Последим за дыханием

Понятно, что такого рода опыт можно развивать и разнообразить. Среди множества имеющихся возможностей [ 5 ] одна имеет для нашей психотехнической работы фундаментальное значение – это сознавание своего дыхания.

Во всех мало-мальски серьезных психотехнических школах дыханию уделяется много внимания.

Но работа с дыханием может осуществляться двумя принципиально разными путями. Есть школы, которые стремятся так или иначе воздействовать на дыхание. Известным примером является йогическая пранаяма. Говоря о подобных попытках, Гурджиев объяснял, что у человека есть два разных аппарата для дыхания. Есть спонтанный дыхательный аппарат: организм сам дышит, тело имеет физиологический механизм для собственного дыхания. Но, кроме того, у человека есть еще "аппаратура" для произвольного дыхания: мы можем вдохнуть произвольно и выдохнуть произвольно.

Гурджиев утверждает, что попытки воздействовать на непроизвольное дыхание посредством управления аппаратом произвольного дыхания опасны, и без специального руководства и специально поставленных задач бесполезны. Не в том смысле, что какое-нибудь йоговское дыхание не приносит своих непосредственных плодов. Приносит, и если вы подышите определенным образом, вы можете получить определенное состояние сознания. Но более общие задачи некоторых йоговских систем состоят в том, чтобы, управляя своим произвольным дыханием, настроить свое спонтанное дыхание каким-то специальным образом. И эта вещь либо (в большинстве случаев) не удается, либо, если она удается, то именно она опасна, потому что может затормозиться непроизвольное дыхание, и человеку придется все время дышать произвольно, не имея возможности ни уснуть, ни отвлечься.

В противоположность этому, ряд школ, – например, многие традиционные буддийские техники, но также и вполне современные [ 6 ] предлагают не "делать" что-то с дыханием, а просто следить за ним, считая это одним из лучших методов освоения и практики сознавания, или, в буддийской терминологии, "внимательности" (mindfullness) [ 7 ].

Поначалу дыхание, за которым вы начинаете наблюдать, не совсем спонтанное, потому что у большинства из нас многие спонтанные вещи, в том числе, дыхание, в той или иной степени зажаты и "придерживаются". Постепенно, по мере практики, дыхание очищается и освобождается от влияния мышечных зажимов. А цель состоит в том, чтобы сознавать дыхание и не вмешиваться в него.

Это не очень легко. Либо внимание отвлекается: мы начинаем вроде бы следить за дыханием, а потом, минуты через две, обнаруживаем, что заняты чем-то совсем другим. Либо мы начинаем вмешиваться в дыхание: нам кажется, что что-то не так, что нужно дышать либо глубже, либо животом, либо как-то еще, и мы пытаемся выполнять какие-то неизвестно откуда взявшиеся (и совершенно бесполезные) "ценные указания".

Попробуйте, по возможности придерживаясь ненасильственного, спокойного наблюдения, несколько минут посидеть и понаблюдать за своим дыханием. Не ждите и не делайте ничего специального и необычного; сядьте поудобнее и просто следите за дыханием.

Для постоянной практики может быть полезным такой вариант: отследите шесть циклов дыхания (считая, например, выдохи). Остановитесь, побудьте немного "просто так", потом отследите еще шесть циклов.

3. Сознавание и "эбаутизм"

Один из аспектов того, что здесь можно прочувствовать, – это что организм действительно имеет какую-то собственную жизнь. В нас есть нечто "само собой" происходящее. Когда это рассказывают про биохимические процессы – мы можем об этом знать абстрактно, но наблюдению это недоступно. А дыхание можно наблюдать, и мы можем в реальном опыте убедиться, что действительно есть в нас что-то спонтанное, живущее своей, независимой от нас жизнью. Мы можем в это вмешиваться, а можем не вмешиваться. С другой стороны, мы можем это сознавать, а можем не сознавать.

В психосинтезе Р.Ассаджоли есть упражнение, где участники говорят (и стараются – с переменным успехом – думать): "У меня есть нога, но я – не моя нога" и т.д. Пережив опыт сознавания спонтанного дыхания, можно с полным основанием сказать: "Мое тело дышит, а я слежу за дыханием. У меня есть тело, которое дышит, но я – не мое тело" [ 8 ]. Попробуйте прочувствовать различие смысла этой фразы про тело в одном случае – когда оно у меня есть в том смысле, что я его действительно чувствую, и в другом – когда это абстракция, что-де у меня есть нога, – как есть книжный шкаф, русский перевод "Сутры о цветке лотоса чудесной дхармы" (который я, скорее всего, не дочитал) и много чего другого...

Сознавание, таким образом, противопоставляется тому, что Перлз называет "эбаутизм" (от английского to speak about – говорить о чем-то), то есть пустым разговорам "об этом". Одно дело, когда я говорю вам о чувствовании ноги. Я могу рассказать, где и как у меня покалывает или чешется, я могу это записать, напечатать на компьютере, вы можете это прочесть, понять "смысл" фразы. Но это нечто совершенно другое, чем реально ощущать свою ногу. Перлз утверждает, что средний культурный человек большую часть своей жизни (как внешней, так и внутренней) проводит в "разговорах о" – то есть, говорит о том, чего для него актуально, в данный момент, нет [ 9 ].

Но здесь есть одна тонкость. Легко понять и прочувствовать противопоставление реальных телесных ощущений "пустым умствованиям". Однако это еще не сама суть дела (о чем подчас забывают многие гештальттерапевты и авторы книг по психотерапии). Ведь то же самое относится и к эмоциям, и к мыслям. В определенных ситуациях, например, может идти речь о тех специфических содержаниях, которые только в мысли и живут: что-нибудь вроде различия чисел "алеф-нуль" и "алеф-один" по Кантору. Здесь такая же разница: одно дело, когда вы прочли в обзорной книжке, что Кантор пользуется этими понятиями в развитии теории множеств и теории бесконечности, а другое дело, – когда вы реально знаете, что это такое, умеете реально их "помыслить" и понять разницу между этими числами.

Между тем идея о различии "эбаутизма" и реального сознавания легко перерождается в придание большей ценности и реальности кинестетическому опыту в ущерб эмоциональному и интеллектуальному, этакий "гештальт-материализм". Получается переворачивание обычных ценностей псевдо-интеллигентского обучения, где физкультура, "труд" и пение – одиннадцатое, а математика и физика – первое. Но хрен-то редьки не слаще, во всяком случае – не гармоничнее. Необходимо научиться и в области эмоций, и даже (хотя это еще труднее) в области мысли чувствовать различие между "говорением о" и реально проживаемым опытом.

Давайте проделаем такой эксперимент. Попробуйте, – хотя это не очень легко, – умножить в уме 27 на 34. Неважно, получите ли вы правильный ответ, важно, что таким образом вы прочувствуете, что мышление – это реальный (и иногда даже трудный) процесс.

Давайте попробуем еще раз. Только не начинайте, прежде чем я дам команду. Теперь мы будем умножать 43 на 86. Приготовились... А теперь я скажу, что мы этого делать не будем. (Чувствуете облегчение?)

Сейчас мы обнаружили, что мысль можно думать, а можно не думать. Это довольно нетривиально, потому что мы больше привыкли полагать, что мысли "сами" вертятся в голове. Как, впрочем, многое другое, что привычно происходит "само", а оказывается мы могли бы этого и не делать. Или делать, если нам нужно или хочется.

Конечно, сознавать ощущения ноги проще, чем протекание мысли. Но ни в коем случае не следует полагать, что термин "эбаутизм" можно отнести ко всякому мышлению и вообще ко всякому пользованию языком, без разбора. Термин подчеркивает различие модусов бытия: когда я нахожусь в реальном процессе, – сенсорном, эмоциональном, или мыслительном, – это одно, а когда я говорю об этом, не осуществляя никакого реального процесса, кроме говорения – это и есть "эбаутизм".

4. Что такое "гештальт"

Область всего, что может быть сознаваемо психикой в данный момент, можно назвать "полем опыта" [ 10 ]. В него входят, как мы могли убедиться, кинестетические аспекты нашего существования, но также и эмоции, и мысли, и даже фантазии, воспоминания, ожидания и пр.

Поле опыта – это не то, что "видно" (постижимо) с внешней точки зрения. Это сумма (система?) всего, что данный человек мог бы заметить (о чем он мог бы оказаться осведомленным, что он мог бы сознавать), если бы направил туда свое внимание. Скажем, для слепого "поле опыта" не включает то, что внешний зритель мог бы вокруг него увидеть, зато включает те тончайшей звуковые и тактильные различения, которых иной внешний человек не мог бы заметить.

Человек в данный момент сознает (когда вообще что-то сознает – об этом дальше) несколько (или значительно) меньше, чем все возможное для него в этот момент поле опыта. Реальное восприятие всегда "выхватывает" нечто из поля, сосредотачиваясь на одном и отбрасывая другое. То, что человек воспринимает в данный момент, психологи называют " гештальтом " (Gestalt, от немецкого stellen, ставить: "пред-ставленное").

Этот термин подчеркивает, что восприятие всегда целостно: организм реагирует не на изолированные стимулы, а на определенное состояние окружающей среды в целом. Кроме того, гештальт также обладает свойством осмысленности, полезности: это такое восприятие среды, которое соответствует актуальным на данный момент задачам и потребностям организма. Голодный организм воспринимает среду прежде всего с точки зрения источников пищи, сытому может быть важнее место для отдыха. Вообще организм воспринимает только то, что для него так или иначе значимо.

Принято описывать гештальт как фигуру, "вырезаемую" определенным "интересом" организма из общего фона. Первые опыты психологов-гештальтистов действительно были связаны с подобной простой структурой, в общем же дело обстоит несколько сложнее. Как "фигура", так и "фон" представлены последовательностью убывающих планов значимости (нечто находится "на переднем плане", нечто "на заднем", и сколько-то планов можно различить между ними). Важно, что фигура имеет непосредственное отношение к "текущим задачам" организма, а фон составляет для них значимые обстоятельства или соответствует другим задачам, которые, не выходя на передний план, продолжают оставаться более или менее актуальными. Пасущиеся олени (любимый пример Перлза) имеют в качестве фигуры сочную траву, но при этом держат ухо востро и не пропустят дальний рык льва, который тут же станет для них новой фигурой, заставив их пуститься наутек, так что теперь уже трава будет фоном.

Но человек – не просто "организм в среде". В отличие от антилопы-гну человек всегда живет в мире. Человеческий детеныш становится "ребенком" по мере приобщения к человеческому миру и довольно рано (параллельно со становлением человеческой психики) овладевает речью. А владение речью-языком превращает для него любую ситуацию в "экземплификацию" известных ему общих понятий. Ребенок гладит "кошку", а не какое-то "это". Соответственно, человеческий гештальт всегда имеет виртуальное, связанное с общей картиной мира, измерение.

Тем более важным оказывается свойство гештальта быть не "нейтральным", а всегда так или иначе значимым, "осмысленным" восприятием. Гештальт всегда связан с текущей деятельностью человека – будь это действие в реальности, размышление или фантазия. Из "всего возможного" гештальт в каждый данный момент "вырезает" то, что в этот момент в том или ином отношении важно. "Довлеет дневи злоба его", – как говорится в классической Книге.

Дата добавления: 2015-07-26