Глава 2. Она не умерла на пороге

Она не умерла на пороге. Она выживала столько раз, что и не перечесть. И наверняка смерть отступит и теперь.

Жюстина открыла глаза и уже спустя мгновение поняла, где находится. Она лежала на обеденном столе в доме на Микс-стрит и смотрела в белый потолок, украшенный лепными узорами из переплетенных листьев.

Она услышала, как Хоукер спросил:

— Она будет жить?

И высокий худощавый доктор ответил нетерпеливо и раздраженно:

Да откуда мне знать? Не загораживайте-ка мне свет!

Жюстина не могла сказать, ободрил ли этот ответ Хоукера, но она почувствовала некоторое облегчение. Она всегда считала настоящих хирургов грубыми, бездушными мясниками и никогда не доверяла вежливым докторам с нежными руками, пересыпающими речь малопонятными терминами.

Жестко было лежать на плоском столе. Жюстина ощутила собственную наготу, хотя совершенно не помнила, как с нее сняли одежду. Несколько человек держали ее за руки и ноги. Хоукер коснулся ее левого плеча и заглянул в лицо.

Внезапно на Жюстину обрушилась тьма, и она оказалась в самом сердце адского костра, когда тело пронизала боль. Ей просто необходимо было выбраться отсюда. И она боролась изо всех сил.

— Да держите же ее крепче, черт вас побери! — скомандовал хирург.

— Chère. Ne me quitte pas. Посмотри на меня. Ici[1], — произнес Хоукер.

Тьма отступила. Хоукер навис над Жюстиной, и на его красивом умном лице отразилось беспокойство. Непослушные волосы упали на глаза. Жестокие глаза.

— Посмотри на меня. Вот так. — Его пальцы впились в плечо Жюстины. — Лежи спокойно. Ты здесь со мной.

— Я не хотела приходить сюда, — ответила Жюстина.

— Знаю. А теперь молчи и смотри на меня.

— Я не ненавижу тебя. — Она действительно произнесла это вслух? Каждое слово давалось с таким трудом.

— Потеряла сознание, — сказал кто-то. — Оно и к лучшему.

Но Жюстина не теряла сознания. Она различала свет и тьму, слышала голоса, чувствовала — и очень отчетливо — боль. И все же ей казалось, что это происходит с кем-то другим в нескольких футах от этого стола.

Мужской голос что-то произнес, и Хоукер ответил:

— …прежде чем дождь смыл следы крови. Узнайте, где это произошло. Пакс, я хочу, чтобы ты…

А хирург тем временем продолжал терзать Жюстину.

— Да посмотрите, не нужна ли моя помощь кому-нибудь еще. Каждый раз, когда вы… — Доктор замолчал, а потом обратился к кому-то: — Подержите-ка.

— Я шла очень медленно, — с трудом произнесла Жюстина. — Я должна рассказать. Газеты…

— Потом, — прервал ее Хоукер. — Поговорим потом.

Теперь она точно знала, что не умрет. Хоукер растолкает ее и заставит говорить, если поймет, что се жизнь висит на волоске. Он будет жестоко настойчив в своем стремлении вытянуть из нее информацию. Уж в этом на него можно положиться.

— Вокруг дома все спокойно, — раздался еще один мужской голос. Над Жюстиной склонилось угрюмое лицо покрытое шрамами, а потом снова исчезло из виду. Уильям Дойл.

А потом Хоукер приказал кому-то порасспросить жителей с Микс-стрит. Возможно, кто-то что-то видел.

И посреди всего этого — бормотание хирурга:

— Ну нет, ты от меня просто так не уйдешь, сукин сын! Как кровит, черт возьми! Мне необходимо… Да держите же кто-нибудь эту проклятую женщину!

Боль то усиливалась, то немного стихала. Тихо разговаривая сам с собой, хирург накладывал швы на рану.

— Отличное тело. Здоровое. И ни грамма жира. Полагаю, она одна из вас, — вновь раздался голос хирурга.

— Да. Не дайте ей умереть. — ответил Хоукер.

— Дойл… — начал кто-то и невнятно забормотал дальше. — Льет как из ведра… Нашел его под…

— Взгляну позже, — произнес Хоукер.

Раздались и другие голоса, но Жюстина уже не различала слов. Кромешная тьма начала наваливаться на нее со всех сторон, точно сотня мягких черных подушек. Однажды ей довелось спать на постели с черными бархатными подушками. Это было в Вене. Ее тело пронзила резкая боль, когда чьи-то руки подняли ее со стола. Углы комнаты закружились в бешеном водовороте.

— Вы знаете, что делать, — произнес хирург. — Наблюдайте за ней. Следите за тем, чтобы рана не начала кровоточить снова. Положите ее в постель и не позволяйте двигаться.

— Уж не сомневайтесь, — ответил Хоукер.

— Варвары! — Жюстина не стала называть присутствующих кретинами и безмозглыми идиотами, хотя они того заслуживали. Ведь она — сама кротость и терпение. — На мне нет одежды. Сделайте же что-нибудь.

Ее отнесли на второй этаж мимо большого зеркала, висевшего на стене, мимо карт в рамках. После стольких лет руки Хоукера все еще были такими же желанными, как хлеб с молоком для изголодавшегося путника.

«Я так и не смогла забыть».

Его нельзя было назвать слишком высоким или мускулистым. Во всяком случае, по силе он вряд ли сравнился бы с ходячей горой — Уильямом Дойлом. Хоукер таил в себе угрозу тонкого и чрезвычайно острого лезвия. Его сила не бросалась в глаза. И все же кости его были крепки, как сталь, а мышцы напоминали туго скрученные канаты.

Жюстина услышала, как стоящий у подножия лестницы Уильям Дойл сказал кому-то:

— Она слишком стара для тебя, приятель. Даже в свои двенадцать лет она была стара для таких, как ты.

Очевидно, один из молодых людей, находящихся в холле, заинтересовался ее наготой, и ускользающее сознание Жюстины нашло это забавным.

Дата добавления: 2015-07-20