Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Нью-Йорк, нынешняя столица мира

Читайте также:
  1. III. Москва — столица России
  2. Александрия, бывшая столица мира
  3. В стоимосте тура экскурсии: Морская столица Болгарии – Варна!!! Cтолица Румынии Бухарест!!!
  4. Вавилон, бывшая столица мира
  5. Выступление на конференции в обществе Костюшко. Нью-Йорк, 19 апреля 1978 г. «Dialog». 1979, #9, Варшава.
  6. Зачем нужна была царю новая столица?
  7. Каир, самая первая столица мира

 

 

Посреди нью-йоркского Сентрал-парка стоит древнеегипетский обелиск. Ньюйоркеры называют его «Игла Клеопатры». Обелиск был изготовлен три с половиной тысячи лет назад, при фараоне Тутмосе III. Сегодня на фоне нью-йоркских небоскребов он смотрится жалко.

Монумент весит сотни тонн. Кажется, будто он стоял здесь всегда. И останется тоже навсегда. На самом деле нет в мире более непоседливых штук, чем многотонные древнеегипетские монументы.

В Нью-Йорке я бывал многократно. Последний раз полтора года назад. Я прилетел под утро, кинул вещи в маленьком хостеле, принял душ, выпил кофе, прогулялся по Виллиджам, съел хот-дог, не заметил, как стемнело, вечером, перекрикивая музыку, пытался общаться с барменом, а на утро сидел под «Иглой Клеопатры», курил, прижимал ко лбу холодную «коку» и пытался понять, почему от всех взятых из дому денег теперь осталась только треть.

Не стоило Колумбу открывать эту сторону планеты. Отсюда в Старый Свет были привезены лишь галлюциногенные грибы, табак, ядерное оружие и сифилис. Кроме этой мысли, в голове вертелся вопрос: зачем я вчера пил водку?

— Позвольте к вам обратиться, юный джентльмен? Уделите мне немного времени?

Надо мной нависал симпатичный американский дядька. Он был из таких, знаете, вызывающих расположение с первого взгляда. Седая подстриженная бородка. Добрые морщинки вокруг глаз. Непьющий Хемингуэй.

В руках он держал толстую книгу. Я подвинулся на скамейке. Дядька сказал, что хочет сообщить мне крайне важную штуку. Дело в том, что моя жизнь нуждается в исправлении, а если я не знаю, как это делается, то он мне сейчас расскажет.

— Вы готовы всем сердцем принять то, что я вам сообщу?

Я сказал, что в принципе не против. Чтобы не дымить на собеседника, я даже выкинул только что прикуренную сигарету. Я и в самом деле был не прочь послушать о Царстве Небесном. Иногда мне бывает жаль, что я не веду ту жизнь, которую бродячие проповедники советуют мне вести. Но я надеюсь, что когда-нибудь жизнь моя все-таки изменится к лучшему.

Дядька открыл свою книгу. Страницы ее были размечены маркером. Он начал говорить, и я обнаружил, что в руках у него вовсе не та книга, о которой я подумал.

— Сура «Корова», аят 25-ый! Вы видите? Здесь написано!..

— Это Коран? Вы собираетесь рассказать мне о Коране?

— Да, юный джентльмен!

— Но почему именно Коран?

— Потому что это священная Книга Пророка — да благословит его Аллах и да приветствует!

Я рассмеялся. Если ужасный ислам нельзя победить, то можно хотя бы перейти на его сторону. Я извинился, встал, сказал, что мне пора, и ушел. Седобородый апостол ислама остался сидеть. Он был смешным и жалким.

 

 

«Игла Клеопатры» приехала в Нью-Йорк из Египта. Как и тот единственный парень, который предстал-таки перед судом по обвинению в причастности к теракту 11 сентября. Кто именно обрушил самолеты на Нью-Йорк, так до сих пор и не известно. Зато известно, что тот парень получил пожизненное.

Каждой нации нужен враг. И вот после долгого перерыва США опять отыскали себе врага. Американцы искренне поверили, будто ислам XXI века — гораздо более опасная штука, чем коммунисты XX. А ведь еще лет сорок назад такая фобия показалась бы полной чушью.

Триста последних лет ислам дряхлел и умирал. Потом он вроде бы наконец умер. Все облегченно вздохнули. Но в 1973 году в разгар очередной арабо-израильской войны нефтедобывающие государства Персидского залива объявили, что прекращают отгрузку нефти израильским союзникам. Цены на бензин моментально скакнули вверх — и с тех пор уже никогда не опускались до прежнего уровня. Именно с этого момента нефть стала основой мировой экономики. Мусульманские государства впервые в новейшей истории стали богаты. Сперва просто богаты, а потом фантастически богаты.

Собственно никаких других резонов для разговора об исламской угрозе и нет. Есть просто очень много денег, оставшихся от экспорта нефти. Советский Союз использовал эти деньги для помощи иностранным коммунистам. Саудовская Аравия на те же самые деньги поддерживала братьев-мусульман. А оплачивали и то, и другое американские автолюбители.

Утешает одно: последняя тонна нефти сгорит в автомобильном двигателе не позже 2010 года. Деньги от экспорта кончатся, арабы опять станут бедны, как были бедны всего полвека назад, и ислам исчезнет так же, как исчез Коминтерн. Впрочем, можно не сомневаться: к тому времени голливудские продюсеры непременно придумают для земляков какого-нибудь нового врага.

 

 

Ислам называют молодой религией, потому что возник он на 624 года позже христианства. Но что такое 624 года для Господа вечности?

Реально ислам давно умер от старости. Я могу назвать вам даже точную дату его смерти: 17 ноября 1922 года.

Полтора тысячелетия во главе правоверных стоял халиф — заместитель Пророка на земле. Халифы могли меняться, система оставалась неизменной: Аллах — на небе, халиф — на земле, и, значит, все хорошо.

Последним халифом в истории ислама стал Мехмет VI Вахидеддин. Большую часть жизни он провел в гареме своего стамбульского дворца. До 67 лет он ни разу в жизни не выходил на улицу. А 17 ноября 1922 года вышел: на английском крейсере халиф сбежал из собственной столицы, отрекся от титула повелителя правоверных и кончил жизнь как гражданское лицо на вилле под Римом. Турецкое Национальное собрание объявило, что титул халифа отныне упраздняется. История ислама была окончена.

Начало XX века для империй было тяжким временем. Русская Февральская революция… Синьхайская революция в Китае… крах Австро-Венгрии… анархический путч в Испании… веселая безымянная революция в Мексике… революция младотурок в Оттоманской империи. Священные империи рушились одна за другой.

К 1920-м годам священного в мире почти совсем не осталось. Каждый стал сам себе господин. Последний халиф истории предпочел не править правоверными, а резаться в казино. После отречения от титула в свите Мехмета остался один чернокожий евнух и всего две жены. Дворец Топкапы в Стамбуле (бывшая резиденция халифа) был превращен в музей. Все, что осталось от ислама, после 1922 года это тоже один сплошной музей.

 

 

Перед дворцом Топкапы в Стамбуле стоит точно такой же обелиск, как в нью-йоркском Сентрал-парке. При халифах с вершины обелиска протягивали веревку до соседней колонны. По ней с завязанными глазами ходили канатоходцы. Иногда они падали и разбивались насмерть. Это жителям столицы нравилось особенно.

Обелиск был привезен в Город по приказу византийского императора Константина. В те годы Стамбул еще назывался Константинополь. Император заботился о городе, названном в его честь. Из Египта в Константинополь доставлялись древние обелиски. Из Иерусалима — христианские святыни. Из первого, предыдущего Рима — античные статуи и барельефы.

Тысячу лет подряд Константинополь оставался главным музеем мира. Сегодня из всего этого богатства выжил только древнеегипетский обелиск, стоящий перед дворцом халифа в Топкапы.

Нет на свете более непоседливых штук, чем гигантские монументы. После захвата Афин древние римляне вывезли оттуда 250 подвод статуй. После того как столица была переведена из Рима в Константинополь, те же самые 250 подвод двинулись в обратном направлении.

Семь чудес античного мира располагались в Азии. Все, кроме одного: гигантской статуи Зевса. Когда-то позолоченный Зевс стоял в древнем городе Олимпия. Император Константин распорядился демонтировать скульптуру и тоже перевезти ее в новую столицу. В Константинополь отвезли и гигантскую металлическую статую Афины. Когда-то статуя стояла на афинском Акрополе, и солнце, отражаясь на острие ее копья, было маяком для судов. Обе легендарные скульптуры прибыли в Константинополь и тут же потерялись. Второй Рим — очень большой город. Статуи размером с пятиэтажный дом пропадают в нем без следа.

Жителям Константинополя казалось, что свезенное в их город добро у них навсегда и останется. Но Константинополь был разграблен гогочущими венецианцами, а потом еще и улюлюкающими турками, а потом сюда повадились европейские коллекционеры, и древние реликвии опять разлетелись по свету.

Мы тоже не знаем, где через тысячелетие окажутся монументы, которые сегодня олицетворяют для нас незыблемость. Не перевезут ли все изваяния острова Пасхи в лос-анджелесский Диснейленд? Не отправится ли Эйфелева башня постоять на главной площади Шанхая? Не продадут ли священный «черный» исламский камень из Мекки анонимному нью-йоркскому коллекционеру? Не окажется ли петербургский Медный всадник стоящим где-нибудь на главной площади чеченской столицы?

Сегодня египетские монументы стоят в Стамбуле, Париже, Петербурге и Нью-Йорке — куда увезут их те, кто рано или поздно придет разграбить и сжечь эти города?

 

 

Говорят, лет восемьдесят назад власти моего города решили почистить дно Невы возле Академии художеств. На набережную, украшенную египетскими сфинксами, подъехала бригада водолазов. Первый из них натянул скафандр, нырнул в грязную воду и почти сразу подал сигнал: «Вытаскивайте!»

Помощники свинтили у него с головы тяжелый бронзовый шлем. Водолаз вращал безумными зрачками и повторял:

— У них там митинг!.. У них там митинг!..

Как выяснилось, именно в этом месте на протяжении всего лета 1917 года топили трупы с привязанными к ногам грузами. А поскольку течение возле набережной сильное, то казалось, будто раздувшиеся покойники под водой колыхались, размахивали руками и разевали сгнившие рты.

О дальнейшей судьбе утопленников мне лично ничего не известно. А вот египетские сфинксы стоят на набережной до сих пор.

Вообще-то сперва здесь хотели установить бронзовых коней, отлитых бароном Клодтом. Но барон заломил за них такую цену, что дешевле оказалось купить сфинксов в Египте, послать за ними военный корабль, привезти в Петербург, и после этого даже осталось немного денег на то, чтобы изготовить под сфинксов гранитные постаменты. А коней Клодта позже установили на Аничковом мосту.

Французы завидовали петербуржцам. Им тоже хотелось украсить свой город чем-нибудь древнеегипетским. Через четыре года после установки петербургских сфинксов в Париже, на площади Конкорд, был установлен древнеегипетский обелиск. Интересно, что когда-то это все было единой композицией: в древнеегипетском Луксоре нью-йоркская «Игла Клеопатры» стояла справа, парижский обелиск слева, а петербургские сфинксы парочкой лежали прямо перед ними.

Одновременно с французами за импорт древнеегипетских монументов взялись англичане. Приличного обелиска им уже не досталось. Вместо него в Британский музей были доставлены два колосса эпохи Рамзеса II. Войдя во вкус, англичане перевезли к себе в столицу еще и скульптуры с афинского Парфенона.

Парфенон, главный античный храм планеты, на протяжении двух с половиной тысяч лет своей истории почти не пострадал. При византийских императорах он был превращен в христианскую церковь. Христиане регулярно его реставрировали. А потом в Афины прибыл британский граф Элджин, который по камешку разобрал греческую построечку и на 22 кораблях вывез камни в Лондон.

То, что после этого осталось от Парфенона в Афинах, напоминает обглоданную куриную ножку. Зато перед входом в Британский музей ежедневно выстраиваются очереди. Греки скрипят зубами от обиды, требуют вернуть статуи и в каждом путеводителе по Афинам не забывают упомянуть, что умер-то граф Элджин не абы как, а от сифилиса.

На заключительном этапе к гонке коллекционеров подключились немцы. Эти решили брать не размером, а качеством. Установить перед Рейхстагом обелиск им не светило, зато именно в Египетском музее Берлина хранится знаменитый бюст Нефертити.

 

 

А вот Нью-Йорку ни одна из знаменитых реликвий древности не досталась. Американцы свой шанс упустили. В Метрополитен-музее сегодня хранится несколько каменных быков из Ассирии (гораздо худшего качества, чем луврские) и какое-то количество золота инков (не идет ни в какое сравнение с берлинским золотом Трои). Больше похвастаться нечем.

Впрочем, Нью-Йорк знаменит, конечно, не прошлым. В Нью-Йорк ездят не вздыхать об ушедшем, а смотреть на будущее.

Осмотр Манхэттена лучше начинать с Баттери-парка, разбитого на стрелке острова. Отсюда открывается прекрасный вид на залив и Статую Свободы. Статуя знаменита в основном тем, что внутри нее снималась сцена финальной драки для фильма «Люди Икс-I».

В двух шагах от Баттери-парка стоит старинная ирландская церковь Святой Троицы. Под ее фундаментом в «Сокровище нации» было спрятано золото тамплиеров. Рядом расположена станция метро «Боулинг Грин». В третьем «Крепком орешке» ее взорвали международные террористы, а в «Денежном поезде» именно с этой платформы отчалил поезд, ограбленный Вуди Харельсоном.

Дальше начинается собственно Нью-Йорк. В фильме «Водный мир» этот город ушел на дно океана, в «Послезавтра» — покрылся километровым ледником, в «Искусственном интеллекте» — и то, и другое одновременно, а в третьем «Терминаторе» был разрушен точечными ядерными ударами.

За Финансовым районом лежат веселые нью-йоркские Виллиджи. Внешне этот райончик довольно мил, однако не стоит забывать, что именно здесь открыл охоту на людей инопланетный Хищник из «Predator, часть II», и именно по этим переулкам бродила чудовищная ящерица Годзилла. Если прогулка вас утомила, то можно сесть и перекусить в одном из местных ресторанчиков. Говорят, кухня лучше всего в том, который некогда разгромил шестирукий Профессор Октопус из второго «Спайдермена».

Из Виллиджей можно отправляться в Нижний Ист-Сайд. Места основных сражений между «Бандами Нью-Йорка» вы узнаете без труда. Также отсюда открывается неплохой вид на небоскреб Крайслер-билдинг. В самом первом «Кинг-Конге» 1930-х годов на него взбиралась гигантская обезьяна. В более новом «Кинг-Конге» с Джессикой Ланж обезьяна карабкалась на башни-близнецы Всемирного торгового центра, но их по понятной причине вы уже не увидите.

Дальше к северу находится знаменитый «Дом-утюг», куда ходил на службу Человек-паук. Если за «Утюгом» повернуть налево по 30-й Вест-стрит, то вы упретесь в стадион Мэдисон-сквер-гарден, на раздвижной крыше которого Жан-Клод Ван-Дамм сражался с террористами во «Внезапной смерти», а Брюс Уиллис танцевал джигу в «Последнем бойскауте». Кроме того, отсюда открывается роскошный вид на дом, в котором происходит действие фильма «Ребенок Розмари».

Двигаясь дальше по Бродвею, особое внимание обратите на площадь Таймс-сквер. Именно здесь наблюдается самая высокая концентрация внеземных опасностей. В фильме «Армагеддон» именно сюда упали осколки небесного астероида. В «Дне независимости» над Таймс-сквером завис блин космической тарелки. В «Охотниках за привидениями» именно здесь толпа встречала овациями бесстрашных борцов с нечистью, а в первой «Матрице» по этой площади разгуливала сногсшибательная блондинка в красном, специально смоделированная для Киану Ривза.

Еще пару кварталов выше, и вы окажетесь на границе Сентрал-парка. Чтобы не потеряться в зарослях, иногда задирайте голову: вы всегда сможете сориентироваться по торчащим над деревьями небоскребам-близнецам «Сан-Ремо». Правая башня знаменита тем, что именно на нее в «Побеге из Нью-Йорка» упал самолет президента США. В левой башне в фильме «Один дома-2» жил беспризорный Маколей Калкин. А в самом Сентрал-парке, у подножия «Иглы Клеопатры», черепашки-ниндзя как-то спасли потерявшегося космического бейби.

 

 

В Нью-Йорке египетский обелиск один, а в древнем Риме их было больше двадцати. До наших дней дошло тринадцать. Античные императоры привозили обелиски из Египта и устанавливали на главных площадях Вечного города. Их позолоченные вершины слепили глаза. Жителям Рима казалось, что это навсегда.

Потом античный мир умер. Готы и вандалы играючи повалили египетские стелы на землю и разломали их на куски. Там, в земле, обелиски пролежали тысячу лет. Когда средневековые европейцы выкопали их с пятиметровой глубины и с трудом заставили снова стоять прямо, над землей восходило солнце уже совсем другого мира.

Бывает так, что мир умирает. Предпоследний раз такое случалось полтора тысячелетия назад, а последний раз это происходит сегодня. Все, чем гордится человечество, все главные войны и главные книги остались в прошлом. Наш с вами мир умер. Но никто не хочет этого замечать.

Особенно трудно заметить это в Нью-Йорке. Сто два этажа небоскреба Эмпайр-стейт-билдинг. Сто миллионов киловатт электрического освещения на Таймс-сквер. Эту площадь американцы с гордостью называют самым электрифицированным местом на земле. Что ж, в тот момент, когда из-под земной коры будет высосан последний литр топлива, эта площадь станет просто местом.

Рано или поздно нью-йоркские небоскребы перестанут скрести небо. Станут смирно лежать поперек тротуаров. Трудолюбивые мексиканцы распашут север Манхэттена под маисовые плантации. Бродячие скотоводы еще скормят своим стадам траву, выросшую над братской могилой Манхэттена. Потом остатки небоскребов (то, что не сгниет и не рассыплется в труху) будут извлечены из земли археологами. Кто-то непременно прославит свое имя открытием допотопного города Нью-Йорка. Очкастые знайки будут пинцетами вытаскивать из глубоченных раскопов осколочки гипсокартона. Они еще напишут толстые книжки, в которых выскажут несколько смелых гипотез, относительно того, как именно выглядели верхние этажи Эмпайр-стейт-билдинг. На место, где стояло это чудо света, непременно придут экскурсии. Люди еще поразятся гигантскому фундаменту бетонного чудища.

Впрочем, это будут какие-то другие люди. Живущие в каком-то другом мире. И вообще это будет не скоро. Пока небоскребам предстоит пасть и веками лежать под землей.

 

 

Рим

 

 

Неделю назад я заходил в музыкальный магазин «Титаник». Мне нужно было взглянуть: нет ли у них альбома The Joshua Tree группы U2. У самого входа в магазин я заметил девушку, с которой встречался восемь лет назад. Она рассматривала витрину с DVD. У нее были сногсшибательные сапоги. Она была модная, прекрасная, в дорогой одежде, с ключами от дорогой машины, в дорогущих очках, с дорогущей сумочкой в рифму к сапогам, а я был такой же, как всегда.

Восемь лет назад она поднимала ко мне мокрое лицо и слизывала капельки спермы с верхней губы. Прекрасно помню, как, испытывая оргазм, она по-дурацки растопыривала ноздри и все повторяла мое имя… Сейчас она на меня даже не смотрела. Думаю, если бы я попробовал с ней заговорить, девушка вызвала бы милицию.

Восемь лет… и все встало на свои места. Не жизнь, а сплошное расстройство. Из «Титаника» я ушел, так и не купив свой The Joshua Tree.

Этот альбом я купил спустя два дня. Раньше я обычно покупал его на кассетах, а последнее время на CD. Я часто переезжаю с квартиры на квартиру и за время этих переездов перетерял все любимые книги, все любимые диски, несколько любимых джинсов… всех друзей, всех девушек, любую надежду на нормальные отношения с кем бы то ни было… Ну, потерял и потерял — ничего из перечисленного вернуть я не пытаюсь. И только альбом The Joshua Tree каждый раз покупаю заново.

 

 

Где-то до июня — июля год медленно ползет в гору. А потом — вжжжихх! — следующих месяцев до самого декабря ты и не вспомнишь. С жизнью тоже так.

Тем, кто вместе со мной начинал слушать U2 в 1980-х, сейчас под сорок. Им пришлось несладко. Моему поколению достался сложный вираж, и проходили мы его с трудом. Но следующему-то поколению не досталось ничего. К тому моменту, когда они родились, мир был уже мертв.

К тридцати годам наши родители имели маленькие, но твердые зарплаты. Они планировали летние отпуска, покупки шуб и кооперативных квартир. Мои ровесники к тридцати годам даже и не думают начать раздавать долги. Большинство именно за счет родителей и живет.

В конце 1980-х казалось, будто мы — победители. Самое свободное поколение в истории страны. Чтобы понять, что это была ошибка, понадобилось целых пятнадцать лет. А ведь впереди еще какая-никакая старость.

Никому из моих ровесников пенсия не светит. Кто-то провел жизнь в бомбоубежищах, переделанных под рейв-клубы. Кто-то — сидя в кофейнях на Невском. Я — катаясь по свету. В молодости мы как-то умудрялись находить денег на еду, алкоголь и авиабилеты. Еще лет десять можем продолжать в том же духе. А потом?

Пятнадцать лет назад я жил в самом центре Петербурга, носил модные футболки и общался лишь с теми, кто завтра станут героями. Среди моих приятелей были будущие миллионеры и будущие звезды рок-н-ролла. Я был знаком с будущими мужьями самых красивых женщин мира и с теми, кому на набережных моего города непременно будут установлены бронзовые бюсты… У всех нас было блестящее будущее. Только оно так и не наступило.

Один мой приятель сегодня зарабатывает на жизнь тем, что продает тупым японским туристам фальшивую черную икру. В магазине аналоговая икра, сделанная из рыбьего мяса, стоит $2,5. Парень продает ее, как настоящую, по $12. Вдуть удается от силы десять банок в неделю. Вырученные деньги он тут же пропивает с друзьями. Хорошо так жить, когда тебе семнадцать, но как быть, если тебе скоро сорок?

Другой друг юности числится рабочим при главной петербургской панк-группе. В его обязанности входит кататься с группой по гастролям, драться во время концертов с фанатами других коллективов и с утра до вечера пить с музыкантами алкоголь. Прекрасная профессия для двадцатилетнего паренька, но выдержишь ли ты такой ритм в пятьдесят?

Эти двое еще неплохо пристроились. Парень, в 1990-х снабжавший меня флаерами на первые рейвы, теперь сидит в испанской тюрьме (14 граммов кокаина). Остальные приятели работают в основном охранниками в дешевых магазинах. Две недели они ходят на службу, потом решают начать новую жизнь, увольняются, месяц ищут новую работу, потом понимают, что никакой новой жизни не бывает, и находят место охранника в дешевом магазине, и опять две недели ходят на службу, а потом опять понимают, что дальше так жить нельзя, и опять увольняются, и так без конца…

Двухтысячные оказались похмельем. Мой век весь вытек.

Кто-то из приятелей уже умер. Недавно, вернувшись из китайского Тибета, я включил телевизор, а там по всем каналам рассказывали, что моего одноклассника по имени Ян застрелили в Иркутске. Парень работал журналистом, поехал участвовать в выборах, перебежал какую-то лишнюю дорогу и схватил пулю. Вроде бы даже две пули: в грудь и контрольную в голову.

Не стану врать, будто событие меня потрясло. Последнее время мы с Яном почти не общались. Встречаться было незачем, говорить не о чем. А потом его взяли и застрелили…

Я полистал записную книжку в мобильном телефоне, нашел его номер, долго-долго разглядывал цифры, а потом нажал кнопку Delete. В этой телефонной книжке и так было лишь несколько номеров. А скоро их, наверное, не останется совсем.

 

 

Когда мне было шестнадцать, ночи я проводил в петербургском Jazz-club’е. С тех пор я перепосещал чертову прорву похожих заведений. Где-то в них я потерял лучшее десятилетие своей жизни. Иногда я пытаюсь отыскать его обратно.

Последнее время если я куда и выбираюсь, то только в бар «Дача». Заведение принадлежит губастенькой девушке-немке. Ходят в «Дачу» для того, чтобы к двум часам ночи напиться до потери человеческого облика и сплясать на столе. Летом в баре так жарко, что пот капает вам в пиво прямо с потолка.

Как-то в этом баре я встретил молодого англичанина, который прибыл в Петербург из Камбоджи через Киргизию и русский Урал. В моем городе он собирался отдышаться, Western Union’ом получить денежный перевод и порулить дальше.

Мы разговорились, обсудили страны с недорогим визовым режимом и выпили по пиву. Пять недель назад этот парень сидел в камбоджийских джунглях и рассматривал древний потерянный город Ангкор. Теперь он пытался мне об этом рассказать. Выходило у него не очень. Я знаю это состояние. Когда два месяца подряд не разговариваешь вообще ни с кем, то забываешь, как это делается.

Он спрашивал:

— Ты был в Индокитае?

— Я много где был. Но в Индокитае не был.

— Ни разу не был в Индокитае? Даже в Таиланде не был?

— Нет.

— И не собираешься?

— Там же секс-туризм!

— Ну и что?

— Не люблю я все это…

— Ни разу не был в Индокитае! Блин, парень, куда ж ты тогда ездил?

— А чего мне делать в Таиланде?

— Да ладно! Знаешь, как там красиво? А в Мьянме еще красивее!

— Да?

— Ты просто не представляешь, какая там красота!

 

(Типы вроде него (и вроде меня) ничего и никогда не построят. Зато могут что-нибудь украсть. Когда мы все наконец поумираем, после нас не останется даже детей, способных нас похоронить (подробнее об этом см. гл. 8).)

 

— Я не за этим езжу по свету. На красоту красивую я могу посмотреть и дома, в Петербурге.

— Right! Ваш Петербург — очень красивый город.

— Ну и нафига тогда мне ездить за красотой в Индокитай?

— А зачем вообще ты куда-то ездишь?

— Я ищу.

— Ищешь?

— Я пытаюсь найти такую штуку, которая не развалится от времени. Не умрет, понимаешь? Я ищу место, об которое время сломает зубы. В Индокитае такого точно нет.

— Такого, парень, нигде на свете нет!

— Ха! Много ты знаешь!

— Есть?

— Такое место есть. И я даже знаю, как оно называется.

 

 

Я очень люблю Европу. Но не саму по себе, а как указатель: «Хочешь жить правильно? Тебе — туда!» Европа — это ведь всего лишь крошечный мыс на западной окраине Азии. Зато в Европе есть Рим. А в Риме есть ответ на самый главный вопрос.

В баре стало невыносимо жарко. Я вытащил из-под стола рюкзак, наступая на ноги, прошел к выходу, а англичанин протиснулся за мной. Ему все еще хотелось поболтать. Мы вышли на набережную канала Грибоедова. За чугунными решетками плескалась грязная вода. На другой стороне канала стоял Казанский собор. Вытянутый купол… разведенная для объятья колоннада… наш, русский клон ватиканского собора Святого Петра.

В каждом приличном городе мира должно быть что-то римское. Иначе городу не устоять. По всему миру стоят маленькие копии большого ватиканского храма. В Петербурге — Казанский собор. В Вашингтоне — Капитолий. В Париже — Пантеон. В Лондоне — собор Святого Павла. Все они так похожи, что на фото их можно спутать.

Каждый из перечисленных городов скоро падет. Останутся только римские храмы. Когда мир умирал в прошлый раз, так уже было. Города пали, а римские храмы остались. Они до сих пор стоят по всей Европе. Напоминают: Рим — город вечный.

И мы все скоро тоже умрем, но тоже, надеюсь, не целиком. Моя личная жизнь скоро кончится, но ничего страшного в этом нет. Смерть — это почти так же естественно, как жизнь. Главное, чтобы от этой жизни хоть что-то осталось.

Когда умрет мир, от него останется Рим (ничего больше, ничего вечнее, чем Рим, не бывает). А когда умру я, от меня, наверное, тоже что-то останется, ведь не могу же я умереть весь целиком, иначе зачем все вообще затевалось?

Рим — это утертая слеза. Рим — это жить, зная, зачем ты это делаешь. Проблема только в том, что я-то живу не в Риме. В самом начале я собирался прожить свою жизнь не так, как прожил. Никогда мне не было дела до других людей. И уж тем более никогда мне не было дела до страны, в которой я живу. А потом мне исполнилось тридцать, а потом — еще больше, чем тридцать, и страна стала важна для меня, как вдруг становится важна ушедшая к другому жена, с которой прежде ленился даже целоваться перед сексом.

Рим будет стоять вечно, а моя собственная страна умирает на глазах. Я бы, конечно, хотел жить в Вечном городе, но, наверное, все-таки умру вместе с ней.

Англичанин все еще стоял рядом. Я видел, как не хочется ему уходить. На шее у парня болтались наушники от плейера. На прощание я спросил, что он слушает. Он ответил:

— The Joshua Tree.

 

 

XX век был последним, а ирландские мазефакеры U2 стали последней великой рок-н-ролльной группой этого столетия. Конец света случился в ритме их бас-гитары.

Альбом The Joshua Tree вышел осенью 1988-го. Я слушал его по семь раз в день… по полсотни раз в неделю… по дести раз в месяц… и слушаю его до сих пор. Я понял еще семнадцать лет назад: ничего похожего больше не появится. Дальше все будет, может, и не плохо, но уже не так. Лучшим временем останется та осень: я молод и длинноволос, воздух пахнет возможностями, мир рушится, и я наступаю на его обломки ногами, а в плейере круглые сутки играет U2.

После The Joshua Tree группа замолчала на целых три года. Я начинал понемногу нервничать: что же будет дальше? Запишут они еще что-нибудь или не запишут? Следующим их альбомом стал Ahtung, Baby, и на этом мир кончился.

Альбом вышел в августе 1991-го. Одновременно с его выходом умерла страна, в которой я родился, и мир умер вместе с ней, и стало ясно, что ждать больше нечего. СССР был последней великой империей мира. Жить в ней было невыносимо, как в любой великой империи. Я бы не хотел, чтоб СССР вернулся, но он пал, и мир стал пуст.

А три года назад U2 выпустили альбом All That You Leave Behind. Альбом оказался полным фуфлом. В том же году, когда он вышел, я последний раз пробовал построить отношения с девушкой.

Дело было в Хельсинки (Финляндия). Я возвращался в Петербург из Франции: Страсбург — Бремен — Стокгольм — Турку… Поезд — паром — опять паром — междугородний автобус. Утром я приехал в Хельсинки, и до дому осталось всего шесть часов езды.

Впереди была родина. Это вовсе не радовало. Ехать сразу в Петербург не хотелось. Пару дней я просто болтался по барам. Где-то в баре я и познакомился с той полячкой.

Она была блондинкой. У нее были жирно накрашенные ресницы. Она без конца смеялась. Я даже не помню, как ее звали. В первый же вечер она разделась, легла в мою гостиничную постель, широко раздвинула ноги, повернулась, чтобы мне было удобнее — никому на свете я не был так благодарен, как ей.

Она была со мной… Она была со мной… Она была со мной, а больше я никому на свете был не нужен.

Я говорил:

— Не уезжайте. Останьтесь со мной.

Она только смеялась.

— Не уезжайте. Пожалуйста. Давайте поедем обратно.

— Обратно? Куда обратно?

Я гладил ее волосы, объяснял:

— Обратно в Петербург. Будем вместе жить в Петербурге. Знаете, как прекрасно жить в Петербурге?

— Знаю. Еще я знаю, как прекрасно жить в Амстердаме, Афинах, Барселоне, Берлине, Братиславе, Бухаресте, Вене, Кёльне, Кракове, Лондоне, Львове… Продолжать?

— Я хочу с вами жить. Вместе. Вы родите мне детей, и мы не будем никуда уезжать.

— Вы не сможете никуда не уезжать. Я не смогу никуда не уезжать. Мы не сможем никуда не уезжать. Никто не сможет никуда не уезжать.

Она сползала по простыне вниз и в шутку щекотала мне член кончиком своего польского языка. Потом она ложилась ко мне на подушку, а я целовал ее волосы, ее губы, ее щеки, ее шею… ее уши… кто придумал смешное слово «мочки»?

Я из Европы ехал в Петербург, а она, наоборот, из Петербурга возвращалась в Европу. Она была такой же, как я. Тоже ездила по свету одна. По полгода не бывала в родном городе. У нее тоже не было ни дома, ни работы. Она сказала, что до этого тоже несколько недель ни с кем толком не разговаривала. Я целовал ее тело, гладил ее кожу, говорил ей русские слова, и она их понимала.

Типов вроде меня (и вроде нее), в одиночку ездящих из страны в страну, выбирающих где подешевле и поменьше соотечественников, общающихся только на reception и с продавцами сигарет, а секс не делающих вовсе, — таких типов полпланеты. Сейчас полячка уедет, и от моей жизни вообще ничего не останется …

Опять вода гранитного цвета и бесцветное небо. Снова дожди, снова люди с плохими зубами и серой кожей. Каждый — сам по себе. Это-то и невыносимо. Здесь моя серая северная родина. Вчера здесь ничего не было, и завтра от родины ничего не останется. Рим лежит от нас далеко, а без римской мечты эта жизнь ничего не стоит.

И что-то я, знаете, запил. Это бывает со мной нечасто, но тут случилось. Я пил и говорил, а она не уезжала, слушала. Так долго меня давно никто не слушал.

Я говорил:

— Вы поедете со мной?

Она смеялась, снова сползала пощекотать член, а набаловавшись, возвращалась на подушку и закуривала новую сигарету.

— Не уезжайте. Давайте поедем обратно.

— Ах, какие у вас губы. Классно целуетесь!

— Мне не с кем целоваться. Губы есть, а целовать некого. Останьтесь со мной.

Она только смеялась.

— Или хотите, я поеду с вами? Будем жить в вашем Кракове. Вместе. Вы родите мне детей, и мы не станем больше никуда ездить.

— Вы не сможете никуда не ездить. Я не смогу никуда не ездить. Мы не сможем никуда не ездить. Никто не сможет никуда не ездить.

На седьмой день я проснулся один. Полячки не было. Гостиничный номер выглядел, будто его бомбили. Окурки валялись даже у меня в постели. Я заглянул в рюкзак: уходя, девушка вроде бы ничего не украла. Разбитый и ужасно себя чувствующий, я поперся в душ.

От душа мне стало только хуже. Стоя под струей, я заглянул в зеркало и увидел, что у меня на груди видны черные крупные буквы. Я вылез из кабинки и подошел к зеркалу поближе. Перед глазами все плыло.

Смешно: тушью для ресниц полячка написала мне прощальную записку прямо на коже. По-английски, с кучей ошибок. Я долго пытался разобрать ее каракули. Если вкратце, то она жаловалась, что не могла меня пьяного разбудить и говорила, что ей действительно пора. Внизу, в постскриптуме, она писала, что рожать от меня детей ей бы не хотелось.

Никто на свете не хочет рожать детей таким, как я.

Говоря честно, мне и самому не захотелось бы родить ребенка такому парню, как я.

 

 

Это было три года назад. С тех пор ни единого романа в моей жизни не случалось. Да я и сам не хочу.

Заводить семью, наверное, поздно. Пытаться проработать хоть где-то дольше полугода — бессмысленно. Сидеть дома или даже по кофейням на Невском — невыносимо. Умирать страшно.

И рано.

И не за что.

Так что пока можно ездить. Наверное, скоро я опять куда-нибудь уеду.

 

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru

Оставить отзыв о книге

Все книги автора


Дата добавления: 2015-07-26; просмотров: 84 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Киев, бывшая столица Руси | Каракорум, бывшая столица мира | Сарай-Берке, бывшая столица Руси | Санкт-Петербург, бывший Четвертый Рим | Якутск, бывшая столица Сибири | Стамбул, бывший Второй Рим | Венеция, бывший Третий Рим | Лондон, бывшая столица мира | Рига, столица Латвии | Вавилон, бывшая столица мира |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Александрия, бывшая столица мира| ИСТОРИЯ РАЗВИТИЯ АНЕСТЕЗИОЛОГИИ

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.041 сек.)