Баскетбол

Поднятие занавеса. В правой части сцены Ч кровать с блестящими металлическими поручнями и изголовьем. На кровати Ч чернокожая С т а р у х а. Ее тело полностью укрыто белым одеялом, видна только покоящаяся на подушке голова. За изголовьем Ч тумбочка, на которой стоит ночник. Его света достаточно для того, чтобы разглядеть лицо Старухи, одеяло и кровать, но все вокруг погружено в темноту. Кровать повернута левым боком к зрительному залу, на протяжении всего действия зрители видят героиню в профиль. Произнося слова, она смотрит перед собой.

С т а р у х а. К концу дня совсем все из головы вылетаетЕ Буквально ничего не остаетсяЕ Ничего четкого, я имею в виду. Но заснуть все равно не удается. Как раз нечеткость и мешает, наверное. Раньше раздражалась. Теперь уже нет. Что толку? Вспомнила, как в детстве бабушка учила меня считать что-нибудь, чтобы быстрее уснуть. Вот и сейчас складываю. Заснуть благодаря этому никогда не выходило, не получается и теперь, но по крайней мере удается успокоиться. Вернее, мне давно уже не требуется успокоение, но все же Ч хоть какое-то занятие. Многие так с шелестящим под ухом телевизором засыпают. Кстати, надо потребовать, чтобы мне телевизор предоставили. Я его включать и не подумаю, конечно. Да и они откажут, скорее всего, но потребовать все равно нужно. Взбудоражить их лишний раз. Раз. Семнадцатый ЂЛї попадает в корзину, два очка. Ликование толпы. Свист и аплодисменты. Вспышки фотокамер. На поле Ч десять чернокожих спортсменов. Пятеро Ч в красной форме, пятеро Ч в зеленой. Еще четырнадцать Ч на скамейке запасных игроков. Команда ЂНї против команды ЂЛї. Это не так уж важно, ведь я не болею ни за кого. Но чтобы следить за счетом, приходится разбираться в том, кто и с какой дистанции забросил мяч в корзину. Вместо овец придумала баскетбол. Более изощренные расчеты. В старости это куда лучше дисциплинирует память. Всегда недолюбливала этот вид спорта, но в данном случае это не имеет никакого значения. Это просто подспорье для вычислений. Кстати, играющие за ЂЛї Ч все в татуировках. Никогда не могла понять, зачем чернокожим татуировки. Их и не видно почти. Очередная нелепая мода, наверное. Или тренер приказал. Там же все Ч как в армии. Хотя я ничего про солдат не знаю. Белесый был военным, это правда. Но он мне про свою работу не рассказывал. Военная тайна. Я и не спрашивала. Какая разница, о чем молчать. Все равно до беседы не доходило. Два. Второй ЂНї забрасывает с пяти метров. Два два. Вдвоем молчали. Я однажды спросила Ч ничего, что мы не разговариваем толком? А он как-то по-особенному подмигнул в ответ, словно имея в виду: молчание Ч золото. А затем как будто произнес: если б часовые на страже болтали, грош цена им была бы. Я потом подумала, а при чем здесь часовые, не про них же речь шла, но уже поздно было возвращаться к этой теме. Поезд ушел, как говорится. Я всегда медленно соображала. Хотя, скорее всего, он и не говорил ничего, а я сама все додумала. Со мной это часто случается. Ничего ведь не говорится давно. Да и раньше не говорилось. У него так точно. Вагоны заржавели, так и не тронувшись с места. Нет, что-то говорилось все-таки, вечно все преуменьшаю. Но по мне Ч так лучше преуменьшить, чем преувеличить. Может быть, не проговаривалось, не произносилось, но имели место какие-то зачатки разговора. Возможность беседы все же была. Вот что удивительно. Опять стук. Уже толкаются у корзины. Три. Не в смысле, что их трое, а в смысле Ч три мяча уже забросили. Вернее, два, а третий сейчас забросят. А я люблю так Ч предугадывать, опережать время. Нет, двадцать первый подпрыгивает, а его сдерживают, пихают. Промахивается. Помехи в изображении. Эта толкотня против правил, кажется. Хотя я в их терминах не разбираюсь. Не влезаю в это. Пусть голос за кадром комментирует. А я трансляции без звука смотреть предпочитаю. Чтобы составлять о происходящем собственное мнение. А уж кинофильм про баскетболистов на спортивном поле Ч что-то скучнее и вообразить сложно. Вообще эту игру не люблю. Снова толкаются. Мяч стучит, не переставая. Меня вот тоже всю жизнь толкали, и никому дела не было. Даже тем, кто толкал. У них, на поле, почти так же, мне кажется. И экран Ч не спасение. Нет, все-таки Ч штрафной назначают. Теперь три. Двадцать первый не промахивается. Три два в пользу ЂНї. Татуированные ворчат, замену предвидят. У меня три, и у них на табло Ч три. Так и запутаться недолго. О чем он молчал все время, интересно? Я раньше часто воображала себе темы его молчания. Их всего-то несколько могло быть. Не такой уж он умник все ж. Хотя, может, и умник, на свой лад. Не мне судить. Но может Ч и их не было, этих нескольких тем. То есть Ч совершенная пустота стояла за этой его тишиной. Даже страшно, что мы иногда какие-то слова произносили. Шелест в темноте. Это сейчас жутко, а тогда не задумывалась. Я всегда медленно соображала. По-хорошему, и их, этих редких фраз, не должно было быть. Вот тогда можно было бы вести речь о совершенстве. А так Ч нет. Откуда они-то брались, эти недослова? Вот Ч абсолютная загадка. Вспомнить бы тот момент, когда мы с ним впервые заговорили о чем-то. Ну, мы не заговаривали толком, просто время от времени перебрасывались парой звуков. Он промычит, я хмыкну. Он мне мяч, я Ч ему. Чем не жизнь? Четыре. Пятнадцатый ЂЛї из-за дальней линии забросил. Три пять. Второй теперь к корзине бежит. Так быстро, что камеры не успевают. Нет, упустил шанс. И теперь дуется так по-детски. Белесый. Я сначала думала, что это кличка какая-то. Чудаковатая только для чернокожего. Так нет же, у него и в военном билете эта фамилия значилась. В детстве, небось, доставалось ему от сверстников. Мальчишки же не могут не дразниться. Тогда он молчуном и сделался, скорее всего. Пять. Второй два очка принес своей команде. Три семь. Свет странно преломляется. Мне его отражения глаза режут. Спортивное поле исчезает. Какие-то вспышки и мелькания. Наверное, ночник слишком яркий. Надо попросить, чтоб заменили. Или пусть изголовье марлями обмотают, чтоб хоть от отражений избавиться. И телевизор пускай починят. Они этого точно не сделают, но я все равно попрошу. Надо добиваться своих прав. И капельницу потребую. Хоть ее здесь, наверняка, отродясь не было. Они и не знают,небось, что такое капельница. Подумают, что я с пепельницей перепутала. Очень много зрителей в этот раз. И шумные. Спортсмены говорят, что им играть намного тяжелее в таких условиях. Жара стоит дикая. Еще все это дополнительное световое оборудование воздух накаляет. А кондиционеры, как всегда, не работают. Да нет тут никаких кондиционеров. Это же не чемпионат мира. Непременно надо потребовать, чтобы установили. Написать заявление. Жара ведь кошмарная. Поэтому они любят, когда совсем зрителей нет. Но тренер без зрителей не разрешает. Это не репетиция, говорит, а съемки. И жаре он рад Ч мол, дополнительная дисциплина. Они ненавидят свою профессию поэтому. Все актеры одинаковы. Тридцать седьмой бросает. Нет, путаю. Это счет на табло Ч три семь. Насколько могу разглядеть. А сколько мячей забили? Пять. Главное это число не забывать. Иначе Ч всему конец. Пять. Можно держать в голове количество пальцев на руке, чтобы не забыть. Или по очереди загибать их. Какая дурацкая игра. Впрочем, все игры одинаковые. Все подражают отсутствующей беседе. И свет еще этот странный. Разве можно играть в таких сумерках? Собеседников же совсем не видно. Бессмысленно шелестишь в темноте. От этого и зрение портится. А вот у овец от рождения слабые глаза. Интересно, а актеры смогли бы продолжить, если бы ослепли? Мне кажется, да. За годы репетиций они привыкли играть с закрытыми глазами. Это дисциплинирует. Слепота дисциплинирует. Тренер им даже повязки специальные придумал. Зеленые и красные Ч под цвет формы. У них ведь один тренер на две команды. Почему так? Экономят, может быть. Не мое дело это. Я не вмешиваюсь. Да и какая разница? Так, может, и правильнее. Мое дело Ч считать. Не за тем счетом следить, который на табло высвечивается, а Ч считать заброшенные мячи. У меня Ч свой счет. Боюсь ошибиться, мои глаза ведь тоже не видят почти. Старая овца. И еще они здесь электричество экономят. Нужно пожаловаться. Это ни к чему не приведет, конечно, но обязательно нужно пожаловаться. По крайней мере, будут знать, что за ними следят. Слепые спортсмены и слепой тренер. Слепые актеры, изображающие баскетболистов. Слепые кинооператоры. И слепой судья-режиссер в придачу. Хотя нет, я заговариваюсь. Я не сужу никого. Просто запоминаю цифры. И еще здесь очень холодно. Одеяло совсем не греет. Выскажу им все. Это ничего не изменит, естественно, но сказать надо. Чтоб не думали, что никто не замечает их хитростей. Чтоб не зарывались. И стены здесь слишком тонкие. Разве можно заснуть под этот постоянный стук? Выскажу им все, как только придут. Возможно, пепельницу принесут, чтоб хоть как-то оправдаться. У меня, правда, сигарет совсем не осталось. Но может, дадут одну, смилостивятся. Пусть и окурок. Окурка-то им не жалко, небось? Нет, часовым не положено, скажут. Пепельницу Ч пожалуйста, а вот сигарет Ч нет, не положено. И что мне делать с этой пепельницей, спрашивается? Например, мелкий мусор складывать в нее можно. Будет вместо корзины. Стану скручивать шарики из бумаги и бросать тудаЕ Нет, конечно. Ладно, и на том спасибо. Вот так и прерывается наше молчаниеЕ Если это можно назвать обрывом. Этот шелест в темноте. Мусор слов. Шесть. Столько лапок у насекомого. Восемнадцатый отомстил. На замену вышел со свежими силами. Шесть семь. Они прыгают, как кузнечики, а Белесый стоит у края поля. Смотрит, чтоб никто из зрителей игре не помешал. Они же на массовке экономят, нанимают всякий сброд. Начеку надо быть. Но изредка из любопытства косится на баскетболистов. А однажды Ч в нарушение всех правил Ч просто повернулся к ним лицом. Они носятся, а он замер, как восковая фигура. Такие вот разные профессии. У него внутри все шевелится зато. Такое движение этим прыгунам и не снилось. Вчера свет казался более ярким. Не пойму Ч то ли я слепну, то ли они экономят. И не докажешь ведь ничего этим скрягам. Скажут: что вы хотите Ч возраст, неизбежные проблемы со зрением. У насекомых и овец с этим еще хуже. Вот так и прерывается наше молчаниеЕ Шелест. Выскажу им все, как только придут. Непременно нужно высказать. Они, к сожалению, еще ни разу не приходили. Семь. Беды и ответ. Штрафной забили. Семь семь. Ничья. Семьдесят семь. На этом и остановимся. А он ведь так и упал, молча. Прямо на спортивное поле. Стук не прекращается. Спокойной ночи, бабушка.

Занавес.

Удары

Темнота. Луч света в правой части сцены. Вдоль правой и задней кулис Ч два гаража, соприкасающихся под углом девяносто градусов. Облупившаяся зеленая краска на проржавелых металлических стенах. Редкие, неразборчивые линии незаконченных граффити. Ворота правого гаражного домика направлены в сторону зрительного зала, ворота левого Ч в сторону левой кулисы. Сгорбленный Г е р о й (предпочтительно Ч молодого или среднего возраста) стоит спиной к зрительному залу, лицом к стене левого гаража Ч в углу между металлическими домиками, на расстоянии шага от стены левого гаража, облокотившись плечом о стену правого. Худой, босой, по пояс голый, старые джинсы затянуты кожаным ремнем. Немытые, спутанные колтунами волосы доходят до плеч (условным ориентиром может выступать сценический образ Iggy). Внешность способна вызвать мысли об алкогольном или наркотическом опьянении.

Герой с максимально возможной для изможденного тела быстротой ударяется лбом о стену правого гаража. Звук удара. Усиленный реверберацией гул металлической перегородки (возможен тональный призвук гонга или колокола). Дождавшись тишины, Герой, не отрывая от гаража лоб, замахивается и бьет по стене кулаком правой руки (согнутыми пальцами, а не костяшками). Звук удара. Гул. Пауза. Не опуская правой руки, Герой ударяет по стене ладонью левой руки. Звук. Отзвук. Пауза. Все происходит в полной тишине, нарушаемой только громкими звуками ударов.

Герой опускает руки, делает два шага назад. Пауза. С разбега ударяется о стену головой и поднятыми вверх локтями. Звук. Эхо. Пауза. Опираясь о стену лбом, опускает руки. Бьет о стену левым локтем и сразу опускает руку. Удар. Отзвук. Пауза. Бьет о стену правым локтем, опускает руку. Удар, гул, пауза. Бьет о стену левым коленом, опускает ногу. Звук, отзвук, пауза.

Герой делает три шага назад, задевая плечом о правую стену. При соприкосновении Ч усиленный реверберацией звук трения наждачной бумаги (или грубой щетины) о металлическую поверхность. Пауза. Подходит обратно к стене, цепляясь плечом за соседний гараж. Снова звук наждачной бумаги. Пауза. Без всякого энтузиазма прямым ударом бьет костяшками левого кулака о стену перед собой, опираясь плечом о другую стену. Звук удара. Эхо. Пауза. С размаху бьет о стену ступней левой ноги. Звук, гул, снова тишина. Прихрамывая, пятится к исходной точке на расстоянии трех шагов, обвиснув на правой стене. При трении Ч звук наждачной бумаги.

Делает два шага вперед. Останавливается. Медленно сползает плечом по правой стене, пытаясь опереться левой рукой о стену перед собой. При трении плеча о стену Ч звук наждачной бумаги. Опускается на землю. Ноги вытянуты влево. Правое плечо касается стены, корпус слегка наклонен вперед, пальцы левой руки едва касаются стены левого гаража.

Затемнение. Занавес.

Пауза.

Из-за занавеса вновь раздаются удары и отзвуки. Постепенно звуки искусственно затухают.

Сияние

Темнота. Затем тусклое освещение сцены, равномерно покрытой бесформенными лужами и худыми, лишенными листьев деревьями. Отблески чуть колышущейся воды, мерцание влажных ветвей. На полу вполоборота к зрителю лежат обритые наголо мужчина и женщина в промокших темно-серых пижамах. Их босые ноги направлены в разные стороны.

О н а. Если бы я спросила, к чему сияние, что бы вы ответили?

О н. Наверное, сказал бы, что это слишком лунный вопрос. Настолько сумрачный, что нужно выбраться за полярный круг, чтобы начать подбирать ответы.

О н а. Нет, не буду спрашивать.

О н. А если бы я спросил, почему вам больше не хочется задавать вопросы?

О н а. Наверное, так и не нашлось ни одного подходящего.

О н. Спастись в молчании?

О н а. Это наивно. И все же я не хочу смеяться над тем временем, когда мы молились безмолвию.

О н. Мне кажется, я не молился. Просто считал про себя. Складывал какие-то несуществующие, немые числа.

О н а. Не важно. Все равно слишком часто Ч такое чувство, что случилось что-то необратимое. И никогда не удастся понять, что. Такое вот странное наказание.

О н. Или, может быть, дар. Если это не одно и тоже. Но в безмолвии не нужны вопросы.

О н а. Их и без того там так много, что начинает казаться, будто нет ни одного. Может быть, поэтому мы и начинаем путать их с еще более многочисленными ответами. Искать что-то до вопрошаний и отповедей, до благодати и кар. Вот что действительно важно.

Замолкают на несколько минут.

О н. Когда вслушиваюсь в ветер, иногда думаю, что он дует сквозь меня, что только так Ч став им Ч можно начать слышать его по-настоящему. Дождь, метель, ветер, море Ч все они об одном и том же.

О н а. Вы всегда слышали звуки. Я Ч только голоса. Но ваш научилась слышать как звук.

О н. Иногда звуки становятся настолько слабыми, что их уже не отличить от тишины.

О н а. А голоса всегда напоминают частичку молчания. Может быть, в этом и заключается их сила.

О н. Поэтому молчание кажется никогда не молчащим до конца. Оно едва заметно скрежещет. И в неслышном скрежете слышится нескончаемое повествование о тех просторах тишины, что свободны от слов и даже от мыслей.

О н а. С этим никогда не удавалось разобраться. Когда ребенок начинал говорить, мы думали, нет ничего важнее первых слов. Когда родился младший, его молчание вновь стало представляться самым главным.

О н. Но мы так и не научились ни разговаривать, ни молчать с ними.

О н а. Нет, иногда это удавалось. И все же довольно редко.

О н. Мы знали это с самого начала.

О н а. Но никогда не хотели в это поверить.

О н. Я и сейчас не верю.

О н а. Теперь Ч просто прикасаться к воздуху, к тонким линиям тропинок меж темнеющих деревьев. Я вспоминаю, как их верхушки покачивались. Можно было лежать и часами кружиться вместе с ними. Закрыв глаза. Видеть отражения под процарапанными на зеркальной пыли иероглифами. Потом наблюдать, как ливень смывает их, как размывает отражения, перебивая мысли. Собственные мысли, не мои, конечно. И во мгле все сияло. Обжигая взгляд. Эту безвестность можно вообразить и сейчас. Откуда только берется неподвижная, смутная уверенность?

О н. ЂКто ты?ї Ч вот какой вопрос я давно хочу задать.

О н а. И именно поэтому Ч не стоит спрашивать.

О н. И все же нам повезло.

О н а. Дай мне свою руку.

Занавес.

Дата добавления: 2015-07-26