«С Повенца только и начинался самый любопытный мир…»

И вот – пограничье цивилизации - Повенец. Этот маленький уездный городок в северном углу Онежского озера запомнился Пришвину звуком колокольчиков, с которыми бродили коровы по тихим улицам, да еще странным правилом: охотникам, чтобы доказать факт добычи волка или медведя, необходимо было доставить в Повенецкую уездную земскую управу хвост и уши зверя, чтобы получить вознаграждение.

Повенецкая уездная земская управа

Повенец - всему свету конец, а для Пришвина – старт, потому, что путь в край непуганых птиц начинался с почтового тракта Повенец – Сумпосад, ведущего на берег Выгозера…

«От Повенца - на юго-восток, от Лобского и до Данилово - на северо-восток, а от Данилово дорога эта почти прямая, как стрелка компаса - с юга на север до самого Сумпосада.
Царский указ от 1 января 1864 года положил начало постепенного создания в российских губерниях земских учреждений, сферой деятельности которых стало и дорожное дело.

В 1876 году местные власти Олонецкой и Архангельской губерний приняли решение о строительстве грунтовой дороги Повенец - Сумский Посад протяженностью 194 версты. В некоторых местах этот путь совпадал с бывшей "Осударевой дорогой", напоминая о великих деяниях Петра I.

В результате изыскательских работ было точно установлено, сколько нужно строить мостов, переправ, гатей, сколько изготовить труб, где какие почвы, а следовательно, какой тип дороги выбрать. В 1877 году строительство было начато, завершено в 1879 году; работы по устройству Повенецко - Сумского почтового тракта стоимостью 53 тысячи рублей взял с торгов вытегорский купец В.М. Матвеев.
Эти сведения почерпнуты из архивных источников. Однако можно смело сказать, что изыскатели, составлявшие в 1876 году проект, проходили вовсе не по нетронутому лесу, а по той самой старинной, но "заколодевшей и замуравевшей" дороге, которой пользовались четыре с половиной века до них (если считать от возникновения Соловецкого монастыря, примерно 1425г.) богомольцы, солепромышленники, старообрядцы и купцы, или "торговые люди", самый активный и отважный отряд любого народа. Этот путь был просто подновлен, а кое-где и заново создан "по последнему слову техники" конца XIX века. Так что началась дорога вовсе не в 1876 году, а в "незапамятные времена", и на ее стрелу нанизано уже почти шесть веков богатейшей истории нашего края (2006-1425=581 год, вот такая занимательная арифметика).
В роли Повенец - Сумпосадского почтового тракта она служила 38 лет, до той самой трагической даты - 1917 года. И почти все это время "ежегодно дорожные техники производили осмотр мостов и переправ, определяя наиболее слабые места и составляя акты и технические сметы на ремонтно-строительные работы", благодаря чему дорога поддерживалась в хорошем состоянии. В первые годы ХХ века из начальных строительных работ земствами планировалось возведение постоянного моста на месте паромной переправы через озеро Выгозеро у Вожмосалмы на Повенецко - Сумском почтовом тракте в районе современного Валдая. Однако революция обрушила все планы». Так писала в своем очерке «Биография дороги» С.Н.Бобылева, геолог и замечательный краевед, сама не единожды пройдя по этой дороге…

Ответ на вопрос, кто был фотографом во время первого путешествия Михаила Михайловича по Карелии, дает жена и друг писателя Валерия Дмитриевна Пришвина в своих воспоминаниях: «Как фотограф Пришвин «начался» в 1906 году во время своей первой поездки в Беломорье и Карелию по поручению ученых-этнографов для сбора фольклорного> материала. Он был к тому времени уже агрономом и начинающим ученым, автором нескольких агрономических книг. Но он чувствовал, что наука не его призвание. Из путевых записей по северу родилась его первая художественная книга «В краю непуганых птиц». На титульном; листе значится: «С 66 рисунками по снимкам с натуры! автора и П. П. Ползунова».

Кто этот Ползунов? Какие фотографии сделаны им, и какие самим Пришвиным и откуда взялся у него фото­аппарат: в те годы Михаил Михайлович, житель петер­бургской окраины, так называемых капустников, был беден. Я не успела, не догадалась спросить об этом при его жизни, теперь вопрос стал безнадежно неразрешимым. Правда, по многим фотографиям мы можем безошибочно угадать авторство Пришвина — так ясен его «глаз», его подход к натуре... И все же ответ навсегда был упущен мной.

Так записала я себе и остановилась на этой фразе…. Это было 12 июня 1976 года. А следующий день был днем приема посетителей в мемориальном дунинском доме: М. М. Пришвина. Ко мне подошла пожилая скромная женщина и сказала, что она давно ищет возможности передать мне работы ее отца-фотографа с надписью на них писателя Пришвина. Это реликвия, хранящаяся в семье с 1906 года.

- Ваш отец Ползунов? — перебила я ее быстрым вопросом.

- Да, Петр Петрович Ползунов,— ответила изумлен­ная женщина,— но откуда вы знаете?

Так произошел один из необъяснимых случаев совпа­дения, благодаря которому пришел ответ на загадку, мною поставленную накануне. И это был целый рассказ о судьбе замечательной русской семьи, добровольно отправив­шейся в ссылку вслед за дедушкой-народовольцем, вы­сланным на Крайний Север в начале века.

Я узнала от моей гостьи, что у Пришвина действительно не было фотоаппарата. Но по характеру своему и всегда удивлявшему нас пониманию времени он не мог не думать тогда о новой технике фотографирования в помощь своему сбору народной старины. И вот в Олонецком крае он набредает на деревню Паданы, попадает в дом местного сельского учителя П. П. Ползунова, такого же, как он, страстного охотника, рыболова. И тут оказывается, что у учителя впервые в жизни недавно появился новень­кий фотоаппарат. История же его появления такова: у четы Ползуновых (жена — тоже учительница) были маленькие дети. Нужна корова, копят деньги на нее, а у Петра Петровича жила еще своя тайная мечта о фото­аппарате... И вот на семейном совете решали: корова или фотоаппарат. Колебались... соблазн был очень велик: знакомый финн обещал купить аппарат за границей (деревня была на границе с Финляндией) и положить в условное место, а Петр Петрович, гуляя, его возьмет и без всякой пошлины. Так победил фотоаппарат.

Такого человека и встретил М. М. Пришвин. Было время летних каникул. Два мечтателя легко поняли друг друга и вместе отправились в путь за сказками, прихва­тив с собой новую «игрушку», фотоаппарат. Вместе по пути они ее, как говорят теперь, и «осваивали».

Видимо, фотографии в книге Пришвина мы должны считать теперь общими... А корова? Корова в семье появилась с помощью тех же фотографий».

Со своими записями путешествия Пришвин — человек безо всякого литературного имени — пришел в Петербурге к книжному издателю Девриену прямо домой и попросил прочесть рукопись. К ней были приложены и фотографии. Видимо, чем-то Пришвин поразил Девриена, потому что издатель тут же созвал свою семью в столовую, где про исходила встреча с неизвестным молодым путешественником, и предложил выслушать в его чтении какие-то главы. Присутствовали и дети, и даже старая бабушка... Слушателям понравилось, и судьба книги была решена таким «домашним» способом...

Пришвин вспоминает: «Издатель спросил меня: «Ваше основное занятие — живопись?» Вероятно, он основал свой вопрос на множестве моих живых фотографий, но после и другие писали, что книга построена на зритель­ных впечатлениях. Издателю Девриену очень понравились и мои фотографии, и по-своему, наверно, и описание природы неведомого ему края, такого близкого к Петербургу и не менее таинственного, чем отдаленная Гвинея и Центральная Африка».

Пулозерская росстань

В июле 1957 года молодая горожанка в белом плаще, белой косынке и резиновых сапогах появилась на восточном берегу Выгозера. За ее плечами учительский институт Петрозаводский университет,, московская аспирантура Института мировой литературы. Приехала она из Петрозаводска, днем раньше поезд оставил ее на станции Сегежа, откуда катер и доставил в Сенгубу.

А привели в эту глушь молодую сотрудницу Института языка, литературы и истории Карельского филиала АН СССР события пятидесятилетней давности. Молодая специалистка по советской литературе оказалась в экспедиции в местах, воспетых в первой книге М.М.Пришвина «В краю непуганых птиц». Как раз прошло полвека, как эта книга увидела свет.

Этим исследователем была Майя Федоровна Пахомова, которая одна из первых в стране стала заниматься пришвинской темой. О творчестве Пришвина в те годы говорили и писали мало, вопросы, на которые писатель искал ответы до конца жизни, обсуждению не подлежали. А вопросы были непростые и актуальные – свобода и необходимость, общество и личность, природа и человек… Командировку ей дали всего на десять дней, и в составе экспедиции был один человек – она, Майя…

Совсем недавно, два месяца назад, 10 мая 1957 года состоялось заседание редколлегии журнала «На рубеже», где обсуждался роман М.М.Пришвина «Осударева дорога». Стоял вопрос о публикации романа-сказки. Улыбнувшись, Майя Федоровна вспоминает, как разошлись мнения о романе – печатать его, или нет? Первым на обсуждении выступил Алексей Иванович Титов, жалел, что роман долго замалчивался, высказался за то, чтобы роман печатать. Антти Тимонен, в свою очередь, кстати, один из первых, в писателе Пришвине увидел не певца природы, а Пришвина- философа, считая, что публикацией этого романа журнал приобретет авторитет. А Александр Михайлович Линевский был против публикации, хотя и считал Пришвина одним из самых любимых своих писателей. Просто сомневался, что читатель поймет роман, боялся отрицательных отзывов. Да и вообще, почему мы должны печатать то, от чего все отказываются?..

Действительно, у последнего романа Михаила Пришвина была трудная судьба. Пришвин долго его писал, много раз переделывал, менял название, но та к и остался недоволен романом, не смог соединить в нем истинное, свободное и необходимое; тема, в основе которой лежало преступление (события романа разворачиваются на строительстве Беломорско-Балтийского канала), оказалась неразрешимой…

Три года уже не было в живых Михаила Михайловича, а роман так и не увидел свет, Роман читал А.Федин, передавали его для рецензии К.Симонову, год рукопись пролежала непрочитанной у А.Фадеева…

На заседании редколлегии Майя Федоровна рассказывала историю создания и подготовки к опубликованию романа. А еще раньше состоялось знакомство с вдовой Пришвина Валерией Дмитриевной, вспомнилось, как недоверчиво встретили молодого литературоведа первый раз в Москве в Лаврушинском переулке 17….Узнав, что гостья из Петрозаводска, Валерия Дмитриевна попросила поспособствовать публикации «Осударевой дороги» в журнале «На рубеже». Майя Федоровна согласилась, ей дали рукопись, оставили одну читать в комнате, но рядом сидела последняя собака Михаила Михайловича – Джали и охраняла то ли рукопись, то ли гостью…

А Дмитрий Яковлевич Гусаров, редактор журнала был смелый человек, никого и ничего не боялся, и наложил резолюцию: «Роман следует печатать. Это своеобразное и интересное литературное явление».

Вспомнилось Майе Федоровне, как ответила А.Линевскому: «Если Линевский любит Пришвина, то он должен принять и этот роман». «Осударева дорога» была впервые напечатана в 1957 году в 4-5 номере журнала «На рубеже» (теперь журнал «Север»).

Наверное, в этом споре каждый был прав по-своему, время расставило оценки, опубликованы дневниковые записи Пришвина, многое объясняющие современному читателю, но первая публикация романа – это и первая победа молодого литературоведа.

Но вернемся к первой книге Михаила Пришвина, которую он создал на материалах поездки в Выгозерье в 1906 году. Где же творческая родина писателя?

Со строительством Беломорско-Балтийского канала берега Выгозера изменились, ушла под воду сказочная страна непуганых птиц. На шесть с половиной метров поднялось Выгозеро, десятки деревень перенесены. Куда ушли люди, потомки героев Пришвина, рыбаки, хлебопашцы, сплавщики, охотники, потеряв родину и корни? Кругом вода, вода, уходящая к горизонту… У Пришвина образ воды связан с течением человеческой истории. Вот и жизни человеческие, судьбы людские прибило историческим штормом 30-х годов к новым берегам. За четверть века свободная вода, ставшая затворницей, обжилась в новых берегах, подняла торфяные острова-лимы со дна, обвела новой чертой острова и заливы, разлилась озером втрое больше прежнего, да затаила в своих глубинах родину пришвинских героев- Выгозерский Китеж… Новая география… На смену Карельскому острову, Койкиницам, Реваш-наволоку, Дуброве, Тиконцам, Вожмосалме и десятку других деревень на Выгозере пришли новые населенные пункты –Сенгуба, Полга, Валдай, а любимые Пришвиным Надвоицы оказались разделены Надвоицкой плотиной на две части- Старую и Новую деревню. Часть выгозерцев переселилось в Сегежу на улицу Гористую. Пожалуй, только в «залесной, заглушной сторонушке» и можно найти свидетелей пришвинского путешествия - в Коросозере и Пулозере.

Добравшись из Сенгубы до Коросозера, Майя Федоровна спросила дорогу на Пулозеро, но в разгар сенокоса никто провожатых не давал. Вышел даже спор с бригадиром, которому наказали «идти провожатым» - тот уперся: «Нет, и все». Не помог и аргумент бригадира: «Если она заблудит ся, все будем ее неделю искать». И пришлось, надушившись одеколоном «Гвоздика» от комаров, идти одной. Сказали: «Иди прямо до камня, потом свернешь»,- но ни одна мать не отпустила своего ребенка проводить приезжую: «Нельзя, кругом звирь».

Майя Федоровна вспоминает: «Пошла одна - вдруг вдали увидела собаку – огромная голова, хвост поджат. Мчится - вот у горизонта, а вот - в пятидесяти метрах. На болоте сосновое мелколесье – далеко видно. Человека нет, значит – волк. Собирались тучи…. Прибежала обратно в деревню. И вовремя. Началась сильная гроза. Наутро – солнце. Иду в Пулозеро и перешагиваю через поваленные деревья. Собираю морошку и постоянно чувствую, что на меня кто-то смотрит….Через три часа пришла в Пулозеро. Подхожу к дому, кружок зелени огорожен косой изгородью, стоит высокий старик в белой полотняной рубахе. В руках коса- горбуша.

«Вы, такой-то? «- спросила я.

«Да,- ответил и молчит: Ну, пошли в дом».

Ушел и переоделся в пиджак и резиновые сапоги – из рабочей одежды, значит, в парадную. Узнав, что вчера вышла, да вернулась, сказал: «Повезло тебе, а то поубивало бы деревьями в грозу». Когда собиралась в дорогу, не представляла, что брать, куска хлеба не взяла, зато был в кармане складной перочинный ножик и деньги. Но на что деньги в лесу? Когда шла в Пулозеро, собрала по дороге белых грибов, а потом попросила пожарить, интересно было, как готовят это блюдо по-старинному. Меня спросили: «Как пожарить-то?» «А как пожарите…» И мне подали грибы жареные целиком, с ножкой и шляпкой…Оказалось, что здесь грибы признают только те, что идут в засолку – волнушки, грузди, рыжики…»

Деревня Пулозеро находилась в 1873 году в составе Повенецкого уезда в Койкиницком приходе. Насчитывала 10 дворов, да 66 человек жителей. Проживали здесь Федоровы да Марковы, Мудровы да Шитые, все больше староверы. Сумской тракт, шедший через Коросозеро, оставался от пулозерцев в стороне, на Пулозерской росстани дорога ветвилась, и до Сумпосада было пятьдесят верст.

Пулозеро расположилось на берегу красивого одноименного озера, известного своими сигами да крупной ряпушкой. К северу от Пулозера находилась вторая деревня на озере - Минино, где двумя дворами жили Моревиковы. Красивое большое озеро, разлившееся на пути реки Сумы, привлекало русских поселенцев, спускавшихся к Белому морю по реке еще в шестнадцатом веке…

В этой деревне искала Майя Федоровна и нашла потомков одного из главных героев книги М.Пришвина «В краю непуганых птиц» - Мухи.

«Скрытники» - последняя глава книги, очень небольшая по объему – семь страниц, посвящена описанию жизни в Пулозере этого интересного, оригинального человека, старовера, первого охотника в крае. Пришвина в деревню провожал старый полесник Филипп из Хижозера, он в дороге и рассказывал о Мухе: «Муха у нас первый человек. Посмотришь, какую хоромину себе выстроил. А какой полесник! С Мухой все бывало в лесу, он наперечет все суземки знает, он может и зверя и птицу бить».

Будущий писатель остановился в двухэтажном доме Мухи, позже он опишет обстоятельства знакомства, разговоры о медведях, земстве, полях и налогах. И, конечно, разговоры о его пламенной вере. Муха выучился грамоте в пятьдесят лет по славянским книгам, и за последние пятнадцать лет перечитал все, что можно достать в лесах. Показывал Пришвину старинные книги. «Расстались мы большими друзьями, и не помню, когда еще веяло на меня от человека такой свежестью, чистотой, искренностью и силой»,- вот высокая оценка столичного

путешественника, которую Пришвин дал пулозерскому крестьянину, не бывавшему дальше Повенца.

Настоящее имя Мухи – Антон Федоров, а молодая исследовательница встретила в Пулозере его сыновей, трех братьев с женами. Старшего, 80-ти летнего Максима Антоновича прозывали Темным (он был уже слепой), а еще Беловолосым. Среднего, 73-летнего звали Кирилл, а младшего, 68-летнего – Иваном.

На Майю Федоровну эта встреча произвела особенное впечатление, может быть оттого, что окружение этих стариков осталось прежнее, пришвинское: глухой лес, красивое озеро, Пулозерская росстань на Воренжской дороге, пять старинных изб, также глядевших на Озеро, как и полвека назад…

Сыновья Мухи не назвали фамилии писателя, но факт пребывания Пришвина в Пулозере, остался в их памяти – его они называли «академом». Дети Мухи оказались неграмотны, но о книге «В краю непуганых птиц» знали, так как отец ходил ее читать в Повенец к знакомому чиновнику. В своих впечатлениях братья лишь один раз, вероятно, были неточны – вряд ли их отец-старовер, не признававший даже паспорта, позировал Пришвину перед фотоаппаратом.

Майя Федоровна Пахомова подарила братьям Федоровым книгу М.Пришвина «В краю непуганых» с иллюстрациями Мюда Мечева, только-что изданную в Петрозаводске. Результатом ее исследований стал критический очерк «Пришвин и Карелия», вышедший в 1960 году.

.

Пулозеро - место пересечения путей многих исследователей. С научной целью в 1906 году посетил эти места М.Пришвин, до него годом раньше – известный фольклорист Н.Е.Ончуков. В 1957 году – М.Ф.Пахомова, за год до нее в Пулозере работала экспедиция Московского госуниверситета под руководством фольклориста Э.В.Померанцевой, в составе которой были студенты- филологи, ленинградские аспиранты. Исследователи обнаружили и зафиксировали определенную сказочную традицию в семье Федоровых из Пулозера – от семерых представителей этой семьи были записаны сказки, легенды, песни, поговорки. Это были братья Максим и Кирилл – сыновья Антона Федорова, жена Кирилла Антоновича Федосья Осиповна шестидесяти лет, тоже из Пулозера, в девичестве Маркова, а также «двуродный» брат Федор Иванович Федоров с женой Матреной Ефимовной, их дочь Марья Федоровна Маркова и внучка Валентина, которой в 1956 году было пятнадцать лет.

В 1962 году побывал в Пулозере московский литературовед Игорь Павлович Мотяшов. Он был и первый исследователь-фотограф, сделавший несколько снимков в деревне. На фотографиях Мотяшова два брата Федоровых с женами, внук Никита с убитым глухарем. В небольшой газетной заметке Игорь Павлович поделился впечатлениями от встреч с героями Пришвина и их потомками. Из сыновей Мухи остались в живых к тому времени Кирилл Антонович и Иван Антонович. Кирилл отвез Мотяшова к могиле отца, показал старинные книги и иконы. Впоследствии Мотяшов также написал книгу о творчестве М.Пришвина.

Через пять лет в 1967 году сюда же приезжает экспедиция Карельского музея изобразительных искусств, которая вывезла в музей из часовни в деревни Пулозеро бесценные иконы 15-16 веков Соловецкого письма – Дейсусный чин – семь метровых досок, которые на следующий год были уже раскрыты реставратором Н.В.Перцевым. Этим иконам молились в Пулозере предки Федоровых не один век.

И в наши дни вновь Пулозеро зовет ученых. Вот и историка Михаила Данкова позвала Осударева дорога –идя по ней не минуешь Пулозера – сам Петр Первый на берегу Пулозера останавливался. Вот и пригодились предания о царе Петре, записанные от Максима и Кирилла Федоровых в пятидесятые годы, где братья уверяли, что будто-бы в лесу еще можно найти следы Петра и его солдат, прошедших в 1702 году, просеки в лесу, зарубки на деревьях. А экспедиция «Осударева дорога» нашла эти следы…

Интересно свидетельство последнего жителя ближайшей деревни Коросозеро Курбатова Александра Владимировича, в воспоминаниях которого сохранились интонации живого голоса Кирилла Антоновича Федорова: «Сашенька, дойдем, ужо, до Осударевой, и отдохнем,»- сказанные им на охоте. Это место привала старого охотника, по словам А.Курбатова, находилось в 6-7 километрах к юго-востоку от Пулозера.

Мне тоже посчастливилось встретиться с потомками знаменитых Федоровых по линии Кирилла Антоновича, с людьми, помнящими Муху, который умер еще до революции. Антон Федоров родился примерно в 1841 году, жена его была родом из Надвоиц. По рассказам у Антона было четыре сына. Леонтий был отдан к староверам на воспитание, в Пулозере жили остальные трое. Старший Максим жил отдельно, уходил на заработки, в отход. Затем - Кирилл, знаменитый охотник, да Иван. Кирилл родился около 1887 года умер у внука в Воренже в 1980-х годах. От первого брака с Ириньей Матвеевной Свиньиной (староверы из Коросозера) родилось двое детей – Варвара в 1910 году и Александр. От второго брака с Марковой Федосьей Осиповной родилось тоже двое – Мария и Никита. Варвара после смерти матери нянчила детей в семье, а в девятнадцать лет вышла замуж за рыбака Назара Ивановича Сороку из Калуги, родила ему восьмерых детей. В последние годы Варвара Кирилловна жила в деревне Дуброво Сегежского района. В Надвоицах живет ее дочь Валентина Назаровна Никонова, многие годы проработала она на алюминиевом заводе, вырастили с мужем трех дочерей, всем дали высшее образование, двое живут с внуками в Петрозаводске, а старшая из них – Татьяна Владимировна – работала учитель биологии и завучем в Надвоицкой школе, сейчас на пенсии. Ее дочь Марина Алексеевна работает в Петрозаводске учителем английского языка в Лицее №1. В ее семье растет сын Владимир – потомок Антона Федорова в седьмом поколении.

Варвары Кирилловны уже нет в живых, умерла в 1987 году, она хорошо помнила, как дед Антон пользовался своей посудой, чашкой и ложкой (был старовер), как молился своей иконе. А на вопрос, почему такое прозвище странное у деда было – «Муха», ответила, что была у него любимая поговорка - «люблю простоквашу, как муха сметану».

Татьяна Осиповна Парамонова, родившаяся в 1899 году в соседней деревне Коросозере, с которой я встречалась в Петрозаводске, хорошо помнила Антона Федорова, так как он всегда останавливался у них в доме. Был он среднего роста, седобородый. Помнила Татьяна Осиповна, что Муха был старой веры, а сыновья – православные. Читал старые книги, к нему из Москвы приезжали староверы. Был прекрасным охотником по любому зверю. Кирилл был статный, высокий, красивый, охотничьим талантом пошел в отца, охотился отменно, много сдавал лосей и медведей, в колхоз не вступал. Зато его сын Александр Кириллович был председателем колхоза в Воренже.

Деревня Пулозеро, как и многие другие, сегодня только точка на карте. Когда надвоицкие школьники посетили ее несколько лет назад, то среди бескрайнего нетронутого буйства трав увидели огромный пустой сруб двухэтажного дома, с зияющими окнами и без крыши. Ветер гулял по углам, и не верилось, что это знаменитый «тысячный» дом Мухи, в котором он привечал странников, среди которых оказался и будущий писатель Михаил Пришвин. Рядом зарастало пепелище еще одного дома, где мы нашли разбитый колокол. Вот и все.

А на берег красивого озера, как и сто лет назад, набегала мелкая волна, да шуршал отраставший хвощ. И исчезающие следы людей, с шестнадцатого века живших здесь, через столетия становились все незаметнее, природа укрывала их мхом и украшала травами, осыпала семенами, и так из года в год человеческое растворялось, возвращаясь к матери природе…

А потомки Федоровых из деревни Пулозеро, живут в Воренже и Сегеже, Сумпосаде, Надвоицах и Петрозаводске. Замечательная семья, выходцы из которой смогли сохранить богатства души, память традиционной культуры, имена их и голоса остались в фольклористике, литературоведении, истории. Открытые, доверчивые, красивые люди из края непуганых птиц. Свободой и свежестью веяло от них, их чистота и вера были от незамутненности души, искренность – от природы, а сила духа – от вековечной борьбы с ней.

Пулозерская росстань – поворот на Пулозеро с Воренжского тракта ждет, как и прежде, своих странников, и может быть, дождется…

---

Дата добавления: 2015-07-20