Побег с подводной лодки 5 страница. — поскорее бы Белов вернулся, — подытожил Ватсон.

— Поскорее бы Белов вернулся, — подытожил Ватсон.

Никогда еще они не чувствовали себя такими беспомощными без Саши. Каждый шорох заставлял вздрагивать; каждое шевеление за окном казалось пугающим. Витек принес электрический чайник, и все дружно заварили растворимый кофе. Злобин и Ватсон курили, на крыльцо так никто и не вышел. Как знать, кто окажется там, во мраке ночи? Князь? Его двойник? Или же сам купец Митрофанов?

— Виктор Петрович. — Глебушка выглядел обеспокоенным. — Его нет в юрте. Говорят, ушел ночью в тундру.

Зорин сверкнул глазами, но рюмочка в отставленной руке не дрогнула. Она была полна до краев; тем не менее Зорин выпил, не пролив ни капли.

Водка приятно обожгла пищевод. Виктор Петрович подцепил кусок холодного шашлыка, поджаренного накануне (не доверяя оленине, они привезли мясо с собой), и закусил. Только после этого он дал волю чувствам.

— Чертов папуас! — выругался Зорин. — Ищи его теперь свищи по всей тундре! Известно, о чем они говорили с Беловым?

— Ну, приблизительно-то известно, — пожал плечами Хайловский. — Наверняка про этот булыжник... Они, — он показал на старейшин, спавших вповалку в дальнем конце юрты, — подтверждают, что Рультетегин помешан на своем камне.

От старейшин разило перегаром. Костюмы волка и моржа валялись на полу и выглядели частью какого-то нелепого маскарада.

— Этот камень, он что, действительно существует? — спросил Зорин.

— Достоверных исторических свидетельств нет, — ответил Хайловский. — История очень темная и запутанная. В начале двадцатого века наблюдалось падение крупного метеорита, но куда он упал... Кто знает? Спустя год по тундре поползли слухи, что он хранится у одного племени. Профессор Куликов снарядил экспедицию, которая отправилась в отдаленные стойбища на поиски метеорита, однако никто из участников экспедиции не вернулся. Пять человек пропали, как в воду канули. В царские времена здесь хозяйничали лихие люди — беглые каторжники. Нетрудно предположить, что ученых могли ограбить и убить — ради медной полушки. В общем, следы теряются. Но Рультетегин почему-то верит в этот камень, и для нас это самое главное. Только он обладает среди камчадалов реальным авторитетом. Он, а не эти пьяные клоуны, — показал он на шаманов.

В это время один из них проснулся и хриплым голосом потребовал «огненной воды».

— Дай ему похмелиться, — брезгливо поморщившись, сказал Зорин. И добавил: — Пора собираться. Я хочу поскорее отсюда улететь.

— Как мы поступим с господином Беловым? — спросил Хайловский. — Оставим здесь? Пусть выкручивается сам? Как Дэвид Копперфильд?

— Ни в коем случае! — воскликнул Зорин. — Я теперь глаз с него не спущу! Что, если Главный Туземец шепнул ему пару словечек про метеорит? А? Ты недооцениваешь Белова — это такой везунчик! Он найдет камень даже в том случае, если его и в природе нет! Белов приносит булыжник Рультетегину, Рультетегин приводит камчадалов на избирательные участки, они голосуют за Белова, и он — губернатор! Это же яснее ясного! Нет, дорогой мой! Теперь я буду контролировать его еще жестче! Поэтому ты пойдешь и предложишь ему место в моем вертолете! Понял?

— Понял, — скривился Хайловский.

По его лицу было видно, что мысль о предстоящем разговоре с Беловым ему явно не по душе. Но что поделаешь — хозяин приказал, изволь выполнять.

Глебушка вышел из юрты и сразу же увидел Белова; направляющегося к вертолетам. Он выглядел чем-то озабоченным.

— Александр Николаевич! — издалека сказал Хайловский. Телеоператоров поблизости не было, а Глебушка вовсе не был уверен, что Белову не захочется сделать то, чего не сделал вчера — хорошенько врезать ему по морде. — Виктор Петрович предлагает вам место в своей машине. Вы полетите с нами?

Саша размышлял недолго.

— Он спрашивает или просит?

Хайловский решил, что кашу маслом не испортишь. К тому же это вполне согласовывалось с указаниями шефа.

— Просит.

— Передайте, что я не против. Будем изображать мир и согласие.

— Вылет через полчаса!

Белов улыбнулся.

— Меня это устраивает. Хочу поскорее оказаться в городе.

«Он что-то знает, — подумал про себя Хайловский. — Рультетегин ему что-то сказал, поэтому он так и торопится. Надо доложить обо всем Виктору Петровичу».

Глебушка нацепил на лицо самую широкую из своих улыбок и продемонстрировал тридцать два фарфоровых зуба, сверкавших в лучах утреннего солнца неестественной белизной. Не рискуя приближаться к Белову, он помахал ему с безопасного расстояния и поторопился скрыться в юрте, где сидел Зорин.

XVII

Саше казалось, что обратный путь — из Ильпырского в Петропавловск-Камчатский — занял куда больше времени. Но, наверное, это только показалось — возвращение всегда бывает долгим. Да и часы говорили обратное.

В полете Зорин несколько раз пытался завести непринужденную беседу, но Белов только загадочно улыбался и отмалчивался. К тому же двигатель ревел так, что ни слова не разберешь. Зорин кипятился, и Саша это видел. Белов смотрел в иллюминатор и не поддерживал разговор ни словом.

В Петропавловске была половина одиннадцатого, когда винтокрылые машины пошли на посадку. Вертолеты приземлились неподалеку от башенки авиадиспетчера. Белов, Зорин, Хайловский и журналисты высыпали на траву — тоже густую и сочную, но все же чем-то неуловимо отличавшуюся от той, что была в Ильпырском. По-видимому, в ней было меньше жизни.

Первым делом Белов включил мобильный (в полете это делать запрещалось) и позвонил Витьку. Злобин несказанно обрадовался, услышав голос шефа, и пообещал через пятнадцать минут быть на месте.

Затем. Саша подошел к журналисту в столичной одежде и с московской стрижкой, отдал ему рюкзак, куртку и портсигар.

— Верни приятелю, — сказал он. — И передай, что в его возрасте мужчине как-то не к лицу баловаться травкой.

Журналист втянул голову в плечи и опасливо обернулся.

— Я надеюсь, — сказал он, тщательно подбирая каждое слово, — что дальше вас это...

— Я никогда ни на кого не стучал, — перебил Белов. — Просто знаю, что вся эта дурь — от безделья. Пусть найдет себе достойное дело, которое захватит его целиком.

Он повернулся и пошел к кромке поля — туда, где начинался щербатый асфальт дороги.

Витек примчался даже на пятнадцать минут раньше, чем обещал. Огромная черная «тойота» возникла на горизонте едва заметной точкой, которая увеличивалась с каждой секундой. Джип с визгом затормозил напротив Белова, оставив на асфальте черные следы.

Злобин выскочил из-за руля и стал преувеличенно бодро трясти Саше руку.

— Шеф, — говорил он, — я так рад. Как съездили? У вас все нормально?

Белов внимательно посмотрел на Витька и, ни слова не говоря, сел в машину. Злобин тронул «тойоту» с места.

— Как поездка? — повторил он. — Вы виделись с Рультетегиным?

— У меня-то все хорошо, — ответил Белов. — А вот у вас, судя по тому, что ты обращаешься ко мне на «вы», что-то случилось.

Витек сделал вид, что целиком поглощен дорогой.

— Ай! — негромко приговаривал он. — Какие ямы... Тут только на тракторе ездить...

— Что произошло? — мягко спросил Белов. — Не тяни, все равно ведь узнаю.

Витек понял, что рано или поздно, но рассказать обо всем придется. Правда, он не знал, с чего начать. Как бы поделикатнее сформулировать мысль, что женщина, которой Белов всецело доверял, оказалась...

— Ох-х-х! — вздохнул Злобин. — Понимаешь, Саша... Ты только не волнуйся. Если разобраться, то ничего страшного... Хорошо, что вовремя это заметили... Теперь уж все будет нормально... Ну, в общем, Лайза...

— Я знаю, — сказал Белов. — Я уже все знаю и очень рад. Давай-ка заедем на рынок и купим ей огромный букет цветов. Ты взял с собой деньги, а то у меня — ни копейки? В тундре эти бумажки не стоят ровным счетом ничего.

— Вы знаете... Ты знаешь? — Витек совсем запутался.

Саша, оказывается, уже в курсе и собирается подарить ей цветы, хотя, по мнению Злобина, Лайза скорее заслуживала хорошей порки. От удивления он чуть было не проехал нужный поворот, но в последний момент выровнял машину и направил ее в сторону города, а не особняка на холме.

— Да, — мечтательно сказал Белов. — Конечно, несколько странно слышать это от постороннего человека, но это — тот человек, которому нельзя не поверить.

— Зорин? — Бедный Витек окончательно перестал что-либо понимать. — Он вовсем признался?

Саша расхохотался. Он смеялся так громко и весело, как могут смеяться только по-настоящему счастливые люди.

— При чем здесь Зорин? — с трудом выдавил Белов. — Нет, это не его рук дело. Точнее, не совсем рук... Ну, ты взрослый человек, понимаешь, что к чему. Нет, виновник торжества — я. А сказал мне об этом Рультетегин.

Злобин так сильно вцепился в руль, что костяшки пальцев побелели от напряжения. Он смотрел на дорогу широко открытыми глазами и никак не мог взять в толк, о чем же они говорят.

— Подожди, Сань, — медленно проговорил он. — Рультетегин сказал тебе...

— Что я скоро буду отцом... — закончил за него Белов.

«Тойота» вильнула в сторону. Она выскочила на встречную полосу, затем — на обочину, съехала в кювет и несколько десятков метров неслась, подпрыгивая на кочках. Белов схватился за ручку, торчавшую из передней панели, и вовремя — иначе он протаранил бы головой потолок и унесся в стратосферу.

Хорошо, что на трассе никого, кроме них, не было. Витек немного пришел в себя, собрался и вернул машину на шоссе.

— Я не понимаю, — отдышавшись, сказал Белов. — Почему такая бурная реакция? Ты что, ревнуешь?

— Боже, шеф! — воскликнул Витек. — Так Лайза... Что?

— Беременна, — кивнул Белов.

Витек не знал, плакать ему или смеяться. У него словно гора с плеч свалилась.

— Беременна?

— Причем — двойней, — уточнил Белов. — Два мальчика — Петр и Павел.

— Конечно... «Все даже в два раза лучше, чем она предполагала», — произнес он почему-то с американским акцентом и вдруг заорал:— Ну что за идиот?!

— Кого ты имеешь в виду? — не понял Саша.

— Не обращай внимания, шеф, — Злобин убрал руки от руля и принялся отчаянно тереть глаза. — Это я от радости.— Не обращай внимания. Сейчас мы приедем на рынок, я сложу задние сиденья и забью весь салон цветами — столько, сколько влезет в эту консервную банку. Господи, — прошептал он. — Как хорошо!

Саша с опаской наблюдал за Витьком. Он не ожидал такой бурной реакции и даже не мог предположить, чем она вызвана.

Белов осторожно принялся задавать наводящие вопросы, на которые Витек отвечал односложно: «Я — идиот, шеф» и «Не обращайте внимания». Время от времени он поднимал глаза к небу и шептал: — «Господи, как хорошо», — фраза скорее из репертуара Федора, чем сурового Злобина.

«Мораль, — подумал Белов. — Их нельзя оставлять надолго одних. Они без меня, как дети малые».

На рынке Витек взял бразды правления в свои руки. Он действительно сложил задние сиденья, прошел вдоль цветочного ряда, тыкал пальцем в самые роскошные букеты и велел грузить их в джип.

Цветы обошлись ему в два месячных жалованья — целую кучу денег, но Витька это не останавливало. Он с трудом захлопнул дверцу багажника; бутоны роз на длинных стеблях торчали из открытых задних окошек. Свернув на подъездную дорожку, ведущую от трассы к особняку, Злобин надавил клаксон и больше не отпускал.

Глаза его блестели, Витек беззвучно шевелил губами и все время повторял: «Ну как же хорошо!». Примерно через полчаса, когда крики радости, поздравления и шутки по поводу предстоящего прибавления в семействе немного утихли; когда Федор торжественно поклялся приготовить-таки невиданный плов (невзирая на полное отсутствие березовых чурок); когда Витек с Любочкой отправились в город покупать вазы для цветов, а Ватсон, вознамерившись («серьезно! Я выясню все подробности!») побеседовать с акушером, пошел наряжаться в свой лучший костюм, Белов с Лайзой остались наконец одни.

— Почему ты мне ничего не говорила? — спросил Белов, покрывая поцелуями ее шею, плечи и голые руки.

— Потому что не была уверена! — ответила Лайза. — Это же у меня — в первый раз. Я думала, что на время беременности месячные прекращаются, но они почему-то продолжались — правда, не такие сильные, как обычно. Вот я и решила наведаться в клинику при американском консульстве. Они сделали все анализы, УЗИ и подтвердили, что плода — два. А небольшие кровотечения в первые два-три месяца беременности бывают. Редко, но бывают. Никакой патологии в этом нет.

— А почему ты не пошла к нашим специалистам?

— Я американская гражданка, не забывай. У меня нет ни российского паспорта, ни полиса — ничего.

Саша нахмурился.

— Получается, и дети будут американцами?

— Это уже зависит только от нас, — ответила Лайза.

Белов взял охапку алых роз, положил ее на руку, согнутую в локте, и встал перед любимой на одно колено.

— Мисс Донахью! — решительно сказал он. — Позвольте, пользуясь как нельзя более удобным случаем, сделать вам одно предложение...

— От которого я не смогу отказаться, — тщательно копируя интонацию неподражаемого Марлона Брандо — «крестного отца», — закончила за него Лайза. — Я — вся внимание, господин Белов!

— Мисс Донахью... — Голос Белова смягчился; он бережно, словно имел дело с национальной святыней, взял край легкого белого платья Лайзы и поднес к губам. — Лайза! Прошу тебя, будь моей женой!

Девушка коварно улыбнулась.

— Я не готова ответить вот так, сразу. Мне нужно трое суток на размышление, — Лайза увидела, что лицо Саши погрустнело. — Однако, учитывая некоторые интересные обстоятельства... — Она погладила себя по животу. Несмотря на срок, поставленный американским акушером, — три месяца — живот еще не начал расти. Врач предупредил Лайзу, что, скорее всего, это произойдет очень быстро, буквально в один день, и тогда уже не останется незамеченным. — Так вот, учитывая кое-какие обстоятельства, я готова сократить раздумья до... Скажем, трех секунд.

— Я жду! — воскликнул Белов. — Один! Два!

Он поднял брови и набрал полную грудь воздуха:

— Три!

— Я согласна! — одновременно с ним вскричала Лайза.

Белов отбросил розы, подхватил любимую на руки и сыграл на губах туш, плавно переходящий в свадебный марш Мендельсона.

Саша с Лайзой на руках кружился по центральному залу митрофановского особняка. Его переполняло ощущение счастья — обыкновенного человеческого счастья, для которого вовсе не обязательно быть губернатором Камчатки. Взгляд его случайно упал на бумагу, лежавшую на столе. Белов аккуратно поставил Лайзу на пол и взял листок с черно-белой распечаткой.

— Что это такое? — спросил он, внезапно становясь серьезным. — Ориентировка? Князя разыскивает милиция?

Лайза пожала плечами.

— Понятия не имею. Я почти целые сутки провела в своей комнате. У меня такое чувство, что Витек меня в чем-то подозревал. Но не в том, в чем следует. Дурачок!

Саша оторвался от печатного портрета.

— Почему же ты не рассеяла его подозрения?

— Потому что об этом, — со значением произнесла она и показала на живот, — в первую очередь должен узнавать отец. А тебя не было, вот я и решила немного подождать. К тому же меня постоянно клонило в сон. Так что от одиночества я не страдала.

— Ну, теперь это уже невозможно, — отозвался Белов. — Вас же — как минимум трое. А если еще и я рядом, так все четверо.

Он улыбнулся, но какое-то тревожное чувство заставило его снова взглянуть на факс. Лицо, изображенное на бумаге, было странно знакомым. Так бывает, когда слышишь шаги за дверью и понимаешь, что знаешь человека, который вот-вот войдет, и силишься вспомнить, но никак не можешь. Это лицо...

Он прочитал подпись. «Журнал "Вестник Камчатки", номер 6 за 1908-й год... Митрофанов Николай Васильевич. Купец первой гильдии».

Белов внезапно услышал легкий мелодичный звон. Все встало на свои места. Полночный убийца Хранителя, похитивший Сэрту. Высокий худой человек с пышной седой шевелюрой. Купец первой гильдии Митрофанов. И Князь, живущий спустя сто лет. Казалось бы, между ними не могло существовать никакой связи, но она была, и причем достаточно очевидная.

Все они были на одно лицо. А если уж быть совсем точным, они выглядели, как листья на дереве, — совершенно одинаково.

— Лайза, — хрипло сказал Белов; у него от волнения пересохло в горле. — Я говорил с Рультетегиным. Уже несколько поколений камчадалов ищут свой священный символ — метеорит, который они называют Сэрту. Когда-то давно его украл один человек. Теперь Сэрту надо вернуть коренным жителям. Я пока не знаю, где его искать, зато знаю, кто его похитил!

— И кто же? — спросила Лайза, подходя к столу.

— Он! — Белов ткнул пальцем в портрет. — Николай Васильевич Митрофанов.

Послышался стук шагов по чугунной лестнице; со второго этажа спускался Ватсон в темно-синем легком костюме, голубой рубашке и бледно-лимонном галстуке, завязанном франтовским узлом. Довершали наряд щегольские ботинки от «Barker» цвета «бургунди».

Доктором невозможно было не залюбоваться. К такому хотелось броситься на грудь и сразу же поведать обо всех своих болячках.

— Хочу выглядеть достойно в глазах американских коллег, — пояснил Ватсон. — Тут уж, как говорится, нельзя «в грязь лицом промахнуться».

Вонсовский заметил, что Саша держит в руках лист с изображением купца Митрофанова.

— Это и есть призрак, о котором говорил Федор, — сказал Ватсон. — Ты заметил, как он похож на Князя? Мы ждали тебя, чтобы разрешить этот вопрос.

— Хорошо. — Белов достал карточку с безымянным номером телефона и набрал на мобильном несколько цифр. — Але? — сказал он.

— Да, слушаю, — раздался в трубке хриплый голос. Князь как будто ждал этого звонка. — Кто это?

— Ты по-прежнему стоишь за моим правым плечом? — спросил Белов.

Послышался скрипучий смех — словно запели несмазанные дверные петли.

— Привет, Белый! — ответил Князь. — Можешь говорить спокойно. Эта линия чистая.

— Наша встреча была очень короткой, — сказал Белов. — Мы не успели обсудить все вопросы.

— Вот как? — удивился Князь. — Ты хочешь что-то спросить?

— Да, — твердо сказал Белов. — Хочу. В частности, хочу спросить, что ты знаешь о своих предках? Например, о купце Митрофанове, бывшем владельце особняка, где я сейчас живу?

Повисло долгое молчание. Белов подумал, что связь нарушилась и собеседник его не слышит. Затем вдруг Князь усмехнулся.

— Ты задел меня за живое, Санек. Приятно, конечно, что ты обо мне такого хорошего мнения, но... — Он снова усмехнулся. — Из всех своих предков я знал только мать, да и то она давно уже умерла... — Голос его стал печальным. — Отца никогда не видел, но, судя по всему, он был честным вором и сгнил где-то на зоне... Дед, наверное, тоже... — Он запнулся, потом голос опять обрел прежнюю жесткость. — А с чего это тебе вздумалось полистать мой семейный альбом?

Белов не знал, что ответить. То, что казалось ему реальной зацепкой, единственной ниточкой, способной привести к желанной разгадке, вдруг обратилось в пыль. В ничто.

Князь либо не хотел говорить, либо действительно ничего не знал о своих предках. В любом случае сути это не меняло. Здесь Белова ожидала неудача. Звонок оказался напрасным.

Саша понимал, что забрался на неприкосновенную территорию, куда камчатский законник не всякого бы еще допустил. Теперь за проявленный интерес надо было отвечать. С таким человеком, как Князь, шутки не проходят — Белов это знал по собственному опыту. Таиться и юлить не было смысла, да и характер у Саши был не тот. Он решил, что лучше сказать всю правду.

— Понимаешь, — Белов старался тщательно контролировать речь; с людьми «в законе» по-другому общаться нельзя — они точно знают цену каждому слову, — у меня в руках снимок из журнала за тысяча девятьсот восьмой год. На фотографии — купец первой гильдии Митрофанов, бывший владелец этого дома. Вы с ним очень похожи. Просто одно лицо. Вот я и подумал, что... Ты сможешь ответить на несколько вопросов. Этот человек был очень богат. Но он взял то, что ему не принадлежит.

— Люди так и становятся богатыми — они берут то, что им не принадлежит, — вкрадчиво сказал Князь.

— Я не имел в виду конкретно тебя, — поспешил заверить Белов.

— Уж не потому ли твой бородатый открыл на меня сезон охоты? — Князь очень точно ухватил суть дела.

— Да, — подтвердил Саша. — Он перепутал тебя с другим человеком, но... — «если бы еще знать, с каким?» — добавил он про себя.

Белов ожидал услышать что угодно, но вовсе не то, что услышал.

— Санек, я все знаю, — сказал Князь. — После того случая на рынке я отдал своим ребятам команду навести кое-какие справки. А я — не последний человек на Камчатке. Так вот, я нашел его — того самого, с кем меня перепутал твой бородатый.

— Нашел? — Белов был ошеломлен. — И ничего не сказал?

— Ты забываешь — я стою за правым плечом. И никогда не лезу вперед. У тебя возник вопрос — я его решил. Обещай мне, что никому не сделаешь зла, и через пару часов я приведу его к тебе. Я проверил — он не при делах.

— Конечно, обещаю. Я и не собирался кому бы то ни было причинять зло. Наоборот. Я хочу только узнать...

— Про метеорит, — спокойно сказал Князь. — Ты узнаешь. Готовься к встрече. Мы скоро будем.

Белов стоял, не зная, что сказать. События развивались столь стремительно, что он отказывался в это поверить. Но поверить приходилось.

— Знаешь, — честно признался Белов. — Кажется, я недооценивал тебя.

— Нельзя недооценивать того, кто стоит за твоим правым плечом, — веско сказал Князь. — Однажды он может спасти тебе жизнь.

Раздались короткие гудки, — Князь повесил трубку. Белов огляделся. Весь центральный зал был завален охапками цветов. Посреди помещения стоял Ватсон; если кто-то здесь и напоминал жениха, так это был он.

— Ну что? — нетерпеливо спросил доктор. — Что он сказал?

— Скоро все узнаем, — ответил Белов. — Поторопи Федора с пловом. У нас будут гости.

Похоже, сумасшедшая суета последних двух суток близилась к завершению. События, внешне никак не связанные друг с другом, складывались в одну стройную цепь. И кто бы мог подумать, что именно Князь найдет недостающее звено в этой цепи. Сбывалось пророчество Рультетегина — «пройдет время, и ответы найдутся сами собой». Саша не знал, что вместо ответов он столкнется с еще одним, быть может, самым главным вопросом.

XVIII

Без четверти шесть утра Шмидт подошел к зеркалу и посмотрел на свое отражение. Мужественное лицо, покрытое загаром кирпичного цвета. На висках — седина. На лбу и у крыльев носа — глубокие складки. Глаза блестят азартным стальным блеском.

— Ну, вылитый орел Зевесов... Нет, не орел — сам Зевс! — пробормотал Шмидт и посмотрел на свой хронометр. — Итак, господа офицеры, сверим часы! — Встреча с Ольгой была назначена через сорок пять минут, в половине седьмого.

Он как раз успеет доехать от квартиры до клиники, провести рекогносцировку на месте, организовать отвлекающий маневр и акцию прикрытия... Словом, все идет по плану. Есть еще несколько минут. Шмидт взял ручку, лист бумаги, сел за стол и стал писать записку. Надо же было как-то объяснить свои действия, а то доктор Наршак может не понять его дурацкую выходку.

Приходилось признать: в глазах окружающих то, что он собирался сделать, должно было выглядеть по-дурацки... Наверное, и даже — наверняка, но для Шмидта это было неважно. Куда важнее было то, что Ольга сама так хотела.

Вчерашний день, по мнению Дмитрия, выдался на редкость удачным. Ольга снова стала сама собой. Она вернулась.

Хозяин клиники Яков Наршак, посмотрев утренние анализы крови и восстановившийся диурез, принял решение прервать медикаментозный сон.

— Довольно ей спать под капельницей, пусть привыкает к нормальной жизни.

Пришел врач, удалил катетер и убрал капельницу. Все это произошло за тот час, когда Шмидт был в Ленинской библиотеке. Выполнить поручение Ватсона оказалось совсем несложно — номер журнала нашелся в необъятном хранилище, а уговорить девушку разрешить сделать с него ксерокс не составило особого труда. Шмидт отправил факс на Камчатку и помчался обратно в клинику, где застал Ольгу — посвежевшую и бодрую. Она только что приняла душ и была одета в белый махровый халат; мокрые волосы рассыпались по плечам, на лице блестели капельки холодной воды.

Дмитрий пожалел, что не сообразил купить цветы. Шмидт покраснел и пробурчал: «Я сейчас. Я быстро», но Ольга взяла его за руку и больше не отпустила.

— Не уходи, — сказала она. — Я хочу с тобой познакомиться.

Это заявление слегка озадачило Шмидта. «Она что, не узнает меня?» — подумал Дмитрий и осторожно намекнул, что они вроде как уже знакомы... И достаточно близко. Ну, то есть настолько близко, что ближе уже и некуда.

Ольга рассмеялась. Ее смех снова стал звонким и мелодичным. Он сводил Шмидта с ума.

— Нет, — сказала Ольга. — Все, что было раньше, не считается. Давай начнем заново.

Шмидт подумал и вдруг понял, что именно этого он хотел бы больше всего — начать все заново. Возможно, у них еще есть шанс?

— Расскажи мне о себе, — потребовала Ольга, и Шмидт подчинился.

Он начал излагать свою биографию — сначала скупо и сдержанно, но потом, увидев сияющие Ольгины глаза, разошелся и упомянул факты, знать о которых посторонним людям вовсе не следовало. Но ведь Ольга не была посторонней.

— Как здорово! — воскликнула она и захлопала в ладоши. — А вы — очень интересный человек, Дмитрий Андреевич!

Халат распахнулся — как бы ненароком — и Ольга опять запахнула его, но сделала это несколько небрежно и гораздо медленнее, чем могла бы.

В этот момент Шмидт окончательно понял, что пропал. После стольких лет, проведенных порознь, Ольга показалась ему куда соблазнительней, чем прежде. И в глазах у нее было такое выражение... Не зовущее, но и не отвергающее. Она выглядела, как крепость, приготовившаяся к легкому отпору: ров заполнен водой, и мост поднят, но мы не будем возражать, если вы попробуете преодолеть эти преграды... И мешать не будем.

Шмидт обхватил Ольгу за талию и потащил в ванную: на дверях палаты не было замка, а в ванной имелся — пусть и хлипкий — шпингалет. Через пятнадцать минут, растрепанный и взбудораженный, Шмидт вышел из ванной и наткнулся на медсестру, входившую в палату со шприцем на металлическом подносе. Медсестра, желая скрыть неловкость, остановила взгляд на картине:

— Как самочувствие больной?

— Спасибо, — ответил Шмидт, спешно одергивая пиджак и пытаясь засунуть пуговицу совсем в другую петлю. — Насколько я могу судить, ей уже значительно лучше.

Они с Ольгой целый день провели за болтовней — иначе это и назвать было нельзя. Легкий, ни к чему не обязывающий треп, время от времени прерываемый бурным сексом в ванной. То ли эта комбинация подействовала на Ольгу живительно, то ли инъекции, составленные по рецепту доктора Наршака, но она хорошела прямо на глазах. Шмидт не мог отвести от нее влюбленного взгляда. А Ольга, не отрываясь, смотрела на картину. Дмитрий думал, что ему это только на руку: в конце концов, именно он раздобыл холст. Но Ольга, оказывается, думала о другом.

— Надо же, как бывает... – задумчиво сказала она. — Зевс так сильно влюбился в Европу, что, обратившись в быка, похитил ее. Интересно, способны ли современные мужчины на такие безумства, или это – удел богов?

Шмидт не сразу понял, к чему она клонит, а когда понял, стал что-то бубнить о незавершенном курсе лечения и о том, что нельзя подводить Наршака...

Ольга его не слушала. Она печально покачала головой и сказала:

— Одно из двух: либо я не похожа на Европу, либо ты — не Зевс.

Вот этого Шмидт выдержать уже не мог. Он поднялся со стула, поправил галстук и застегнулся на все пуговицы.

— Сверим часы, — сказал он, переводя взгляд с хронометра, красовавшегося у него на руке, на стенные электронные часы. — Девятнадцать двадцать три. Завтра, в шесть тридцать, я буду у тебя.

— В шесть тридцать? — притворно удивилась Ольга. — Тебя не пустят. В это время клиника еще закрыта для посещений.

— Для быков... То есть, для Зевсов — это не преграда, — отчеканил Шмидт и вышел.

На улице сгущались нежные июльские сумерки. Белые хлопья тополиного пуха собирались вдоль бордюров в снежные дорожки.

Шмидт сел в «мерседес» и поехал домой. Ему хватило пяти минут, чтобы четко спланировать предстоящую операцию — сказалась спецназовская выучка.

Конечно, в московской квартире необходимого снаряжения не оказалось, но Шмидт знал, где его взять. Он позвонил бывшим коллегам, и они снабдили его всем, чем нужно, не задавая лишних вопросов. Шмидт поймал себя на мысли, что они бы и не поверили, вздумай он рассказать всю правду.

Ну и ладно! В конце концов, украсть любимую женщину — что может быть естественнее? Напоследок молчаливый мужик с погонами капитана (Шмидт хорошо знал его по трем совместным чеченским рейдам) сунул Дмитрию продолговатый предмет, напоминавший складной зонтик.

— Универсальный нож диверсанта, — сказал он. — Последняя разработка. Не улавливается металлодетекторами — сплошной карбон, кевлар и углеродный пластик.

Капитан пожал Дмитрию руку. «Ты знаешь, как этим распорядиться», — читалось в его взгляде. Шмидт поблагодарил и ушел. Все это было вчера. А сегодня он писал записку. Сначала Шмидт, действуя машинально, начал писать ее левой рукой, но вовремя спохватился. Он скомкал начатый лист бумаги, взял чистый и старательно вывел:

Дата добавления: 2015-07-26