В муравейнике 1 страница

(Хроника блистательного падения)

Стояли звери

Около двери.

В них стреляли,

Они умирали…[58]

Театр Принца Уэльского подвергся небывалой осаде. Пятьсот полицейских пытались сдержать несколько тысяч визжащих девчонок, которые жаждали хотя бы одним глазком взглянуть на вожделенных «Битлз»…

А в это время Джон Леннон и Брайан Эпштейн стояли друг против друга в гардеробной.

– Ты не посмеешь этого сказать, Джон, – со всей, на какую был способен твердостью сказал Брайан.

– Не вам мне приказывать!

Минуту назад Эпштейн застукал его репетирующим перед зеркалом фразу: «Вы – наши, хлопайте в ладоши. А знать пусть трясет своими сраными бриллиантами!..»

– Ты не посмеешь… – от волнения у Брайана перехватило дыхание, и он нервно сглотнул.

– Посмотрим! – усмехнулся Джон и вышел.

Брайан искательно обернулся к Полу:

– А ты понимаешь меня? Оскорбление дворянства в присутствии королевского Дома вызовет негодование света. И это будет совсем другое, чем скандалы с девочками, которые только прибавляют вам славы. О вас просто замолчат. О вас не напишут больше ни строчки. Слово «Битлз» станет неприличным и оскорбительным. – Он был белым, как полотно, и трясся мелкой дрожью.

– Думаю, вы преувеличиваете, – отозвался Пол. – Хотя в целом согласен с вами. Но если этот баран упрется, его даже я вряд ли сдвину.

– Пол! Сделай хоть что-нибудь! Я знаю, ты можешь повлиять на него!

Пол был польщен. В их лидирующем тандеме Джон всегда выступал на корпус вперед. В данной ситуации они явно поменялись местами. Хотя бы в глазах Эпштейна.

– Попробую, – кивнул Пол, выходя.

Брайан, обреченно опустив руки, проводил его взглядом. Тут на глаза ему попались Джордж и Ринго с сигаретами в зубах, пальцами играющие в крестики-нолики на запыленной крышке пианино.

– Ну-ка встать! – заорал Эпштейн вдруг.

Ринго вскочил и, вытянувшись, испуганно уставился на него честными, голубыми, как бусинки, глазами. А Джордж только скривил губы и выпустил в направлении менеджера колечко дыма:

– Чего это вы так кипятитесь?

– Все может рухнуть, как карточный домик, в один единственный миг, а вам до этого как будто бы и дела нет!

– А мы-то что можем сделать? Джон и Пола вряд ли послушает, а уж нас и подавно. – Он сунул руку в карман пиджака, достал оттуда небольшую целлулоидную коробочку, открыл и протянул ее Брайану. – Вот, примите-ка лучше парочку.

– Что это за гадость?

– Амфетамин. Съешьте, съешьте. Успокаивает.

– Не надо мне этой дряни. Я совершенно спокоен, – Эпштейн нервно сунул в коробочку руку, сгреб штук десять таблеток и, до того, как Джордж успел остановить его, проглотил их, не жуя и не запивая.

У Ринго глаза стали еще голубее и еще круглее. Он не хуже Джорджа знал действие этого снадобья.

– Сильно, – оценил поступок Брайана Джордж. – Достойно уважения, – и, обратившись к Ринго, тихонько добавил: – Глаз да глаз…

Тем временем, в соседней комнате Пол увещевал Джона:

– Нет ничего глупее, чем ломать то, что строилось годы. Мы добились успеха. Ты думаешь, это будет длиться вечно? Да через год про нас забудут. Ну, через два. Зачем торопить события? Нужно взять от ситуации все, что возможно…

– Мы потому чего-то и добились, что я всегда говорил и делал только то, что хотел.

– Например, в костюмчик переоделся…

Джон передернул плечами, словно стараясь отогнать неприятное воспоминание.

– Да, переоделся! – ответил он с вызовом. – Потому что я принял эту идею.

– Так прими и эту. Не будь таким твердолобым. Был бы жив Стью…

– Заткнись! – оборвал его Джон. – Не смей говорить от его лица! Вообще, не смей касаться его имени!

Они помолчали.

– Ладно, – нехотя согласился Джон. – Не буду я ничего говорить.

Лишь тут они заметили стоящего в проеме двери Брайана. Его глаза стеклянно поблескивали, а за его спиной маячили Джордж и Ринго.

Брайан нетвердыми шагами просеменил вплотную к Джону, остановился и вдруг, с подвизгиванием, выкрикнул ему прямо в лицо:

– Что?! Испугался?!

Джон ошалело утер слюну со лба. А Брайан продолжал наступать:

– Сдрейфил?! Тоже мне, бунтарь!.. Что ж, тогда я сам выйду на сцену! Я сам скажу: «Наши – хлопайте! А паршивые дворяне пусть бренчат своими мерзкими бриллиантами!» И знаешь, что я еще скажу?! «А королева Елизавета пусть колотит себя ими по заднице!» Всё! Я пошел.

Брайан решительно развернулся и пошагал прочь. Но не вписался в проем и, ударившись о косяк, упал на четвереньки.

– Колеса, – коротко пояснил Джордж Полу и Джону, а Ринго кинулся помогать Брайану подняться на ноги.

– Этого еще нам не хватало… – Пол зажмурился и потряс головой.

В этот миг в комнату влетел Нил Аспинолл:

– Ребята! Бегом! Ваш выход!

– Нил! – Джон схватил его за руку. – Будь здесь и следи за ЭТИМ! – ткнул он пальцем в сторону Эпштейна. – Он не в себе.

– А в ком?!! – возопил Брайан, но покачнулся и упал снова.

– Всё, мы пошли, – Джон подтолкнул Нила к нему. – Глаз с него не своди. И держи покрепче!

– Как я могу?.. Он главный…

– Он нажрался наркотиков! – перебил его Джон. – Он сорвет нам выступление. Делай что хочешь, но из комнаты его не выпускай, понял? Когда очухается, еще премию тебе выпишет.

Нил кивнул, и «Битлз» поспешили к выходу.

– Джон! – прохрипел Брайан.

Тот задержался. Эпштейн смотрел на него безумными глазами:

– Если ты не скажешь про бриллианты, клянусь мамой, концерт я сорву…

– Держи его крепче, – кивнул Джон Нилу и припустил за остальными.

Их встретили шквалом аплодисментов, а когда они заиграли, Джон подумал, что эта публика ему симпатична: они почти не орут и не стучат ногами. Даже слышно музыку.

Королевское ложе было достаточно близко к сцене, и Джон, прищурившись (выступал он, как всегда, без очков), видел, что и Елизавета II, и ее двоюродная сестра принцесса Маргарет с мужем, лордом Сноудоном, сияли улыбками, полными доброжелательности.

Вслед за хитами номер один «Please, Please Me» и «She Loves You» последовала «Аll My Loving»[59], которая на пластинках еще не выходила. И тут-то принцесса запрыгала и завизжала от счастья, как простая девчонка из какой-нибудь глухой провинции. А когда Пол запел трогательную до слащавости «Till There Was You»[60]из мюзикла пятьдесят седьмого года «Музыкальный человек»[61](Эпштейну сказали, что это один из любимых фильмов королевы, и он порекомендовал Полу выучить эту песню), Джон увидел, как Елизавета вынула кружевной платочек и утерла слезы умиления.

Джон чувствовал себя счастливым. Но чувство это моментально улетучилось, когда, перед «Twist And Shout»[62], он увидел за кулисами свирепую физиономию Брайана. Тщедушный Аспинолл за его спиной знаками и жалобной мимикой каялся в том, что не смог усмирить его.

Сориентировался Джон мигом. Шагнув к микрофону, он произнес:

– А следующая наша песня потребует вашей помощи. Кто сидит на дешевых местах – хлопайте в ладоши. А остальные, – он направил озорную улыбку в ложе королевы, – могут позвенеть драгоценностями.

Прозвучало это вовсе не оскорбительно, а как веселая шутка независимого человека, хорошо знающего жизнь.

Стены зала содрогнулись от хохота. Засмеялась и королева и, поднявшись, стоя аплодировала Джону.

Удовлетворенный Брайан повернулся к Нилу:

– Так-то! Разве я мог не позволить нашему мальчику сказать то, что он хочет?

Помахав пальцем перед носом Нила, он со спокойной душой отправился в гардеробную вздремнуть. А Джон, увидев, что Эпштейна нет, с блаженным облегчением закричал:

«А ну, давай, девочка!

Трясись и ори!

Давай, давай, давай, девочка!

Еще, еще раз повтори!..»[63]

По сведениям ведущего британского шоу-продюсера, управляющего Театром принца Уэльского, Бернарда Делфона, этот концерт смотрело двадцать шесть миллионов телезрителей…

Выходка Джона пришлась по вкусу всем. Аристократы восхищались «тонкостью шутки» уже хотя бы потому, что ее оценила сама Елизавета II, коммунисты уверяли, что «простой парень из Ливерпуля» поставил на место зарвавшуюся знать, а большинство просто радовались тому, что «Битлз», их кумиры, стоят наравне с королевой и могут себе позволить все, что угодно.

Тем паче, стало известно, что после концерта лорд Сноудон попросил устроителей провести «Битлз» к ним в ложу. В прессу беседа не просочилась. Она была недолгой.

Елизавета II. – Примите мою искреннюю благодарность. Давно уже я не ощущала такого подъема. Вы окунули меня в детство.

Джон. – Если попало в уши, нужно наклонить голову и попрыгать.

Принцесса Маргарет (Джону). – Я хочу вас поцеловать.

Джон (указывая на Ринго). – Лучше его. Он симпатичнее.

Ринго (указывая на лорда Сноудона). – Лучше его. Он же вам вроде как муженьком приходится…

Лорд Сноудон (кивая). – Крайне признателен.

Елизавета II (Джорджу). – А вы?

Джордж. – Что я?

Елизавета II. – Вы также остроумны, как ваши друзья?

Джордж. – Нет, я – соло-гитарист. Мне не до шуток.

Пол. – Он у нас самый маленький, мы его воспитываем.

Принцесса Маргарет. – А на сколько он вас младше?

Пол. – Меня? На девять месяцев.

Джон. – Когда Пол родился, джорджевы родители как раз…

Лорд Сноудон (перебивая его). – Я попросил бы вас… Я думаю, нам пора.

После чего принцесса взяла у них автографы – они расписались на обложке сингла «Love Me Do», и аудиенция окончилась.

Возвращаясь в гардеробную, в коридоре Пол нос к носу столкнулся с совсем молоденькой рыжеволосой девушкой и остановился перед ней, как вкопанный. Где-то он ее уже видел… И не один раз!…

Остальные, перемигиваясь, прошествовали дальше.

У нее были зеленые глаза, ее губы, казалось, были готовы рассмеяться в любой момент, а на ее ушах…

– У вас на ушах не хватает кисточек, – брякнул Пол первое, что пришло в голову.

Ее смех прозвучал, как звон серебряных колокольчиков.

– Я знаю, – ответила она, отсмеявшись, – я давно мечтаю о них… Джейн Ашер. – Она по-мальчишески протянула ладонь.

Напряженно пытаясь сообразить, откуда ему знакомо и это имя, он пожал ей руку, ответив:

– Пол Маккартни.

Колокольчики прозвенели вновь.

– Могли бы и не представляться. Кто, интересно, в Англии вас не знает? – Ее выговор выдавал принадлежность к высшему лондонскому свету.

И тут он вспомнил!

– И вы тоже могли бы не представляться! Я вас видел в теле-шоу «Джук Бокс Джури»! А еще раньше – в Гамбурге, в диснеевском «Принце и нищем»! Вы же знаменитая актриса!

– Знаменитая! – отмахнулась Джейн, но глаза ее сияли. – Прямо-таки Сара Бернар… Мне всего семнадцать лет. Хотя, мне и приятно, что вы узнали меня.

Внезапно Пол пришел в неописуемое волнение:

– То теле-шоу мы смотрели вместе с братом, – затараторил он. – Помню, Майк еще сказал мне: «Страшная штука судьба. Ведь вот какими бы мы умниками ни были, а с такими девчонками, как эта, нам даже постоять рядом никогда не доведется…» А глядите-ка, стою!..

Ему почудилось вдруг, что именно сейчас, в этот самый миг, происходит нечто очень и очень значимое.

Не упустить!!!

– Джейн, мы сейчас едем пить кофе с сандвичами, – выпалил он. – Поехали с нами? – Заметив в ее взгляде неуверенность, он твердо добавил: – Сандвичи – очень вкусные.

Джейн фыркнула.

– А куда?

– В «Роял Корт Отель», это на Слоун-Сквер, в Челси.

– И что, за кофе с сандвичами обязательно нужно нестись в такую даль?

– Нам пообещали, что там к нам никто не будет приставать, никаких журналистов и поклонников. Таких мест мало!

Джейн кивнула:

– Понимаю. Я ведь играю в театре и в кино с пяти лет…

– Ну что, едем? – Пол нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

– Если я расскажу кому-нибудь, что ужинала с «Битлз», мне вряд ли поверят. Но если я скажу, что «Битлз» приглашали меня, а я отказалась, меня уж точно посчитают лгуньей. – Она притворно вздохнула. – Придется ехать…

Пол окончательно осознал, что очарован ею.

Покинуть театр было возможно лишь потому, что их автофургон стоял в гараже на первом этаже здания. Их спустилось восемь – «Битлз», Джейн, прошедший через испарину, озноб и почти оклемавшийся Брайан, присматривающий за ним Нил и еще один тип из «Нью Мюзикл Экспресс». Без журналиста все-таки не обошлось оттого, что именно он пообещал показать тихое местечко.

Массивные металлические ворота гаража поползли в стороны и штатный водитель «Битлз» Билл Корбет двинул машину вперед. Но выехать сразу не удалось: в проем ворвалась толпа возбужденных фанатов.

Фургон медленно, рискуя кого-нибудь задавить, продвигался через бушующий людской водоворот. Удары в обшивку и рев заглушали слова, и пассажиры тревожно примолкли. Спокоен был только Брайан. Он спал.

Пол воспользовался ситуацией и, словно стремясь укрыть Джейн от возможной опасности, обнял ее и прижал лицом к своей груди. По-настоящему испуганная, она не сопротивлялась. Но как только Билл вырулил на проезжую часть и двинулся с нормальной скоростью, она высвободилась из объятий и, сев неестественно прямо, призналась:

– Я говорила, что знаю тяготы славы. Но я имела в виду вовсе не это. В меня иногда тычут пальцем на улице, но… Отчего этот ажиотаж? Вы что, какие-то особенные?

– А тебе что, детка, не нравится, как мы поем? – заносчиво спросил Джон.

– Почему?! Очень даже нравится. Вы милые и смешные. Но это не значит, что нужно, теряя рассудок и достоинство, лезть под колеса вашей машины.

– Массовый психоз, – констатировал крючконосый журналист, назвавший себя Дикси, и оглядел остальных так победно, словно все объяснил.

– Ваш брат щелкопер его и разжигает, – осадил его Ринго, которому Джейн тоже понравилась с первого взгляда. Обернувшись к ней, он добавил: – Но ты, малютка, не робей. Пока с тобой я и мои друзья, ничего худого не приключится.

Расчувствовавшись, он даже погладил ее коленку, но Пол, бормоча, – «Эй, эй!», ударил его по руке. Джейн, казалось, не замечала их маленькой перебранки. Она, словно сама с собой, продолжала недоуменно рассуждать:

– Возможно, журналисты и подлили масла в огонь, но так взвинтить массы не смогут никакие статьи и телепередачи. Тут что-то другое…

Она примолкла, потому что машина остановилась под светофором и пассажиров сильно тряхнуло.

– Толпа всегда превращается в стадо, – декларировал Джон. – За что я и ненавижу войну. Стадо на бойне.

– Я не верю в толпу, – возразила Джейн. – Нет никакой толпы, есть много людей. Вот вы, будь вы там, вели бы себя так же, как они?

– Я – нет.

– И я – нет. Почему же вы считаете остальных глупее нас с вами?

– Вы же сами их видели, – вступился за Джона Дикси.

– Да. Это невероятно и противоестественно. Тут есть какая-то тайна. Но, по всей видимости, вы и сами ее не знаете.

Тут подал голос молчавший доселе Джордж:

– Есть силы, способные заставить человека действовать вопреки воле и разуму. Отрешение от разума возвышает. Так гласит «Тибетская Книга Мертвых».

Пол удивленно глянул на него. Он уже давно заметил, что на гастролях тот часами перелистывает в номерах какие-то странные книжонки. Но тут разговор прервался, потому что они достигли «Роял Корт Отеля».

Кофе и сандвичи. Проснулся Брайан и принялся испуганно расспрашивать, как прошел концерт, и что все это время делал лично он. Джон с удовольствием сообщил, что тот выскочил на сцену голым и демонстрировал королеве свой зад.

Брайан краснел, бледнел и жалобно спрашивал окружающих: «Это ведь неправда, да? Этого ведь не было?»

«Было, было, – злорадствовал Джон, – и ты еще кричал: „Вот она – Ее Величество Задница! Она – моя! Первая задница Соединенного Королевства!..“»

Ринго спорил с Нилом о каких-то пластиках, пружинах и прочих деталях ударной установки. Дикси с диктофоном перебегал от столика к столику, и все с удовольствием хрюкали и кукарекали ему в микрофон…

Только Джейн была по-прежнему сосредоточена. Она молчала, а на попытки Пола завести разговор отвечала или односложно, или невпопад. Наконец, она спросила Джорджа:

– Что же хорошего в отрешении от разума?

Пол ревниво поерзал на стуле:

– Почему бы нам не сменить тему?

– Я – Овен, – ответила Джейн так, словно это все объясняло.

Джордж посмотрел на нее задумчиво.

– Разум мешает душе общаться с Богом, – пояснил он.

«Надо будет поговорить с ним о словах Стюарта, – подумал Пол. – Похоже, он начинает разбираться в таких делах».

– Положим, – кивнула Джейн. – Но при чем тут вы и ваши глупые песни?

– Не глупее чем у других, – слегка обиделся Пол.

– Я сравниваю не с вашими коллегами, а с Байроном и Гёте…

Джордж был последователен:

– Глупые песни помогают отрешиться от разума.

– Но все-таки, – настаивала Джейн, – почему именно вы? Пол правильно заметил, бывают песни даже глупее.

Джордж пожал плечами.

– Пока не знаю.

А Пол добавил:

– К нам пару раз привозили инвалидов и просили, чтобы мы коснулись их…

– Надо будет поговорить об этом с папой, – сказала Джейн себе самой.

Неожиданно громогласно дал знать о себе Дикси:

– Предлагаю всем продолжить общение у меня дома! Изысканные коктейли и лучшая в метрополии коллекция записей!

На том и порешили.

За коктейлями Джейн слегка расслабилась, и Пол, наконец-то, завладел ее вниманием. Точнее – наоборот, сумел разговорить ее – о театре и кино, где она играла, о литературе и поэзии, которые она серьезно изучала, о ее друзьях и родителях.

Ее отец – Ричард Ашер, оказался психиатром, ведущим специалистом больницы Сентрал Миддисекс, а мать – Маргарет, профессором музыки. Всеобщий восторг вызвало известие, что именно Маргарет Ашер учила Джорджа Мартина игре на гобое…

Понаблюдав за сидящими на диване Джейн и Полом, Джон шепнул каждому поочередно: «Оставим их. Погуляем…»

Конечно же Джейн поняла, что всеобщее внезапное желание прогуляться – не случайно. И уж тем паче понял это Пол. И Джейн не высказала желания пойти с остальными, как бы дав ему этим согласие на все, что угодно.

Но когда Пол попытался поцеловать ее, одновременно укладывая на диван, она мягко отстранила его и сказала просто, как будто даже извиняясь:

– Не надо, Пол. Я не кокетничаю. Ты мне нравишься, но я еще никогда не была с мужчиной. И я не хочу, чтобы это случилось ТАК…

И Пол, который, честно говоря, в последнее время вел себя с женщинами по-свински, удивляясь себе сам, послушно пересел в кресло со словами: «Только не обижайся. Считай, что ничего не было. Прости, я – дурак…» И они продолжили мирную беседу.

«Битлз» и Дикси катались по Лондону полтора часа, время от времени останавливаясь перед супермаркетами, прикупая выпивки и провизии. Останавливались и перед газетными автоматами. Почти во всех газетах о них что-нибудь да было. В основном – полная чушь.

Возвращаясь, Джон и Брайан держали пари. Джон, хорошо знающий Пола, утверждал, что тот уже «оприходовал девочку», а сентиментальный Брайан уверял, что «леди из высшего света – совсем не то, что ваши обычные подружки». Ставкой назначили ящик шампанского.

Остальные склонялись на сторону Джона.

– Сейчас будем пить за очередную победу красавчика Макки! – ревел тот в лифте, как и остальные держа в руках полные пакеты снеди.

Чтобы никаких сомнений не было, Дикси осторожно отомкнул дверь ключом, и они с шумом и хохотом ворвались в квартиру…

Джейн сидела на диване, а Пол в кресле.

– Наконец-то! – обрадованно воскликнул он. – А мы тут поспорили, Джон. Она утверждает, что в тексте твоей «There's A Place»[64]чувствуется влияние Уильяма Вордсворта, а я говорю, что ты и не читал его никогда…

– Мы тоже поспорили, – мрачно сообщил Джон. – И Брайан выиграл ящик «Дэми сета». – И мстительно добавил: – А «There's A Place» я у Вордсворта практически слово в слово списал.

– Это шампанское будет выпито здесь и сейчас! – провозгласил сияющий от счастья Эпштейн. – И первый тост мы поднимем «за чистоту и достоинство, присущие лучшим представителям нашей великой нации!»

– Особенно педерастам, – пробормотал Джон.

Во Францию они отправились без Брайана, тот умчался «на разведку» в США.

В Париже им показалось сначала, что встречают их с прохладцей. Прежде всего потому, что в Версальском зале «Сирано» вместо привычного скопища девушек публика в основном состояла из представителей сильной половины человечества.

Французы вели себя сдержаннее, но инцидент в отеле «Георг V» показал, что и тут психоз достиг определенного накала.

После концерта Джон шел по коридору отеля, и вдруг движущаяся ему навстречу немолодая женщина, поравнявшись с ним, остолбенела, выронила сумочку и закричала на плохом английском:

– Вы?! Не может быть?! Так и есть!!! Или нет?

Джон опешил и не нашелся, что ответить.

А женщина коснулась его лица рукой и закричала в полном восторге:

– Все-таки вы! Настоящий!!!

Тут он, наконец, очнулся и, процедив: «Это еще что такое?..» неожиданно исполнил вокруг нее дикий танец, сопровождаемый непристойными жестами.

Это был достойный ответ.

Женщина грохнулась в обморок.

В этот же день, восемнадцатого января шестьдесят четвертого года, из Нью-Йорка позвонил Эпштейн: сингл «„I Want To Hold Your Hand“ занял первое место в американском хит-параде!..»

До сей поры номера британских музыкантов не поднимались в заокеанских списках популярности выше пятнадцатого места. Немудрено, что «Битлз» пришли в неистовство, вылившееся в бойню на подушках в номере отеля.

Умилительные снимки «случайно» оказавшегося при этом журналиста облетели весь мир.

А двадцатого января американская фирма «Кэпитл» выпустила альбом «Meet The Beatles!»[65], по содержанию почти совпадающий с недавно вышедшим в «Парлафоне» диском «With The Beatles»[66]. И сингл, и альбом к третьему февраля стали в Штатах золотыми.

Что окончательно рассеяло опасения Эпштейна.

В Америку! Столица мира будет у наших ног!

Пол всерьез отговаривал Брайана от этого шага. «Во Франции и то мы не слишком нужны, – говорил он, – а в Америке и без нас есть все что угодно…» Но менеджер был непоколебим. И «Битлз», и Брайан вернулись в Лондон и принялись за подготовку. А через три дня, седьмого февраля, рейсом 101 «Пан Америкэн» они вылетели в Нью-Йорк.

Впервые Джон взял с собой на гастроли и Синтию.

Все они по-настоящему нервничали. Провалиться в Штатах было легко. И этот провал мог серьезно изменить существующее положение. Так совсем недавно уже случилось с Клиффом Ричардом.

И вот самолет приземлился на взлетную полосу аэропорта «Кеннеди». «Битлз» вышли на трап…

Давненько они уже не видели перед своим самолетом такую жалкую горстку встречающих. Да и те были – репортерами…

– Очень теплый прием, – заметил Джордж, зябко ежась от налетевшего промозглого ветра.

Брайан почувствовал себя дурно. Но, сделав хорошую мину при плохой игре, скомандовал:

– Уберите с лиц меланхолию. Улыбайтесь! Это пойдет в газеты!

– А стоит ли? – саркастически спросил Пол, думая – «это начало конца», и смерил менеджера уничтожающим взглядом.

– Может, лучше отдохнем? – улыбаясь уголками губ, предложил Джордж. – Похоже, здесь это получится…

– Делайте, что я сказал! – рявкнул Эпштейн и, скорчив елейную мину, первым помахал ручкой.

Засверкали фотовспышки, и «Битлз» с вымученными улыбками ступили на благословенную землю Америки.

До здания аэровокзала их сопровождал полицейский эскорт, но было непонятно, от кого их готовятся защищать.

– Мы арестованы, – сумрачно пошутил Джон.

Но вот они вошли в здание и остановились. Такого скопления народа в одном помещении они не видели никогда в жизни. Стало ясно, что просто наученная бороться с масштабными беспорядками американская полиция не позволила встречающим перейти рубеж здания. И вся эта толпа взорвалась истошными воплями.

«Мы любим вас, „Битлз“! Да, мы любим вас!!!» – орали люди и тянули к ним руки. – «„Битлз“ – навсегда!!!»

Кода они проходили по узкому коридору, образованному выстроившимися в два ряда полисменами, какая-то девушка, слишком далеко высунувшаяся за перила балкона третьего этажа, перевалилась через них и только чудом не упала вниз: стоявшие рядом поймали ее за полы плаща. Но втянуть наверх смогли не сразу.

Словно не замечая смертельной опасности, девушка висела вниз головой и кричала: «Джон Леннон, я люблю тебя! Я люблю тебя!..» Кто-то подхватил: «Ши лавз ю, йе-йе-йе!!!», и тысячеголосый хор стал скандировать эту строчку.

– Ох уж эти мне американки, – сказал Джон и расправил плечи. Привычное чувство опасности взбадривало. Ведь эта опасность проистекала от слишком уж высокого уровня обожания…

Их провели на второй этаж в специально подготовленный конференц-зал. Ринго выглянул в окно и почти с ужасом ткнул туда пальцем: «Гляньте-ка…» Границы колышущегося людского моря утопали в снежном тумане. Один из их провожатых сообщил: «Уже подсчитали. Примерно двести пятьдесят тысяч человек…»

– У них очередная война Севера с Югом, – пояснил Джордж. – За отмену равноправия и введение рабства.

Джон высунулся в окно и крикнул:

– Привет Америке!

В ответ раздался такой мощный рев, что зазвенели стекла аэропорта…

Их усадили по местам, и около двухсот журналистов наперебой, стараясь перекричать друг друга, принялись задавать вопросы. Пресс-конференция то и дело прерывалась взрывами хохота.

– Как вам понравились американцы?

Джордж. Аборигены похожи на людей. Следует признать.

– Вы нам споете что-нибудь?

Джон. Нет.

– Что, не умеете?

Джон. Деньги вперед.

– В одной из ваших песен упоминается Бетховен. Как вы к нему относитесь?

Ринго. Мне нравится. Особенно его стихи.

– Каково ваше отношение к организованному в Детройте движению за уничтожение «Битлз»?

Пол. Мы уже организовали движение за уничтожение Детройта.

– Чем вы объясняете свой успех?

Джон. – У нас есть пресс-секретарь.

– А серьезно?

Джон. – Если бы мы знали, мы бы собрали другую группу, а сами стали бы менеджерами.

– Как вы находите Америку?

Ринго. – Летим в сторону Гренландии, потом сворачиваем налево.

– Планируете ли вы запись антивоенных песен?

Джон. – У нас все песни – антивоенные.

– Почему в них так много личных местоимений – «я», «мне», «тебя»?..

Джордж. Вы считаете, нам нужно петь, «Я хочу держать ЭТО за руку?»

– Хотелось бы вам просто так прогуляться по улице, и чтоб вас никто не узнавал?

Джон. Мы это делали много раз, когда у нас еще было пусто в карманах. Удовольствие так себе.

– Пишут, вы хотите снять фильм. Вы уже подобрали кого-нибудь на главную женскую роль?

Джордж. – Хотим пригласить королеву. На нее пойдут.

– Говорят, на ваших концертах из-за воплей зрителей не слышно музыки. Что вы делаете в такой ситуации?

Пол: – Отдыхаем. Молча открываем рот. Все равно, не слышно.

– Когда вы стриглись в последний раз?

Джордж. – Вчера.

Ринго. – Вы бы на него позавчера посмотрели!.

– Многие американцы считают вас копией Элвиса Пресли. Но то, что он делает в одиночку, вы можете только вчетвером…

Когда прозвучала эта фраза, Джон онемел. Он преклонялся перед Элвисом и именно сравнения с ним боялся больше всего, уверенный, что итог будет не в его пользу. Пол и Джордж, тоже переглянулись в замешательстве.

Неожиданно выручил Ринго.

– О, да! – воскликнул он, вскочил и, характерно вихляя бедрами, пропел знаменитую преслиевскую припевку: – Шуба-дуба!..

Остальные трое подпрыгнули как по команде и, так же вульгарно пританцовывая, подхватили:

– Шуба-дуба!..

Журналисты покатились со смеху. Первый круг ада был пройден. «Битлз» и тут теперь считали «своими в доску».

Они остановились в отеле «Плаза».

При закрытых дверях Эпштейн встретился со своими деловыми (и не только) американскими партнерами – адвокатом Дэвидом Джейкобзом, конечно же гомосексуалистом, и молодым менеджером Никки Берном. Эти двое вели рекламную компанию «Битлз» в США.

В компанию входила и распродажа различных товаров – маек, значков, открыток и воздушных шариков с изображением четверки, кукол «Битлз», париков и многого другого. По договору, от продажи этих товаров самим «Битлз» причиталось десять процентов прибыли. (Когда об этом узнал Пол, он схватился за голову: «Нас ограбили!»)

Ник Берн вручил Брайану чек на девять тысяч семьсот долларов. «Негусто… – подумал Брайан, вспомнив, что почти каждый в многотысячной толпе встречающих имел что-нибудь связанное с „Битлз“. Но он привык строить деловые отношения на доверии, к тому же он не мог представить, каким образом мог бы узнать реальную прибыль. – Похоже, Пол был прав…» Но хладнокровно спросил:

Дата добавления: 2015-07-18